Не допускать смешения человеческого и божественного — вот то, что отличало непорочного человека.

Мудрость Лао-цзы, 45

 

Критическое рассмотрение конфуцианства заставляет признать, что Конфуций пытался восстановить порядок в обществе, погрязшем в жесточайшем конфликте. C этой точки зрения хаотичность человеческого бытия уменьшилась. Однако задача любой философской системы — давать четкую картину мира и предоставить принципы, которые работают в повседневной жизни. Конечная же цель конфуцианства — помочь людям сделать свою жизнь благополучней и здоровей — не выдерживает критики по многим направлениям.

Расхождение между классическим даосизмом и конфуцианством начинается с веры Конфуция в то, что человек неизменно разумен. Конфуций полагал, что, если воспитать народ в духе Пяти Отношений и Пяти Ключей, разумный человек и вести себя будет соответственно. Для критически настроенного даоса факты окружающего мира опровергают логичность такого подхода. Если бы разумность являлась частью человеческой сущности, зачем бы Конфуций ставил необходимость манипуляций на первое место? И откуда в Китае столько проявлений хаоса и насилия, если врожденная разумность человека должна естественным образом сдерживать подобное поведение?

Несмотря на романтическое желание считать, что человечество обладает скрытой «добродетельной» сущностью, по-даосски непредвзятый взгляд на историю — ту историю, о которой сетовал Конфуций, — выявляет иное. На протяжении всей истории, как было и в конфуцианском Китае, глубоко коренящееся иррациональное поведение вносит в жизнь хаос, страдание и абсурд. И такое положение не было заблуждением, которое должна была развеять конфуцианская пропаганда, — это сама сущность бытия человека.

Основная часть этого бытия включает в себя эмоциональную составляющую, которая не подчиняется логике. Конфуций создал искусный механизм подавления этих естественных человеческих эмоций. Не прибегая к насилию, он построил общество послушных роботов. Но для даоса, пребывающего в поиске пути, истоки которого лежат в естественной природе личности, предписания Конфуция выглядят пугающе. Они подобны попыткам заставить льва стать ягненком или тигра — антилопой.

Даже несмотря на то, что Конфуций использует такое мирное средство пропаганды, как образование в противовес более сильным методам завоевания аудитории, даос рассматривает конфуцианство как учение вражеское, прибегающее к обману для достижения своих целей. Для человека Дао правители-конфуцианцы, затуманивающие реальность, столь же опасны, как нацистские штурмовики, ломящиеся к нему в дом. А то, что конфуцианцы внешне намного привлекательней нацистов, делает их лишь еще более опасными. Поэтому даос классического типа считает битву за естественные ценности (и против напора конфуцианской традиции) сражением за свою душу.

Как уже говорилось, критически настроенный даос бдительно следит за проявлениями лицемерия, которые являются симптомами более глубинных пороков. К сожалению, и тут у конфуцианства есть проблемы. Конфуций хотел облегчить страдания народа в целом, а создал общество роботов под властью правящей элиты. Такое порабощение было выгодно небольшой группе правителей, и конфуцианство расцвело в Китае потому, что было принято и упрочено правящими классами, которым оно принесло пользу. Правители оценили небывалый успех этого учения, управляя обширной империей посредством манипуляций.

Однако факт остается фактом: несмотря на воздействие конфуцианского учения в течение тысячелетий, китайцы все так же продолжают страдать от преступности, насилия и всевозможного обмана. Успех обошел конфуцианство стороной даже в решении одной из самых важных его задач. Скажем, то внимание, которое уделяется в конфуцианстве образованию, никоим образом не способствовало обучению простых людей навыкам чтения и письма, и вплоть до XX века большинство населения Китая было неграмотным. Так что в этом отношении, как и во многих других, Китай оставался неизменным и при конфуцианстве. При всех своих грандиозных притязаниях эта философия всегда была всего лишь средством управления народом в интересах правящего класса — колоссальной ложью, которая длится уже свыше двух тысяч лет.

За красивым фасадом конфуцианства скрываются его темные стороны, используемые в наше время для поддержки бесчеловечно-репрессивных режимов. Например, три поколения русских пребывали под властью советской системы, которая, в сущности, использовала методы конфуцианцев — включая систему образования, пропаганду и государственное регулирование всего, что можно. Хотя советские революционеры никогда сознательно не копировали конфуцианскую систему, они использовали ее принципы для управления обществом.

Обратившись к одной из важнейших конфуцианских идей, Советы обрабатывали граждан с помощью систематического образования и широковещательной пропаганды, которая проводилась с помощью средств массовой информации. При этом ставилась задача убедить население, что коммунистическое правительство и социалистическое общество — лучшие в мире. Также бросается в глаза сходство между теми ценностями, что нес миру Конфуций, и ценностями Советов, как они обрисованы в «Моральном кодексе строителя коммунизма». В этом тексте утверждается, что «человек человеку друг, товарищ и брат» и предписываются «гуманные отношения и взаимное уважение между людьми». Советских людей также учили тому, что их первейший долг — это забота о благе общества, тогда как личное благосостояние — глубоко вторично; такова была директива для граждан, чрезвычайно похожая на учение Конфуция о Пяти Отношениях.

Если Конфуций учил, что каждый человек рождается изначально добрым, то советская доктрина утверждала, что честность отзовется процветанием масс. Конфуций проповедовал, что приверженность его системе порядка вызовет процветание экономики и обретение счастья гражданами; то же самое делали Советы во время революционных событий 1917 года, обещая счастье и процветание посредством перераспределения богатства «каждому по потребностям». Советы использовали пропаганду, как Конфуций — образование: ценности неустанно вдалбливались всем слоям общества, начиная, разумеется, с семьи. Коммунисты придавали такое большое значение «народному просвещению», что Ленин отвлек драгоценные средства, предназначенные для закупки оружия и защиты революции, на постройку и работу агитпоездов. Он смекнул, как когда-то Конфуций, что победа революции зависит от того, насколько завоеваны умы и сердца народа.

Советский научный атеизм, узурпировавший власть Господа Бога, привел в конце концов к краху системы. Советская доктрина строилась на том, что рациональная сущность человека не нуждается в Боге. Как следствие, религиозные институты были уничтожены, а в качестве высшей власти вместо Бога выступило правительство. Однако такая подмена повлекла за собой неожиданный результат: граждане начали считать, что власть отвечает за их благосостояние. «Воли Божьей», на которую можно было возложить ответственность за тяжелые времена, больше не было; тяготы кризисных периодов, вызывавших народное недовольство и отчаяние, несло на себе правительство. И, как следствие, экономический кризис 1980-х привел к коллапсу советской системы. Конфуций был более осторожен в своем общественном строительстве и избегал обсуждения вопросов религии.

Сравнение с Советским Союзом служит не только наглядной демонстрацией того, как с помощью конфуцианских идеалов можно создать общественный строй, губительный для граждан, но еще и уроком для изучающих Дао. Если конфуцианство существует уже больше двух тысяч лет, советской системе хватило чуть более семидесяти, чтобы прийти к краху. Присвоение прав религии властью — одна причина; другая причина — физическое подавление людей. Конфуций понимал, что правители могут достичь быстрых результатов с помощью насилия, однако более мягкий подход — обучение ценностям социума — создаст более жизнеспособную систему. Такое понимание избавляло от грубых методов угнетения (вроде массовых репрессий), которые были столь привлекательны для Советов. Этот исторический пример показывает, что осторожная манипуляция умами дает больше возможностей для управления людьми, чем физическое насилие. По существу, один из самых мощных инструментов государства — это создание заблуждений и смуты в умах граждан. Вот почему Лao-цзы и Чжуан-цзы из своей глубокой древности предостерегают нас относительно ценностей, насаждаемых социумом. Большинство этих ценностей со всею неизбежностью работают против личности, приводя ко все большим личным заблуждениям и страданиям.

Конфуций выступал защитником философии, поощрявшей благородное поведение, которое способствовало совместному существованию людей в обществе. В идеале общество должно относиться с уважением к благородному мужу и не становиться у него на пути. Более того, конфуцианский благородный муж должен служить положительным примером для людей своего круга (ли), распространяя благородные манеры по всему обществу, подобно опасному гриппу. К несчастью, в мире царят иррациональные законы природы, которые не признают точку зрения благородного мужа. Этот благонравный джентльмен быстро станет жертвой уличных преступников в Нью-Йорке. Хищники, хоть в человеческом, хоть в животном обличье, всегда распознают легкую добычу по внешним проявлениям мягкости и пассивности. Во время столкновений и конфликтов пассивность и благородное поведение — удел трусов. Жизнь требует постоянной борьбы — ментальной, физической и духовной.

Конфуцианское благородное поведение сродни буддийскому удалению от мира за стены монастыря; и то, и другое несостоятельно с философской точки зрения в реальном мире. «Благородная мишень» — это то же, что «мишень, в которую легко попасть». Реальность показывала и показывает, что ничто так не умножает страданий, как превращение в такую мишень. Тем не менее конфуцианцы считают это добродетелью. Для даоса, который хочет научить других, как жить лучше, пропаганда добродетели, делающей человека легкой добычей, является полной противоположностью его замыслу. Жизнь жертвы — это жизнь заблудившейся, сбив- шейся с пути души, которую швыряет по волнам, подобно судну без руля. Это не путь к духовности — это дорога в ад еще при жизни!

Рецепт общественного порядка, согласно Конфуцию, зиждется на постоянном утверждении Пяти Отношений. C помощью такого подхода народ учился уважать старших в семье и чиновников в государстве. Прекрасный в теории, на практике этот принцип куда менее надежен: из невежественной молодежи вырастают невежественные взрослые, а у государственных служащих есть предрасположенность к бюрократическому мышлению и коррупции. И вновь идеальный мир разума и порядка, выстроенный Конфуцием, не согласовывается с грубой правдой реальности. C какой стати здравомыслящий молодой человек должен слушать старшего, у которого в голове туман? Седина сама по себе еще не гарантирует ума. C какой стати граждане должны слепо повиноваться коррумпированному правителю? Как мог Конфуций, имея опыт общения с правителями, построившими общество, где царил беспорядок, предлагать систему общественных отношений, подчиненную все тем же правителям?

Даже сам Конфуций вынужден был отказаться от государственной должности из-за крушения иллюзий и смятения чувств. Разве не прекрасная иллюстрация базовой проблемы социальной иерархии, построенной на неестественных достоинствах старшинства и занимаемой государственной должности? Если уж самому Конфуцию невмоготу было переносить такую систему, то стоило ли ожидать, что последователи отнесутся к ней как-то иначе?

Даос смотрит на этот мир скептически. Какие бы красивые слова ни произносились рядом с ним, даос постоянно проверяет, не расходятся ли поступки других людей с их уверениями в дружбе и поддержке. Даос начнет полагаться на верность людей только после того, как посмотрит, каковы были их благие деяния в прошлом. К вящему ужасу конфуцианцев, даосы с особым подозрением относятся к общественным соглашениям, которые почти всегда навязывают ценности, противоречащие интересам личности. Те ценности, к которым конфуцианцы относятся с наибольшим уважением, вызывают в даосах наибольшее отвращение. Даос видит, что проявления верности, основанные на Пяти Отношениях, приводят к жизни, полной горького разочарования и непрерывных страданий.

Одна из любимых конфуцианских теорий утверждает необходимость использования вэнь (искусства, литературы, вообще культуры) для совершенствования скрытой добродетельности человека. Конфуций полагал, что занятие искусствами отделяет человека разумного от дикости животной природы. Это был важнейший элемент его плана по облегчению страданий народа, однако в конфуцианском обществе Китая мало кто мог интересоваться чем-нибудь еще, кроме насущных вопросов выживания. Народу приходилось работать на полях по двадцать часов в день семь дней в неделю, чтобы обеспечить свое существование. Конфуцианский рецепт добродетельности, достигаемой посредством искусств, был пустым звуком для этого народа, обреченного на тяжкий труд. Непредвзятое рассмотрение понятия вэнь обнаруживает его предательский по отношению к простому человеку характер. Со своего академического насеста Конфуций объявляет, что большинство населения страны, не располагающее избытком времени для изучения искусств, не соответствует критериям добродетели. То ли небывалое лицемерие, то ли полный отрыв от реальности дали Конфуцию возможность предлагать искусства обществу, в котором люди мучительно боролись за выживание.

И, наконец, Конфуций советовал придерживаться срединного пути, преодолевая трудные задачи жизни. Классический даос признает, что избегать любой чрезмерности — это благо (как говорил сам Лао-цзы, объясняя свои «Три сокровища»[9]), однако, если следовать срединному пути слепо, это может привести к опасным последствиям. Жизнь — это яростное сражение личности за свою свободу, и срединный путь никак не может быть способом подготовки человека к этой войне. Отличительная черта даосских храмов — изваяния божеств, изготовивших к бою свое оружие и облаченных в доспехи. Это наглядное воплощение идеи о том, что любое противоборство требует стопроцентной отдачи, будь то в бизнесе или в схватке. Не существует такого явления, как мягкий конфликт; вооружайтесь, потому что сражение мирным не бывает!

Хорошие парни не всегда побеждают, потому что любое столкновение требует концентрированного усилия. Срединный путь — это всего лишь путь заблуждения; зачастую это путь неудачника. Спросите любого профессионального спортсмена, насколько уместен срединный путь в его подготовке к соревнованиям. Вероятнее всего, он готовится с напряжением и энтузиазмом — то есть в полном противоречии с тем, чему учил Конфуций.

Задачи, которые ставит перед нами жизнь, столь нелегки, что обретение собственного пути требует огромного рвения. Сражаясь за ясность в жизни, ученик, всерьез изучающий Дао, вырабатывает такое видение мира, которое не соотносится с ценностями обывателя. Срединный путь — это пространство, в котором обывателю проще и в интеллектуальном отношении безопасней слиться с утешительными заблуждениями общества. Но взамен срединный путь Конфуция требует, чтобы человек стал роботом. Классический же даос преклоняет колени перед вооруженными богами и просит помощи в жесточайшей битве за обретение своего пути — пути, даже не пересекающегося с конфуцианским.

 

ГЛАВА 4

Принципы Дао