Я отодвинул машинку и пошел в кабинет управляющего директора. Я услышал свой голос, который громко, с отчая-нием объявил: “Я убираюсь отсюда к чертовой матери”.

По тону моего голоса он сначала подумал, что я увольняюсь с работы. Но когда он понял, что мне нужен лишь временный отдых, он очень любезно устроил все необходимое: отпуск, деньги и все прочее. Когда я паковал чемоданы, чтобы уехать в Лондон (куда еще могут ехать в такой ситуации бывшие жители колонии, подобные мне, кроме Лондона?), мне пришла другая мысль. Я сказал жене, что понервничал, что на самом деле мне нужно всего лишь несколько дней отдыха в горах, что мне нужно отменить свою поездку в Лондон и остаться на Цейлоне. Но она, зная мои противоречия, настояла на том, чтобы я поехал. “Если ты поедешь в горы и затем вернешься к работе, ты будешь жалеть, что не поехал в Англию, хотя у тебя была возможность”, - сказала она.

* * *

Я прибыл в Лондон теплым летним июньским днем и сразу же поехал в Кумб-Спрингс, чтобы встретиться с Джоном Беннеттом, которого я знал около семи лет. Когда я вошел в дом, я заметил явные изменения в окружающей атмосфере и людях. Все казались гораздо более непринужденными по сравнению с тем, какими я их знал. Целомудренных набожных лиц, которых я так часто встречал здесь прежде, не было и в помине. Люди смеялись и разговаривали гораздо громче, чем когда-либо слышали эти осыпающиеся стены. Большинство женщин сменили свою мешковатую одежду на легкие ситцевые платья, а на некоторых даже было немного грима. Я обошел дом и пошел через лужайку к старому дубу, где, как мне сказали, я могу найти Джона Беннетта. Со мной заговорили два англичанина. Это крайне удивило меня, но я был ошеломлен еще больше, когда появился Джон Беннетт и, увидев меня, закинул голову и расхохотался.

 

Я был изумлен. Здесь было чему удивляться. Джон Беннетт - Мистер Б. для тысяч учеников во многих странах мира, образец серьезности и целеустремленности, - никогда раньше не смеялся в моем присутствии. Он мог улыбаться и даже снисходительно фыркать, но, насколько я знал его, раскатистый хохот был совершенно чужд ему. Я спросил: “Что происходит, мистер Б.? Что-то сейчас изменилось в Кумбе. Люди, вы - все ведут себя несколько странно. Что за стиль? И что это вас так рассмешило?”

 

Джон Беннетт ответил: “Пойдем, пойдем наверх в мой кабинет, и я скажу, что изменилось”. Мы сидели в его комнате с книгами по всем стенам, как это было во время моих многочисленных визитов в Кумб, и я рассказывал ему об импульсе, который заставил меня поехать в Англию. Я рассказал ему о нашей группе самоанализа на Цейлоне и нашем ощущении безысходности. Я спросил его об обещании помощи, которая должна прийти. Когда? Откуда?

 

- Помощь пришла, - ответил Беннетт тем апокалиптическим тоном, который всегда завораживал и пугал меня. Я боялся, что сейчас последует звенящее тягостное молчание. Но Джон Беннетт продолжал:

 

- Позвольте мне рассказать вам историю... - и последовал известный теперь рассказ о том, как много лет назад ему сказали о приезде человека из “голландской Вест-Индии”, чтобы помогать нам и направлять в наших духовных устремлениях.

 

- Он сейчас в соседней комнате. Его зовут Мухаммад Субу. А сейчас вы должны решить, будете ли вы продолжать заниматься тем, что делали до сих пор, или хотите получить контакт Субуда. Для многих это оказалось нелегким решением, - сказал он.

 

- Для меня нет никаких сложностей, мистер Б., - сказал я. - В том состоянии, в котором сейчас нахожусь, я готов ограбить любой храм, если это поможет достижению моей цели. Но скажите, почему вы засмеялись, когда меня увидели? - настаивал я.

 

- Я скажу вам, почему. Когда Пак Субу приехал сюда, среди первых вопросов, которые он задал мне, был вопрос, нет ли здесь кого-нибудь из Цейлона, кто интересуется такими вещами. Я сказал ему, что есть маленькая группа в Коломбо. Я высказал предположение, что передать им новости в письме будет довольно затруднительно. Но Пак Субу только улыбнулся и сказал: “Не беспокойся. В течение двух-трех недель что-то произойдет”.

 

- И я был тем что-то? - спросил я.

 

На этот раз я рассмеялся вместе с ним, и теперь все было как будто хорошо. Меня отвели в комнату внизу, которая позже стала гостиной Бапака. Там было еще три человека: мистер Киббл из Кипра, южноафриканец и американец. По поводу такого явного интернационализма Джон Беннетт заметил, что это является доказательством правильности выбранного нами пути. Затем зашел индонезиец. Он был одет, как индонезийский бизнесмен. Он курил манильскую сигару. Я сказал себе: “Нет. Не может быть. Как может святой человек выглядеть подобным образом?” Он потушил сигару, улыбнулся нам и заговорил. Джон Беннетт переводил. Он посоветовал нам закрыть глаза и расслабиться.

 

Через сорок пять минут нас отвели в кабинет, и Джон Беннетт спросил, почувствовали ли мы что-нибудь. Киббл сказал, что у него было глубокое чувство расслабления. Я сказал, что я почувствовал только скуку, но мне бы хотелось продолжить.

 

В течение еще семи дней я ездил в Кумб из Лондона. Я совершенно ничего не чувствовал. Я слышал и сознавал, что другие, выполняя упражнение, ходили вокруг, танцевали, плакали, истерично смеялись, что-то бормотали, вращались как дервиши, падали как подкошенные, а Иксан Ахмад напевал: “Ав-ва, Ав-ва, Ав-ва”. Один человек, который обычно приезжал в Кумб в котелке и полосатых брюках, всегда становился рядом со мной, весь собранный, готовый начать, и через пять минут я уже слышал, как он шипел: “Чу-у, чу-у, чу-у”, сначала медленно, затем быстрее, а потом он носился по комнате, как поезд: “Чу-у, чу-у, чу-у... у-у-у-у-у!” Я смеялся, пытаясь подавить смех внутри, до боли в боках.

 

Но каждый вечер я чувствовал себя ужасно, так как дни шли, а я не получал контакта, который, как теперь был убежден, многие другие определенно получили, если судить по звукам, которые они издавали во время выполнения упражнения, и по тому, что они говорили о своих ощущениях. Я не сомневался, что их движения были непроизвольными, ибо если бы это было притворство, они бы наверняка предпочли более изящные позы и издавали звуки, более подходящие для духовной практики. Я спрашивал себя, как могу привезти в себе эту силу на Цейлон и передать ее другим, если я сам ее не получил.

 

Однажды утром, в состоянии острой внутренней боли, я пошел на встречу с Паком Субу. Я отпечатал несколько предварительных и десять вспомогательных философских вопросов. Я хотел составить для себя цельную картину и тщательно разложить все по полочкам. Иксан переводил. Я сказал Паку Субу, что присутствовал на семи латиханах и ничего не почувствовал.

 

- Как я могу передать этот контакт группе в Цейлоне, если сам я его еще не получил?

 

- Что навело тебя на мысль, что привезти его на Цейлон - твоя задача? - спросил Бапак.

 

- Мистер Беннетт сказал, будто он почувствовал, что этот мой приезд сюда не случаен...

 

- Может быть и так. Но это не твоя работа. И не Бапака. Это работа Бога. Если Бог хочет, чтобы ты был тем человеком, который откроет людей на Цейлоне, Он позаботится о том, чтобы ты был оснащен для этой цели. Если нет - тогда это не твоя ответственность.