Время, когда родилась Шри Матаджи, было временем расцвета Британского правления. Здесь уместно упомянуть о том, как и почему британцы пришли в Индию.

В 1955 году голландцы, которые торговали с Великобританией специями, подняли цены на каких-то пять шиллингов за фунт. Это подтолкнуло британских торговцев создать собственную компанию в Англии. Компания получила своё официальное утверждение 31 декабря 1599 года, когда королева Елизавета I подписала королевский указ, дающий компании исключительные права торговли со всеми странами за Мысом Доброй Надежды на начальный период в 15 лет.

Восемью месяцами позже пятисоттонный галеон под названием "Гектор" бросил якорь в маленьком порту Сурат севернее города Бомбея (теперь Мумбай). Это случилось 24 августа 1600 года. Капитан Уильям Хокинс был капитаном корабля. Так как он слышал о процветающих и богатых индийцах, он начал исследования внутренних территорий страны на предмет рубинов, алмазов, золота, а также перца, имбиря и индиго, которые имелись в изобилии.

В конце концов он прибыл ко Двору Императора Дж a хангира (1569 — 1627), который правил 70 миллионами подданных. Император Дж a хангир, слабостью которого было его гостеприимство, принял капитана с распростёртыми объятиями. Могольский император не только сделал его членом королевской семьи, но также осыпал его подарками, среди которых была очень красивая девушка из его гарема, позднее крещенная в американской миссии.

Император также подписал "фирман" (указ короля), позволяющий Восточно-Индийской компании открыть торговый склад около города Бомбея, обычно известного как Мумбай, что означает Мать-Амба. Именно таким образом британцы прибыли в Индию и изменили названия городов, так как они не могли правильно произносить индийские названия. Мой отец часто говорил, что обучить индийскому языку англичанина - трудная задача. Один человек хотел знать, как сказать своему слуге открыть или закрыть дверь. Мой отец сказал ему предложения на хинди, как открыть дверь: "давазе кхол де" (сказанное на английском: " There was a cold day "), и как закрыть дверь: "давазе банд кха" (сказанное на английском: " There was a banker "). Он сказал, что это будет совершенно понятно.

Вскоре британский бизнес расцвёл. Ежемесячно два корабля выходили из индийских портов в Великобританию, гружёные специями, камедью, сахаром, шелком-сырцом, хлопком, муслином и индиго, а обратно возвращались с толпами английских предпринимателей, страстно желающих открыть своё дело в Индии. Ничего не подозревающие индийцы приветствовали британцев с распростёртыми объятиями по двум причинам. Во-первых, они были очень наивны и их соблазняли большие обещания английских торговцев, а во-вторых, британцы не показывали скрытых мотивов. Фактически, сначала они были заинтересованы в торговле и бизнесе. Как только они увидели колоссальный потенциал индийского бизнеса, они начали политическое и административное внедрение. Привлечение к политике мелких правителей дало им доктрину "Разделяй и властвуй" и, таким образом, начался процесс распространения британского правления.

Как следствие, за торговцами и предпринимателями в Индию стали проникать небольшие отряды британских войск. Так как они были заинтересованы в джуте и джутовых изделиях, их внимание сфокусировалось на Бенгалии и соседних территориях, которые являлись основными производителями джута. Так как некоторые из заминдарас (землевладельцев) отказались давать разрешение британцам на выращивание джута и торговлю джутом на их земле, создалась ситуация открытой конфронтации. Один землевладелец, владевший землёй около Пласси, рядом с Бенгалией, выгнал нелегальных британцев со своей земли. Британцы отомстили. Генерал Роберт Клайв, возглавлявший британскую армию, развязал кровавую войну. Она была известна как война Пласси.

Исторически война Пласси оказалась поворотным моментом или, так сказать, началом британского империализма. Мелкие потасовки среди правителей, провоцируемых британцами, делали их лёгкой добычей хитрых и коварных англичан. Их политика "разделяй и властвуй" приносила большие дивиденды. Их образ действия заключался в подстрекательстве к борьбе между двумя правителями. Они принимали сторону одного, предлагали ему немного дополнительной земли и затем собирали плату за обеспечение защиты. Таким образом, правитель хотя и считался владельцем земли, но был рабом британцев, так как обязан был платить. Простые и честные индийцы не могли понять этот трюк, пока британцы не стали фактически править страной. Такая ситуация непрерывно продолжалась вплоть до 1857 года, то есть около 256 лет после их приезда в Индию.

В 1857 году Рани Лакшмибай из Джханси объявила войну британцам.
(19 ноября 1828 — 17 июня 1858) — национальная героиня Индии, рани(княгиня)княжества Джханси,руководитель Сипайского восстания, символ индийского сопротивления деспотизму англичан.
 По иронии судьбы, хотя индийцы были в большинстве, у них не было ружей и пушек, как у британцев. Рани из Джханси воевала мечами и луками, сделанными вручную. Индийцы проиграли войну. Британцы расценили это как восстание и бунт против британского господства. Королева Джханси проиграла войну, но ошеломила британцев, и они сказали: "Мы победили Джханси, но настоящая героиня - храбрая Лакшмибай". Для индийцев это было

началом борьбы за освобождение. Эта революция началась с отдельных мятежей. Но как только усилилась британская жестокость и беспощадное убийство невинных, желание индийцев бороться за свободу так же усилилось. Чем больше британцы подавляли движение, тем сильнее оно проявлялось. К концу 19 века британцам пришлось признать, что рано или поздно им придётся покинуть Индию. Первая мировая война в начале 20 века дала передышку британцам, так как приоритеты изменились, и даже индийцы решили участвовать в войне. Но когда война кончилась, многие великие лидеры собрались вместе.
На сцене появился Махатма Ганди (1869 — 1948), и индийцы сплотились вокруг него, как если бы он был мессией.

Это было в 1925 году, когда мой отец увидел Махатму Ганди в первый раз. Однажды вечером, когда он возвращался из суда в Чиндвару, по дороге на железнодорожную станцию в Нагпуре он увидел огромное скопление людей в Катхурчанд Парке. К собранию

Обращался хрупкий на вид человек. Он узнал, что тот, кто обращается к собранию - Махатма Ганди. Как упоминалось ранее, мой отец был националистом и слышал о Махатма Ганди, о его движении ненасилия. Из-за любопытства отец остался на собрании. Махатма Ганди говорил о рабстве у британцев, о праве Индии на свободу, и о том, что каждый уважающий себя индиец должен присоединиться к движению ненасилия, так как все они были в рабстве на своей собственной Родине.

Воздействие его речи на моего отца было огромным не только потому, что он был ярым националистом, но также потому, что он твёрдо верил, что жить, уважая себя, невозможно, если ты раб. И хотя ему было дано звание британца, и хотя он был христианином, что означало много привилегий при британском режиме, он чувствовал необходимость восстать против британцев.

Возвращаясь в Чиндвару, он взвешивал все за и против присоединения к националистическому движению ненасилия. Он посоветовался с моей матерью, которая также была против рабства. В результате оба решили навестить Гандиджи в его ашраме в Севаграме (около 80 км. от Нагпура). Моя мать Корнелиябай рассказывала, что Гандиджи произвёл на них обоих большое впечатление ясностью мышления, сильной верой и убеждением, которые он имел в движении ненасилия. Он побуждал моего отца Прасадрао присоединиться к Конгрессу. У британцев не было законного права управлять Индией и было священным долгом всех индийцев выкинуть британцев, которые правили Индией без святости, здравомыслия или полномочий.

Встреча оказала необходимое воздействие. Мой отец вернулся из Севаграма в Чиндвару. И моя мать позже рассказала мне, что во время возвращения мой отец выглядел решительным и говорил очень мало. Очевидно, что-то работало в его уме. Первое, что он сделал по возвращению в Чиндвару - сжёг публично, на открытой площади все европейские костюмы. Как упоминалось ранее, мой отец очень любил одежду, но так как он теперь собирался вступить в Конгресс, он хотел быть конгрессменом во всех аспектах. Сожжением всех костюмов публично он показал, во-первых, полную непривязанность к дорогим вещам, которые он имел, а также полную непривязанность к деньгам, потраченным на них, и, наконец, полную непривязанность к потере положения, так как он теперь не носил костюмы. Отцу никогда не была свойственна двойственность отношения к национальному движению в противоположность к другим лидерам того времени, как Моти Лал Неру (отец Джавахарлала Неру) и Мохаммеда Али Джинха. Если мой отец Прасадрао хотел быть националистом, патриотом, то в полном смысле слова, бескомпромиссно. Я хорошо могу представить воздействие публичного акта сожжения одежды на жителей Чиндвары, включая британцев. Это был первый акт открытого неповиновения моего отца британцам. После этого мои родители начали носить кхади (одежда, сделанная из ткани ручной работы) и носили её до конца жизни.

В 1927 году мой отец решил переехать в Нагпур по просьбе Махатмы Ганди, чтобы более эффективно вести судебные дела людей, связанных с движением Конгресса. В 1939 году Махатма Ганди начал протест против введение налога на соль, жизненно важный предмет потребления. Его намерением было задать вопрос, как британцы, являющиеся иностранцами, могут обложить индийцев налогом на соль, сделанную в Индии индийцами! Знаменитый марш Данди «Соляно́й похо́д» который Махатма Ганди организовал от Сабармати ашрама до Данди, приморской деревни в местности Кутч, символизировал его веру и убеждение, что британцы не имеют права править Индией. Этот марш оказал магическое действие на массы, и вся нация поднялась как одно целое на борьбу с британцами.

В Нагпуре лидеры местного Конгресса, в который входил мой отец и мать, были брошены в тюрьму. Между тем семья росла и увеличивалась. После переезда в Нагпур 25 августа 1928 года родилась ещё одна дочь Индубала. 28 июня 1930 года - ещё одна - Шашкикала.
За это время случилось несколько смертей. Моя бабушка Сакхубай умерла в 1925 году, Вимала, одна из моих сестёр - 1 ноября 1931 года.

Период между 1930 и 1933 годами был временем, когда люди были охвачены пылом освободительного движения. Мои родители должны были ходить на митинги каждый вечер. Практика моего отца в качестве адвоката процветала. Так как у моих родителей было мало времени присматривать за детьми, а семья увеличивалась, т o мои родители стали подыскивать большой дом. Старшие братья и сёстры посещали школы и колледжи. В 1923 году моя старшая сестра Урмила вышла замуж за Нилканта Нагкара, который работал в полиции. Она переехала жить в дом своего мужа.

Так как у моей матери не было времени на дела по дому, а старший брат и сёстры (те, кто старше Шри Матаджи) были заняты учёбой и другой деятельностью, Шри Матаджи решила возложить на себя обязанности по дому в юном возрасте 7 или 8 лет. Она уже заставила полюбить себя каждого за Её ум и сердце, поэтому работа по дому, выполнение требований старших и присмотр за младшими стал для Неё обычным делом. Сначала мать не хотела возлагать на ребёнка ответственность за весь дом. Однако вскоре она поняла, что её дочь очень компетентна и имеет редкие способности решать не только рутинные ежедневные домашние проблемы, но и удовлетворять потребности различных родственников, которые всегда приезжали навестить отца. Гостеприимство было его слабостью.

В 1932 году моя мать Корнелиябай была опять в положении в седьмой раз. Позднее она рассказывала мне о том, что не была счастлива тем, что беременна. Не только потому, что у неё было много детей, за которыми нужно присматривать, но эта беременность сильно мешала политической деятельности, которая охватила всю Индию. Уже когда ребёнок должен был родиться, она опять выразила желание увидеть живого тигра, но этого не произошло, так как мой отец был слишком занят политикой и своей работой, поэтому он взял её в местный зоопарк и показал ей тигра в клетке. Вот при таких обстоятельствах родился я, 2 мая 1933 года, в доме Ратнам Бабу Мудлиара в Мохан Нагаре, Нагпур.

ГЛАВА 4.
1933 - 1947. Моё детство до замужества Шри Матаджи.

Я был двенадцатым ребёнком у моего отца
(Урмилa;
Вимила;
Ашвини;
Камала;  
Сушил)  
и седьмым
(Narendra K P Salve;
Vinay P Salve;
Hemendra K P Salve;
Nirmala Srivastava;
Shantasheela Sathianathan;
Indubala Inasu;
Meshram Salve)
у моей матери. Так как я был самым младшим в семье, всем моим братьям и сёстрам хотелось заботиться обо мне. К тому времени Шри Матаджи было десять лет и, как я сказал ранее, Она вела домашнее хозяйство. Шри Матаджи чувствовала, что моя мать из-за её политической деятельности не давала мне достаточного внимания, и поэтому Она взяла меня под свою защиту. Первое воспоминание, оставшееся с детства, - это пребывание в большом доме, принадлежавшем мистеру Читнавису, расположенном на Гхат Роуд. Этот дом был известен как Канч бунгало (бунгало из стекла), потому что в нём было много окон, застеклённых цветным стеклом и выходивших на главную дорогу.

Кажется, в 1936 году мы переехали в Нагпур и остановились в Нью-Колони в бунгало мистера Байга. В 1937 году мой отец был избран президентом муниципалитета Нагпура. Он занимал этот пост до 1939 года. В том году в моей жизни произошли два главных события. Первое было то, что меня заставили пойти в школу, которая, как и большинству детей, мне совсем не нравилась, но так как я был сыном мэра Нагпура, учитель был снисходительным ко мне и позволял приходить, когда я захочу. Однако, каждый раз, когда я возвращался домой рано, моя мать сразу отправляла меня обратно. Ранее я говорил, что это было важным событием, потому что Шри Матаджи в том раннем возрасте говорила мне, что важно получить образование и сделать карьеру в жизни. Несмотря на моё большое нежелание, я, однако, согласился пойти в школу. Совет, который она дала мне в то время, можно рассматривать как основу моего образования. Другим событием было моё осознание значения смерти.

Кадир, младший сын мистера Байга, умер от пневмонии в очень юном возрасте 12-13 лет. Хотя он был старше меня на несколько лет, мы с ним были большими друзьями, и это было вне моего понимания, как невинный и любящий человек может быть наказан смертью. В ту ночь, помню, я спросил Шри Матаджи о смерти, и Она пыталась объяснить мне, что однажды каждый должен умереть, но люди подобные Кадиру, будут жить в человеческих мыслях, благодаря их качествам. Честно говоря, я не понял многое из того, что Она говорила. Для ребёнка шести лет совершенно непостижимо, что человек может жить, хотя он мёртв! Много лет спустя, во время одной из лекций, Она упомянула, что смерть является неотъемлемой частью жизни, и то, что умирает, родится, но что не умирает - не родится, и что это есть душа. В этой же лекции Она упомянула, что качества и ценности человека сохраняются навсегда и хранятся даже после его смерти. Для меня смерть Кадира в этом нежном возрасте была жестокостью, причинённой ему Богом, но теперь речь Шри Матаджи дала мне истинное значение смерти - хотя человек и умирает, он может продолжать жить в мыслях людей или в истории подобно великим патриотам или духовным людям.

Мой отец держал корову, так что у нас было чистое молоко. У коровы была необычная привычка убегать куда-то пастись, и доильщик, который должен был присматривать за ней, никогда не мог её найти. Я каким-то образом знал все её потайные места, поэтому, когда доильщик возвращался с пустыми руками, моя мать посылала меня поймать корову. Когда я находил её, я громко кричал на неё, а она терпеливо слушала (или я так думал). Ведя её домой, я давал ей советы и чувствовал себя пастухом. Все члены семьи шутили надо мной по этому поводу.

Летом мы обычно спали под открытым небом, у каждого члена семьи была собственная кровать. Моя мать, которая придерживалась строгой дисциплины, давала определённые указания о том, что каждый должен спать в своей постели и не делить её с другими братьями и сёстрами. Нередко вместе с моим отцом она уходила на политические митинги. Между Шри Матаджи и мной было молчаливое согласие: когда мать уходила, я прокрадывался в Её постель, и Она укачивала меня на руках. На своей кровати при помощи подушек я создавал впечатление, что там кто-то спит. Так как мои родители рано утром выходили на прогулку, Шри Матаджи будила меня, чтобы я мог пробраться в свою постель незамеченным. Это успешно продолжалось до одной ночи, когда моя мать неожиданно пришла с проверкой. Когда она увидела меня в постели Шри Матаджи, я притворился, что крепко сплю. Моё сердце сильно билось, так как я знал, что буду наказан, но меня опять защитила Шри Матаджи. Она сказала матери: "Я почувствовала, что Баба испугался и попросила его лечь со Мной". Этот Её жест позволил мне почувствовать себя действительно защищённым, и я понял, что моим настоящим доброжелателем и защитником является Шри Матаджи, которая защитит даже от материнской дисциплины.

Шри Матаджи всегда говорила нам, что за суровостью и дисциплиной моей матери была доброта, и она желала нам только хорошего. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю и одобряю систему ценностей, которую моя мать тем самым исподволь прививала нам. То, чем мы возмущались, будучи детьми, теперь почитается нами как Евангелие Истины.

В начале 1940 года мы опять переехали, теперь в бунгало Маунт Роуд. Практика моего отца процветала, у нас была машина и экипаж, несколько слуг по уходу за ними и шофер, по имени Дхондья, с которым я очень подружился. Он учил меня устройству машины, и благодаря моему интересу, я быстро всё схватывал. Я мечтал стать автомехаником. Шри Матаджи, однако, говорила, что нет ничего нового в ремонте машин. Вместо этого Она предложила, если я хочу стать инженером, мне лучше стать инженером-строителем, чтобы я мог показать свою оригинальность, создавая лёгкие и новые дома, таким образом, помогая строить сельскую Индию. Она говорила, что хочет стать доктором, и также служить бедным индийцам, живущим в деревнях. Это может звучать парадоксально в контексте того факта, что мы жили в очень комфортабельных условиях (если не роскошных) и всё же думали о страдающих индийцах. Это только показывает направленность ума Шри Матаджи с самого начала. Я помню планы, которые мы строили в нашей юности. Первым условием было то, что ни один из нас не собирается жениться. Мы будем жить в одном доме, в джунглях, и служить местным жителям по мере наших способностей. Она направляла моё воображение, чтобы я не увлекался соблазнами молодого человека.

Когда мой отец в 1931 году был арестован и посажен в тюрьму, обе мои сестры были временно исключены из миссионерской школы. Церковь также оттолкнула нас, но когда отец вышел из тюрьмы и стал мэром, все изменили своё отношение к семье. Так как мы переехали, моя мать поменяла школу и для меня. В нашей семье был неписаный закон, что никто из нас не будет учиться в миссионерской школе. Именно потому, что английские школы были пробританскими, а родители чувствовали, что образование, данное на родном языке, будет огромной помощью в понимании культуры и наследия нашей великой страны. Сперва я пошёл в начальную школу, известную как Чокахамела, названную в честь святого, который был из касты неприкасаемых (Хариджана). Затем я перевёлся в школу, управляемую муниципалитетом и известную как Школа Текди (холм), так как она была расположена на вершине холма, рядом с правительственным зданием.

Так как я был сыном мэра Нагпура, мне казалось слишком сидеть на земле или на коврике. И однажды моё эго сработало, и я подошёл к учителю и сказал ему, что мне трудно сидеть на земле не только потому, что холодно, но и неудобно. Бедный учитель, который опасался потерять работу, предложил мне свой стул, и я чувствовал себя в приподнятом настроении. Однако, к моему несчастью (или, я должен сказать, к счастью) это дошло до ушей моей матери, и это было для неё совершенно неприемлемо, что к её сыну относятся по-особому только потому, что он является сыном мэра. На следующий день она пошла со мной в школу и усадила меня на пол, предупредив учителя, что он потеряет работу, если будет относиться к её сыну особенно. Можете представить себе, перед какой дилеммой оказался учитель. Но я должен признать, что хотя испытывал очень горькое чувство по отношению к матери за избиение, которому подверглось моё эго, этот случай сделал меня скромнее и увереннее в своих силах.

Моя ненависть к школе не ослабела, и я всегда находил предлог не ходить туда. Сначала я нашёл, что туалет - самое надёжное место между 9.30 и 10.30 утра. Но мать была очень находчива и запирала туалет снаружи с 9 часов до тех пор, пока все не уйдут в школу. Я нашёл другую отговорку. Забыл упомянуть, что я начал играть на табле в очень раннем возрасте (с пяти лет), и, когда мне было шесть лет, отец купил мне маленькую пару табл, подходящих для моих маленьких рук.

Став мастером игры на табле, я уже в раннем возрасте знал, что отец восхищался моей игрой. Точно в 9.30 утра (как раз перед школой) я доставал таблу и начинал заниматься. Когда мать сначала просила, а потом приказывала идти в школу, я делал вид, что сбился с ритма и просил её не беспокоить меня. Мой отец неизменно поддерживал меня, но как только он уходил в суд, я оставлял таблу и шёл играть в крикет с детьми прачек и дворецких, обслуживавших британских офицеров, живших рядом. Хотя я получал удовольствие, играя с этими мальчиками, мать не одобряла этого, потому что кроме всего прочего, их отцы пили, у них не было образования, а главное, я делал это ценой моего обучения. Для неё это было подобно совершению греха. Тогда она сразу пожаловалась отцу, что я неправильно использую его поддержку. Отец немедленно согласился больше не поддерживать меня, по крайней мере, в ущерб моим занятиям. Так и этот предлог не сработал, и я опять вернулся в школу.

Вот ещё одна интересная история о моих первых школьных годах. Моя мать наняла учителя для меня и моей сестры Шаши. Через некоторое время мы убедили его, что играть в карты полезнее и плодотворнее, чем учить нас. У бедного учителя не было другого выхода, как согласиться с нашим желанием, так как мы были детьми экс-мэра. Итак, большую часть времени мы играли в карты, за исключением тех дней, когда моя мать делала проверки. В такой день мы притворялись, что усиленно занимаемся, и это делало её счастливой. Такая драма продолжалась пару месяцев, но закончилась, когда моя мать внезапно вошла в комнату не по расписанию и увидела, как мы вместо учёбы играем в карты с учителем. Учитель сидел спиной ко входу, а я лицом. Увидев мать, я бросил карты и посмотрел на учителя обвинительным взглядом и сказал, что у него нет намерения учить нас, чтобы мы могли сдать экзамены. Учитель был полностью ошеломлён столь неожиданным изменением в моём отношении, но прежде чем он успел защитить себя, моя мать дала волю своему гневу, грубо выбранив его и сказав, что с этого момента он больше не будет учить нас. Моя сестра и я приняли совершенно невинный вид, но чувствовали себя очень плохо, потому что из-за нашего озорства бедный учитель потерял работу. Позднее мы пошли к нему и попросили прощения. Таковы были мои школьные годы.

- -

Мы жили в Садар Хаус, когда моя сестра Шантатай начала изучать индийскую классическую музыку, а Баласахиб учился игре на табле. Огромное впечатление на меня произвело безграничное творчество индийской классической музыки. Я думаю, что основа моего восхищения индийской музыкой была заложена ещё в годы становления моей жизни. Моя сестра Шаши пела. И у Шри Матаджи был прекрасный голос, который позднее Она потеряла из-за бесчисленных речей, которые Она вынуждена была произносить для распространения Сахаджа Йоги. Я никогда не получал официального образования в игре на табле, это моя природная способность дала мне возможность достичь определённого уровня ещё в юные годы.

Именно возле этого дома (Садар Хаус) Шри Матаджи каждое утро ходила в уединённый храм, известный как храм Матери Лодрус. Я постоянно сопровождал Её. Она обычно сидела в углу и медитировала, так я думал, но недавно Она объяснила мне, что в действительности обдумывала, как помочь людям всего мира освободиться от их проблем при помощи коллективного подъема энергии Кундалини. Меня, ребёнка, тогда потрясло, как статуя Матери Лодрус (которая теперь заменена новой статуей) была похожа на Шри Матаджи, так, что я думал, что скульптор, создавая свою статую, должно быть видел в своём воображении лик Шри Матаджи. Утренний ветерок так освежал и бодрил, что большую часть времени я бежал впереди Шри Матаджи, чтобы разрядить энергию. Она также чувствовала себя освежённой после утренней прогулки.

Этот храм был построен миссионерами, которые преподавали в местной школе, но эта Богиня не представляла какую-то отдельную общину или религию. В действительности, Ей поклонялась преимущественно нехристианская община, не только ради исполнения своих нужд и желаний, но также из-за покоя и любви, струящихся от Неё. Даже сегодня тысячи людей ходят поклоняться Ей.

Хотя мы жили в районе англо-индийцев и коричневых сахибов, где имелось множество школ, где преподавали миссионеры, родители не хотели, чтобы мы ходили в эти школы. Я должен был ходить в школу, которая была близко от моего дома, а другие дети должны были ходить в очень отдалённые школы. У нас в доме было заведено, что дети в школу ходят пешком, даже если она расположена далеко. Шри Матаджи и моя сестра Шантатай также должны были ходить пешком.

Одной из главных причин, по которой отец переехал в Нагпур, было его желание дать своим детям хорошее образование, что было невозможно в Чиндваре. Получить начальное образование было возможно в различных школах, включая школу Святой Урсулы. Шри Матаджи стала ходить в высшую женскую школу Бхиде, расположенную в Ситабурди. Эта школа была далеко от нашего Садар Хауса (около 6-7 км), однако, как уже говорилось ранее, дети должны были ходить в школу пешком. Чтобы сократить путь, Шри Матаджи и Шантатай взбирались на гору Ситубурди Текди. Они наслаждались восхождением. Однажды, во время сезона дождей, был ливень, и маленький ручей, который обычно пересыхал, разлился и его течение стало очень сильным. Так как машина в этот день была в ремонте, послали провожатого, чтобы доставить их домой. Когда они пересекали Текди, начали собираться чёрные тучи и внезапно начался сильный ливень. Они подошли к ручью. Вода в нём сильно поднялась и, видя это, Шантатай не захотела переходить его, но Шри Матаджи была настроена решительно. Шантатай, как было известно всем нам, была застенчивой и боялась рисковать, а Шри Матаджи - наоборот, была храброй и бесстрашной. Видя состояние Шантатай, слуга подхватил её на руки и перенёс через ручей. Перейдя ручей, он хотел вернуться и помочь Шри Матаджи, и тут они услышали крик. Шри Матаджи, как оказалось, решила перейти ручей сама, но вскоре поняла, что течение слишком сильное. Когда Её начало сносить, Она крепко схватилась за дерево. Слуга подошёл и вытащил Её из потока. Шри Матаджи не боялась рисковать - такова была Её натура.

При любой возможности Шри Матаджи предпочитала ходить пешком, в то время как Шантатай предпочитала ездить на машине или в экипаже. У Шри Матаджи была также привычка ходить босиком. Моя мать настаивала на том, чтобы она носила обувь, но Она по пути снимала туфли, и шла босиком, неся их в руках.
Шри Матаджи была полна доброты и сострадания к бедным. Она обладала огромным терпением. Однажды, когда одна из Её бедных подруг сказала, что в её доме совсем нет еды, Шри Матаджи передала ей сумки с крупой из запасов, которые имелись в нашем доме. Это очень обеспокоило мою мать, но, зная Шри Матаджи и Её великодушное сердце, она терпела Её так называемые проступки. Она всегда говорила нам, что Шри Матаджи чрезмерно трогают страдания бедных, и, действительно, у Неё появлялись на глазах и текли по щекам слёзы. Было много случаев, когда это качество Шри Матаджи эксплуатировалось многими людьми, которые взваливали на Неё свои страдания и несчастья, но Она никогда не переставала помогать, хотя понимала, что люди пользуются Её добротой.

Шри Матаджи была также прекрасной сиделкой. Когда Баласахиб слёг от тифа, Она вместе с матерью всё время ухаживала за ним. Чтобы уменьшить жар, на его голову клали пакет со льдом. Около месяца он не мог говорить из-за болезни. Отец, который в то время был мэром, решил перевести нас в Кампти, в 15 км. от Нагпура. Так как Баласахиб не говорил, Шри Матаджи разработала язык общения. Если он показывал два пальца, это обозначало, что он согласен поесть, что должно быть или уже было приготовлено, а если он показывал один палец, то это обозначало "нет". В те дни он читал книги Роберта Блейка и Секстона Блейка. Однажды Шри Матаджи спросила его, какую книгу он хотел бы почитать, и Баласахиб пробормотал: "Секстон Блейк". Вот как, благодаря своему уходу, Она заставила Баласахиба говорить. В следующий раз Она спросила его, какую музыкальную запись он хотел бы послушать. Она назвала имена многих музыкантов. С трудом Баласахиб произнёс имя Панналала Гхоша, после этого он начал говорить очень хорошо.

Мою мать сажали в тюрьму 5 раз, и Шри Матаджи самостоятельно вела хозяйство.

На политическом фронте с 1939 по 1941 год было много взлётов и падений конгресса. В 1939 году ежегодная сессия конгресса состоялась в Трипури на берегах реки Нармада около Джабалпура. На этой сессии присутствовали не только мой отец, который был президентом трипурского комитета конгресса, моя мать и Шри Матаджи, но и все члены семьи, включая меня. Хотя мне было тогда всего шесть лет, я живо помню громадное собрание. Главные лидеры, такие как Джавахарлал Неру, Валлабхай Пател, Маулана Абул Калам Азад и, конечно, Гандиджи сидел впереди.

Это было время, когда участились визиты моих родителей и Шри Матаджи в Ардху. Гандиджи называл Шри Матаджи "Непали", потому что Она была похожа на Ситу, которая была из Непала. Когда отец со всей семьёй поехал навестить Махатму Ганди, Гандиджи сказал, что одного из детей он должен взять для Национальной работы, и он выбрал Шри Матаджи. Махатма высоко оценил Шри Матаджи ещё в возрасте семи лет и очень любил Её.

Шри Матаджи продолжала своё образование, учились также и другие дети. В начальной школе Её выбрали играть Шри Кришну в танце, и Она сделала это так хорошо, что все стали называть Её "Кришна". Даже друг моего отца называл Её "Кришна".

В 1938-1939 учебном году Шри Матаджи училась в десятом, предвыпускном классе высшей женской школы Бхиде. Школа была для девушек-браминок. Шри Матаджи была очень известна. Девушки-браминки боялись делиться с Ней, христианкой, ланчем, но очень любили делать так. Они прятались за школой и там делились с Ней завтраком.

Недавно Её подруги хотели устроить небольшой приём для Сахаджа Йоги, но Она отказалась.

Она была очень способной ученицей, но особенно ей давались языки и математика. Её учителем по математике был брамин, а Шри Матаджи была единственной девушкой-христианкой. Учитель математики очень любил восхваление и лесть, но Шри Матаджи не любила лесть и никого не хвалила просто так. В результате он очень невзлюбил Шри Матаджи, и всегда насмехался над ней за открытые и громкие слова против кастовой системы. За время обучения его неприязнь к Шри Матаджи выросла до такой степени, что, не смотря на то, что Шри Матаджи правильно решила все задачи, он провалил Её на последнем экзамене по математике. Это было сделано назло. Шри Матаджи сказала об этом родителям, и они вместе пошли к директору школы. Он был помощником моей матери Корнелиябай в Фергусон-колледже в Пуне, поэтому мать была уверена, что сможет убедить его. Но произошло прямо противоположное ожиданиям моей матери. Директор школы отказался перевести Шри Матаджи в следующий класс, если она хочет выбрать математику основным предметом. Моя мать и Шри Матаджи предложили пересдать экзамен, но и эта просьба была отклонена. Видя такое предвзятое отношение, мои родители решили перевести Её в школу, известную как Сева Садан. Директор школы мистер Гаруд был хорошим другом моего отца и с готовностью согласился принять Шри Матаджи в 10 класс, что равнялось выпускному классу в бывшей школе, таким образом, Шри Матаджи не теряла год в учёбе.

Она всегда получала награды за участие в школьном драматическом театре и была первой ученицей в школе. Более того, мистер Гаруд поселил Её в общежитии. Мистер Гаруд был брамином и вегетарианцем. Он варил два яйца для Шри Матаджи, прятал их в карман пиджака и тайно передавал их Ей, чтобы она съела, затем забирал скорлупу, чтобы тайно избавиться от неё. Он заворачивал скорлупу в бумагу и клал в карман. Он был большим другом моего отца и заботился о Шри Матаджи, потому что Она жила в общежитии Сева Садан, которое было абсолютно вегетарианским.

В 1940 году Шри Матаджи сдала свои квалификационные экзамены. Она получила знаки отличия по языкам: маратхи и английскому, и по математике. У Неё было множество хороших оценок, поэтому не должно было быть проблем при поступлении на факультет естественных наук. Как упоминалось ранее, Она увлекалась медициной. Она говорила, что Индия нуждается в хороших врачах, особенно в сельской местности. Однако, теперь стало ясно, что Она изучала медицину для того, чтобы понятнее объяснить действие энергии Кундалини, особенно интеллектуалам и практикам. Кундалини объясняется в Аюрведе, но сказано, что поднятие энергии Кундалини за пределами возможностей обычных человеческих существ.

Наш старший брат Нарендра учился в университете в Лакноу, и он хвалил этот университет, говоря, что уровень образования там выше и лучше, чем в университете в Нагпуре. Так как мои родители хотели дать детям самое лучшее образование, они решили послать Шри Матаджи в Лакноу. Она была принята в Изабелла Тхобан колледж в Лакноу. Я помню, что когда бы Она ни возвращалась домой, на Дивали или Рождественские каникулы, Она всегда привозила маленькие подарки для всех членов семьи, в то время, как мой брат приезжал на каникулы домой с пустыми руками. Он объяснял, что присылаемых ему денег было недостаточно для удовлетворения его потребностей, в то время как Шри Матаджи, получая меньше денег, чем он, всегда откладывала достаточно, чтобы купить подарки для нас, и, в результате, мы всегда ожидали возвращения Её, а не брата. Подарки, без сомнения, были большим источником радости, но мы также наслаждались теплотой и любовью, которую Она дарила нам. Мой старший брат очень любил хорошую одежду. Однажды он "достал" мою мать, сказав, что хочет иметь более длинный пиджак, и мать вынуждена была это сделать для него. У неё было особое отношение к нему, и ему всегда доставалось лучшее.

Ещё в Нагпуре Шри Матаджи сломала правую руку, когда Она упала, играя в бадминтон. Это случилось в декабрьские каникулы прямо перед годовым экзаменом. Когда мы пошли с Ней в клинику, доктор Раджилал наложил Ей гипс. Он спросил, может ли Она переносить боль, и тогда сделал всё без анестезии. Он был так поражён, что сказал моему отцу, что его дочь - Богиня Дурга. Так как она была первокурсницей, а первый годовой экзамен - больше школьный, чем университетский, она попросила администрацию разрешить Ей сдать экзамен после того, как снимут гипс. Администрация отклонила Её просьбу, и, в результате, Она вынуждена была вернуться в Нагпур без сдачи экзамена за первый год. Тогда мои родители решили согласиться на Её поступление в местный колледж естественных наук, теперь известный как Институт Естественных Наук. Вот так Она начала посещать колледж естественных наук в Нагпуре.

В это время моего отца Прасадрао назначили прокурором на 1939-1940