Карма в ее воздействии на характер человека

 

Слово карма происходит от санскритского корня кри — действовать. Любое действие есть карма. Практически значение этого слова включает в себя и последствия действий. В философском отношении под кармой иногда понимаются следствия, которые были вызваны нашими действиями в прошлом. Но в карма-йоге нам достаточно рассматривать карму просто как работу. Человечество стремится к знанию. Это единственный идеал, утверждаемый восточной философией. Человечество стремится не к удовольствию, но к знанию. И удовольствие, и счастье ограниченно, поэтому было бы ошибкой превращать удовольствие в цель. Причиной всех бед мира является глупое желание человека представить удовольствие как цель, к которой следует стремиться. Проходит время, и человек обнаруживает, что движется он не к счастью, но к знанию, что и удовольствие, и страдание — великие учителя, что он познает столько же через зло, сколько и через добро. Удовольствие и страдание, проходя пред его душой, оставляют в ней различные отпечатки, которые все вместе складываются в то, что мы зовем «характером» человека. Что такое характер человека, как не сочетание тенденций, не сумма его склонностей. Нетрудно убедиться, что несчастье и счастье играют равную роль в формировании характера. Добро и зло равно влияют на становление характера, в иных же случаях несчастье учит большему, нежели счастье. Исследуя характеры великих людей, обнаруживаешь, на мой взгляд, что чаще всего они больше почерпнули из бед, чем из счастья, из бедности, чем из благоденствия, что удары судьбы сильнее разожгли в них внутренний огонь, чем хвала.

Но ведь знание изначально присуще человеку. Человек не может получить знание извне, оно в нем самом. Когда мы говорим, что человек «знает», в строго психологическом смысле это означает, что он «открывает», «раскрывает», что он познал, «открыл», снял завесу с собственной души, которая есть кладезь беспредельного знания.

Ньютон, говорим мы, открыл закон всемирного тяготения. Может быть, этот закон прятался где-то в углу, ожидая Ньютона? Нет, он был в уме Ньютона; пришло время, и он его обнаружил. Все знание, каким располагает мир, — из человеческого ума, вся библиотека вселенной находится в вашем собственном уме. Внешний мир может служить лишь побуждением, указанием, толчком к тому, чтобы вы начали исследовать ваш ум, только он является объектом исследования. Падающее яблоко послужило толчком для Ньютона, побудило его изучить свой собственный ум, заново упорядочить все предшествующие цепи мыслей и обнаружить новую связь, которую мы теперь называем законом всемирного тяготения. Этот закон был не в яблоке и не где-нибудь в центре Земли.

Таким образом, все знание — светское или духовное — в уме человека. Оно зачастую остается скрытым под завесой, а когда завеса понемногу приподнимается, говорится, что «мы познаем», и процесс познания идет все больше по мере того, как все сильнее идет процесс раскрытия себя. Человек, освобождающийся от завес, знает много, человек под плотной завесой невежествен, человек, свободный от завес, знает все, он всеведущ. На свете были всеведущие люди, я уверен, что будут еще, а в грядущих циклах времени таких людей будут мириады. Знание существует в уме, как огонь в кремне, а побуждение есть удар, высекающий искру. Спокойно наблюдая за собой, мы увидим, что все наши чувства и действия — слезы и улыбки, радости и горести, плач и смех, проклятия и благословения, хвала и хула — высечены ударами из нас самих. В результате мы становимся тем, что мы есть. Удары же эти, вместе взятые, и есть карма — работа, действие. Каждый умственный или физический удар, наносимый душе, удар, высекающий из нее огонь, который раскрывает силу и знание души, есть, в широком смысле слова, карма. Иными словами, мы постоянно творим карму. Я обращаюсь к вам — это карма. Вы меня слушаете — это карма. Мы дышим — это карма. Мы ходим — это карма. Все, что мы делаем физически или духовно, есть карма, оставляющая свои отпечатки в нас.

Есть действия, которые вбирают в себя, суммируют множество действий более мелких. Когда стоишь на морском берегу, о который разбиваются с ревом волны, то ведь знаешь, что каждая из волн состоит из маленьких волн, из миллионов крохотных волн. Самая крохотная волна тоже производит шум, но мы его не улавливаем. Мы слышим их тогда, когда они сливаются в одну большую. Подобным же образом каждый удар нашего сердца есть работа. Существуют действия, которые мы сознаем, и они становятся ощутимы для нас, однако состоят они из множества мелких действий. Если вы хотите реально судить о характере человека, то обращайте внимание не на его большие дела — каждый глупец может случайно стать героем. Понаблюдайте за самыми обыкновенными поступками человека, ибо именно в них проявляется настоящее величие. Великие события способны и самого низкого из людей поднять до своего уровня, но по-настоящему велик лишь тот, чье величие проявляется постоянно, кто всегда остается собой.

Воздействие кармы на человеческий характер есть могущественнейшая из сил, с которой сталкивается человек. Человек представляет собой, так сказать, некий центр, сосредоточивающий вокруг себя все силы вселенной. В этом центре они сливаются воедино и расходятся мощным излучением. Таким центром является подлинный человек, всемогущий и всеведущий, и он притягивает к себе всю вселенную. Добро и зло, счастье и несчастье — все стекается и льнет к нему, а он формирует могучую тенденцию, называемую характером, и излучает ее. Он обладает и силой притяжения, и силой излучения.

Все действия, наблюдаемые нами в мире, все общественные движения, все поступки людей — это всего лишь наглядное проявление мысли, проявление человеческой воли. Машины, инструменты, города, корабли и крейсера — проявление человеческой воли; воля же формируется характером, а характер — производное кармы. Какова карма, таково проявление воли. Все люди могучей воли, которых знал мир, были люди великого труда, гигантские души, наделенные волей, достаточной, чтобы перевернуть миры, волей, выработанной неустанным трудом в течение веков. Гигантскую волю Будды или Иисуса невозможно наработать за одну жизнь, а тем более нам известно, кем были их отцы. Их отцы ни словом не обмолвились о благе человечества. Сколько было таких плотников, как Иосиф, сколько их сейчас? А сколько мелких князьков типа отца Будды? Если бы дело было только в передаче наследственности, чем объяснить, что князек, которого едва ли слушались его же слуги, дал жизнь сыну, почитаемому половиной мира? Чем объяснить пропасть между плотником и его сыном, которому миллионы поклоняются, как Богу? Теория наследственности здесь ничего не объясняет. Откуда взялась колоссальная воля, которую излучили в мир Будда и Иисус? Как образовалась эта концентрация энергии? Она должна была накапливаться веками, постоянно усиливаясь, чтобы потом излиться на человечество в Будде или Иисусе, распространяться все шире, достигнув и наших дней.

Все это было результатом кармы, работы. Невозможно обладать тем, что не заработано. Таков вечный закон. Нам может иной раз казаться, будто это не так, но в конечном счете мы убеждаемся в его непреложности. Бывает, что человек всю жизнь стремится разбогатеть, обманывает ради этого тысячи людей, но потом обнаруживает, что богатство он не заслужил, и это начинает отягощать его жизнь. Мы можем обзаводиться вещами, доставляющими нам физическое наслаждение, но по-настоящему принадлежит нам лишь то, что мы заработали. Глупец может скупить все книги на свете и держать их в своей библиотеке, но прочесть он сумеет только те, которых он достоин, а каких он достоин, определяется кармой. Наша карма определяет, чего мы заслуживаем и что мы способны впитать в себя. Мы сами делаем себя такими, какие мы есть, и кем бы мы ни пожелали стать, у нас достаточно сил для этого. Если то, что мы собою представляем, есть результат наших собственных прошлых действий, значит, то, кем мы станем в будущем, зависит от наших нынешних действий, следовательно, нам нужно знать, как действовать. Вы скажете — чего ради учиться тому, как действовать? И без того всякий действует, как умеет! Но ведь существует и опасность распыления энергии. В Бхагавад-Гите[20]^{1} сказано, что карма-йога — это умелая работа, наука; зная, как трудиться, можно достичь наивысших результатов. Надо помнить, что смысл труда в том, чтобы использовать энергию, заключенную в уме, для пробуждения души. Эта энергия, как и знание, — внутри нас, и разного рода действия проявляют их, подобно ударам по кремню, высекающим огонь, пробуждают эти могучие силы.

Существуют различные мотивации, побуждающие человека трудиться. Нет труда без мотивации. Иные стремятся к славе и трудятся ради нее. Другие стремятся к деньгам и трудятся из-за денег. Кто-то жаждет власти и трудится, чтобы добиться власти. Кому-то хочется попасть на небеса, и он трудится во имя этого. Еще кому-то хочется, чтобы имя его не было забыто, когда он умрет, как это делается в Китае, где почетные титулы даются только посмертно, что, по сути, лучше, чем то, что происходит у нас. В Китае, если человек составит себе доброе имя, почетный титул дается его покойному отцу или же деду. Некоторые трудятся ради этого. Последователи ряда школ ислама работают всю жизнь ради сооружения пышного надгробия после смерти. Я знаю даже такие секты, где при рождении ребенка ему сразу начинают готовить надгробие, и считается, что это важнейшее дело жизни, причем надгробие тем пышнее и больше, чем богаче был человек. Бывает покаянный труд: сначала человек творит всяческие безобразия, а потом строит храм или откупается, давая деньги священнослужителям, чтобы они выправили ему паспорт в рай. Ему кажется, что благотворительность такого рода очищает его, освобождает от грехов. Таковы некоторые мотивации труда.

Трудитесь ради труда. Есть такие люди в каждой стране — поистине, соль земли, которые трудятся ради того, чтобы трудиться, не заботясь ни о добром имени, ни о славе, ни даже о том, чтобы попасть на небеса. Они трудятся потому, что знают — это хорошо. Есть и другие, кто помогает бедным или из самых высоких побуждений творит добро для человечества, потому что верит в добрые дела и любит добро. Стремление к известности, как правило, не приносит плодов немедленно, слава приходит к нам, когда мы стары и готовы проститься с жизнью. Но разве человек ничего не получает от бескорыстного труда? Он получает наивысшую награду. Больше всего получает человек от бескорыстия, но людям недостает терпения следовать ему постоянно. Бескорыстие и для здоровья полезней всего. Любовь, правдивость, бескорыстие — это не просто моральные риторические фигуры, но наивысший идеал, ибо через них проявляется огромная энергия. Человек, способный совершенно бескорыстно трудиться пять дней или хоть пять минут, не думая о будущем, о небесах, о каре и прочих вещах, обладает потенциалом нравственного колосса. Это очень трудно, но в глубине души мы знаем, как это ценно и сколько в этом доброго. Это огромное самообладание; в самоконтроле, умении владеть собой проявляется больше силы, чем в любом внешнем действии. Колесница, запряженная четверкой коней, может безудержно мчать под гору, но возничий может и сдержать бег коней. В чем больше проявилось силы: в том, чтобы отпустить вожжи, или в том, чтобы натянуть их? Одно пушечное ядро летит далеко и падает, другое летит недалеко и ударяется в стену, испуская много тепла. Вся внешняя энергия, затрачиваемая на корыстное действие, уходит впустую и уже не возвратится к вам, энергия сдержанная — увеличится, придавая вам сил. Этот самоконтроль вырабатывает могучую волю, характер, которым обладали Будда и Иисус. Глупец не знает эту тайну, но именно глупцы и желают править человечеством. Но и глупец способен править целым миром, если ему достанет трудолюбия и терпения. Пусть подождет он несколько лет, удерживаясь от глупой мысли править, и, когда он полностью освободится от нее, он обретет силу в мире. Как есть животные, которые могут видеть лишь на несколько шагов вперед, так большинство из нас может лишь на несколько лет видеть свое будущее. Маленький кружок — вот и весь наш мир. Нам не хватает терпения взглянуть за его пределы, поэтому мы становимся безнравственными и злыми. В этом наша слабость, наше бессилие.

Даже самую черную работу не следует презирать. Пускай тот, кто не знает ничего лучшего, трудится из корыстных соображений, ради известности и славы, но нужно постоянно стараться приблизиться ко все более высоким целям и стараться понять, в чем они. «Только на труд имеем мы право, но не на плоды его».[21] Оставим эти плоды. Зачем думать о результатах действий? Если хотите помочь человеку, никогда не думайте о том, как он отнесется к вам. Если хотите творить великое или доброе, не занимайте себя мыслями о результатах.

Однако возникает нелегкий вопрос об идеале труда. Постоянная деятельность нам необходима, мы должны все время что-то делать, нам и минуты не прожить без работы. А что же отдых? Одна сторона жизненной борьбы — труд, который нас захватывает. Но есть и другая ее сторона — спокойствие, уход, отрешение от суеты: все вокруг дышит покоем, шум и грохот почти не слышны, кругом одни лишь животные, цветы, горы… Ни та, ни другая сторона не дает совершенной картины жизни. Привыкший к одиночеству не выдержит жизненной суеты, он надломится, соприкоснувшись с ней: как глубоководная рыба, вытащенная на поверхность, разрывается, лишенная привычной для нее тяжести.

А может ли человек, приученный к суете и шуму жизни, спокойно жить в уединенном уголке? Ему будет очень тяжко, он даже может лишиться ума. Идеальный человек тот, кто интенсивно активен в тиши и одиночестве и кто в разгар напряженнейшей деятельности способен ощутить тишину и одиночество пустыни. Он познал тайну сдержанности, он контролирует себя. Он шагает по улицам большого города, запруженным транспортом, а ум его так спокоен, как если бы его окружало безмолвие горной пещеры, но в то же время он напряженно трудится. Вот идеал карма-йоги, и если вы достигли его, вы действительно познали тайну труда.

Но начинать надо с начала, по мере необходимости совершая поступок за поступком и постепенно, день ото дня делая себя все более бескорыстным. Работая, нужно находить мотивы своих побуждений. В первое время мы почти неизбежно обнаруживаем, что все наши мотивы корыстны, однако настойчивость может понемногу преодолеть корыстность мотиваций, пока не наступит час, когда мы научимся бескорыстному труду. Для всякого есть надежда, что день придет и он начнет трудиться совершенно бескорыстно. В тот миг, когда это происходит, происходит и концентрация всей нашей энергии, тогда обнаруживает себя все знание, которое было скрыто в нас.

 

Глава II

КАЖДЫЙ ВЕЛИК НА СВОЕМ МЕСТЕ

 

В соответствии с философией санкхья [22] природа есть взаимодействие трех сил, которые на санскрите называются саттва, раджас и тамас. Их проявления в физическом мире можно назвать равновесием, действием и инертностью. Тамас — темнота и бездействие, раджас — действие, выраженное через притяжение или отталкивание, а саттва — равновесие между тем и другим.

Три силы взаимодействуют в каждом человеке. По временам тамас берет верх — мы становимся ленивыми, нам не хочется двигаться, мы теряем активность, нас сковывают какие-то мысли или просто вялость. В другое время в нас преобладает активное начало или же мы испытываем состояние равновесия. Обычно в человеке доминирует одна из трех сил: для одного характерна леность и вялость, для другого — активность и энергичность, некоторые же проявляют нежность, мягкость и спокойствие, свидетельствующие о равновесии активного и инертного начала. Это относится ко всему живому — в животных, растениях, человеке более или менее типически сочетаются три силы.

Карма-йога уделяет особое внимание взаимодействию этих трех факторов. Помогая нам учиться использовать их, она помогает нам лучше делать наше дело. Человеческое сообщество — сложная организация. Мы все знаем о морали, мы все знаем о долге, но в различных странах мораль имеет разное значение. Что считается моральным в одной стране, может быть совершенно аморальным в другой. Например, в одной стране разрешены браки между двоюродными братьями и сестрами, в другой — они считаются недопустимыми; в одной стране мужчина может жениться на своей невестке, в другой это невозможно; где-то узаконен только один брак, еще где-то их может быть несколько и так далее. Это относится и к другим моральным нормам — они сильно различаются. Тем не менее мы считаем, что должны быть и какие-то всеобщие моральные нормы.

То же можно сказать и о долге. У разных народов разные представления о том, что такое долг. В одной стране человека могут обвинить в том, что он поступил неправильно, если он не делает определенных вещей, в другой же — его осудят за то, что он именно эти вещи и делает; и все же мы знаем, что должно существовать всеобщее представление о долге. Аналогичным образом даже в одном обществе какая-то социальная группа считает определенные действия своим долгом, а другая — стоит на противоположной точке зрения и была бы шокирована, если бы эти действия пришлось совершать ей. Перед нами два пути — путь людей невежественных, которые считают, что существует лишь один способ постижения истины, а все остальные ошибочны, и путь людей мудрых, которые признают, что могут существовать различные толкования долга и морали, зависящие от склада нашего ума и образа жизни. Важно понимать, что существуют градации долга и морали; и то, что есть долг в одних обстоятельствах, может не быть таковым в других.

Например, все великие учителя учат: не противься злу, непротивление есть высочайший моральный идеал. Мы прекрасно понимаем, что если бы значительное число людей попыталось полностью осуществить этот завет на практике, то общественная структура распалась бы, дурные люди предъявили бы права на наше имущество и жизни и делали бы с нами все, что захотели бы. Если бы такого рода непротивление практиковалось даже в течение одного дня, он закончился бы катастрофой. И все же интуитивно, в глубине души, мы приемлем истинность завета — не противься злу. Он кажется нам высочайшим идеалом, и в то же время мы понимаем, что проповедь этой доктрины равнозначна приговору для большей части человечества. И не только это, каждый будет постоянно чувствовать себя виноватым, каждый станет без конца проверять всякое свое действие, что приведет к слабости, а вечное недовольство собой породит больше пороков, чем любая другая слабость. Человек, начав ненавидеть себя, распахивает врата к своей гибели, это справедливо и в отношении народов.

Наш первейший долг — не ненавидеть себя, ибо, чтобы идти вперед, нам нужно прежде всего верить в себя, а затем в Бога. Кто не верит в себя, тот не может верить и в Бога. Поэтому нам остается только одно — признать, что долг и мораль могут разниться в зависимости от обстоятельств; не считать, что человек, противящийся злу, всегда и в принципе не прав, а помнить, что возможны обстоятельства, при которых сопротивление злу может быть его долгом.

При чтении Бхагавад-Гиты у западного читателя может вызвать удивление то, что Кришна во второй главе называет Арджуну ханжой и трусом за его отказ сражаться, то есть оказывать сопротивление, на том основании, что армия противника состоит из друзей и родных Арджуны, а непротивление есть высший идеал любви. Это великий урок для всех нас, который показывает нам, что крайности всегда схожи. Крайность в положительном и крайность в отрицательном всегда походят друг на друга. Если колебания световых волн чересчур медленны, наш глаз не воспринимает свет, как не воспринимает он его и тогда, когда они чересчур быстры. Так же и звук — мы не воспринимаем ни очень низкие, ни очень высокие частоты. Такова же и природа отличия между сопротивлением и непротивлением. Один не противится злу не потому, что считает это правильным, а потому, что он чересчур ленив, слаб и не в силах противиться; другой же знает, что при желании способен нанести сокрушительный удар, однако не наносит его, а благословляет своих врагов. Кто не оказывает сопротивления из слабости, совершает грех, и для него непротивление не будет благотворным, другой же совершил бы грех, если бы оказал сопротивление. Будда отказался от трона и от своего положения, и это был истинный отказ, однако незачем и говорить об отказе нищего, которому не от чего отказываться. Поэтому нам следует проявлять осторожность в отношении того, что мы имеем в виду, когда начинаем говорить о непротивлении и идеальной любви. Прежде всего необходимо быть уверенными, в силах ли мы оказывать сопротивление или нет. Если мы достаточно сильны, но отказываемся от сопротивления и не оказываем его, то в этом случае мы совершаем великий акт любви. Но если мы не в силах противиться, а обманом внушаем себе, что нами движет мысль о высокой любви, тогда наш поступок приобретает противоположный смысл. Увидев могучее войско, Арджуна испугался; предмет его «любви» заставил его забыть о долге перед страной и царем. Вот почему Кришна назвал его ханжой: ты говоришь как мудрый, но действия твои выдают труса, поэтому иди и сражайся!

Такова главная мысль карма-йоги. Человек, усвоивший ее, понимает, что непротивление есть высочайший идеал, что непротивление есть проявление огромной реальной силы, а также что сопротивление злу есть только шаг к настоящему проявлению силы, то есть к непротивлению. Прежде чем достичь высочайшего идеала, человек должен сопротивляться злу, пусть он работает, борется, бьет сплеча. И лишь после того, как он найдет в себе силы противиться злу, непротивление станет добродетелью.

У себя на родине я знал одного человека, человека очень глупого и скучного, ничего не понимавшего и понимать не желавшего, который жил, как животное. Однажды он спросил меня, что ему нужно делать, чтобы познать Бога и достичь внутренней свободы. «Вы умеете врать?» — задал я ему вопрос. Он ответил, что не умеет. «Тогда вам надо научиться, — сказал я. — Лучше говорить неправду, чем быть скотиной или бревном. Вы — вялый человек, вы, конечно, далеки от возвышенного состояния уравновешенности и покоя, которое находится по ту сторону всех действий, вы настолько ленивы, что неспособны даже на дурной поступок». Это был случай экстремальный, и я, разумеется, пошутил, но я хотел, чтобы он понял — человеку необходимо действовать и только через деятельность может он прийти к состоянию уравновешенности.

Следует всячески избегать бездействия. Деятельность, активность непременно означают сопротивление. Противьтесь всякому злу в помыслах и в поступках, и, когда вы научитесь сопротивляться, тогда наступит состояние равновесия. Очень легко сказать: никого не ненавидьте, не противьтесь никакому злу, но мы же знаем, к чему это приводит на практике. На глазах у людей можно изобразить непротивление злу, но сердце при этом может полниться злобой. Нам недостает спокойствия, необходимого для непротивления, в душе нам хочется сопротивляться. Если вам хочется разбогатеть, но вы знаете, что общественное мнение против погони за богатством, вы, возможно, и не посмеете дать волю своим желаниям, но в душе вы будете день и ночь мечтать о деньгах. В таком случае это ханжество, не более. Окунитесь в мир, мирские заботы, страдайте и наслаждайтесь всем тем, что есть в нем, и со временем вы придете к отказу от всего, и тогда наступит покой. Так утолите ваше желание власти или еще что-то, а после того, как страсть ваша будет утолена, придет время, и вы поймете ничтожность того, что вы желали; но пока не будет утолено ваше желание, пока не сделаете вы все, что хотели, вам не достичь состояния покоя, уравновешенности, самоотречения. Душевный покой и самоотречение проповедуются тысячи лет, каждый с детства слышал о них, но мы видим, что только немногим удалось достичь этого. Я объездил полмира, но не уверен, встретилось ли мне два десятка людей, которые действительно обладали душевным покоем и способностью к непротивлению.

Каждый должен избрать себе собственный идеал и стремиться к его достижению. Это более верный путь прогресса, чем стремиться к идеалу, избранному другими, но для нас недостижимому. Например, если взять маленького ребенка и поставить перед ним задачу — прошагать двадцать миль, то малыш либо не выдержит, либо — один на тысячу — приползет к концу пути полумертвым от усталости. А мы именно это и пытаемся проделать. В любом обществе люди различаются по уму, способностям, энергии, с которой они действуют, поэтому они и будут стремиться к разным идеалам, и мы не вправе насмехаться ни над одним. Пусть каждый приложит все силы к достижению собственного идеала. Несправедливо судить меня по вашей мерке, а вас — по моей. Нельзя от яблони требовать того же, что от дуба, а от дуба — того, что от яблони. О яблоне и судить надо по яблоневой мерке, о дубе — по его собственной.

Единство в разнообразии — закон мироздания. Как бы ни отличался один человек от другого, в конечном счете все люди едины в своей основе. Различия в характерах отдельных людей или различия между разными типами людей — это естественные варианты. Значит, и судить мы их не можем по единой мерке, как и ожидать, что все будут стремиться к единому идеалу. Это создало бы противоестественную напряженность, в результате которой человек начинает ненавидеть себя и становится менее религиозным и добрым. Наш долг заключается в том, чтобы каждого человека поощрять в его борьбе за наибольшее приближение к его собственному идеалу, стараясь в то же время приблизить его идеал к истине.

Индусская система моральных ценностей с древнейших времен строилась как раз на этом — в священных книгах и трактатах по этике излагаются различные правила поведения для различных групп людей:[23] для семьянина, для саньяси (человека, отрекшегося от мира), для того, кто познает жизнь.

В соответствии с индусскими священными книгами каждый человек на протяжении своей жизни помимо общечеловеческих обязанностей выполняет и специфические обязанности, долг. Индус начинает жизнь с обучения, приобретения знания, затем он обзаводится семьей, к старости он удаляется от дел и, наконец, отрекается от мира, становится саньяси. Для каждой из этих стадий характерны свои обязанности. По сути, ни одна из стадий не выше остальных. Жизнь в семье столь же благородна, как жизнь того, кто принял обет безбрачия, посвятив себя религиозной деятельности. Мусорщик на улице так же велик и славен, как царь на троне. Пусть последний сойдет со ступеней трона и возьмется за уборку улиц — надо еще посмотреть, как он справится. Возведите мусорщика на трон и посмотрим, как он будет править. Бесполезно говорить, будто человек вне мирской суеты выше того, кто живет в миру, — гораздо труднее жить в миру и чтить Бога, чем отречься от мира и вести свободный и легкий образ жизни. С течением времени четыре стадии человеческой жизни свелись в Индии к двум — жизни семьянина и жизни монаха. Один женится и выполняет обязанности гражданина, долг другого — посвятить всего себя религии, молиться и почитать Бога. Я приведу вам отрывок из Маха-Нирвана-Тантры[24] с тем, чтобы вы получили представление о том, как трудно быть семьянином и в совершенстве выполнять его обязанности:

«Семьянину надлежит быть преданным Богу, познание Бога должно быть целью его жизни. Однако ему надлежит и неустанно трудиться, выполняя все свои обязанности, плоды же его трудов должны принадлежать Богу.

Нет ничего труднее, чем работать, не думая о результатах, помогать людям и никогда не вспоминать, что они должны быть благодарны тебе, совершать добрые дела и не заботиться о том, принесут ли они тебе доброе имя или ничего не дадут. Даже самый большой трус становится храбрецом, когда мир восторгается им. Глупец способен на героизм, когда чувствует одобрение окружающих, но постоянно делать добро, не ожидая ничьего одобрения, — это поистине самая большая жертва, на какую способен человек. Первейшая обязанность семьянина — зарабатывать на жизнь, но он не может при этом лгать, обманывать, грабить других и обязан помнить, что смысл его жизни в служении Богу и бедным.

Зная, что мать и отец есть зримые воплощения Бога, семьянин обязан всегда и всячески угождать им. Если человеком довольны его мать и его отец, Бог доволен им. Доброе дитя никогда не скажет резкого слова родителям.

В присутствии родителей не должно шутить, выказывать нетерпение, проявлять дурное настроение или характер. При появлении матери или отца следует поклониться и ожидать стоя, пока они не сядут и не попросят сесть.

Семьянин совершит грех, если, имея пищу, питье и одежду, не удостоверится прежде всего, есть ли они у его матери и отца, у его детей и жены, у бедных. Мать и отец дали ему его тело, поэтому семьянин не должен щадить сил, чтобы отплатить им за него.

И он должен помнить о долге по отношению к жене. Муж должен не бранить жену, но относиться к ней так, как если бы она была его матерью. Какие бы беды или трудности ни осаждали его, он никогда не должен сердиться на жену.

В мрачный ад попадет тот, кто думает о другой женщине, кроме своей жены, если даже только в мыслях коснется он ее.

Семьянин никогда не должен употреблять при женщинах бранные слова и никогда не должен хвалиться своей силой. Не должно ему говорить: я сделал то, я сделал другое.

Семьянин должен угождать своей жене деньгами, одеждой, любовью, верой и словами, сладкими, как нектар, никогда не должен делать ничего, что огорчает ее. Семьянин, который добился любви благонравной жены, преуспел и в вере своей, и в добродетели».

Затем следуют обязанности семьянина по отношению к детям:

«Он должен с любовью воспитывать сына до четырех лет; должен обучать его до шестнадцати лет. Когда исполнится сыну двадцать, он должен начать работать, отец же должен тепло относиться к нему, как к равному. Так же должна воспитываться и дочь, обучать которую следует с великим тщанием. Когда же будет она выходить замуж, отец должен одарить ее драгоценностями и богатством.

Семьянин обязан заботиться и о своих братьях и сестрах, а также о детях своих братьев и сестер, если они бедны; он обязан заботиться и о других родственниках, о друзьях и о слугах. Есть у него обязанности и по отношению к односельчанам, к беднякам и к любому, кто попросит у него помощи. Если семьянин зажиточен, но живет, не заботясь о близких и бедных, он не может считаться человеком, ибо живет, как животное.

Следует избегать излишеств в пище, в одежде, в уходе за телом и волосами. Семьянин должен быть чист сердцем, опрятен телесно, постоянно активен и готов к работе.

Он должен быть героем по отношению к своим врагам. Им он обязан оказывать сопротивление — таков долг семьянина. Он не может обливаться слезами, забившись в дальний угол, и болтать глупости о непротивлении. Если он не проявит героизма в борьбе против врагов, он не выполнит свой долг. По отношению же к родственникам и друзьям он обязан быть кротким, как агнец.

Долг семьянина — не склоняться перед дурными людьми, ибо склоняясь перед такими людьми, он споспешествует злу; и будет ошибкой с его стороны, если он не обратит внимания на людей, заслуживающих его уважение, на добрых. Семьянину не следует проявлять неразборчивость в установлении дружеских связей, заводить друзей повсюду; он должен сначала понаблюдать за поступками тех, с кем желал бы подружиться, посмотреть, как они ведут себя с другими, и, только все хорошенько обдумав, вступать с ними в дружбу.

Есть три вещи, о которых семьянин не должен говорить: он не должен прилюдно упоминать свою известность, не должен распространять истории о своей влиятельности и силе, не должен рассказывать о своем богатстве, а также о том, о чем ему сообщили доверительно.

Человек не должен говорить, что он беден, как не должен говорить, что богат, — не нужно хвастаться богатством. Человек должен полагаться на самого себя — в этом его религиозный долг, а не просто житейская мудрость, и если он не следует своему долгу, то может быть сочтен безнравственным.

Семьянин — основа и опора общества. Он главный его кормилец. Бедные, слабые, дети и женщины, которые не работают, — все живут от его трудов, поэтому и есть у него обязанности. Эти обязанности должны придавать ему силу для их выполнения, чтобы он не думал, будто делает работу, не соответствующую его идеалу. А потому, если проявит он слабость или допустит ошибку, то не должен говорить об этом прилюдно, как не должен он говорить о своих делах, если знает, что не преуспел в них. Такого рода покаяние не только никому не нужно, оно и самого человека лишает уверенности в себе и мешает выполнению им долга. В то же время семьянин обязан прилагать все силы для умножения прежде всего знания жизни, а затем и богатства. Это его долг, и если он его не выполняет — он никто. Семьянин ведет себя безнравственно, если не трудится, а хочет разбогатеть. Он безнравственен, если ленится и стремится к безделью. Ведь сотни других зависят от него, и, если он разбогатеет, они получат необходимую им поддержку.

Не будь в этом городе сотен людей, которые стремились разбогатеть и разбогатели, что сталось бы с цивилизацией, с приютами для бедных, с нарядными дворцами?

В этом случае нет ничего плохого в стремлении к богатству, ибо это богатство предназначено для распределения, а семьянин есть центральная фигура жизни и общества. Это его форма служения Богу — зарабатывать деньги и праведно расходовать их, ибо семьянин, старающийся разбогатеть достойными средствами и во имя достойной цели, практически так же освобождает свою душу, как отшельник, который произносит молитвы в своей келье. Мы видим здесь лишь различные стороны одного и того же: самоотречения и жертвенности из любви к Богу и всему, что ему принадлежит.

Конечно, семьянин должен заботиться и о своем добром имени. Он должен не играть в азартные игры, не бывать в обществе дурных людей, не говорить неправду и не причинять неприятностей окружающим.

Нередко бывает, что человек затевает дела, которые не в силах завершить, и, чтобы все-таки добиться своего, прибегает к обману. В любом деле нужно учитывать и фактор времени: то, что заканчивается неудачей в один отрезок времени, вполне может привести к успеху позднее.

Семьянин должен говорить правду и говорить мягко, выбирая слова, которые приятны людям и выражают доброе к ним отношение. И никогда не следует обсуждать дела других.

Семьянин, копая пруды, сажая деревья по обочинам дорог, строя жилища для людей и для животных, прокладывая дороги и возводя мосты, движется к той же цели, что и самый великий Йог».

Это — одна часть доктрины карма-йоги: деятельность и обязанности семьянина. Далее, там говорится еще, что «если семьянин падет на поле боя, защищая свою страну или веру, он достигнет той же цели, какой достигает йог медитацией»,[25] иными словами: то, что есть долг для одного, для другого не является долгом, и это не означает, будто один долг может быть выше другого. Всякому долгу свое место, и каждый из нас должен выполнять свой — в зависимости от обстоятельств.

Однако из всего этого вытекает еще одна идея — осуждение всякого рода слабостей. Эта особая идея нашего учения очень дорога мне, будь то в философии, в религии или в работе. Читая Веды,[26] вы обнаружите, как часто употребляется в них слово «бесстрашие». Не страшитесь ничего. Страх — признак слабости. Человек обязан выполнять свои обязанности, не обращая внимания на презрение или насмешки мира.

Если человек уходит от мира, чтобы проводить время в молитве, он не должен думать, будто те, кто живет в миру и трудится на благо мира, не заняты той же молитвой. Равным образом живущие в миру с женой и детьми не должны считать удалившихся от мира ничтожными бродягами. Всякий велик на своем месте. Я хотел бы пояснить эту мысль одной историей.

Жил однажды царь, который всем саньяси, прибывавшим в его царство, задавал один и тот же вопрос: «Кто выше — тот, кто отрекся от мира и сделался саньяси, или семьянин, исполняющий свой долг в миру?»

Множество мудрых людей ломало себе голо