Ценностный и культурный потенциал народов Евразии

Конечно, эти ценности, во-первых, нельзя считать «духовной монополией» евразийских стран; во-вторых, и в самих этих странах они реализовывались в разной степени и в разных формах. В-третьих, мы специально не внесли в этот краткий перечень ценности познания, творчества, близких межличностных отношений — так как считать их явно доминирующими в каком-либо одном регионе планеты явно нельзя. Но они, безусловно, являются важнейшими — как для Евразии, так и для всего мира.

Но наша основная мысль состоит в другом: эти базовые ценности сохранились преимущественно в евразийских странах (хотя и в разной степени), несмотря на пресс глобализации. Это большая тема, и очевидно, что на евразийском пространстве сталкиваются разные и конфликтующие тенденции. И тем не менее многие авторы сходятся на том, что традиционные ценности здесь во многом сохранили свои позиции; причем, это не «остаточные явления», как некоторые думают, а проявление устойчивости внутренних духовных регуляторов, заложенных в нас самой Природой/Богом.

Это подтверждается самыми разными примерами. Так, Л.С. Васильев отмечает, что в Европе «…рыночные связи лишь в очень незначительной степени сплетаются и тем более обусловливаются чем-то привходящим, будь то связи других типов (семейно-клановые, сословные, властные, патронажно-клиентные) или вообще любые формализованные и неформальные контакты. Решения диктуются… прежде всего жестким законом прибыли... Что же касается традиционного Востока, то именно рынок и прибыль… иерархически подчинены иным ценностям и веками складывающимся типовым связям… Словом, здесь господствует иная, чем на Западе, система общепризнанных ценностей»[107]. Социологические опросы последних лет, проведенные с нашим участием и с участием наших ближайших коллег в Монголии и в Индии[108], также подтверждают эту ценностную устойчивость (хотя, наряду с этим выявляют и наличие деструктивных факторов). Конечно, здесь нужны более развернутые исследования, но неоспорим факт существенно большей, чем в европейских странах и США, приверженности населения этим базовым ценностям. В особенности это касается малых этнических групп и локальных общин, о чем давно пишут наши индийские коллеги, обобщая опыт своей многолетней работы в этой области.

Единению евразийских народов способствует и все более выявляемая общность корней многих из них и, соответственно, близость культурных основ и даже конкретных традиций. В качестве примера остановимся на компаративистских исследованиях культур России и Индии. Известен глубочайший интерес к Индии у Г.Р. Державина, А.С. Хомякова, Л.Н. Толстого, К.С. Бальмонта, Н.С. Гумилева. В свою очередь большой интерес к России проявляли Р. Тагор и Б. Тилак. Гораздо менее известно о важных перекличках между русской и индийской религиозной философией второй половины XIX века, представители которых одновременно почувствовали, что человечество вступает в период глобального кризиса. Свами Вивекананда писал: «Европа находится на кратере вулкана. Если духовный огонь не уравновесит огонь черный − это будет катастрофа. Следующий сдвиг... придет из России или из Китая»[109]. В это время почти параллельно складывается философская система В.С.Соловьева и происходит реформирование учения веданты (точнее, адвайта-веданты) трудами Рамакришны и Свами Вивекананды. Даже сам термин «метафизика всеединства», которым обозначил свою философию В.С. Соловьев, точно выражает суть обновленного Рамакришной и Вивеканандой ведантистского учения. И здесь, и там ставится задача объединения человечества, расколотого по религиозному и национальному признакам, выражается решительный протест против политической, социальной и религиозной вражды. Весьма близки В. С. Соловьев и представители реформированной веданты в том, что путь к действительному единству человечества лежит через синтез культур Востока и Запада, через единение мировых религий на основе их базовых ценностей. Оба мыслителя верят, что в подобном синтезе, быть может, и состоит главная миссия их национальных культур и религий.

Позднее большой вклад в эту область внесла выдающаяся семья Рерихов[110], собравшая уникальный материал во время масштабной трансгималайской экспедиции (1923-1928 гг.), а также в период работы организованного ими Института гималайских исследований в долине Кулу (Индия). Сегодня многие авторы[111] отмечают сходство наскальных рисунков времен позднего палеолита и бронзы, а также наличие индийских артефактов в южно-сибирских погребениях, свидетельствующих об обширных контактах населения Алтая и Гималаев того времени.

Что же касается сохранения этнокультурного разнообразия, то, разумеется, тут снова нужны масштабные исследования и квалифицированный анализ. Но, например, на территории бывшего Советского Союза даже поверхностный взгляд подтверждает достаточную сохранность национальных культур и традиций — не только у народов бывших республик, но и у малых народов. В частности, у коренных жителей русского Алтая до сих пор сохраняется четкое деление на роды — сеоки. Еще более выражено этнокультурное разнообразие в той же Индии. В частности, в гималайском штате Химачал-Прадеш проживает несколько десятков этнических групп, разговаривающих на разных языках и, более того, образовалась уникальная этнолингвистическая общность пахари. Во всяком случае, этот фактор на евразийском пространстве представляется вполне действующим.

Отметим также показательные факты перекличек двух культур в плане утверждения принципов миротворчества. Уже в древнеиндийских религиозно-философских и литературных текстах мы встречаемся с важнейшим понятием « ахимсы » — непричинения вреда живым существам. Этот принцип входит в качестве важнейшего этического элемента практически во все религиозные системы Индии. Аналогов ему мы не найдем в других культурах, разве что в русском слове «мир», где также сопрягаются напрямую ненасилие, сотрудничество между людьми и жизнь Вселенной. Что особенно важно, принцип ахимсы никогда не оставался в Индии абстрактной этической максимой. Индия еще со времен царя Ашоки, правившего в III в. до н.э., выступала как один из важных и влиятельных центров миротворчества и религиозной терпимости. Во времена же правления Акбара (XVII век) она явила еще и образец практического религиозного и культурного синтеза. При его дворе все религии и этнические культуры считались равноправными. Уже в XX веке после Второй мировой войны Индия первой высказалась в поддержку Пакта Н.К. Рериха о защите культурных ценностей в случае военных конфликтов. Благодаря поддержке лидеров свободной Индии Дж. Неру и С. Радхакришнана в 1954 г.на основании Пакта Рериха подписывается Гаагская конвенция. Общеизвестен вклад в разработку принципов мирного сосуществования Л.Н. Толстого и Махатмы Ганди, состоявших друг с другом в творческой переписке. Толстовское учение о непротивлении злу силою получило существенное развитие в доктрине сатьяграхи (буквально «твердость в правде») великого реформатора Индии, подразумевающей не отказ от борьбы со злом и несправедливостью, а отказ именно от насильственных методов борьбы при твердом отстаивании правды. Учение Махатмы Ганди, разработанное им в Южной Африке при защите прав живущих там индийцев, впоследствии дало блестящие результаты в ходе борьбы за освобождение Индии от колониального господства.

Если же обратиться, например, к истории Монголии, то и здесь мы видим ряд любопытных фактов. Несмотря на то, что именно Россия приняла на себя удар монголо-татарского нашествия, совершенно не случайно, что в XX веке оценки российских историков здесь резко разошлись. Одни из них вполне справедливо подчеркивают очевидные тяжелые последствия для России: военный захват страны и разрушения; политический диктат и усиление самодержавия. Но другие отмечают парадоксальный момент: даже в этих сложнейших условиях (конечно, после некоторой стабилизации ситуации) оказался возможен плодотворный культурный диалог. Эту идею в своих сочинениях особенно развернули представители евразийства. Русские переняли у монголов не только военное искусство, но многие принципы государственного управления, типа организации почтовой и курьерской служб, создания запасов государственного продовольствия и т.д.

Но главное даже не в этом. В менталитете монголов-завоевателей, судя по всему, было изначально укоренено то самое сознание глубинного единства людей (даже если они встречаются как враги!) — и, соответственно, их равенства, — которое с таким трудом приживалось в Европе, даже несмотря на то, что это одна из центральных идей христианства. Поэтому монголы-завоеватели могли грабить население, но не унижать его, не считать «варварами», людьми «низшей расы». Поэтому же они искренне уважали и никак не насиловали культурные традиции и религиозные чувства русского населения, не препятствовали отправлению церковных служб, не разрушали (по крайней мере, целенаправленно) храмы. По сути, те же установки были характерны и для русского народа. И рисуя облик Чингисхана, историки отмечают его уважение ко всем религиям (не «толерантность», а искреннее уважение и почитание); его воинскую честь, его нетерпимость к предателям и уважение к стойко сражавшимся противникам. Все это, разумеется, никак не оправдывает захватнических войн, но даже и они бывают разными по своим изначальным целям и мировоззренческим установкам.

Мы очень бегло и фрагментарно обрисовали некоторые факты и примеры из духовно-культурной сферы, говорящие в пользу того, что евразийские страны действительно обладают потенциалом для постепенного перехода к новым цивилизационным отношениям. Но это ни в коей мере не означает его автоматической реализации, тем более что сегодня на евразийском пространстве можно отметить разные тенденции, как позитивные, так и негативные, в том числе и в межнациональных отношениях. Успех новых начинаний будет всецело зависеть от доброй воли — не только правительств и бизнес-элит (хотя, конечно, и от них тоже), но и от усилий всех активных граждан, от согласованности их действий по продвижению плодотворных инициатив, от развития самых различных контактов, не только друг с другом, но и со всем миром — научных, культурных, экономических. А также от реализации совместных проектов, опять же, направленных на подлинное благо и евразийских народов, и всего мира: одно от другого неотделимо. И, главное, снова скажем, — от правильного мировоззрения, ориентированного не на сугубо земные и материальные, а прежде всего на высшие, духовно-культурные ценности. Эти установки как ничто другое будут способствовать решению всех трудных вопросов.

Ниже, в завершение данного параграфа, мы наметим некоторые направления культурного сотрудничества между странами Евразии. А теперь перейдем к еще одному важнейшему фактору — биосферному потенциалу территории.