Протоиерей Владислав Свешников

Оказывается, все более или менее одинаково представляют церковную практику и ее соотношение с желательными нормами, и я сделаю только несколько замечаний.

Хочу выразить ощущение счастья по поводу того, что наконец-то хоть в какой-то степени в нашей церковной жизни появился дискуссионный элемент. Он почти отсутствовал; а между тем в нашей церковной и даже литургической жизни есть моменты, требующие дискуссии, но ставшие между тем недискуссионными. Например, все учившиеся священники знают, что в литургии святителя Василия Великого …преложив Духом Твоим Святым совершенно абсурдно, неуместно. Все знают, что слова елицы якопросвещении изыдите и потом приступите иже ко просвещению нелепы. Патриарх Никон делал перевод литургии с Венецианского служебника, откуда у нас так и осталось на века милость мира, в то время как во всех греческих служебниках милость, мир. Подобные вещи обязательно должны немедленно исправляться в результате краткой дискуссии, может быть, между литургистами, это просто нужно.

Но есть вещи действительно дискуссионные, и в этом отношении довольно правильно, что существует множественность мнений священников, — правильно в том случае, когда эта множественность суждений рождает множественность практик тех, кто подходит к Причастию, к покаянию и вообще ко всем формам духовной жизни. Если же эта множественность отражает только множественность психологических типов, то толку от нее нет, и более того, она является вредной. Поэтому хотя и невозможно предложить общую регламентацию раз и навсегда, но если наше обсуждение и его развитие будет достаточно авторитетным, то какие-то основные очертания, обрисовывающие возможную регламентацию хотя бы основных типов и форм, могли бы быть предложены.

И наконец, последнее, что я хотел бы сказать уже ближе к тематике, предложенной нам сегодня. Во-первых, что касается традиций самых разных, в том числе традиций литургических. Я помню, что когда я начинал служить в Торжке, там на покое был один старенький священник, и однажды во время беседы с ним я сказал: “Отец Павел, вот тут в Торжке на Пасхальной седмице крестные ходы принято совершать после вечерней службы, а после Литургии — нет. Может быть, мы, следуя общей практике, заменим?”. И он ответил: “Да ты что! Съедят, тут же съедят”. Я тогда с горечью подумал: “А что, если в Символе веры мы станем читать от Отца и Сына исходящего? Никто даже и не поморщится, разве что в первый день, а потом привыкнут”. И тем более никто не поморщится, если я скажу, что надо говорить не единосущный, а подобосущный, спокойно примут. Вот так обстоит дело с нашими традициями, а традиции отражают некоторый разброд в понимании и переживании благочестия, в том числе и литургического благочестия. Я читаю маленький курс литургики на наших регентских курсах. И оказывается, что к началу занятий люди, пришедшие не совсем с улицы, а из храмов, не знают существа литургической жизни и более того — литургического содержания в его точных богословских формулировках и просто литургического контекста. Немного прибавляется и после лекций по той простой причине, что оказывается достаточным иметь то, что можно назвать “благочестивым ощущением”. И с этим благочестивым ощущением самого общего, довольно сентиментального порядка, простоять всю Литургию и всю свою жизнь. Причем это благочестие совсем не имеет смысла, вызванного содержанием того, что происходит.

Даже в нашем сегодняшнем разговоре у большинства выступающих происходила некоторая путаница или подмена, что в принципе является самым обычным делом в современной православной жизни, подмена двух понятий, действительно тесно связанных друг с другом, но не взаимозаменяемых — это исповедь и покаяние. И тут самый большой простор для подмен заключается в том, что можно назвать исповедью. Правда, большей частью эти подмены бывают двух типов: первый тип — психологическое эссе вместо исповеди, и второй тип — исповедь по перечню, любому — краткому или долгому — исповедь законнического типа и подхода. В то время как то, что можно назвать покаянным переживанием жизни, при котором Таинство покаяния есть выражение тайны покаяния и совершается иногда, а тайна эта либо живет, либо не живет с нами, — вот это, пожалуй, можно встретить не часто.

Протоиерей Димитрий Смирнов

Во-первых, я просто счастлив, что эта тема обсуждается и что вообще есть желание обсуждать такие актуальные темы.

Хочу рассказать о двух эпизодах.

В Лавре я наблюдал такую сцену. Мама чуть не плачущим голосом просит иеромонаха причастить мальчика. Иеромонах ей говорит: “Так он же не исповедовался”. Она: “Сыну семь лет только сегодня исполнилось”. Он: “Нет, без исповеди нельзя”. Как жаль, что она не сообразила сказать, что он родился вечером!.. Я это сам видел на солее Успенского собора.

Второй эпизод. В одном монастыре на Афоне, очень хорошем, я узнал, что монахи причащаются в субботу. Почему? потому что в пятницу пост. А в воскресенье уже не причащаются.

Мне кажется, что в памятку ко Причастию необходимо внести такую главу, как “лекарства”, потому что очень многие священники считают лекарство едой. Нитроглицерин, лекарства при диабете — все это еда, то есть падай в кому, но в рот не бери. Поэтому надо где-то обозначить, что лекарства не есть еда. Как и запивание лекарства молоком — это не нарушение поста.

Далее. Каноны Православной Церкви предписывают причастие в Светлую седмицу. Я когда-то предлагал такую схему: кто причащается раз в году — тот должен поститься весь пост, то есть месяц поститься и где-то в конце поста причащаться. Кто причащается раз в пост — тому поститься неделю. Кто причащается раз в месяц — тому три дня. Кто причащается раз в неделю — то среда и пятница и в субботу все-таки без мяса.

Необходимо сказать о Евхаристии как о стимуле в первоначальном значении этого слова, — в пастырском окормлении. Если христианин привык причащаться, то его временное отлучение пастырем является инструментом пастырского окормления. И окормлять и воспитывать таким образом можно только постоянно причащающегося человека. Например, я однажды отлучил одну женщину на целый год, так как она занималась разрушением семьи своей дочки. Благодаря тому, что она часто причащалась, для нее это было серьезно, хотя и не помогло в итоге.

…Исповедь у другого духовника. Конечно, это возможно и никаких препятствий мы не ставим. Но!.. очень часто человек, отправляющийся в паломничество в какой-то монастырь, приезжает с квадратными глазами, с какими-то епитимьями. И я некоторым запрещаю исповедоваться в иных монастырях, потому что человек возвращается с полностью разрушенной духовной жизнью, полностью с мозгами “набекрень”. У нас же полно в стране старцев, которые пять лет назад рукоположены, но они с бородами, у них саны, кресты — все дела. И потом некоторые после них уходят из общины, становятся “иэннэн­щи­ками”, еще кем-то… Поэтому некоторой категории наших граждан и прихожанам нельзя исповедоваться в других местах, потому что некоторые духовники, даже ничего не узнав о человеке, в капусту рубят его душу.

Благословение на Причастие… Наша многолетняя практика состоит в том, что мы перед Рождеством и перед Пасхой говорим всем заранее, что нужно исповедоваться в течение недели-полутора, и потом, если никого не убил, можно причащаться без исповеди.

Очень удобная форма для тех, кто любит исповедоваться подробно, — письменная форма, которая практиковалась у нас еще в начале ХХ века.

Я почувствовал очень большую разницу между приходами большими и очень большими.

Какой-то процент людей, по моей оценке 15%, пришедших в воскресенье — это люди, пришедшие в первый раз. Как-то их отделить в отдельный придел или поднять на второй этаж двухэтажного храма пока не представляется возможным; не можем мы их так организовать, тем более что все они приходят в разное время. Тем не менее надо постараться дать этому вновь пришедшему человеку максимум. И даже если он пришел поздно, если он никогда не постился и не знал, что это такое, но действительно пришел с раскаяньем, — а таких много, по-своему подготовившихся к исповеди, — я считаю, что такого человека причастить не только можно, но и нужно. Но снабдив его сведениями о том, как надо готовиться. Я всегда спрашиваю: “Есть ли у тебя молитвослов? читал ли ты Евангелие? есть ли оно у тебя?”. Даем ему правило читать, Евангелие с этого дня каждый день, рассказываем о посте и говорим, как надо впредь готовиться. Но в тот раз причащаем все равно. Как дитя.

Если у человека нет смертных грехов… А самый распространенный грех — это так называемый “гражданский брак” или “у меня есть любимый человек”. Я ему говорю, что любить друг друга — это очень хорошо, но ваши отношения — это не просто любовь, это уже больше супружеские отношения, поэтому решайте этот вопрос с любимым человеком: будете ли вы созидать семью, и если будете — давайте делайте это скорее, а я готов повенчать бесплатно. Если же он любит, но не настолько, я ему говорю, что по идее в церковь в таком случае дальше притвора входить нельзя, потому что это противоречит заповедям Божьим.

И вот если так поговоришь по-доброму, объяснишь, очень многие потом женятся…

Протоиерей Алексий Уминский

Вне разговора об общине не имеет смысла говорить о частоте Причастия. Вопрос в том, как глубоко община сознаёт необходимость своего соединения со Христом, необходимость своего участия в литургической жизни. Здесь, с моей точки зрения, есть два важных момента.

Один из них — очень грустный общеизвестный пример общины отца Георгия Кочеткова, когда изначально правильное понимание превратилось в идеологию и сделало церковную общину замкнутой группой с сектантскими элементами. Там сама Евхаристия стала не естественным желанием, не сутью жизни, а некой идеологической формой церковности. В итоге многие пастыри поставлены в очень неудобное положение. Теперь всякий священник, который пытается осмыслить жизнь своей общины именно евхаристично, попадает под некое подозрение “обновленца”. Что бы он там ни старался делать — все это воспринимается как “кочетковство”. Мне кажется, настало время признать, что есть вещи, которые сами по себе правильны и хороши, но были идеологизированы. Здесь надо сказать, что обычно мы очень чувствительны к малейшему намеку на “об­нов­ленчество”, но есть и другая идеология, которую мы вовсе даже и не замечаем. Это — псевдоконсервативная точка зрения, которая идеологизирует Евхаристию, ставит ее в непременную зависимость от жесткой внешней дисциплины. Это — обновленчество… но с “обратным знаком”.

Второе, это то, что участие всей общины в литургии во многом зависит от того, как священник ведет свою пастырскую деятельность в этом отношении. Очень важно, чтобы каждый прихожанин, каждый член церковной общины жаждал соединения со Христом. Это жажда воспитывается и священником, в том числе и через исповедь. Важно то, как настоятель проповедует о Евхаристии, как он призывает к этому, каким образом он просвещает свою паству.

Практика нашего прихода такова. Я (как настоятель и глава общины) призываю всех наших прихожан причащаться на каждой литургии, но никому не вменяется в обязанность Причастие на каждой литургии или по каким-то определенным срокам. Как бы священник ни хотел частого причащения прихожан — это дело каждого, его свободы. Ставить Причастие в обязанность человеку недопустимо. Для меня важно, чтобы люди понимали, почему они приходят в церковь, чтобы они слышали в церкви этот призыв — Приидите, ядите, сие есть Тело Мое… Чтобы в них эта духовная жажда воспитывалась, и воспитывалась в свободе человека и в соответствии с уровнем его духовного возрастания, которое понимает сам человек.

Я не думаю, что вновь приходящие должны причащаться реже, чем те, кто уже давно состоит в общине. Не в этом дело. Существенно то, как правильно складывается духовная жизнь человека. Здесь очень важна исповедь. И мне кажется, что в этом смысле исповедь для новопришедших может быть и частой, может быть и регулярной, может быть и исповедью перед каждым причащением. А для христиан, которые уже крепко стоят на ногах, периодичность исповеди может быть определена индивидуально в соответствии с благословением духовника.

Очень многие наши прихожане причащаются за каждой воскресной литургией, некоторые причащаются за каждой литургией, например, из тех, кто поет на клиросе или стоят за ящиком. Многие в приходе исповедуются реже, чем причащаются, но те, кто недавно пришел в храм, исповедуются часто, и им это самим нужно, это насущная необходимость, в этом нет деспотии священника. Многие наши прихожане исповедуются примерно раз в месяц, когда в этом есть внутренняя необходимость. У нас приход небольшой, и мы поэтому имеем, слава Богу, возможность на исповеди с каждым поговорить. Исповедь у нас происходит раз в неделю, обычно вечером, после вечернего богослужения. Конечно, она отнимает очень много сил, но это как раз та самая замечательная возможность, когда священник может общаться со своими прихожанами на духовные темы, в том числе используя такой инструмент, как исповедь. Необходимо отметить, что частая исповедь, необходимая новоначальным, в современных условиях может служить и инструментом катехизации и просвещения людей, только входящих в Церковь.

Что касается поста перед причастием. У нас в календаре постных дней больше, чем непостных. Нагружать церковных людей, которые приходят к причащению, какими-то еще вещами, даже невкушением мяса в субботу, мне кажется, не нужно. Это ничего не дает для благочестия, не делает человека более ответственным. А препятствие определенное ставит. Лучше телевизор не посмотреть, чем не есть мясо, скажем.

В современном мире мы должны эти вещи осмыслять адекватным образом. Поэтому нормальной разумной практикой поста являются обычные церковные посты, которые сама же Церковь и установила, никаких других постов быть не должно.

Конечно, когда люди раз в год приходят в храм, когда они ничего не знают о церковной жизни — тут нет сомненья, этих людей надо готовить, в том числе через пост, через определенное правило. Но много ли это дает на самом деле? Действительно ли это является такой уж серьезной подготовкой для того, чтобы человек сам себя переменил, если он причащается раз в год? Какой в этом большой смысл? А если человека нагрузить всевозможными постами — у него вся жизнь превращается в Великий пост, и вместо радости от встречи со Христом — уныние и желание забросить молитвослов куда-нибудь подальше после того, как он это правило вычитает.

У нас вообще очень много необоснованных препятствий к причащению. При этом, и это важно отметить, необоснованно легкий подход к Таинствам крещения и венчания. Мы крестим и венчаем абсолютно без подготовки! Причина этому та, что эти требы приносят реальный материальный доход. А Причастие материального дохода не приносит.

Я убежден, что эту ситуацию надо менять. Необходимо так или иначе возрождать на деле катехизацию, не только как изучение Закона Божия, но прежде всего как вхождение в христианскую общину, вхождение в церковную традицию. На основании этой катехизации и необходимо выстраивать подготовку к крещению, к венчанию или к первому Причастию людей крещенных в детстве, но не воцерковившихся.

Люди в нашей стране на 80% называют себя православными. Мы с вами прекрасно понимаем, что церковных людей из них очень мало — не более 5%. Почему? Может быть, потому, что войти в Церковь очень просто, а прийти к истинной церковности, к жизни в настоящей евхаристической общине очень тяжело. При всем этом мир предлагает человеку сверхлегкий доступ к любому греху.

По поводу семейного причащения. К сожалению, сложилась такая практика, что родители приходят, причащают детей, сами практически не причащаются, потому что для них тоже существуют указанные препятствия. Если в семье есть маленькие дети, то родители не могут приходить к началу богослужения, они не всегда могут в полноте вычитывать все молитвенные правила и тем более не могут налагать на себя дополнительную постную нагрузку. При этом часто молодые родители именно подготовительную дисциплину ставят выше самой сути Причастия. Часто нет понимания, что для семьи очень важно совместное Причастие. Совершенно понятно, что у всех членов современной семьи разный ритм и темп жизни — Церковь должна проявлять снисхождение к людям, которые несут подвиг крестоношения семейной жизни и воспитания своих детей. Со стороны общины и настоятелей необходимо содействовать причащению всей семьи. Если семья приходит не к началу службы, не вычитав все каноны и дополнительно не постившись — пусть причащаются, именно потому, что они пришли всей семьей, они пришли всей малой церковью в Церковь.

Очень желательной, решающей многие проблемы является практика воскресного детского сада. Дети от 3 до 7 лет приходят к началу литургии и идут в детский сад, а родители в это время имеют возможность принять участие в евхаристической молитве. Детей приводят к “Отче наш”. Таким образом становятся возможными и причащение всей семьи, и полноценная молитва родителей.

Что касается издания книг, разъяснительных и доступных — то это сейчас просто необходимо. У нас существуют либо книги отца Александра Шмемана, которого читают интеллектуалы, либо вообще какие-то странные книги, в том числе и об исповеди, которые я бы просто запретил продавать. Вот выходит книга под названием “Исповедую мой грех, батюшка…” питерского священника Алексея Мороза. Там только перечисление грехов занимает содержание половины книги…

Еще одна практика нашего прихода. У нас не очень хорошая акустика, и мы поставили микрофоны на клирос и, соответственно, в алтарь. Поэтому евхаристическая молитва, которую я читаю вслух, доступна слышанию всех прихожан. Мне это кажется нормальным.

Протоиерей Всеволод Чаплин

Когда мы рассуждаем о Таинстве покаяния, о его месте в жизни Церкви, о его формах, о пастырской практике, которая существует при совершении этого Таинства, о практике допуска к Причастию тех или иных верующих, то нужно иметь в виду ту огромную разницу, которая существует среди приходящих в храм — по крайней мере, в большом городе, где священник обычно не знает каждого по имени. Сегодня в храмы приходят очень разные люди. Есть постоянные прихожане, которые причащаются более или менее часто, читают богословскую литературу, знают богослужение, они могут что-то посоветовать друг другу, участвуют в жизни прихода.

Есть среди них одна подкатегория — это те, кто, будучи активными прихожанами, злоупотребляют исповедью. Я думаю, что все священники сталкивались с людьми, которые приносят подробные списки разного рода помышлений, мелких перепалок с окружающими их людьми. К таким людям надо относиться с ответственностью и здравомыслием. Я, например, считаю, что есть люди, которые используют исповедь как поле для проявления некоторого рода духовной прелести.

Есть так называемые “захожане” — люди, которые пришли поставить свечку, пришли на крестины, отпевание или венчание родственников или знакомых, а заодно вдруг решили поисповедоваться и причаститься. Таких людей достаточно много, и к ним нужен внимательный и серьезный подход.

Ну и, в конце концов, приходят люди, совершенно новые для приходской реальности: это те, кто пришел в результате какой-то личной трагедии или спонтанного порыва, люди, движимые мгновенным желанием покаяться в каком-либо грехе, а подчас просто случайно мимо шедшие и зашедшие в храм.

Ответить на это разнообразие людей можно разными способами: возможно, нужна какая-то пастырская инструкция (осо­бенно молодым священникам, может быть даже в программе курса духовных школ), которая говорила бы о том, как выстраивать практику причащения постоянных прихожан, как относиться к тем, кто пришел в первый раз, к тем, кто приходит несколько раз в году.

Вполне возможно, что практика исповеди и Причастия в отношении этих разных категорий верующих должна довольно сильно различаться. Не нужно бояться этого, как не нужно бояться предлагать тем, кто пришел в храм впервые, пройти какую-то катехизическую подготовку перед Причастием, если с момента последнего Причастия или даже крещения прошло 10–15 лет. Не нужно бояться оставить на отдельную беседу после службы людей, которые приходят с каким-то особым душевным порывом. В то же время не нужно бояться допускать к Причастию людей, постоянно причащающихся, живущих серьезной, глубокой, сердечной, осознанной духовной жизнью после благословения, а может быть — после участия в общей исповеди.

Мне думается, нам надо со всей серьезностью подойти к той ситуации, когда исповедь превращается в формальное действо. Когда стоят 200–300 человек, они прослушивают общую исповедь, которая совершается по минимуму, вообще могут не расслышать, о чем говорится, и потом подходят под разрешительную молитву. Само наличие в храме совершенно разных людей в этой общей, извините за выражение, толпе, которая оценивается не по разнице духовного состояния людей, а по фактору отсутствия времени (которого в московском приходе никогда нет) и желания всех этих людей причаститься — вот это и является ситуацией, требующей изменения.

В то же самое время есть и опасность отмирания исповеди. Можно вспомнить практику Католической Церкви, которая мне достаточно хорошо известна: я несколько раз общался с людьми, которые имеют практику духовничества в Католической Церкви. Они отмечают, что типичным массовым явлением, затрагивающим даже духовенство и епископат, является исповедь только в детстве и перед смертью.

Когда мы обсуждаем те или иные перемены, нужно добиваться, чтобы исповедь не превращалась ни в формальность, ни в нечто такое, что легко оставить за бортом современной жизни. Нужно стремиться к тому, чтобы исповедь осталась исповедью и одновременно не исчезла.

В то же самое время нужно избегать потребительского отношения к причащению. Приходит много людей, которые причащаются лишь потому, что их об этом просят родственники, родители, друзья. Многие приходят к Причастию для того, чтобы облегчить свое состояние здоровья или по другим чисто утилитарным причинам: перед началом нового дела, перед тем как лечь в больницу. К этому тоже надо относиться достаточно критично.

Выход из всех проблем, которые обозначены в связи с обсуждаемой темой, только в одном — в просвещении.

Несколько слов об образе Церкви в мире, среди светских людей, среди аудитории СМИ, политиков, светских журналистов, преподавателей. К сожалению, восприятие Церкви очень часто сводится к фольклору и в лучшем случае к минимальному рассказу об историко-вероучительных аспектах некоторых церковных празднований, торжеств, событий. Отчасти этот фольклорно-лубочный образ Церкви связан с политикой средств массовой информации. Не секрет, что среди руководства СМИ есть люди, которые считают, что говорить о сути вероучения — это не функция светских СМИ, что подобные разговоры создают опасную ситуацию, порождают конфликты, межрелигиозные споры. Эта тенденция есть, и нужно иметь в виду, что она часто подталкивает журналистов уклоняться более в исторические, культурные, общественно-политические и кулинарные аспекты церковной жизни.

Нам нужно больше говорить о смысле Евхаристии. В связи с Рождеством, окончанием поста, Новым Годом, святками многие из нас будут встречаться с представителями средств массовой информации. Я предлагаю в эти и другие праздничные дни говорить о том, что в церковные праздники необходимо, подготовившись, причаститься Святых Христовых Таин и о том, что это означает.

Возможно, имеет свой смысл идея, которая несколько раз выдвигалась Центром духовного развития детей и молодежи, — идея, связанная с минимальными комментариями, устными или письменными, богослужения в миссионерских случаях, проводимого там, где оно является частью миссионерского делания Церкви. Однажды я совершал Божественную литургию в лагере молодежного движения “Наши”. Пришло около 300 человек, люди были, как правило, далекие от Церкви, хотя было несколько активных воцерковленных. И вот, когда я совершал литургию, я три или четыре раза снабдил ее краткими комментариями. Реакция была очень интересная: эти молодые люди (всем им было лет по 17–20 — старшие школьники, младшие студенты) сказали мне: “Мы первый раз были на службе, где все понятно”. Причем эти комментарии были предельно краткими: по две-три минуты перед началом богослужения, перед чтением Евангелия, перед началом Евхаристического канона и перед причащением мирян. Не всегда, конечно, это уместно делать устно, в храме это будет задерживать богослужение и станет не очень интересно для большинства прихожан, но раздавать элементарные письменные памятки для вновь приходящих, памятки в один лист, которые стоят копейки, было бы очень полезно. И существующие уже памятки можно рассматривать как часть того миссионерского использования богослужения, которое имеет огромную силу. Поскольку наше богослужение — это кладезь мудрости, опыта духовной жизни, и раскрыть его для людей очень важно.

У нас не очень много книг, изъясняющих богослужение. Есть книги “профессиональные”, книги для духовенства, есть книги, объясняющие богослужение для мирян, но язык этих книг все-таки немного устарел. И массовые популярные брошюры, интернет-сайты, аудио-видеоматериалы, которые можно было бы легко использовать, объясняющие содержание богослужения, — такого рода миссионерские и катехизические материалы были бы очень полезны.

Через разъяснение и просвещение мы, может быть, наконец, наставим людей, злоупотребляющих исповедью и приходящих с большим количеством подробных грехов, и в то же самое время не отдающих себе отчета в том, что “только то есть истинное покаяние, после которого прежние грехи презираются”, как говорил святитель Алексий, митрополит Московский. Важно помогать людям понять, что ненормально приходить каждую субботу или воскресенье со списком одних и тех же грехов. Нужно больше говорить об исповеди не только как о составлении списка грехов, но как об области христианской жизни, которая требует особого духовного настроя. И то же самое касается подготовки к Причастию. Чистота сердца, испрашивание прощения у своих ближних как элемент подготовки к Причастию, осознание готовности исправить свои грехи, а не просто перечислить их со всеми подробностями — это, по-моему, должно присутствовать в нашей миссионерской и катехизической деятельности, касающейся исповеди и Причастия. Наверное, стоит чаще и яснее говорить о том, что Господь сподобляет нас Причастия не в силу подробности нашей исповеди, а в силу Своей милости. И одновременно говорить о том, что можно причаститься в суд и в осуждение: потребительское отношение к Причастию, превращение его в рутину — это тоже большая опасность, которую стоит избегать и о которой стоит говорить в наших миссионерских и просветительских материалах.

А. Боженов

Подготовка ко святому Причастию:
историческая справка

Строгое историко-канони­ческое исследование практики под­готовки к причастию практически невыполнимо прежде всего потому, что немногочисленные памятники древнего церковного законодательства почти не касаются рассматриваемой темы. В результате трудно составить цельное и неоспоримое представление о большинстве поднятых вопросов. Такая ограниченность источников рождает многочисленные версии и споры среди исследователей.

Цель этого сообщения — напомнить об основных “вехах” на историческом пути подготовки ко Святому Причащению.

Христиане первых трех веков причащались за каждой литургией, следуя Апостолам, которые постоянно пребывали <…> в общении и преломлении хлеба и в молитвах (Деян 2:42). Все древние писатели говорят о еженедельном причащении мирян.

В некоторых поместных Церквах (например, в Александрийской и Карфагенской) существовал обычай ежедневного причащения на дому.

Девятое каноническое правило святых Апостолов подтверждает причащение мирян за каждой литургией: “Всех верных, входящих в церковь, и слушающих Писания, но не пребывающих на молитве и святом Причащении до конца, как производящих бесчиние в церкви, подобает отлучать от церковного общения”.

Необходимость подготовки к Евхаристии утверждается Священным Писанием: Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем… (1 Кор 11:28–29). Такие обязательные в настоящее время элементы подготовки, как телесный пост, исповедь, строго определенное молитвенное правило отсутствовали вплоть до окончания эпохи Вселенских соборов. Об этом косвенно свидетельствуют некоторые авторитетные в каноническом отношении правила, например, 66-е правило Трулльского Собора, которое обязывает (“должны”) всех верующих все дни Светлой седмицы “наслаждаться Святыми Тайнами”, 58-е правило, полагающее за самопреподание себе Святых Таин мирянином в присутствии епископа лишь недельное отлучение от причастия, и другие…

Главными условиями участия в Евхаристии является крещение, вера и жизнь по заповедям Христовым. Мученик Иустин Философ: “пища эта называется у нас Евхаристией, и никому другому не позволяется участвовать в ней, как только тому, кто верует в истину учения нашего, омылся омовением в оставление грехов и в возрождение, и живет так, как предал Христос” (Апология, п. 66). К причастию подготавливала жизнь, которой жил христианин в общине в течение недели между двумя Евхаристиями, — как литургическая ее часть, участие в богослужениях суточного круга, так и бытовая, в которой выражалось стремление каждого христианина жить по Евангелию, свидетельствовать о приблизившемся Царстве Небесном. Можно сказать словами протоиерея Николая Афанасьева: “Нет необходимости идеализировать жизнь древних христиан для того, чтобы иметь возможность утверждать, что вся их жизнь в целом была непрестанной подготовкой к участию в Евхаристическом собрании”.

Необходимым моментом подготовки к Евхаристии выдвигалось также Евангельское (Мф 5:23–24) требование примирения с ближними: “В день Господень собравшись вместе, преломите хлеб и благодарите, исповедавши прежде грехи ваши, дабы чиста была ваша жертва. Всякий же, имеющий распрю с другом своим, да не приходит вместе с вами, пока они не примирятся, чтобы не осквернилась жертва ваша” (Дидахи, 14,1–2).

Еще одна древняя форма подготовки к Евхаристии — прине­сение даров к литургии, жертва веществ для Таинства. Мученик Иустин свидетельствует, что к этим дарам обязательно присоединялись и дары ближним. “Между тем достаточные и желающие, каждый по своему произволению, дают, что хотят, и собранное складывается у предстоятеля, и он имеет попечение о сиротах и вдовах, о всех нуждающихся вследствие болезни или по другой причине, о находящихся в узах, о пришедших в нужде”.

Еще одним раннехристианским элементом в подготовке к приобщению следует считать литургический пост, или причащение натощак. Относительно апостольского времени можно сказать, что Святые Дары принимались не натощак, как это можно заключить из речи апостола Павла к коринфским христианам (1 Кор 11:20–34). Но уже со II в. идут свидетельства другого рода. Тертуллиан, святители Златоуст, Киприан, Василий Великий, Григорий Богослов и другие Отцы представляют эту практику как результат традиции, сохраняемой везде. А блаженный Августин даже видит благодать Святого Духа в этом общем единении церквей. “Угодно было Святому Духу, — пишет он, — почтить великое таинство (евхаристии), чтобы Тело Господне входило в рот христианина прежде всякой пищи”. Вместе с установившейся практикой принимать Святые Дары прежде принятия пищи, появились и церковные правила, касающиеся этого вопроса (Трулльский Собор на Востоке, Карфагенский, Оксерский на Западе).

В первые века не существовало института исповеди кроме самой первой исповеди за всю жизнь и практики вторичного покаяния в случаях отпадения. Церковное покаяние в древности носило исключительный характер и происходило только после совершения смертного греха, после отпадения человека от Тела Церковного. Это покаяние, как правило, носило публичный характер и сопровождалось значительными сроками отлучения от Причастия. За отречение от Христа, принесение жертв идолам человек часто сподоблялся Причастия только на смертном одре.

Не совершившим смертного греха христианам древняя Церковь предоставляла право самим испытывать свое достоинство и годность для участия в Евхаристии; считалось, что “совесть человека есть руководящее правило для причащения Божественных Тайн” и человек сам должен испытывать себя перед участием в Евхаристии. Так, Климент Александрийский говорит: “ка­ж­дому лучший судья его совесть — приступить ли к евхаристии или же уклониться” (Строматы, кн. 1 гл. 1). Позднее святитель Иоанн Златоуст сформулирует древний принцип подготовки следующим образом: «главное благо в том, чтобы приступать к Ним (к таинствам) с чистою совестию <…> он (Павел) знает одно только время для приступания к тайнам и причащения — когда чиста совесть <…> не должно касаться этой трапезы с порочными пожеланиями, которые хуже горячки. Под именем порочных желаний необходимо разуметь как телесные, так и вообще все порочные наклонности (любостяжание, гневливость, злопамятность) <…> Праздник есть совершение добрых дел, благочестие души и строгость жизни; если ты имеешь это, то всегда можешь праздновать и всегда приступать. Потому (Апо­стол) и говорит: “да испытывает себя” каждый, и таким образом да приступает; повелевает испытывать не одному другого, но самому себя, устрояя судилище без гласности и обличение без свидетелей».

Вопрос о телесной чистоте решался различно. В Апостольских постановлениях наблюдения перед Причастием относительно законных соитий, течения кровей и родов у женщин, течения семени во сне называются иудейским обрядом и отвергаются в принципе. Близкую позицию к этой имел святитель Афанасий Великий, который утверждал, что какое-либо естественное извержение не имеет в себе что-либо греховного или нечистого. Однако святители Дионисий и Тимофей Александрийские запрещают причащение женщин в месячных и родах, а также причащение супругов после супружеского общения. Со временем на Востоке этот запрет (как это видно по толкованиям патриарха Вальсамона и Зонары) стали понимать как запрет на посещение храма в эти периоды. В Западной Церкви по этому вопросу возобладала точка зрения папы Григория I (Двоеслова), в соответствии с которой женщинам не возбранялось входить в храм и приобщаться Святых Таин во время месячного очищения.

В IV веке закончился период гонений. Изменение отношений между Церковью и государством сказалось на многих сторонах жизни Церкви и в том числе на практике подготовки к Евхаристии. Обращение империи в христианство привлекло в ряды Церкви много “номинальных христиан”. По словам митрополита Сергия (Страгородского), “из личного, чисто жертвенного подвига христианство для большинства людей превратилось в дело общественного приличия, а иногда даже и выгоды”. Вследствие небрежного и недостойного отношения к Литургии иногда даже патриарх или император уходили из храма после чтения Евангелия. Попытки воздействовать на эту ситуацию зафиксированы в творениях многих святых Отцов и в правилах церковных соборов (Эльвирский 305 года, Сардикский 343 года), но за очень небольшой период времени (буквально несколько десятков лет) в Церкви появляется проблема редкого причащения, и уже Отцы конца IV века (по крайней мере святитель Иоанн Златоуст, святитель Амвросий Медиоланский, святой Кассиан Римлянин) сетуют на распространение практики причащения раз в год.

В ответ расцветает монашество как попытка утвердить евангельские принципы. В монастырях постепенно развивается практика частого, а впоследствии и ежедневного служения Евхаристии. Для монахов все время жизни