Глава 10. Маленькая принцесса. — КиберПедия 

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...

Семя – орган полового размножения и расселения растений: наружи у семян имеется плотный покров – кожура...

Глава 10. Маленькая принцесса.

2017-05-16 181
Глава 10. Маленькая принцесса. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Уходит твой поезд — улетай,

Блеф прощания мне не по плечу.

О, ты знаешь так много разных тайн,

Кроме той, о которой я умолчу…

Лора Бочарова «Урок по ЗОТС»

I can't live

If living is without you

I can't live

I can't give any more

Mariah Carey «Without You»

 

 

Блейз вернулся наутро — в первый день нового столетия. Поттер мрачно пошутил насчет приметы — надо же, какие разносторонние познания, усмехнулся себе Забини, — о первом госте в новом году: согласно поверью, Блейз — как мужчина, притом черноволосый — должен был принести в дом счастье.

Прошлой ночью ему хватило тонкости понять: он лишний, для Поттера и Лавгуд; для Грейнджер уже не так — хотела она того или нет... но она не была готова знакомить с ним дочь. Это был первый Новый год в жизни малышки, и под этой нарядной елкой праздничной ночью не было места чужим. Блейз никогда не думал, что окажется чужим в Малфой-мэноре, однако в свете последних событий этот факт его уже не удивлял.

Не удивлялся Забини и тому, что Поттер до сих пор сидит в мэноре цепным псом при Грейнджер и малышке — не хуже этой клокастой зверюги, ей-мерлин. Блейзу он, естественно, не доверял — не доверял, очевидно, и охранным заклятиям, надежным кольцом окружающим поместье. Драко рассказал ему, как восстановил защитный барьер, как только снова обрел способность колдовать. Что ж, Забини мог его понять: на месте Поттера он бы тоже не доверял — ни Малфою, ни его друзьям, — так что мотивы очкарика были ему совершенно безразличны. Его волновало совсем другое: дочь Малфоя.

 

Драко помнил, что время словно застыло — в предрассветной точке, точке невозврата, когда Гермиона сказала о сне. В этом странном зыбком безвременье он рассказал ей о неожиданно сработавшем Кольце... о последней воле отца... о детской дружбе с Доминик. Его сон — его правила, он помнил; не в его силах было заставить действовать по своим правилам людей, зато он мог позволить себе оставаться в полумраке... Впрочем, все время, пока говорил, Малфой не отрывался от глаз Гермионы — таких темных, таких глубоких, и она — от его. Это было как Приори Инкантатем — и их окружали призраки, живых и мертвых, толпясь за плечами, касаясь холодными пальцами; но Драко и Гермиона цеплялись друг за друга, как утопающие, боясь отпустить руки и пойти ко дну, захлебнуться стылой водой...

 

— Боже, Драко, — прошептала она, когда он умолк, — ты так мне нужен... ты не знаешь, как...

 

— Мне не выжить без тебя, — отозвался он еле слышно. — Я дышу только здесь, рядом с тобой.

 

Он не сказал: «Прости», потому что сам — не простил бы; не спросил, жалеет ли она, потому что знал — не жалеет.

 

— Что с нами будет, Драко?

 

— Что бы ни было — я не смогу без тебя.

 

— Через полтора года ты сможешь вернуться домой... что будет тогда?

 

— Что бы ни было — я без тебя не смогу...

 

— А я не смогу остаться твоей содержанкой, Драко.

 

Слово резануло Малфоя, но он не подал вида, ибо она была права.

 

— Ты не сможешь уважать себя, если разведешься, а меня — если я останусь... — Гермиона не договорила, но было и не нужно. В таком тупике они не оказывались никогда, и даже говорить было трудно... а думать — невыносимо. О чем, о чем они говорят, боги!.. Почему она говорит — а он слушает — об уважении? А есть еще гордость, да... За минувшие месяцы — долгие, страшные месяцы — сгорело и растворилось все... кроме этой болезненной тяги, о которой не говорили слова — о ней кричали глаза, шептали пальцы, плакали сердца. Он загнал и себя, и ее в глухую ловушку, выхода из которой не было видно никому; а она — она дала себя загнать. Она уже тогда, в то безумное лето болела Малфоем — неизлечимо, мучительно, теряя себя и покорно позволяя затянуть на собственной шее петлю... а другой конец веревки скользил на шее Драко, и любое движение приближало их к концу.

Эту веревку можно было лишь разрубить... неизбежно став палачом — и никто не хотел им становиться. В череде призраков, кружащих вокруг, были и они сами: Малфой и Грейнджер, аристократ и маглорожденная, Пожиратель и героиня, мужчина и женщина... А Драко и Гермиона — в последнюю рождественскую ночь уходящего столетия — были лишь парой мотыльков, когда-то круживших над розами, с которых все началось; оказавшихся перед незавидным выбором: насмерть увязнуть в паутине или сгореть в огне...

Утром... утром они проснутся в разных странах, и будущее накроет их с головой, но сейчас — в инфернальном тумане не-сна — у них двоих было настоящее. Сон или нет, а вот они, горячие руки, неудержимо скользящие по коже; спутанные волосы; глаза — говорящие, кричащие... вот они — зовущие губы. В этом — жизнь, и только сейчас, здесь. И время, которое утекает сквозь пальцы.

 

— Я вернусь, — успел шепнуть Драко, прежде чем провалиться в сладкое безумие.

 

— Вернешься, — эхом отозвалась Гермиона, когда его волосы смешались с ее и закрыли сумрачный свет.

 

Он так и не сказал ей, что у него теперь есть сын.

Она так и не сказала ему, что у него есть дочь.

 

 

— Ты вернулся каким-то другим, Рон, — заметила Джинни, кутаясь в старую клетчатую шаль Молли.

 

— М-м... и в чем же? — отозвался он, задумчиво выпуская дым в заснеженный воздух. Здесь, на крыльце, было так тихо и спокойно.

 

— Ну... ты как будто нашел что-то, — Джинни замялась и неуверенно закончила: — Только не совсем то, что искал.

 

Рон молчал, зная, что Джинни не успокоится, и давая ей шанс озвучить то, чего он сам пока недопонимал — вдруг у нее получится?.. Удивительно красива была эта снежная, безветренная ночь на рубеже столетий: вполне созвучна странной меланхолии, поселившейся внутри Рона. Впрочем, это состояние он привез из Франции — видимо, в качестве сувенира.

 

— Ну же, Рон, — не унималась Джинни, нетерпеливо постукивая ногой по деревянному столбику крыльца, — скажи: что с тобой? — Внезапно она округлила глаза: — Ты кого-то встретил там, точно! Это же... это не Габриэль?

 

Рон проглотил смешок и мимолетно подивился себе: еще недавно крах его романа с младшей Делакур, сдохшего в зародыше, совсем его не веселил.

 

— Джин, я там массу народа встретил, не поверишь, — он улыбнулся и, щелчком отправив окурок вверх, испепелил его в воздухе.

 

Джинни покачала головой.

 

— И с каких пор ты такой скрытный?

 

— Я не скрытный, малышка, — он ласково приобнял сестру и чмокнул в макушку. — Просто говорить еще не о чем... Когда будет о чем рассказать, ты обязательно все узнаешь, обещаю.

 

«Еще, — отметила про себя Джинни и простила Рону «малышку». — Кто-то здесь такой до ужаса взрослый, с ума сойти можно...»

 

— Заметано, — она вывернулась из-под руки брата и легонько щелкнула его по носу. — Учти, я запомнила.

 

Рон усмехнулся.

 

— Учту. Пойдем за стол, пока мама не разворчалась.

 

Дверь скрипнула и закрылась за ними, оставив недосказанные слова таять в снежной ночной тишине.

 

 

Рождественским утром Гермиона очнулась совершенно больной. Все тело ломило истомой, но в голове царил хаос. Перекатившись на другой край пустой кровати, она склонилась над Кириной колыбелькой: девочка сладко спала, смешно уперев кулачок в щеку. У Гермионы защипало в глазах. Проклятая магия!.. Она перевернулась на спину и уставилась в потолок широко раскрытыми глазами, заставляя слезы вернуться назад. Кровь дочери позвала, позволила Малфою вернуться домой — но, не зная о ее существовании, он ее даже не увидел: Киры просто не было в этом сне Драко... А Кира еще не знала, что ей нужен отец... зато он больше жизни нужен был ее матери. Подсознание малфоевских потомков — обоих — обыграло магию древнего предка. Так просто и так неожиданно. Хотя... кто сказал, что хитрый древний Малфой был так прост?

Голова шла кругом, губы еще помнили поцелуи, а тело — любимые прикосновения... синяки, оставленные жадными пальцами, надо свести, отстраненно подумалось Гермионе, и мучительно захотелось этого не делать. Однако, она не собиралась делиться ни с кем сегодняшней ночью... а значит, ночь останется только в сердце.

Из кроватки донеслось кряхтение, и Гермиона встрепенулась. От мысли о том, что отец и дочь были совсем рядом в своем доме в канун Рождества, не зная друг о друге, ее бросало в дрожь. Они были здесь все втроем — вместе, как... семья. Кряхтение перешло в хныканье, грозя вырасти в требовательный рев. Гермиона резко провела ладонями по лицу, стряхивая морок, набросила халат и подошла к колыбели. При виде матери Кира заулыбалась и потянула к ней ручки. Гермиона улыбнулась в ответ — лицо осветилось нежностью — и взяла дочку на руки. Пусть у Драко другая семья... ее семья — здесь. Как бы то ни было.

 

— С Рождеством, любимая моя, — прошептала она в маленькое, розовое со сна ухо, и Кира захихикала от щекотки. — Пора взглянуть на подарки, а? Что скажешь? — Гермиона внимательно посмотрела на дочь.

 

— Аы-ымм, — ответила та, тараща на мать небесно-голубые глазенки.

 

— Вот и договорились.

 

 

Придя в себя, Малфой несколько секунд всматривался в потолок над головой, потом закрыл лицо руками и тяжело сел, глухо охнув. Просидев так в безмолвии пару минут, он медленно убрал руки и повернул голову к окну: профессор смотрел на него в упор, облокотившись на рамку. Малфой словно прирос взглядом к портрету, по-прежнему не произнося ни слова, будто Снейп приложил его Силенцио. Молчаливую дуэль прервал Драко.

 

Что это было? — хрипло спросил он профессора, и тот с неподдельным изумлением поднял брови.

 

— Полагаю, это вы стали отцом, мистер Малфой, — Драко почти не задела издевка в голосе Снейпа: он не слышал его голоса больше года. — Позвольте вас поздравить. Не это ли лучший подарок к Рождеству?

 

— Лучший, да, — эхом отозвался он и снова с мучительным ожиданием прожег глазами портрет, добавив безо всякого перехода: — Профессор, ответьте: чего я не знаю об этом кольце?

 

Драко поднял руку, показывая Снейпу безмятежно поблескивающий — словно не горел этой ночью, как глаз василиска, — синий камень.

Снейп внимательно вгляделся в бывшего ученика, отчаянно и покорно ждущего от него если не спасения, то как минимум ответов...

 

— А что конкретно вас интересует, Драко? — насмешки в тихом голосе уже не было — только вкрадчивая осторожность. — Я, помнится, рассказал вам все еще в...

 

— Нет, не все! — Малфой скривился: в голосе причудливо смешались злость, обида и мольба. — Оно творит что хочет, невзирая на правила!

 

— Правила? — Снейп усмехнулся. — Не забывайте, Драко, кто его создал. Я ведь упоминал, что ваш предок был весьма... своеобразен, и большой затейник к тому же, — зельевар задумчиво почесал длинным пальцем бровь и чуть заметно улыбнулся. — Будьте уверены: в семейный артефакт он непременно вложил душу.

 

Малфоя передернуло от неожиданного воспоминания о крестражах Лорда. Он посмотрел на левую руку с опасливым отвращением. Кольцо безобидно переливалось, ломая гранями бледные рассветные лучи.

 

— Если я правильно понимаю, — медленно начал Драко, продолжая изучать игру света в синем камне, — оно способно работать не только для прямых наследников...

 

— С чего этот вывод? — резко прервал его профессор. — Разве я не ясно объяснил вам еще тогда, в мэноре? Кольцо работает для прямых наследников рода, но не между. — Снейп раздраженно отбросил волосы со лба. — Вы слушали вполуха, мистер Малфой, впрочем, как и всегда. Люциус, в последний раз воспользовавшись Кольцом, появился у меня, а я, как вам известно, Малфоям не родственник. К счастью, — буркнул он чуть тише и сердито покосился на Драко. Тот сидел в оцепенении, тупо прокручивая в голове диалог с отцом.

 

— Папа... В первый раз, когда ты оказался... здесь, ты встречался с мамой? Ну, с помощью Кольца.

— Нет.

— Нет? А с кем тогда?..

— С Северусом Снейпом.

 

Нет, Драко не чувствовал себя перед деканом описавшимся котенком, как бывало в школе. Гораздо хуже: он ощущал себя отморозком, цинично спустившим в карты фамильное состояние. Все эти долгие, долгие месяцы у него была возможность... хотя нет. Как же три года?..

 

— А почему?..

 

— Раньше? — перебил Снейп. — Почему вас выдернули в Британию прежде срока, вы хотели спросить?

 

— И сейчас хочу, — подтвердил Драко.

 

— Повторюсь — а с вами это неизбежно, мистер Малфой: вопрос не ко мне, а к путанику Сигфусу. — Он сделал паузу, взглянув на Драко: красные глаза, спутанные волосы, пальцы, бессознательно стиснувшие палочку. Видимо, она придавала уверенности, которой Малфою сейчас остро не хватало. — Малфои в любом имеющемся законе всегда искали лазейку для себя. И, как правило, находили, — фыркнул зельевар. — Как правило, м-да... Так неужели вы верите, мистер Малфой, что создавая столь сильную вещь для себя, ваш предок не предусмотрел исключений — для исключительных ситуаций?

 

Драко тоскливо смотрел мимо портрета: в окно, невидимое Снейпу из-за потрескавшейся рамки; туда, где так же невидимый Малфою встречал Рождество мэнор. Вместе с его обитателями.

 

— Не верю, — сказал он наконец. — Вы правы.

 

Снейп молча закатил глаза, но Драко не обратил внимания.

 

— Но отец... Разве мог он не знать? Он сказал, ему не протянуть трех лет...

 

— Он не протянул бы и года, — тихо, но твердо возразил профессор, прекрасно видя: Малфой знает это и сам, но нуждается в убеждении.

 

— Да... — еще тише согласился Драко, по-прежнему пребывая в какой-то прострации. — Но почему только половина срока? Почему не чаще?.. — в голосе вновь зазвучала горькая обида, и Снейп поморщился. Он давно отвык испытывать сострадание к кому-то, включая самого себя, но потрясенный Малфой против воли будил в нем образы из прошлого: белобрысый мальчишка — столь же заносчивый, сколь и ранимый; мечущийся подросток, не знающий — гордиться или проклинать выпавшую ему участь... растерянный молодой парень, потерявший опору под ногами, к которому неожиданно вернулся бывший учитель после своей смерти. Сейчас, наверное, ни к чему уже было носить глухую броню, которая позволила Северусу Снейпу пройти весь свой пр о клятый путь до последней битвы, но даже сам он, как оказалось, не понимал в полной мере, насколько приросла к его коже, к его несчастной черной душе эта броня.

 

— Ну, во-первых, — терпеливо начал он, — в сотый раз вспомним, что Сигфус все-таки Малфой, и Кольцо — не штучная шутиха из Зонко. Во-вторых... — Снейп тяжело вздохнул, подбирая слова. — Вам не достанет сил и мастерства заряжать его, как должно. Маги слабеют, Драко. За последние пару сотен лет места Силы заброшены; в следующие несколько десятилетий никто не станет отдавать предпочтение академическим знаниям перед боевыми искусствами. Древнее знание неотвратимо уходит, растворяется безвозвратно — как разбавляется магловской древняя чистая кровь... — Зельевар печально взглянул на свои руки, пытаясь прочесть в сплетении линий отрывки сакральных знаний. — Не спорю: смешанная кровь делает магов крепче, выносливее, но... чародеи превращаются в боевиков. Уходит красота — красота истинного знания: не ради службы человеку, но во имя Знания самого. Лишь горстка одержимых фанатиков будет искать — и находить! — древние места Силы; изучать старые заклинания, написанные — и оплаченные — кровью создателей; исступленно заучивать составы забытых зелий. — Профессор помолчал и добавил неожиданно сухо: — Следующего пришествия очередного Темного Лорда я бы ожидал именно из жалких рядов тех полоумных, мистер Малфой, если хотите знать.

 

Драко не хотел, он просто был поражен неожиданной многословностью бывшего декана — и страстной горечью, пронизавшей всю его маленькую речь. Сердце Малфоя снова сдавила тоска. За суетой летящих школьных дней — под завязку набитых дурацкими пустяками, как виделось ему теперь, — он так и не разглядел в профессоре Снейпе Учителя. Настоящего, редкого Учителя, способного раскрыть ученику тайны самого мироздания... вот только не умеющего — и не желавшего — раскрыть душу. Так, спустя годы после своей смерти, Северус Снейп по-настоящему стал еще одной потерей Драко Малфоя.

 

— Я понял, профессор, — невыразительно сказал он, не глядя на портрет. Ему захотелось просто лечь обратно на постель — пустую и холодную — и закрыть глаза. Последние сутки его опустошили. Малфою хотелось лишь закрыть глаза и сохранить свежие воспоминания. А потом собрать части себя в подобие целого и аппарировать к «Сен-Низье». Внутри что-то шевельнулось. Сын... Уже несколько часов на свете живет новый человечек, пока его отец мечется между континентами, ища утраченную суть. Впервые за многие месяцы Драко захотелось жить.

 

Поттер, похоже, смирился с присутствием в мэноре Блейза — по крайней мере перестал смотреть зверем и немного расслабился, а то у Забини уже не раз возникало неприятное ощущение, что его вот-вот арестуют: за праздничный визит в дом друга. Впрочем, самого друга в доме не было, и этот визит, наверное, мог показаться странным — тем более профессиональному аврору. Размышлениями о подобной ерунде Блейз пытался утишить волнение, охватившее его подобно занявшемуся пламени костра, едва он переступил порог. Лавгуд приветливо угостила его лимонным поссетом* — для глинтвейна было рановато, да и не хотелось алкоголя: хотелось ясности мышления. Как он должен поступить, покинув мэнор? Кому рассказать? К кому с этим идти? Оставить все как есть Забини просто не мог: эта история — он бы не ответил себе, в какой именно момент, — захватила его, заняла все его мысли, завладела душой. Он допил поссет, поставил чашку на столик, подумав, нервно трансфигурировал ее в погремушку, снова вернул первоначальный вид... и в этот момент в гостиную вошла Грейнджер — держа на руках самое очаровательное создание из всех, виденных Блейзом за его жизнь. Сглотнув, он завороженно уставился на девочку, не замечая выражения лица ее матери: смесь гордости, нежности и тревоги.

 

— Так это и есть маленькая принцесса?

 

Откуда в голосе всплыли эти умиленные интонации? Маленькая принцесса?.. Откуда это в нем, за всю жизнь имевшем дело с младенцами считанные минуты?

Малышка заулыбалась во весь рот, показывая торчащие кроличьи зубки, и у Блейза незнакомо защемило сердце.

 

— Это Кира. Ты ей понравился, — сообщила Грейнджер, довольно улыбаясь. Забини хватило пары минут, чтобы подметить: эти двое здорово зависят друг от друга — эмоционально... Он подумал, как бы эта маленькая красотка держала в розовом кулачке Малфоя — о да, он был бы с потрохами её, от одной этой улыбки. Кира...

 

— Хочешь подержать?

 

— А можно? — слегка растерялся Блейз.

 

Гермиона улыбнулась.

 

— Вот... Держи вот так. Нам уже можно сидеть, хвала Мерлину, — она присела рядом, держа ручку дочери в ладони. — Не представляешь, как она воевала за это право раньше времени, — Гермиона закатила глаза и хихикнула. — Хочешь, покажу кое-что?

 

Блейз, очарованный теплой тяжестью на коленях, осторожно коснулся носом шелковистой макушки: пахло молоком и ромашкой. Оскар, внимательно следящий за ними, лежа у камина, глухо зарычал, и Грейнджер шикнула на него.

 

— Хочу, наверное. А что?..

 

— Увидишь. Пойдем, — Грейнджер легко поднялась с дивана, аккуратно забрала у него Киру, и Блейз ощутил легкое разочарование: ребенка не хотелось выпускать из рук.

 

— А Поттер не заавадит меня из-за угла за то, что я иду с вами без его надзора? — поинтересовался он, лишь наполовину шутя. Гермиона усмехнулась.

 

— Не бойся.

 

Ну, раз Грейнджер сказала «не бойся», тут уж волноваться нечего, подумал Блейз, сдержав нервный смешок.

 

— А куда мы идем?

 

— Уже пришли.

 

Перед ними в полумраке расстилался просторный холл третьего этажа: Забини помнил, тут была портретная галерея. Они с Драко изредка забирались сюда — в отсутствие Люциуса — и дразнили одну скандальную даму с огромного портрета: та начинала истерически вопить, а они корчились от смеха, прячась за выступом стены — за пределами ее обзора.

Грейнджер повела его в дальний конец — там висели более новые портреты, — и Блейз с изумлением увидел: длинные белые волосы, расшитый серебром воротник, застежка в виде переплетенных змей... Перед этим портретом они остановились. Люциус слегка шевельнул бровью, обозначив удивление, и удостоил Блейза чуть заметным кивком; Грейнджер он словно и не заметил; зато Кира прочно приковала его потеплевший — Забини, у которого что-то внутри по-детски знакомо сжалось, не поверил, — взгляд.

 

— Поздоровайся с дедушкой, Кира, — шепнула Грейнджер девочке, заговорщицки подмигнув Блейзу — так, чтобы не увидел нарисованный Люциус. Забини едва сдержался, чтобы не хихикнуть.

 

— Лю-юси, — радостно пролепетала та, пытаясь дотянуться до портрета растопыренной ладошкой.

 

Блейз не выдержал и до неприличия громко фыркнул, зажав рот. Гермиона довольно ухмыльнулась ему из-за Кириной головки, взаимно избегая смотреть на Люциуса.

 

— Помаши дедушке ручкой, — сдавленным голосом велела она Кире, и все трое едва не бегом покинули сумрачный коридор.

______________________________

 

* Поссет — горячий напиток из молока, створоженного пивом и приправленного специями.

Глава 11. Доминик и... Доминик.

 

Now I'm not looking for absolution

Forgiveness for the things I do

But before you come to any conclusions

Try walking in my shoes


Поделиться с друзьями:

Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...

Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...

Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.097 с.