----------------------------------------------------------------------- Симферополь, "Таврия", 1989. OCR & spellcheck by HarryFan, 20 October 2000 ----------------------------------------------------------------------- Место - пустынный, окаймленный зарослями вереска участок шоссеИстборн-Танбридж близ Кросс-Инхенда. Время - половина двенадцатого ночи водно из воскресений на исходе лета. По дороге медленно двигался автомобиль - поджарый, длинный "роллс-ройс"с мягким ходом и тихо урчащим мотором. В ярком свете передних фар посторонам проплывали, как на киноэкране, колеблемые ветром верхушки трав икустарника и тут же отступали во мрак, казавшийся по контрасту еще болеегустым. Позади на полотне дороги отсвечивало рубиновое пятно от стоп-фары,однако ее тусклый красноватый свет не позволял разглядеть номерной знак.Это была открытая машина туристского типа, но даже в темноте безлуннойночи наблюдатель не мог бы не заметить какой-то бесформенности ееочертаний. Все стало ясно, когда автомобиль пересек широкий поток света,падавший из открытой двери придорожного коттеджа. Кузов машины был накрытчехлом из сурового полотна. Даже длинный черный капот был тщательнозадрапирован каким-то материалом. Странным автомобилем управлял широкоплечий, плотный водитель; он былодин в машине. Низко надвинув на глаза тирольскую шляпу, он сидел,сгорбившись над рулевым колесом. В тени, отбрасываемой шляпой, сверкалбагровый кончик горящей сигареты. Воротник свободного, широкого пальто изматериала, похожего на бобрик, был поднят. Человек сидел, подавшись впереди вытянув шею, и пока автомобиль с переключенным на холостой ход моторомбесшумно скользил вниз по отлогой дороге, водитель, словно в каком-тонетерпеливом ожидании, пристально всматривался в темноту. Издалека, с южной стороны, донесся приглушенный расстояниемавтомобильный сигнал. В воскресную ночь в таком месте движение по дорогепроисходило преимущественно с юга на север - поток лондонцев, отдыхавшихна побережье, возвращался в столицу. Человек в машине выпрямился иприслушался. Сигнал повторился в той же стороне. Человек снова нагнулсянад рулем, все так же напряженно всматриваясь в темноту, потом внезапновыплюнул окурок и глубоко вздохнул. Далеко впереди, огибая поворот шоссе,показались две маленькие желтые точки. Вот они скрылись в выемке, потомснова вынырнули и снова исчезли. Водитель замаскированного автомобиляперешел от пассивного ожидания к действиям. Он достал из кармана чернуюмаску, надел ее и приладил на лице, так, чтобы она не мешала видеть. Намгновение он включил ручной ацетиленовый фонарик, быстро оглядел себя иположил фонарь на сиденье рядом с маузером Потом он еще ниже надвинулшляпу, выжал сцепление и включил коробку скоростей. Вздрогнув и заурчав,черная машина словно подпрыгнула и, мягко дыша мощным мотором, помчаласьпо отлогому спуску. Шофер выключил передние фары и припал к рулю. Толькомутно-серая полоса в темном вереске показывала линию дороги. Спередидонеслось лязганье и фырканье встречной машины, взбиравшейся на подъем.Напрягая старческие силы, она кашляла и хрипела, а ее мотор стучал, какбольное сердце. Ярко-желтые лучи света еще раз скрылись из глаз - машинаснова нырнула во впадину, а когда она выбралась на пригорок, между двумяавтомобилями оставалось ярдов тридцать. Черная машина резко встала поперекдороги, преграждая путь, и человек в маске предупреждающе помахалацетиленовым фонариком. Старенький автомобиль отчаянно взвизгнул тормозамии остановился как вкопанный. - Эй, вы! - послышался раздраженный голос. - Так недолго и авариюустроить! Почему, черт возьми, вы не включаете передние фары? Я чуть навас не наехал! Луч фонарика осветил крайне рассерженного румяного молодого человека сголубыми глазами и русыми усами, одиноко сидевшего за рулем ветхогодвенадцатисильного "уолсли". Внезапно сердитое выражение на егопокрасневшем лице сменилось крайним недоумением. Водитель замаскированногоавтомобиля уже стоял на дороге, наводя на путешественника темныйдлинноствольный пистолет, за которым виднелась черная маска с мрачносмотревшими сквозь прорези глазами. - Руки вверх! - послышался отрывистый, резкий приказ. - Руки вверх!Или... Водителя "уолсли" никто не назвал бы трусом, тем не менее он поднялруки. - Вылезайте! Под дулом пистолета, по-прежнему освещаемый лучом фонарика, молодойчеловек вышел на дорогу. Он попытался было опустить руки, но суровый окрикзаставил его отказаться от своего намерения. - Послушайте, вы не находите, что все это как-то устарело, а? -заговорил он. - Вы, наверно, шутите? - Ваши часы! - приказал человек с пистолетом. - Да что вы! - Я сказал, ваши часы! - Пожалуйста, берите, если они так вам нужны. Кстати, часы толькопозолочены. Вы либо опоздали лет на двести, либо ошиблись на несколькотысяч миль. Вам надо бы подвизаться в пустынях Австралии или в Америке. Аздесь, на дороге в Суссексе, вам просто не место. - Бумажник! - продолжал грабитель, тон и манеры которого исключаливсякую мысль о сопротивлении. Ему тут же вручили бумажник. - Кольца? - Не ношу. - Встать вон там. И не двигаться. - Грабитель прошел мимо своей жертвы,откинул капот "уолсли" и засунул в мотор руку со стальными плоскогубцами.Послышался треск перерезанной проводки. - Черт бы вас побрал! - закричал хозяин "уолсли". Не уродуйте машину! Он повернулся, намереваясь подойти к автомобилю, но грабительмолниеносно направил на него револьвер. Однако как ни быстро действовалнеизвестный, в тот момент, когда он выпрямился над капотом, молодойчеловек заметил нечто такое, что заставило его вздрогнуть от изумления. Онхотел что-то сказать, но сдержался. - Садитесь в машину! - приказал грабитель. Молодой человек занял свое место. - Ваше имя? - Рональд Баркер. А ваше? Человек в маске предпочел не заметить этой дерзости. - Где вы живете? - Мои визитные карточки в бумажнике. Можете взять одну из них. Грабитель вскочил в "роллс-ройс", мотор которого все это время тихоурчал и пришепетывал, словно аккомпанируя их диалогу. Он с шумом спустилручной тормоз, включил скорость, резко развернулся и на большой скоростиобъехал неподвижный "уолсли". Через минуту он уже был в полумиле от местапроисшествия и мчался, сверкая фарами, по дороге на юг. Мистер РональдБаркер тем временем, светя себе фонариком, лихорадочно рылся в ящике синструментами в поисках куска проволоки, которая позволила бы емуисправить электропроводку и продолжить путь. Отъехав на безопасное расстояние, грабитель остановил машину и достализ кармана отобранные у Баркера вещи: часы он положил обратно, затемоткрыл бумажник и пересчитал деньги. Вся жалкая добыча составила семьшиллингов. Но ничтожные результаты затраченных усилий, видимо, не оказалина грабителя никакого впечатления, наоборот, лишь позабавили его; глядяпри свете фонарика на две полукроны и флорин, он рассмеялся. Неожиданноего поведение изменилось. Он сунул в карман тощий бумажник, освободилтормоз и с тем же решительным выражением на лице, с каким только чтопровел свою первую операцию, помчался дальше. Вдали снова показались фарывстречной машины. Теперь грабитель действовал смелее. Приобретенный опыт, несомненно,внушил ему самоуверенность. Не выключая фар, он сблизился с встречноймашиной, затормозил посредине дороги и потребовал, чтобы путешественникиостановились. Те повиновались, ибо представшее им зрелище производилодовольно внушительное впечатление. Они увидели два пылающих диска по бокамчерного радиатора, а выше - лицо в маске и зловещую фигуру водителя.Золотистый сноп света, отбрасываемый пиратской машиной, выхватывал изтемноты элегантный открытый двадцатисильный "хамбер"; за его рулем,растерянно мигая, сидел явно ошеломленный коротышка шофер в форменнойфуражке. В окна машины с обеих сторон высовывались повязанные вуалеткамишляпки и под ними изумленные лица двух хорошеньких молодых женщин. Однаиспуганно визжала на все повышающейся ноте. Другая держалась спокойнее ирассудительнее. - Возьми же себя в руки, Гильда! - шептала она. - Замолчи, пожалуйста,не будь такой дурой. Нас разыгрывает Берти или кто-то другой из мальчиков. - Нет, нет! Это настоящий налет, Флосси! Это самый настоящий бандит. Обоже, что же нам делать? - Нет, но какая реклама! Какая потрясающая реклама! В утренние газетыуже не попадет, но вечерние, конечно, напечатают. - А во что она обойдется нам? - простонала Гильда. - О Флосси, Флосси,сейчас я упаду в обморок! А может, нам лучше закричать? Ты только взгляни,как он страшен в этой черной маске!.. Боже мой, боже мой! Он убиваетбедного маленького Альфа! Поведение грабителя действительно внушало тревогу. Он подбежал к машинеи за шиворот вытащил шофера из кабины. При виде маузера коротышка водительтотчас же перестал протестовать, послушно откинул капот машины и вытащилиз мотора свечи. Лишив свою добычу возможности двигаться, замаскированныйбандит с фонариком в руке шагнул вперед и остановился у дверцы машины. Наэтот раз он не проявил той резкости, с которой обошелся с мистеромРональдом Баркером, и хотя его голос и манеры оставались суровыми, все жевел он себя учтиво. - Сожалею, сударыня, что вынужден вас побеспокоить, - обратился он кдамам, приподнимая шляпу, и его голос был заметно выше того, каким онразговаривал со своей предыдущей жертвой. - Позвольте узнать, кто вы. Мисс Гильда не могла произнести ничего связного, зато мисс Флоссиоказалась особой с более твердым характером. - Нечего сказать, хорошенькое дельце! - воскликнула она. - Хотелось бымне знать, какое вы имеете право останавливать нас на дороге? - У меня мало времени, - ответил грабитель более сухо. - Потрудитесьотвечать. - Скажи же ему, Флосси! Ради бога, будь с ним мила! - шепнула Гильда. - Мы артистки театра "Гэйети" в Лондоне. Возможно, вы слышали о миссФлосси Торнтон и мисс Гильде Маннеринг? Всю прошлую неделю мы играли в"Ройял" в Истборне, а в воскресенье решили отдохнуть. Ну, вас устраиваетмой ответ? - Я вынужден потребовать ваши кошельки и драгоценности. Обе дамы испустили пронзительный вопль, но, как и мистер Рональд Баркернезадолго до них, обнаружили, что непреклонное спокойствие незнакомцапринуждает к повиновению. Они торопливо отдали кошельки, а на переднемсиденье автомобиля скоро выросла кучка сверкающих колец, браслетов, брошеки цепочек. В свете фонарика брильянты мерцали, словно электрическиеискорки. Грабитель прикинул в руке сверкающий клубок. - Тут есть что-нибудь особенно вам дорогое? - спросил он, но миссФлосси не собиралась идти на компромисс. - Не разыгрывайте из себя Клода Дюваля! - воскликнула она. - Или беритевсе, или ничего не берите. Мы не намерены принимать из милости крохинашего же собственного добра. - За исключением ожерелья Билли! - поспешно заявила Гильда и протянуларуку к короткой нитке жемчуга. Грабитель с поклоном вернул ей ожерелье. - Что-нибудь еще? Храбрая Флосси, а вслед за ней и Гильда внезапно разрыдались. Слезыженщин произвели совершенно неожиданный эффект: грабитель поспешно бросилдрагоценности на колени ближайшей к нему дамы. - Вот, возьмите. Все это только мишура. Для вас она представляетценность, для меня никакой. Слезы немедленно сменились улыбками. - А наши кошельки можете взять. Реклама нам дороже всего. Но что у васда странный метод зарабатывать на жизнь - это в наше-то время! Вы небоитесь, что вас поймают? Все это так удивительно, будто сцена из какой-токомедии. - Возможно, из трагедии, - заметил бандит. - О, надеюсь, что нет, я уверена что нет! - одновременно воскликнулиобе артистки. Но грабителю было некогда продолжать разговор. Далеко на дорогепоказались две маленькие светящиеся точки. Предстояло новое дело, и имнужно было заняться отдельно. Он развернул автомобиль, приподнял в знакпрощания шляпу и поспешил навстречу очередной жертве, а мисс Флосси и миссГильда, высунувшись из приведенной в негодность машины и все еще переживаясвое приключение, наблюдали за красным пятнышком стоп-фары, пока оно неслилось с темнотой. Но в этот раз грабитель мог рассчитывать на более богатую добычу.Освещая дорогу четырьмя большими фарами, на возвышенность взбиралсяроскошный шестидесятисильный "даймлер"; его ровное глубокое похрапываниесвидетельствовало о большой мощности мотора. Подобно старинному испанскомугалиону с высокой кормой, груженному сокровищами, автомобиль шел своимкурсом, но должен был остановиться, когда встречная машина развернулась унего перед самым радиатором. Из открытого окна лимузина высунулосьразъяренное, покрытое красными пятнами лицо. Грабитель увидел высокий лобс большими залысинами, отвислые щеки и маленькие злые глазки,проглядывающие из складок жира. - Прочь с дороги! Сейчас же убирайся с дороги! - резким, скрипучимголосом крикнул путешественник. - Хери, поезжай прямо на него. Или иди ивышвырни его из машины! Он пьян, говорю тебе, он пьян! До этого манеры современного сухопутного пирата можно было назвать дажеучтивыми. Теперь они стали грубыми. Когда шофер, плотный, сильный человек,подстегиваемый выкриками своего пассажира, выскочил из машины и вцепилсяграбителю в горло, тот ударил его по голове рукояткой револьвера. Шофер состоном упал на землю. Переступив через распростертое тело, незнакомец ссилой рванул дверцу автомобиля, схватил толстяка за ухо, не обращаявнимания на его вопли, выволок на дорогу. Потом, неторопливо занося руку,дважды ударил его по лицу. В тиши ночи пощечины прозвучали, какревольверные выстрелы. Побледневший, словно мертвец, и почти потерявшийсознание толстяк бессильно сполз на землю возле машины. Грабительраспахнул на нем пальто, сорвал массивную золотую цепочку со всем, что наней было, выдернул из черного атласного галстука булавку с крупнымсверкающим брильянтом, снял с пальцев четыре кольца, каждое из которыхстоило по меньшей мере трехзначную сумму, и, наконец, вытащил извнутреннего кармана толстяка пухлый кожаный бумажник. Все это он переложилв карманы своего пальто, добавив жемчужные запонки пассажира и дажезапонку от его воротника. Убедившись, что поживиться больше нечем,грабитель осветил фонариком распростертого шофера и убедился, что тот жив,хотя и потерял сознание. Незнакомец вернулся к хозяину и начал яростносрывать с него одежду; полагая, что пришел его конец, толстяк задрожал и вужасе заскулил. Неизвестно, что собирался сделать бандит, но ему помешали. Какой-тозвук заставил его повернуть голову, и он увидел невдалеке огни быстроприближающейся с севера машины. Несомненно, она уже повстречалась сограбленными и теперь шла по его следу, набитая полицейскими со всейокруги. В распоряжении грабителя оставались считанные минуты. Он бросилвалявшегося на земле толстяка, вскочил в машину и на полной скоростипомчался по шоссе. Немного погодя "роллс-ройс" свернул на узкуюпроселочную дорогу и полетел по ней, не сбавляя хода. Лишь после того, какмежду ним и преследователями оказалось пять миль, неизвестный рискнулостановиться. В уединенном месте он пересчитал добычу всего вечера: тощийбумажник мистера Рональда Баркера, более толстые - четыре фунта в обоих -кошельки актрис и в заключение великолепные драгоценности и туго набитыйбумажник плутократа с "даймлера". Пять бумажек по пятьдесят фунтов, четырепо десять, пятнадцать соверенов [золотая монета достоинством в один фунтстерлингов] и некоторое количество ценных бумаг представляли солиднуюдобычу. Для одного вечера вполне достаточно. Пират спрятал награбленное вкарман, закурил и продолжал путь с видом человека, совесть которогоабсолютно чиста. В понедельник утром, на следующий день после насыщенного событиямивечера, сэр Генри Хейлуорти, хозяин Уолкот-олд-плейс, не спеша позавтракали направился в кабинет, собираясь перед уходом в суд написать несколькописем. Сэр Генри был заместителем главного судьи графства, носил титулбаронета и происходил из древнего рода; судействовал он уже десять лет и,кроме того, славился как коннозаводчик, вырастивший много отличныхлошадей, и как самый лихой наездник во всем Уилде. Высокий и стройный, сэнергичным, тщательно выбритым лицом, густыми черными бровями и квадратнымподбородком, свидетельством решительного характера, он принадлежал к числутех, кого предпочтительнее иметь в числе друзей, нежели врагов. Ему былооколо пятидесяти, но он выглядел значительно моложе. Единственным, чтовыдавало его возраст, была маленькая седая прядь, которую природа,подчиняясь одному из своих капризов, поместила над правым ухом сэра Генри,отчего его густые черные кудри казались еще темнее. В то утро он былрассеян и, раскурив трубку, уселся за письменный стол и глубоко задумалсянад чистым листом почтовой бумаги. Внезапно он очнулся. Из-за скрытого лавровыми кустами поворотаподъездной аллеи послышался отдаленный лязг металла, вскоре переросший встук и грохот старенького автомобиля. Вот на аллее показался древний"уолсли", за рулем которого сидел румяный молодой человек с русыми усами.При виде него сэр Генри вскочил, но тут же снова опустился на стул. Черезминуту слуга доложил о приходе мистера Рональда Баркера, и сэр Генриподнялся ему навстречу. Визит казался слишком ранним, но Баркерпринадлежал к числу близких друзей сэра Генри. Каждый из них заслуженнослыл прекрасным стрелком, наездником и игроком в бильярд, общностьинтересов и вкусов сблизила их, и младший (и более бедный) из друзейобычно проводил в Уолкот-олд-плейс по меньшей мере два вечера в неделю.Сэр Генри с дружески протянутой рукой поспешил навстречу Баркеру. - А! Ранняя пташка! - пошутил он. - Что это с вами? Если выотправляетесь в Льюис, могу составить вам компанию. Однако молодой человек держался как-то странно и невежливо. Не обращаявнимания на протянутую руку и дергая себя за длинные усы, он стоял,вопросительно и раздраженно посматривая на судью. - Ну-с, в чем же дело? - поинтересовался судья. Молодой человек продолжал молчать. Он явно хотел что-то сказать, но нерешался. Сэр Генри начал терять терпение. - Вы, кажется, не в себе сегодня. В чем же все-таки дело? Васчто-нибудь расстроило? - Да, - многозначительно ответил Рональд Баркер. - Что же? - Вы! Сэр Генри улыбнулся. - Садитесь, мой друг. Если вы недовольны мною, - я слушаю вас. Баркер сел. Он, видимо, собирался с силами, прежде чем броситьобвинение, а когда наконец решился, оно напомнило пулю, вылетевшую изревольвера. - Почему вы ограбили меня вчера вечером? Судья не выразил ни удивления, ни возмущения. Ни один мускул не дрогнулна его спокойном, невозмутимом лице. - Вы утверждаете, что я ограбил вас вчера вечером? - На Мейфилдской дороге меня остановил высокий, крупный тип в машине.Он сунул револьвер мне в физиономию и отобрал бумажник и часы. Сэр Генри,это были вы. Судья улыбнулся. - Разве у нас тут нет других высоких, крупных людей? Разве только уменя есть автомобиль? - Уж не думаете ли вы, что я не в состоянии отличить "роллс-ройс" отмашины других марок? Это я, проведший полжизни в машине, а полжизни - подней?! У кого, кроме вас, есть тут "роллс-ройс"? - Мой дорогой Баркер, а вы не думаете, что подобный современный бандит,как вы его охарактеризовали, скорее всего, будет оперировать где-нибудь запределами своего района? А сколько "роллс-ройсов" можно увидеть на югеАнглии? - Неубедительно, сэр Генри, неубедительно! Я даже узнал ваш голос, хотявы и пытались его изменить. Однако довольно! Зачем вы это сделали? Вотчего я никак не могу понять. Ограбить меня, одного из своих ближайшихдрузей, человека, который помогал вам, как мог, во время выборов, радикаких-то дешевых часов и нескольких шиллингов... Нет, это простоневероятно! - Просто невероятно, - повторил судья, улыбаясь. - А потом еще эти бедняжки-актрисы, которые вынуждены сами зарабатыватьсебе на жизнь. Я ехал вслед за вами. Это же отвратительно! Другое дело сэтой акулой из Сити. Если уж промышлять грабежом, то грабить подобныхтипов - дело справедливое. Но своего друга и этих девушек... Ну, знаете,просто не могу этому поверить. - Тогда почему же верите? - Да потому, что это так. - Просто вы убедили себя в этом. Но чтобы убедить других, у вас нетникаких доказательств. - Я готов под присягой показать против вас в полицейском суде. Когда вырвали электропроводку в моей машине - какая возмутительная наглость! - яувидел выбившуюся из-под вашей маски вот эту седую прядь. Она-то и выдалавас. При этих словах внимательный наблюдатель заметил бы на лице баронетачуть заметный признак волнения. - У вас, оказывается, довольно живое воображение, - заметил он. Гость покраснел от гнева. - Взгляните сюда, Хейлуорти, - сказал он, открывая руку и показываянебольшой, с неровными краями треугольник черной материи. - Видите? Этовалялось на дороге около машины молодых женщин. Вы, должно быть, вырваликусок, когда выскакивали из автомобиля. Пошлите-ка за своим черным пальто,в котором вы обычно сидите за рулем. Если вы не позвоните сию же минутуприслуге, я позвоню сам и добьюсь, чтобы его принесли. Я намеренразобраться в этом деле до конца, и не стройте на сей счет никакихиллюзий. Ответ баронета оказался неожиданным. Он встал, прошел мимо креслаБаркера к двери, запер ее на ключ, а ключ положил в карман. - Вам-таки придется разобраться до конца, - сказал он. - Пока вы будетеразбираться, я закрываю дверь на замок. А теперь, Баркер, поговоримоткровенно, как мужчина с мужчиной, причем от вас зависит, чтобы нашразговор не закончился трагедией. С этими словами он приоткрыл один из ящиков письменного стола. Егогость сердито нахмурился. - Угрозы вам не помогут, Хейлуорти. Я выполню свой долг, вам не удастсяменя запугать. - Я и не собираюсь вас запугивать. Говоря о трагедии, я имел в виду невас. Я хотел сказать, что нельзя допустить огласки этой истории. Родных уменя нет, но существует фамильная честь, и с этим невозможно не считаться. - Слишком поздно об этом думать. - Не совсем так. А теперь мне нужно многое рассказать вам. Прежде всеговы правы - это я вчера вечером остановил вас на Мейфилдской дороге. - Но почему... - Подождите. Я сам все расскажу. Вот взгляните. - Сэр Генри открыл ящикстола и вынул из него два небольших свертка. - Сегодня вечером я собиралсяотправить их по почте из Лондона. Один адресован вам, и я, разумеется,могу отдать вам сверток сейчас. В нем ваши часы и бумажник. Как видите,если не считать порванной электропроводки, вы не понесли никаких потерь врезультате вчерашнего приключения. Другой сверток адресован молодым дамамиз театра "Гэйети", и в нем находятся и кошельки. Надеюсь, вы убедились,что еще до того, как вы пришли разоблачить меня, я намеревался полностьювозместить ущерб каждому из потерпевших? - И что же? - спросил Баркер. - А теперь перейдем к сэру Джорджу Уайльду. Возможно, вам не известно,что он глава фирмы "Уайльд и Гугендорф" - той самой, что основала этотгнусный "Ладгейтский банк". Иное дело - его шофер. Даю слово, я собиралсявознаградить его. Но главное - хозяин. Вы знаете, я небогатый человек. Мнекажется, об этом известно всему графству. Я слишком много потерял, когда"Черный тюльпан" проиграл на состязаниях в Дерби. Были и другиезатруднения. Потом я получил наследство - тысячу фунтов. Этот проклятыйбанк платил семь процентов по вкладам. Я был знаком с Уайльдом, и,встретившись с ним, я спросил, можно ли доверить свои деньги банку. Онответил утвердительно. Я вложил свои сбережения, а через двое суток Уайльдобъявил себя банкротом. В долговом суде выяснилось, что он уже в течениетрех месяцев знал о неизбежном крахе. Знал, и все же взял на свой тонущийкорабль все, что у меня было. Черт бы его побрал, ему-то что, у него и безтого хватает. Ну, а я потерял все, и никакой закон не смог мне помочь. Онсамым настоящим образом ограбил меня. При следующей встрече онрасхохотался мне в лицо. Посоветовал покупать консоли [облигациигосударственной консолидированной ренты, по которым выплачивается два споловиной процента годовых] и сказал, что я еще дешево отделался. Тогда япоклялся во что бы то ни стало сквитаться с ним. Я принялся изучать егопривычки. Я узнал, что вечерами по воскресеньям он возвращается изИстборна. Я узнал, что он всегда имеет при себе бумажник с крупной суммойденег. Так вот, теперь это мой бумажник. Вы хотите сказать, что моипоступки не вяжутся с требованиями мора ли? Клянусь, если бы у меняхватило времени я бы раздел этого дьявола догола, как он поступил сомногими вдовами и сиротами! - Все это понятно. Но при чем тут я? При чем тут артистки? - Будьте сообразительнее, Баркер. Как вы думаете, мог бы я ограбитьсвоего личного врага и остаться непойманным? Безнадежная затея. Я долженбыл разыграть роль обычного бандита, лишь случайно повстречавшего Уайльда.Вот я и появился на большой дороге, доверившись случаю. Мне не повезло:первым, кого я встретил, оказались вы. Какой же я идиот! Не узнать вашстарый рыдван по лязгу, с которым он взбирался на подъем... Увидев вас, яедва мог говорить от смеха. Однако мне пришлось выдержать свою роль доконца То же самое и с актрисами. Боюсь, тут я выдал себя, так как не могприсвоить безделушки женщин, но все же продолжал разыгрывать комедию.Потом появился тот, кого я ждал. Тут уж было не до фарса. Я намеревалсяобобрать его дочиста и обобрал. Ну, Баркер, что вы скажете теперь? Вчера ядержал пистолет у вашего виска, а сегодня вы держите у моего. Молодой человек медленно встал и с широкой улыбкой крепко пожал судьеруку. - Больше так не делайте, - сказал он. - Слишком рискованно. Эта свиньяУайльд жестоко с вами рассчитается, если вас поймают. - Хороший вы парень, Баркер. Нет, больше я этим заниматься несобираюсь. Кто это сказал о "насыщенном часе"? [ссылка на строки изстихотворения английского поэта Т.О.Мордаунта (1730-1809): "...одиннасыщенный славными свершениями час стоит целого века бездействия"]Честное слово, это чертовски интересно! Настоящая жизнь! А еще говорят обохоте на лис! Нет я никогда не повторю вчерашнее, иначе не смогуостановиться. На столе пронзительно зазвенел телефон, и баронет поднял трубку. Онслушал и одновременно улыбался своему гостю. - Я сегодня задержался, - обратился он к нему, - между тем в судеграфства меня ждет несколько дел о мелких кражах.
Нашествие гуннов
В пятый том "Сочинений" вошли роман "Белый отряд", который переноситчитателя в далекую эпоху второй половины XIV века, когда две сильнейшие вто время европейские монархии, Англия и Франция, вели жестокую войну,вошедшую в историю под названием Столетней, а также рассказы "Сквозьпелену", "Нашествие гуннов", "Состязание". В середине четвертого века состояние христианской религии быловозмутительно и позорно. В бедах кроткая, смиренная и долготерпеливая, онасделалась, познав успех, самонадеянной, агрессивной и безрассудной.Язычество еще не умерло, но быстро угасало, находя самых надежныхприверженцев либо среди консервативной знати из лучших родов, либо средитемных деревенских жителей, которые и дали умирающей вере ее имя*. Междвумя этими крайностями заключалось громадное большинство рассудительныхлюдей, обратившихся от многобожия к единобожию и навсегда отвергшихверования предков. Но вместе с пороками политеизма они расстались и с егодостоинствами, среди которых особенно приметны были терпимость и благодушиерелигиозного чувства. Пламенное рвение христиан побуждало их исследовать истрого определять каждое понятие в своем богословии; а посколькуцентральной власти, которая могла бы проверить такие определения, у них небыло, сотни враждующих ересей не замедлили появиться на свет, и та же самаяпламенная верность собственным убеждениям заставляла более сильные партиираскольников навязывать свои взгляды более слабым, повергая Восточный мир всмуту и раздор. ______________ * "Язычник" - по-латыни paganus. Первоначальное значение этого слова -"мужик", "деревенщина". Центрами богословской войны были Александрия, Антиохия иКонстантинополь. Весь север Африки тоже был истерзан борьбою: здесь главнымврагом были донатисты, которые охраняли свой раскол железными цепами ибоевым кличем "Хвалите Господа!". Но мелкие местные распри канули внебытие, когда вспыхнул великий спор между католиками и арианами, спор,рассекший надвое каждую деревню, каждый дом - от хижины до дворца.Соперничающие учения о гомоусии и гомиоусии*, содержавшие в себеметафизические различия настолько тонкие, что их едва можно былообнаружить, поднимали епископа на епископа и общину на общину Чернилабогословов и кровь фанатиков лились рекою с обеих сторон, и кроткиепоследователи Христа с ужасом убеждались, что их вера в ответе за такойразгул кровавого буйства, какой еще никогда не осквернял религиознуюисторию мира. Многие из них, веровавшие особенно искренне, были потрясеныдо глубины души и бежали в Ливийскую пустыню или в безлюдье Понта, чтобытам, в самоотречении и молитвах ждать, Второго пришествия, уже совсемблизкого, как тогда казалось. Но и в пустынях звучали отголоски дальнейборьбы, и отшельники из своих логовищ метали яростные взоры на проходившихмимо странников, которые могли быть заражены учением Афанасия или Ария. ______________ * Единосущие и подобосущие (греч.). Ариане утверждали, что бог-сын вТроице всего лишь подобен богу-отцу, их противники, - что отец в сынодинаковы по самой своей сущности. Одним из таких отшельников был Симон Мела, о котором пойдет нашрассказ. Католик, верный догмату Святой Троицы, он был возмущен крайностямив гонениях на ариан, крайностями, сопоставимыми лишь с теми зверствами,какие в дни своего торжества чинили ариане, мстя за свои обиды братьям воХристе. Устав от нескончаемых раздоров, уверенный, что конец светадействительно вот-вот наступит, Симон Мела бросил свой дом вКонстантинополе и в поисках тихого прибежища добрался до готских поселенийв задунайской Дакии. Продолжив путь на северо-восток, он пересек реку,которую мы теперь называем Днестром, и тут, найдя скалистый холм,возвышавшийся над безграничною равниной, устроил себе келью подле вершины,чтобы окончить свои дни в самоотречении и размышлениях. В речных струяхиграла рыба, земля изобиловала дичью, и дикие плоды усыпали деревья, такчто духовные упражнения отшельника не слишком часто и не слишком надолгопрерывались поисками пищи телесной. В этом отдаленном убежище он рассчитывал обрести полное уединение, нонадежда его оказалась тщетной. Примерно через неделю после прибытиягреховное мирское любопытство овладело Симоном Мелой, и он пустилсяосматривать склоны высокого скалистого холма, который его приютил.Пробираясь к расщелине, прикрытой ветвями оливковых и миртовых деревьев, онвдруг наткнулся на пещеру, в устье которой сидел старец, седобородый,седовласый и ветхий - такой же отшельник, как он сам. Столь долгие годы онпрожил в одиночестве, что человеческая речь почти совсем изгладилась из егопамяти; но в конце концов слова потекли свободнее, и он смог сообщить, чтозовут его Павел из Никополя, что он грек и тоже удалился в пустыню радиспасения души, убегая от еретической скверны и заразы. - Вот уж не думал, брат Симон, - сказал он, - что встречу еще кого-то,кто в тех же святых исканиях забредет так же далеко. За все эти годы, а ихбыло так много, что я и счет потерял, я ни разу не видел человека, кромеодного или двух пастухов там вдали, на равнине. Широкая степь, блиставшая под солнцем свежею зеленью травы иколыхавшаяся под ветром, тянулась от их холма к восточному горизонту ровнои непрерывно, как море. Симон Мела пристально поглядел вдаль. - Скажи мне, брат Павел, - спросил он, - ведь ты живешь здесь такдолго, - что лежит по другую сторону этой равнины? Старик покачал головой. - У этой равнины нет другой стороны, - отвечал он. - Здесь край света,и она уходит в бесконечность. Все эти годы я провел подле нее, но ни разуне видел, чтобы кто-нибудь ее пересек. Ясное дело, если бы другая сторонасуществовала, в один прекрасный день непременно появился бы путник оттуда.За большой рекой стоит римская крепостца Тир, но до нее целый день пути, иримляне никогда не прерывали моих размышлений. - О чем же ты размышляешь, брат Павел? - Сперва я размышлял о многих священных тайнах, но вот уже двадцатьлет, как я постоянно сосредоточен мыслью на одном - на природе Логоса. Ачто думаешь ты об этом наиважнейшем предмете, брат Симон? - Тут не может быть двух мнений, - отвечал с уверенностью младшийотшельник. - Логос - это, конечно, не что иное, как имя, которым святойапостол Иоанн обозначает божество. Старый отшельник испустил хриплый вопль ярости, его темное, иссохшеелицо бешено исказилось. Схватив громадную дубину, которую он припас, чтобыотбиваться от волков, старик замахнулся на своего собеседника. - Вон отсюда! Вон из моей кельи! - закричал он. - Неужели я для тогопрожил на этом месте так долго, чтобы увидеть, как его испоганит гнусныйприспешник негодяя Афанасия? Проклятый идолопоклонник, запомни раз инавсегда, что Логос есть лишь эманация божества и ни в коем случае не равенему - ни сущностью, ни вечностью! Убирайся вон, тебе говорят, или я расшибутвою дурацкую башку вдребезги! Взывать к рассудку взбешенного арианина было бесполезно, и Симонудалился в скорби и изумлении от того, что даже здесь, на самой дальнейоконечности ведомого человеку мира, уединенный покой пустыни разбит иразрушен духом религиозной борьбы. Понурив голову, с тяжестью на сердцеспустился он в долину, и снова поднялся к своей келье близ макушки холма, ипо дороге дал себе слово никогда больше не видеться с соседом-арианином. Год прожил Симон Мела в уединении и молитве. Не было никаких основанийждать, что кто-нибудь или когда-нибудь явится в эту крайнюю точку обитаемойвселенной. И все-таки однажды молодой римский офицер Гай Красс приехал изТира, проведя целый день в седле, и взобрался на холм к анахорету, чтобы сним поговорить. Он происходил из всаднической семьи и все еще держалсястарых верований. С интересом и удивлением, но в то же время и с некоторойбрезгливостью разглядывал он аскетическое устройство убогого жилища. - Кому вы угождаете такою жизнью? - спросил он. - Мы свидетельствуем, что дух наш выше плоти, - отвечал Симон. - Еслимы бедствуем в этом мире, то верим, что пожнем плоды в мире будущем. Центурион пожал плечами. - Среди наших есть философы - стоики и другие, - которые рассуждаюттак же. Когда я служил в герульской* когорте Четвертого легиона, мы стоялив самом Риме, и я часто встречался с христианами, но не смог услышать отних ничего такого, чего бы уже не знал раньше - от собственного отца,которого вы в своей заносчивости назвали бы язычником. Да, правда, мы признаем многих богов, но уже давно никто не принимает этого буквально ивсерьез. А наши представления о до блести, долге и достойной жизни те же,что у вас. ______________ * Герулы - кочевое германское племя; герульские воины часто служилинаемниками и у своих сородичей-германцев и у римлян. Симон Мела покачал головой. - Если у вас нет священных книг, - возразил он, - чем же выруководитесь на путях к жизни? - Если ты прочитаешь наших философов, и прежде всего божественногоПлатона, ты убедишься, что есть и иные вожатаи, способные привести к той жецели. Не попадалась ли тебе случайно книга нашего императора Марка Авралия?Разве не открываешь ты в ней все добродетели, какие только могут быть учеловека, - а ведь он ничего не знал о вашей вере. А задумывался тыкогда-либо над словами и делами нашего умершего императора Юлиана - я ходилпод его командою в свой первый поход, против персов? Можешь ли ты указатьмне человека более совершенного? - Такие речи ни к чему не ведут, - сурово промолвил Симон. - оставимих, довольно! Остерегись, пока еще есть время, и прими истинную веру, ибоконец света близок, и когда он настанет, тем, кто зажмурился перед светом,пощады не будет! Сказавши так, он снова обернулся к молитвенной скамеечке и распятию, амолодой римлянин в глубокой задумчивости зашагал вниз по склону, сел наконя и поехал к своей отдаленной крепостце Симон провожал его взглядом дотех пор, пока бронзовый шлем центуриона не превратился в светлую бусинку назападном краю великой равнины; ибо это было первое человеческое лицо,которое он видел за весь этот долгий год, и бывали минуты, когда его сердцетомилось тоскою по людским голосам и лицам. Еще год миновал, и, не считая перемены погоды и медленного чередованиявесны и лета, осени и зимы, дни были неотличимы друг от друга. Каждое утро,открыв глаза, Симон видел все ту же серую полосу далеко на востоке,наливавшуюся красным до тех пор, покуда яркая кайма не пробьется наддальним горизонтом, которого никогда не переходило ни одно живое существо.Медленно шествовало солнце по широкой
2017-05-14
414
