Возникновение преступных традиций и их развитие до начала XX века.

Возникновение преступных традиций и обычаев связано с антиобщественными явлениями. На стадии образования преступного мира они не отличались чем-то специфическим, по форме нередко отражали отношения между людьми, которые складывались тысячелетиями. Это помощь близкому, поддержка, гостеприимство, взаимопонимание и др., что сплачивает людей, способствует взаимодействию между ними, стимулирует процессы их жизнедеятельности. Преступность, взяв эти нормы на вооружение в первозданном виде, наделила их затем специфическим содержанием.

В основе формирования преступного мира не лежала патологическая страсть отдельных людей к нарушению общественной морали. Возмущение народа несправедливостью, протест во всех его формах, способствовали объединению униженных, доведенных до крайнего отчаяния людей в борьбе с нищетой, голодом и бесправием. Многие оказывались на «дне» общества, где культивировали свои традиции и обычаи, «законы», «мораль», образ жизни.

Трудно сказать, в какой именно период истории произошло зарождение преступного мира, его традиций и обычаев. Можно предположить, что этот процесс связан с появлением государства и права.

Уже в XVII столетии отмечалась масса преступлений против чужой собственности. Но простые люди не только не осуждали преступников, но, напротив, зачастую боготворили их, видели в них людей, наделенных идеальной силой духа, выносливостью, смелостью. «Разбойники воплощали в себе идеал свободной жизни русского простолюдина 17 века, он тянулся к этому идеалу своим душевным миром, он его олицетворял в известных образах, которые и запечатлел в народных собраниях».

Социальная неустроенность, злоупотребления чиновничьего аппарата, гнет эксплуатации – все это способствовало расшатыванию нравственных устоев общества. Они были подорваны настолько, что в 18 веке уже встречались целые селения воров и разбойников. Всякий, кто чувствовал в себе силы, бежал от семьи и родных и приставал к таким же обездоленным искателям приключений.

В дореформенной России преобладали такие виды преступлений, как бродяжничество, самовольное проживание без документов в городах и имущественные преступления, главным образом кражи.

Наравне с кражами и разбоями с «неменьшей силой свирепствовали и убийства. Преступления в городах, особенно кражи, чаще всего совершали бродяги («пришлые люди»), переодевавшиеся в стрельцов. По сути это были уже профессиональные преступники, применявшие специальные воровские приемы и получавшие от краж средства к существованию. В больших городах имелись и специальные места концентрации преступников устойчивого типа («лихих людей»). Обычным местом времяпрепровождения преступников являлись кружечные дома (пивные), в которых они отмечали свои успехи и пополняли шайки новыми людьми.

Состояние преступности было самым тесным образом связано с одним из старейших зол России - пьянством. Говоря о состоянии преступности, несправедливо было бы отождествлять ее только с простым народом. Многие виды преступлений, особенно против личности и имущественные, были распространенным явлением и среди господствующего класса. Так, подделка документов и мошенничество почти полностью относились к преступлениям «владеющих классов», т.е. купцов, помещиков. Уголовные деяния совершали и лица духовного сословия.

Однако в описываемый исторический период преобладали насильственные и корыстно-насильственные преступления с относительно примитивными способами их совершения. Не существовало и так называемого профессионального преступного мира с его «законами» и «моралью», с особым тайным языком, что обусловливалось рядом объективных социальных факторов.

Наиболее ярко и достаточно убедительно отражает изменения качественной стороны преступности первой половины XVIII века биография знаменитого вора Ивана Осипова по кличке «Ванька Каин». В криминальную летопись он вошел как знаменитый доноситель сыскного приказа, соединивший в себе «сыщика-грабителя» и «народного мошенника вора». Основной его специальностью были карманные кражи. На одной из проходивших ярмарок, после нескольких удачных краж, Ванька был пойман и закован в цепи. Однако тяжесть наказания ему испытать не пришлось благодаря «сотоварищам» по шайке, передавшим ему в калачах ключи от оков. В 1741 году он решается изменить ворам и поступает в полицию сыщиком. Однако за оказанную услугу ему не дали ни наград, ни даже тех денег, которые он затратил на поиск преступников. Тогда Каин впадает в другую крайность. Он шантажирует своих бывших товарищей по воровским шайкам и берет с них взятки, занимается вымогательством. Не довольствуясь подачками воров, Ванька переносит свои поборы на купцов и обывателей, угрожая им для полной гарантии поджогами.

Из анализа материалов о преступной жизни Каина видно, что уже в первой половине XVIII века существовали правила приема в шайку, устойчивость воровских сообществ, взаимовыручка преступников, сформировавшийся жаргон, наличие уголовных кличек. Иными словами, довольно отчетливо просматривались все признаки, присущие преступной профессиональной деятельности, в частности рэкету. Почти полстолетия спустя, аналогичная судьба сложилась у Ф. Э. Видока, ставшего затем начальником тайной полиции Парижа и оставившего мемуары о своей преступной жизни.

Во Франции, Италии, Англии и Германии, где консолидация преступного мира началась гораздо раньше, отмечалось совершенно иное положение. Ярким тому примером служит уголовное дело Картуша, одного из квалифицированнейших и крайне жестоких преступных типов Франции XVIII века.

Картуш также начинал с карманных краж, причем этому искусству он обучался в цыганской воровской школе и достиг в нем совершенства. После службы в армии, куда он попал случайно и где познакомился с помощью воровского языка со многими бывшими преступниками, Картуш возвратился в Париж и организовал там профессиональную воровскую шайку. Методы работы, конспирации были заимствованы у полиции. Небольшие группы возглавляли «сержанты» и «лейтенанты», а общее руководство осуществлял Картуш и его помощники. В шайке были «разведчики», доносители, специалисты по обучению молодого пополнения. Она имела место дислокации и зоны своего влияния. Сообщество Картуша отличалось жесткой дисциплиной и исключительным внутренним порядком. При любом подозрении в измене Картуш, не дожидаясь подтверждения, убивал человека.

Дело Картуша свидетельствует о существовании преступных организаций, имевших свою структуру, дисциплину, сферы влияния со «своей» полицией и даже свою школу по обучению карманных воров. Оно также показывает значительное отличие преступных шаек Франции от аналогичных сообществ России, уголовная хроника которой подобного не зарегистрировала даже в более поздние периоды.

В литературе нередко можно встретить суждения о проявлении со стороны профессиональных преступников гуманности, сочувствия и даже благородства к обездоленным или своей жертве. Это создавало некий романтический образ уголовника-страдальца. Например, Картуш однажды заплатил долг за честного купца, возвращал памятные вещи обворованным жертвам. Он был идеалом вора и олицетворял парижскую богему XVIII века.

Описывая преступные традиции, порядки и правила того времени, следует отметить, что при вступлении в «воровское братство» вносилась определенная сумма денег, необходимых для поддержания членов групп, проводился обряд посвящения, каждый член воровской шайки имел кличку, непременным атрибутом образа жизни были также картежные игры. В это же время сформировалась традиция преступников выручать друг друга из беды, имелся свой особый язык. Этот язык был необходим для сохранения тайн преступного образа жизни, наиболее древним его атрибутом был жаргон – так называемый арго. Жаргон российского преступного мира окончательно оформился в конце 18-начале 19 веков. Его основу в значительной степени составлял тайный язык офеней – бродячих торговцев-коробейников. Таким образом, они засекречивали общение между собой для обмана покупателей при покупке товаров. Отсюда и видоизмененное первоначальное название р усского воровского языка – феня. В крупныхгородах, в местах, где были тюрьмы, язык приобретал новые заимствования, в частности, из цыганского, еврейского, татарского языков, стал настолько отличаться от офенского языка и был обособлен как язык, употребляемый в преступном мире.

 Изучая труд европейского правоведа 18 века Дж. Говарда «Положение тюрем в Англии и Валлисе» русский ученый Д.А. Дриль писал: «Пьянство и разврат в его самых ужасных формах, азартные игры, всевозможные оргии, драки, безнравственные разговоры – вот тогдашние условия обыденной тюремной жизни. Взаимное развращение, обучение всем видам порока и гипноз преступности».

По свидетельству Л.М. Моро-Кристофа, особенностью преступного мира в Европе 17-18 веков было то, что он являлся огромной ассоциацией «многих классов преступников, имеющих свою аристократию, свою иерархию, свои права, свои степени знатности, свой пролетариат и живущих под властью одного общего закона. Этот закон есть необходимость соединения, чтобы жить за счет общего врага. Законы здесь, хотя и неписанные, исполняются честными людьми. Первый из этих законов запрещает измену члена общества. В этом мире умеют хранить тайну, которая служит там основанием единства».

Л.М. Моро-Кристоф, описывая уголовный мир времен Людовика 14, обращал внимание на ассоциацию преступников под названием «нищие», которая в течение нескольких веков обирала Париж и образовала в нем обширное племя дикарей, не признававшее ни совести, ни цивилизации». В этой ассоциации были не только свой жаргон, свои обряды приема новичков, свои средства экипировки и маскировки преступного поведения, но и особые ритуалы подношения краденного главарю шайки».

Еще более страшной и многоликой была в те времена итальянская преступная ассоциация «Каморра» - зародыш современной мафии. «Ее закон – право сильного, его конечная цель – эксплуатация слабого сильным, собрания каммористов происходят на галерах, в игорных домах, в казармах, дурных местах, их место действия – везде». Авторитет этого тайного общества был настолько велик в преступном мире, что вор, обученный своему искусству в Неаполе, считался на голову выше вора любой другой страны.

В 19 век преступный мир вступил окрепшим, сплоченным, монолитным, имеющим силы и возможности противопоставить себя общественному порядку и закону. Его традиции, обычаи, законы – уже не стихийные нормы, а прошедшие временем, укрепившиеся в сознании целых поколений правонарушителей эталоны противоправной деятельности и соответствующего ей образа жизни. 19 век – можно с уверенностью назвать эпохой расцвета преступного мира и его традиций.

Благодатной почвой для формирования и расцвета преступных традиций являлись исправительные учреждения. Известный российский ученый А.И. Гуров писал: «В России конца 19 столетия с организацией стабильной тюремной системы начинается формирование иного мира преступников, деятельность которых в новых условиях нуждалась в определенной консолидации с целью обеспечения собственной безопасности. Наиболее активно этот процесс проходил в среде рецидивистов».

Другой известный ученый, профессор С.В. Познышев отмечал: «При тюремных камерах неизбежно развивается ужасающий половой разврат. При нем неизбежно процветает арестантский «майдан» и картежная игра. Отдельная личность откровенно порабощается группой, подчиняется тем грубым обычаям и традициям, которые складываются в арестантской среде и утрачивает добрые черты своей индивидуальности».

Предшествующие периоды развития преступности, систематические действия ее представителей способствовали росту их квалификации. С ростом же преступной квалификации появилась соответствующая специализация, а с ними возникло и новое качество – криминальный профессионализм. Зачатки его имели место в прошлые века, однако в рассматриваемый период профессионализация преступной деятельности достигла такого размаха, что не было уже проявления общественной жизни, к которому преступный мир не приспособился для своей пользы.

Приверженцы уголовных профессий, следуя общим традициям и обычаям, вырабатывали на их основе новые законы и правила поведения, необходимые для эффективной преступной деятельности. В 19 веке насчитывалось около 20 профессий преступников. На первом месте среди них находились «ерши», таскающие из карманов деньги, вещи и платки – наудачу. «Домушники» и «подпольщики» - разновидности квартирных воров, крали все, что попадет под руку, а потому пользовались незначительным авторитетом в уголовном мире. «Форточники» - воры, проникавшие в квартиры через форточки, у которых был твердый обычай – в случае неудачи оставаться на месте и отделываться от ответственности по своим способностям. Наиболее отчаянной и подготовленной в профессиональном мире преступников были «забирохи» или «громилы», совершавшие грабежи и разбойные нападения. Традиции взаимовыручки у этих преступников – необходимое условие успешной преступной деятельности. По сути, преступники жили по правилу «сам погибай, а товарища выручай».

Существовали и профессиональные мошенники (картежные, бильярдные игроки, игроки в кости) – своего рода аристократия уголовного мира. Их преступная деятельность целиком подчинялась особым ритуалам, в которых участвовали пособники мошенников, помогая обманывать и обирать в процессе игры ничего не подозревающих жертв.

К низшим слоям относились «оказисты», промышлявшие на похоронах, свадьбах, новосельях, «сводчики», предлагавшие свои услуги в денежных делах, «стряпчие», выдававшие себя за знатоков юриспруденции.

К концу 19 века преступный мир имел профессиональное ядро. Специфическое разделение труда не только не поколебало монолитности и сплоченности этого мира, но, напротив, укрепило, придав ему более стройную организацию.

К концу века каждое профессиональное ядро имело свои традиции и обычаи. К примеру, совершать конкретные виды преступлений, красть конкретные предметы и вещи, заботиться о своем собственном преступном авторитете, иметь свой уголовный почерк («марвихеры» – кравшие за пределами постоянного места жительства, «коты и кошки», «скачки» - квартирные воры – занимавшие одну из низших ступеней в преступной иерархии, «конокрады», «игроки»). Сообщество «марвихеров» – «хевра» отличалось особой солидарностью, оно обязывало помогать друг другу, предупреждать об опасности, а в случае, если вор «сгорит», «хевра» помогала ему на всех этапах судопроизводства. Законы, поддерживавшие внутригрупповую сплоченность «конокрадов», были самыми жестокими среди всех законов, традиций и обычаев преступного мира. 

Каждый из представителей преступной профессии стремился обучить своему ремеслу молодое поколение, передать новичкам не только богатый опыт совершенствования преступлений, но и привить любовь к преступным традициям и обычаям. Такой школой преступного мастерства, его «воровской академией» были места лишения свободы.