Поселения охотничьих общин ранней поры. Развитие оседлости

Мустьерская эпоха

Развитие оседлости видно в стоянках позднего палеолита. При наличии довольно обильной добычи в среде первобытных общин естественно должно было возникать стремление к оседанию, с одной стороны, потому, что оно обеспечивало возможность получения значительных запасов пищи в виде сушеного, копченого или мороженого мяса, с другой — потому, что лишь оседлое существование, по крайней мере, в холодное время года, давало возможность применить постройку жилья как способ защиты от становившихся все более суровыми кли­матических условий. Можно видеть, что прочные жилища наземного или полу под земного типа появляются в эпоху позднего палеолита, когда природная обстановка начинает значительно ухудшаться по сравнению с предшествующим временем. Вместе с тем возникавшая оседлость естественно и неизбежно должна была идти рука об руку с совершен­ствованием связанных с подобным образом жизни приемов охоты в виде загонов, охотничьих ям, прочных ловушек на крупного зверя, значи­тельно повышавших продуктивность охоты. Все это имело результатом сложение определенного типа охотничье-собирательского хозяйства с его центром в более прочном, лучше приспособленном коллективном жилище, обслуживавшем растущие и усложнявшиеся потребности перво­бытной общины.

Весьма распространенное представление о наших предках рассматриваемой нами эпохи как о первобытных обитателях пещер в значительной степени основано на поверхностном, отношении к фактам. Эти взгляды рисуют человека ориньяко-солютрейского времени, прежде всего, как бродячего охотника, если и придер­живающегося определенных областей обитания, то лишь в смысле гра­ниц своих перекочевок. Его оседлость случайна; его поселения — это только временные лагери с ветровыми заслонами или, в лучшем случае, убежища в пещерах и под навесами скал. Так представляют себе позднепалеолитических охотников на мамонта все современные буржуазные авторы. При настоящем уровне знания такие представления не дают удовлетворительного объяснения для целого ряда вопросов.

В самом деле, если стать на подобную точку зрения, было бы трудно понять, как, например, сочетать образ жизни охотников позднего палео­лита, изображаемых в виде троглодитов, скрывавшихся в недрах пещер» где они должны были, очевидно, влачить жалкое, полузвериное существование, — с тем, что известно, в отношении замечательных произве­дений их изобразительного творчества. Подобное странное обстоятельство, не станет более понятным, если вслед за многими западноевропейским" археологами предполагать особенную художественную одаренность позднепалеолитических охотников на мамонта и северного оленя, присущую им как предкам европейских рас.

Если попытаться ближе присмотреться к тому, что представляю, собой места поселений в интересующее нас время, надо будет прийти к выводам, значительно отличающимся от обычных взглядов на это, предмет. Следует заметить, что последние в большой степени питаются тем, что известно в отношении образа жизни наиболее отставших в свое развитии народностей земного шара, в первую очередь обитателей Австралии, отчасти Южной Африки и Южной Америки. Однако исследователи, переносящие представление о материальной культуре бродячих охотник южного полушария — австралийцев, бушменов или ботокудов — в эпоху палеолитических обитателей Европы и Северной Азии, не принимая внимание различия в конкретных условиях исторического развития и других, допускают, несомненно, большую ошибку. Они не учитывают того, что на данной ступени развития первобытного общества природная среда должна была оказывать и, бесспорно, оказывала огромное влияние на характер хозяйственной деятельности человека и наитеснейшим обра­зом связанную с ней всю обстановку человеческого существования.

Одной из наиболее характерных особенностей бродячего охотничьего быта названных выше народностей является крайняя необеспеченность средствами существования, в связи, с чем их жизнь проходила в посто­янных поисках пищи. Поселения их, как известно, имели характер лагерей, которые разбивались там, где удалось добыть зверя или где имелся известный запас плодов, кореньев и т. д. Через день-два они обычно оставлялись для нового привала. Только в случае особенно удачной охоты или во время сезонов созревания определенных видов плодов и т. п. лагери устраивались на более продолжительный срок, но всегда сохраняли временный характер. С другой стороны, климат и не требовал от обитателей теплых широт более прочной оседлости для защиты от внешних условий.

В северном полушарии мы находим существенно иную обстановку для рассматриваемого нами времени.

Уже стоянки поздней мустьерской эпохи не только в Западной и Восточной Европе, но также, например, по сирийскому побережью Средиземного моря нередко имели характер лагерей, которые, очевидно, в течение долгого времени были обитаемы первобытными общинами неандертальцев. Масса отбросов охоты и всякого рода иных остатков, а также и сама толщина „культурного слоя" делают вероятным, что они в ряде случаев должны были служить местом жилья не для одного поколения охотничьих групп, которые покидали их и затем вновь воз­вращались на насиженные и удобные места.

Вместе с позднепалеолитическим временем начинается такой период в истории первобытных обитателей Европы, Азии и Африки, когда эти становища нередко приобретали характер долговременных поселений, которые не только служили человеку убежищем и зашитой от неблаго­приятных природных условий, но и являлись средоточием довольно сложной и разнообразной хозяйственной деятельности.

Мадленская эпоха

В настоящее время в результате многочисленных исследований можно считать доказанным, что характерной особенностью мадленских горизонтов в палеолитических местонахождениях Европы является чрезвычайное развитие обработки кости и рога, которые в эту эпоху становятся почти на первое место в ряду материалов, используемых чело­веком для разнообразных хозяйственных и иных целей. Кость, рог северного оленя, бивни мамонта, представлявшие прекрасный материал для всевозможных изделий, вытесняют кремень в его применении для изготовления охотничьего вооружения и различных орудий труда.

Это не значит, что кремень теряет свое значение в мадленскую пору как основной материал для производства орудий, предназначен­ных для обработки иных материалов, то есть для того, чтобы резать, пилить, остругивать, просверливать и т. д. В этом отношении ни кость, ни рог не обладают такими качествами — твердостью, прочностью, — которые могли бы позволить заменить ими кремень для производства орудий.

Таким образом, кремень и иные сходные с ним породы (роговик, яшма, кварцит и пр.) еще долгое время составляли единственный мате­риал, пригодный для выделки такого рода инструментов, которые могли служить для обработки кости, рога, дерева, кожи. Лишь с помощью их могли изготовляться разнообразные изделия, удовлетворявшие расту­щим потребностям мадленских охотников. В соответствии с этим сам кремневый инвентарь в позднее время позднего палеолита приобретает иной облик, чем в предшествующую эпоху. Здесь появляется целый ряд новых видов орудий. Но вместе с новыми требованиями, предъяв­лявшимися в ту эпоху к орудиям из камня, изменяется и общий харак­тер этого инвентаря. Он получает явственно выраженные признаки под­чиненного, технического назначения, что может создать впечатление некоторого, кажущегося, упадка, если его сопоставить с высокими по качеству солютрейскими кремневыми изделиями.

Другим существенным признаком мадленских поселений можно считать расцвет палеолитического искусства, связанный в значитель­ной степени с достижениями мадленцев в области обработки кости и рога. Образчики этого искусства становятся тем более разнообраз­ными и многочисленными, чем дальше в своем развитии уходит техни­ка мадлена, пока это замечательное творчество не изменяет неожидан­но свой характер с переходом к азильской эпохе.

Все исследователи, имевшие дело с мадленским временем, соглас­ны в том, что оно представляет картину усиливавшейся суровости кли­мата. Об этом говорит фауна мадленских стоянок не только на терри­тории к северу от Альп, — в ту эпоху еще не освободившихся от своего ледяного покрова, — но и значительно южнее, вплоть до побережья Средиземного моря, Пиренеев и Бискайского залива.

Здесь повсюду первое место начинает занимать полярный мир жи­вотных во главе с северным оленем, огромные стада которого паслись в то время на всем юго-западе Европы, у подножий Пиренейского хребта. Рядом с ним стоит мускусный овцебык, одно из наиболее не­требовательных животных полярной природы, затем песец, росомаха, полярный заяц, лемминги и обитатели холодных степей — степная ло­шадь и антилопа-сайга, находившие вполне благоприятные условия для размножения в долинах и нагорьях Европы. Далее идут мамонт и сибирский носорог, хотя их остатки все же становятся более редкими в мадленскую пору и к концу ее вовсе исчезают. Только кое-где на равни­нах Средней и Восточной Европы и Северной Азии стада мамонтов пе­реживают, видимо, до сравнительно поздней поры мадлена.

Естественно, что первобытные общины охотников, населявшие Европу в мадленское время, еще в большей степени, чем раньше, ока­зывались вынужденными искать защиты от ухудшавшихся условий кли­мата под навесами гротов и в скальных убежищах.

В их образе жизни еще определеннее сказываются условия суще­ствования полярных охотников, живущих за счет того, что им удается взять у суровой природы. Это обстоятельство делает понятным, почему мадленская культура в ее характерных проявлениях сложилась в со­ответствующее время только в тех областях Европы и Северной Азии, которые находились под непосредственным влиянием северного оледе­нения, тогда как вне этой территории, по другую сторону горных хреб­тов, опоясывающих Средиземноморье от Пиренеев до Кавказа, развитие этого общества шло иными, путями, выливаясь в иные формы.

Время мадленских памятников в Европе определяется их залеганием в верхних горизонтах пещерных наносов, где они встречаются всегда поверх отложений, содержащих остатки, относящиеся к более ранней поре палеолита.

В пределах европейской территории СССР мадленские поселения, хотя и не так хорошо еще известные, как оседлые стойбища охотников на мамонта предшествующей поры, все же, несомненно, обещают дать в ближайшее время ряд первоклассных по своему значению памятни­ков. С одной стороны, здесь уже давно открыты — правда для несколь­ко более раннего времени, но уже с чертами высокоразвитой „мадлен­ской" техники обработки камня и кости — остатки палеолитических становищ типа замечательной Мезинской стоянки. С другой стороны, в таких поселениях, как Елисеевичи, Тнмоновка, Супонево, относящих­ся, очевидно, к ранней мадленской поре, помимо разнообразных иных культурных остатков, имеются находки вещей изобразительного харак­тера (статуэтка женщины, пластины из слоновой кости, в частности с характерными мадленскими изображениями рыб), свидетельствующие о том, что „типичная" мадленская культура, правда все же в несколько особых ее проявлениях, имела распространение далеко на востоке Европы. Вместе с тем из сопоставления памятников мадленского вре­мени, обнаруженных на территории СССР, есть основание сделать вы­вод, что здесь в ту эпоху складывался не один, а, видимо, несколько, нельзя сказать — типов, но вариантов культуры мадлена, отвечающих в какой-то мере различному пути развития первобытных общественных образований. Углубленное изучение памятников этого времени типа Кирилловской стоянки в Киеве, Елисеевичей, Юдинова, Гонцов и мн. др. позволяет прийти к заключению, что здесь, на востоке Европы (исклю­чая, видимо, собственно степные районы северного Причерноморья), в противоположность приатлантической ее части, мамонт очень долго, почти до конца той же мадленской эпохи, удерживает значение основ­ного объекта охоты, тогда как северный олень занимает в этом смысле по большей части лишь подчиненное место. Такое обстоятельство, естественно, не могло не наложить определенного отпечатка на харак­тер материальной культуры восточной группы мадленских племен, как и населения той же эпохи в Сибири.

Из имеющегося в нашем распоряжении материала особый интерес для нас представляет, прежде всего, все то, что дает возможность судить о характере самих первобытных стойбищ, так как именно места посе­лений, их планировка, вид и устройство жилищ и т. п. в большей сте­пени, чем что-либо другое, должны были запечатлеть в себе условия хозяйственной и общественной жизни охотничьих общин поздней поры позднего палеолита.

К сожалению, о мадленских поселениях, как таковых, мало, что известно, несмотря на огромное количество памятников этого времени, раскопанных западноевропейскими исследователями. По некоторым подсчетам, в одной только Франции, начиная с XIX в., было открыто и исследовано до пятисот мадленских стоянок.