Объединение народов и прах отцов

В державе императоров 2-го Рима полагался прах трех частей света и акакия как принадлежности венчания императора и как наглядное выражение Царя, в отцов место поставленного от Бога отцов, — «прах, который имеет востати». Для Царей же 3‑го Рима, если четвертого не будет, т. е. <если> совершится полное объединение, прах будет указанием на долг воскрешения. «Прах, который некогда жил, прах, который имеет востати, прах, который должен быть восстановлен», дает цель Москве, в которой Кремль есть алтарь, как было сказано, посвященный Пасхе.

Золото объясняет, почему История, как факт, есть взаимное истребление.

Прах же отцов дает смысл и цель Истории как проекту воскрешения.

Посыпание головы прахом (который попирали) в смысле раскаяния отделяет эти два периода Истории: раскаяние во взаимном истреблении есть уже переход к Истории воскрешения праха **.

Могила праотца (Памир? Эдем?) и страна богатства (Индия) — представители праха и золота. Древний мир знал золото Востока (Азия) и серебро Запада (Европы — Испания).

Новое время начинается открытием южно-американского золота (Перу) и северо-американского серебра (Мексика). Новейшее время, XIX век, знает сибирское золото, калифорнийское, австралийское, южно-африканское и, наконец, полярное золото (Клондайк). <Но и> полярное золото есть ли по следнее?.. Кончается ли История золота, разрушающая жизнь, обращающая ее в прах, и начинается ли История возвращения жизни праху?..

Археология или История на Земле, как кладбище, распространяется, производя раскопки по всему миру, хотя и не сделалась еще повсеместною, не познала себя наукою сынов, изучающею останки отцов, не соединилась с поминовениями, не обратила последние из имянословных в жизнесловные, потому что верующие не стали познающими, а познающие не стали верующими. Храм еще не соединился со школою, ни школа всеобщеобязательная не стала необходимою принадлежностью храма. Археология еще не соединилась с естествознанием, с познанием силы рождающей и разрушающей.

Три периода:

1) Прах, который некогда жил, — язычество — первый Рим.

2) Прах, который имеет востати — трансцендентное воскрешение — 2‑й Рим.

3) Прах, который должен быть воскрешен, — имманентное воскрешение, — 3‑й Рим.

Период почитания блеска золота есть период несовершеннолетия.

Континентальное Царство, чтущее прах отцов, 3‑й Рим, ставши твердою ногою на четырех океанах, вынудит ли Океанические Царства <Британию и Америку>, 3‑й Карфаген, союзников Ислама, чтителя меча, отрясших прах отцов, но тем не менее остающихся сынами праха, хотя и забывают об этом, — вынудит ли 3‑й Карфаген, оставив Ислам и кочевников, возвратиться к праху предков?!..

* * *

12-й лист, при небольшом разъяснении¹⁶³, дает ответ на вопрос, требуемый заглавием: «Что такое История?» — и дает <ответ> такой:

Понять Историю значит понять «что мы делаем», делали с незапамятных времен по неведению. Ответ этот дается там, где было сказано о делавших тогдашнюю Историю: «не ведят, что творят», чего нельзя сказать о настоящих*.

12-й лист ставит 2 вопроса: что такое Рим и что такое Иерусалим как составная часть Царьграда? Первый был крепостью цезарепапскою в древности и хотел и хочет быть <твердынею> папоцезарскою в христианском мире. Иерусалим стал храмом, утратил почти значение крепости, потому стал бессилен. Голгофа — гора черепов казненных потомков Адама, а наших предков... храм Воскресения. Понятно, почему эта гора стала местом или целью постоянных покаянных процессий в виде мирных или вооруженных странствований. Здесь, в этой горе, созданной неведением, была как бы сосредоточена и наглядно представлена «вина» человеческого рода. Кающиеся всех христианских стран казнились, казнили сами себя, посыпая главы свои прахом и пеплом, как умерших**, пред целою горою черепов разбойников благоразумных и неблагоразумных (шаливших на больших дорогах), наших отцов, не слепою силою природы умерщвленных, а нашими же отцами казненных.

Гора черепов — памятник двойного преступления, не воздвигнутый только, но и воздвигаемый <непрерывно> обществами, держащимися карою наказания, а не сыновнею любовью, и нынешнее поколение продолжает строить эту гору, хотя оно уже ведает, что ее творение, ее дело есть разрушение, что История как факт есть истребление, борьба. Но Голгофская история не имела бы конца; покаянные процессии были бы бесплодны, не были бы делом искупления, если бы над горою лишенных жизни разбойников не был воздвигнут храм оживления, Воскрешения и если бы это оживление не стало внехрамовым делом.

Византия Константина воздвигла храм, вне же храмовое дело оживления есть дело Новой, освобожденной Византии как центра нового братского союза сынов.

Понятно, почему и вооруженные странствования, крестовые походы к гробу первого и второго Адамов были выражением культа предков, воскрешением, но воскрешением в католическом смысле оправдания делами истребления. Такое воскрешение требовало, нуждалось в протестантском отрицании, чтобы получить православный смысл действительного воскрешения. Выражением протестантства были обходные движения, которые привели к тому, что отрицали, к Горе предков, к Памиру, к тому, что хотели забыть, считали не нужным поминать (молиться). Отрицая необходимость мысленного воскрешения (поминовения), протестантизм и выродившееся из него «знание» неизбежно должны <были> прийти к сознанию необходимости действительного воскрешения, если сословие мысли признает необходимость дела. Заповедь «Шедше, научите...», произнесенная в Иерусалиме, нашла свое завершение на Памире. Памир есть также Гора Черепов и иранских, и туранских, и их общих предков, хотя и не казненных, но и не одною слепою силою <умерщвленных> (как ни могуча эта неродственная нам сила природы на этой высоте), но и не без участия потомков умерщвленных, если рождение сынов есть смерть отцов. Памир — гора первородного греха и наивысшего проявления смертоносной силы природы. Пасха на Памире есть переход чаяния воскресения в деяние; Памир есть престол для завершения литургии, не нуждающейся в антиминсе, где таинственное делается явственным. «Шедше, научите» есть заповедь, относящаяся только к первой части литургии, к оглашению, воспитанию, соумиранию, усыновлению. Говорить сынам о их долге к отцам было бы оскорбительно для сынов, а унижать свое творение — свойство одинокого, а не Триединого Бога; потому-то и нет прямой заповеди об участии человека в воскрешении отцов.

Для ученых Голгофа — могила праотца лишь мифически, по художественной потребности, а не по нравственной необходимости, т. е. не по долгу воскрешения. Горою же черепов Голгофа не могла быть для ученых только буквально, потому что у евреев в числе уголовных наказаний не было обезглавления. Голгофа для неученых не признается учеными даже горою распятия невинного проповедника старого учения о любви к ближним. Нравственно Голгофа для ученых есть лишь протест против смертной казни, а не отрицание общества, карою наказаний держащегося, <не> отрицание <такого общества> во имя Царствия Божия, того Царствия, о котором молил разбойник, вспоминая, очевидно, Нагорную проповедь.

* * *

3-й Рим, что он есть и чем должен быть?¹⁶⁴

Чем он был в мысли Древней Руси и чем он должен быть на деле в Новой Руси?

Не мысль ли о 3-м Риме должна быть положена в основу Отечествоведения?

Большое сочинение (VIII + 768 + 105 + 144) более 1000 страниц о Старце Елеазарова Монастыря Филофее¹⁶⁵, который для старообрядцев святой, для западников — предмет открытого презрения и для славянофилов — скрытого.

Это сочинение (Малинина) своим появлением, может быть, знаменует поворот в Истории церковной, а также гражданской от критики, лишившей русский народ всякого значения, осудившей его на вечное рабство Западу, тогда как, по воззрению Филофея, Россия, Москва предназначены к объединению или умиротворению всех народов.

3-й Рим есть представление Христианства (Церкви и Государства) в конкретном виде, не столько в действительном, сколько в идеальном или проективном, если мы не ограничимся созерцанием, не будем восхищаться величием лишь мысли или замысла.

Конечно, в этом выражении «Веси, яко вся Христианския Царства приидоша в конец и снидошася во едино Царство Государя нашего»¹⁶⁶ только в первой половине можно видеть выражение, близкое в настоящее время к действительности, во второй же половине слова «снидошася во едино Царство» можно и должно считать Задачею, начало разрешения которой может быть положено в будущей разве Конференции Мира.

Московское государство прямо усвоило это воззрение старца Филофея на Москву. В Учредительной грамоте Патриаршества, подписанной восточными патриархами, Москва [не дописано.]¹⁶⁷

Арсений Суханов в Константинополе пред греками излагал учение о Москве как 3‑м Риме¹⁶⁸.

Патриарх Никон в Новом Иерусалиме в храме Воскресения поставил 5 кафедр для всех патриархов.

Петербург, хотя в самом [себе] носит отрицание всего русского, не признал Москву как 3‑й Рим, но самим положением занял то место, откуда по легенде апостол Андрей отправился в два Рима.

См. Разговор в стане у Царьграда¹⁶⁹.

МОСКВА — 3-Й РИМ, А ЧЕТВЕРТОМУ НЕ БЫТЬ ¹⁷⁰

Почему название Москвы 3-м Римом мы отвергаем, а между тем все, не только западники, но и православные для первого Рима употребляем название Вечного города, хотя этим самым признаем католицизм истинным, непреходящим, а православие временным, следовательно, неистинным? Почему без всякого зазрения совести Рим называем вечным городом, а Москву стыдимся называть 3‑м Римом?

Вечный город и конец истории (Соловьев-отец — западник и сын — Владимир Соловьев — католикофил).

Что значит появление очень большого сочинения о старце Филофее, о коем стыдились даже и упоминать до сих пор?

О 3-м Риме, что он есть и чем должен быть. (Панхристианизм против панисламизма.) Значение этого воззрения для предполагаемого Отечество-ведения.

Какое значение имеет С. Петербург для 3-го Рима, которого он не признавал как мысль, а исполнял как дело, отвергал вольно, а исполнял невольно. (Разговор в русском стане у Царьграда.) Завещание Петра Великого¹⁷¹.

Третий Рим и третий Карфаген. Станут ли они панхристианизмом против панисламизма, или же третий Карфаген соединится с панисламизмом против 3‑го Рима, буддизм же будет уничтожен Исламом? Океан со степью против земледельческого континента?¹⁷² Для Воскрешения необходим переход от города к селу и от кочевья к земледелию.

В чем задача 3-го Рима не по отношению к людям и царствам мира сего в отдельности, а ко всем людям в совокупности? Супраморализму как ответу на вопрос, для кого и для чего должно жить, предшествовал в древней Руси, в Москве как 3‑м Риме, вопрос «О небесных силах, чесо ради создан бысть человек?» Дан был и ответ, что человеческий род создан, чтобы заместить чин ангелов, отпадший с небеси, чтобы стать небесными силами, правящими небесными телами вселенной, на место низвергнутых с небес, после чего эти небесные тела стали слепыми, темными силами. Чтобы стать небесными силами, нужно объединение, умиротворение, несмотря на противодействие слепой силы, олицетворенной в образе апокалипсического дракона, преследующего церковь, представленную в виде жены, — понимая под драконом силу, противодействующую объединению, т. е. братотворению чрез усыновление для исполнения долга к отцам, в чем и состоит Церковь.

В секуляризованном виде человек — существо, вертикальное положение принявшее, т. е. противодействующее тяготению. (Падающие миры.)

Учение Аполлинария в секуляризованном виде (воплощение) есть подчинение слепой силе. Православное же учение в секуляризованном виде будет обращением слепой телесной силы в управляемую разумом, — что и значит обожение тела.

«СВЯТОЙ БЛАГОВЕРНЫЙ ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ», — СОЧИНЕНИЕ М. ХИТРОВА ¹⁷³

По заглавию <сочинение это> принадлежит Русской Истории, а по содержанию ему нужно отвести место во всемирной Истории, ибо автор изображает своего героя в его отношениях к Западу и Востоку и даже отдаленному Востоку; а только такие отношения и составляют предмет всемирной Истории*. Хотя сочинение это относится к отдаленному прошлому, к XIII веку, когда Запад овладел Балтийским морем, за исключением устьев Невы, входами в Черное и Азовское моря и даже устьями Дона, но вопрос, поставленный в ХШ‑м веке, еще остается открытым, не решенным и в ХIХ‑м веке. Не того же <ли> желала Западная Европа в начале XIX века (в 1812 г.), не того же ли она старается достигнуть в конце XIX века, натравливая на нас Китай с его кочевниками-монголами, стараясь оттеснить Россию от Черного и Балтийского морей. Для России ХШ‑й век был самый бедственный: татары только сто верст не дошли до Новгорода, а немцы остановились лишь в 30 верстах от него. Для Западной <же> Европы XIII век — этот век Иннокентиев Ш‑го и IV‑го¹⁷⁴— был, можно сказать, тем же, чем для евреев был век Давида и Соломона. Католики, представляя XIII век золотым, не встретят в этом протеста со стороны протестантов. Романское племя от устьев Дона и немецкое от устьев Невы готовы подать руки друг другу. Напуганная нашествием монголов, Европа успокоилась, когда увидела, что нашествие их ограничилось сокрушением силы славян, с коими она, Европа, вела борьбу уже с IX‑го века. Самою дорогою мечтою Западной Европы с тех пор, как стала усиливаться Россия, было сокрушение ее руками кочевников дальнего Востока, от коих Россия защитила и спасла Европу.

Кем или когда дано было наименование Невского победителю шведов? Это наименование показывает, что значение победы над шведами было понято, — понято как первый отпор Западу, как первая попытка положить предел германизации славян. Автор сочинения «Александр Невский», — вопреки направлению века, которое поставило, по глубокому и меткому выражению Гегеля, «хулу — началом премудрости», вопреки таким авторитетам, как Соловьев, — осмелился восстановить образ героя Невского во всем его величии¹⁷⁵. Эту смелость нужно поставить автору в особую заслугу. Слепыми последователями так называемого критического направления, не ведующими, что творят, для которых «научное» значит «хульное», <автор> будет причислен, <конечно,> к отсталым, ретро[градам].

Почитание Св. Александра Невского, или — как сказали бы в настоящее время — культ Александра Невского <сохранился> в колене младшего его сына Даниила. Иван Даниилович Калита прикупает села и дает их к св. Александру. Иван Иванович также дает впрок к св. Александру и благословляет сына Дмитрия иконою св. Александра, чем и объясняется особое значение этого колена Александра Невского и самой Москвы.

Вспомоществуемый в борьбе с Западом своими сродниками свв. Борисом, Глебом и Владимиром, Александр Невский сам помогал своим потомкам в борьбе с Востоком Димитрию и Иоанну; надеемся, что он не оставит нас и тогда, когда наступит час спора, борьбы с Западом.

Мы слышали, что автор хочет расширить статью о «крестоносном» движении Запада в походе шведов, показать участие других народов Западной Европы, собрать все, что возможно, об этом участии.

* * *

Когда Наполеон, изучавший пред походом 12-года Россию¹⁷⁶, говорит нам, что столица наша — Москва, то в этих словах нельзя не видеть результат его изучений, а вместе с тем нельзя не чувствовать в этих же словах некоторого презрения к нашей непонятливости, непонятливости нашей интеллигенции, конечно, (<презрения> к нашим поэтам, художникам и т. п.), видевшей свою столицу в Петербурге, или, вернее, в Париже, которому Петербург силился уподобиться. В указании на место, которое должно быть нашею столицею, 3‑м Римом, и заключается великий жребий, о котором говорит, но не разъясняет, наш известный поэт. Но не этот только поэт, а и вообще наши поэты, мыслители, художники, историки, не сочли за нужное разъяснить этот вопрос, который даже не представляется для них и вопросом. А между тем Наполеон был настолько убежден в истине своих слов, что в битве под Москвой пожертвовал 50000 его войска, чтобы только овладеть этим центром всей нашей будущности, уверенный, что спасал Европу от страха за ее собственную будущность, спасал Царьград от наших покушений, открывал себе путь к Индии, к низложению Англии. В чем же наша будущность, чем должна быть Москва, или, точнее, Кремль, ибо только в Кремле может быть написан, выражен план нашей будущности? Старая, Московская Русь написала на стенах храмов, палат, внутри и даже вне, все свои воззрения, все, чем она была; что же касается новой Руси, то она ничего не сказала, ничего не написала о том, что она есть и чем должна быть, хотя пустыри Кремля и голые его стены приглашают написать свое слово об этом предмете. Нельзя считать решением вопроса обращение Ивана великого в бельведер, а Кремлевской крепости в гульбище.

ОТКУДА ПОШЛО СЛАВЯНОФИЛЬСТВО? ¹⁷⁷

Статья «Международная благодарность» наводит нас на размышление о начале славянофильства.

Если под славянофильством разуметь признание за славянским племенем или за русским народом «самобытности», то славянофильство пришло к нам сверху и извне. Началось оно так же, как и отречение от своей народности, с внешности, с одежды. Прусская принцесса Шарлотта при приезде в С. Петербург не только приняла православие, но и облеклась в русскую одежду. Чтобы оценить это нововведение (!??), нужно не забывать, что оно произошло в царствование самого крайнего западника — Александра I. В библиотеке императрицы Александры Федоровны находится несколько альбомов с изображением русских костюмов. (Еще прежде, начиная с императрицы Марии Федоровны¹⁷⁸, «женское воспитание» стало делом царствующей Царицы, ставшей, <таким образом,> «в матери место» или «праматери место», как Царь стоял в «отца» или «праотца место».)

Было бы, однако, большою ошибкою полагать, что дело народности ограничивалось одною внешностью: одеждою, жилищем (построение избы*); не нужно забывать, что почти во все царствование императора Николая не прекращались комиссии об устройстве быта крестьян, так что можно сказать, что никогда так много не думали о народе, как именно в это время, и потому вернее сказать, что народность была предметом мысли — следовательно, только внутренним, а не внешним, предметом дела, ибо дело ограничилось лишь устройством Министерства Государственных Имуществ, так что мысль о народе выразилась лишь в графе Киселеве, который и изображен на вышке <Румянцевского музея> (над библиотекою императрицы Александры Федоровны), <на которой и произошло поклонение Короля Прусского, отца императрицы Александры Федоровны, и двух ее братьев, из которых младший стал впоследствии первым Императором Германским.>

Если допустим, что при дворе, где положено было начало славянофильству в сказанном смысле, и не было верного понятия о народе**, то не нужно забывать, что народники еще менее, еще одностороннее понимают народ. Видеть в народе один экономический механизм без души и смысла (православия) и без общего великого дела и его руководителя (без самодержавия), значит ли это понимать народ? Ошибочность взгляда народников на народ доказана была самым поразительным образом: буряты в дальней Сибири с проповедниками народности делали то же самое, что и в Европейской России крестьяне, <— представляли их к становому.>

Таким образом, Московский музей, приняв в себя библиотеку императрицы Александры Федоровны, стал памятником самого первого зарождения славянофильства или возвращения к самобытности. Это возвращение началось так же, как и реформа Петра, или отречение от своей народности, с внешности, с одежды. Желательно было бы иметь портрет принцессы Шарлотты в русском костюме, а также изображение русской избы в Петергофе.

К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ЗАПАДНИЧЕСТВО! ¹⁸¹

До сих пор мы были посредниками между Западом и Китаем, в постоянной вражде между собою находящимися. Теперь же после того, как по наущению Запада совершили подвиг — среди мира (в мирное время) разгромили китайский город, мы приобрели в Китае славу самого коварного народа, не приобретя доверия Европы, а лишь насмешку на наше крайнее простодушие. Конечно, Министерство Иностранных Дел у нас никогда не отличалось прозорливостью и всегда было иностранным, на этот раз оно показало совершенную слепоту, назначив на такой пост, как Китай, человека совершенно незнающего и иностранца, который и поставил Россию в безвыходное положение. Конечно, вместо призыва войска на защиту посольств, следовало предложить выезд из страны, которая вся готовилась подняться. Столько зла наделало это министерство и все-таки не было уничтожено!

Сам по себе факт соединения европейских войск под командою русского генерала был бы очень знаменателен, если бы только не против Китая, а против Ислама, исконного врага Христианства, он состоялся.

Запад в страстном желании поссорить, возбудить ненависть Китая к России — ради чего отдает свои войска под команду русскому генералу — создает прецедент для будущего, а в настоящем признает как бы гегемонию России над западными государствами. В 1898 г. русский царь призывает все народы к миру, а в нынешнем становится главнокомандующим как бы паневропейского союза. Этот факт для мира собственно Европы сделал несравненно больше, чем Конференция мира. Если Пекин будет взят (а кажется, что он уже взят) до приезда Вальдерзее, то это будет целая кампания, совершенная европейцами, американцами и японцами под командою русского полководца. Если теперь приедут послы бурские в С. Петербург, то снова Россия, генерал коей командовал всеми европейскими войсками, может иметь большой вес.

* * *

 «Все несчастье наше заключается, во-первых, в том, что у нас много немцев, во-вторых, <в> незнании себя и своих сил, и в-третьих, в самооплевании».

М. Д. Скобелев

О двухстолетнем юбилее незаконного сына 3-го Рима известного Маркиза С.‑Петербурга, дебошана и блудного сына, ставшего гонителем и мучителем Русской земли, своей матери¹⁸².

Малоизвестное сочинение, не вошедшее в полное собрание сочинений самого остроумного писателя России, полурусского, полунемца, очень верно назвавшего С.‑Петербург «треугольною шляпою» России, конечно, немецкого или вообще западного покроя, а Москву сердцем, пораженным аневризмом¹⁸³, или, вернее сказать, «надорванным сердцем», благодаря этому Маркизу — рабу Запада и неумолимому врагу России. Петр, ставя город у Кронштадтской лужи, после того как не успел утвердиться на Мареотибском болоте, мечтал создать Владизапад, а между тем этот мнимый Владизапад стал дверью, воротами для Запада и оконцем для нас, для России. Гнет этого маркиза, или барона, или лорда чувствовала громадная страна, принимавшая шляпу за голову. Кроме небольшой ослабы при Елисавете до самого Александра III не переставала Русская земля быть страною долготерпения. В переездах в Гатчину можно было думать о начале перехода в старую столицу, подобно Коломенскому, которое было переходным пунктом к С.‑Петербургу. Но надежды наши не сбылись. В приезд Николая II на Пасху в Москву в 1900 году можно было ожидать, что Москва сделается Пасхальною столицею России, а С.‑Петербург останется лишь будничною столицею. Конечно, ожидания эти были совершенно напрасны. С.‑Петербург продолжал подчиняться более и более Западу. В торговле он уступал и балтам, и финляндцам, а военный флот переводил в Либаву, чтобы при самом начале войны он стал добычею немцев и англов. Надо отдать справедливость нашей интеллигенции, она все сделала для погибели России и может без страха ожидать нашествия: торжество Западу обеспечено. Последним ударом, смертельным, нельзя не признать построение двух следующих дорог: Северной, проводимой по малонаселенной финской (зыряно-вотяцко-пермской) стране до соединения с Сибирской, а другой — по враждебному Великороссии Западному краю до Черного моря.^{183 а} Благодаря этим двум дорогам Центральная Россия, уже истощенная, обратится в захолустье, каким она была до начала Москвы. Остается только дорогу, идущую к Индийскому океану, отвести от Москвы, что, конечно, нетрудно сделать*. Теперь, когда Германия объявила войну славянам, внутри, в пределах Германии живущим^{183 б}, она хочет показать, что не касается славян, живущих вне Германии; чему верят, конечно, только в С.‑Петербурге, <и> эту веру С.‑Петербург поставит себе в великую заслугу во дни предстоящего Юбилея. Западные славяне, не обладающие добродетелью верить в совершенно невероятное, в немецкое великодушие, обращаются к России, которую они никогда не любили, а самые западные (поляки) всегда ненавидели, не отличая мнимого врага от действительного. Но западным славянам скоро, вероятно, придется задать себе вопрос: «существует ли еще Россия?», ибо войска Германии уже введены в Россию в виде немецких колоний. Ужели Москва, мечтавшая еще в XVI веке стать третьим Римом, освободителем второго Рима, а в XVII‑м веке создавшая Новый Иерусалим, чтобы возвысить Православие, падшее на Востоке, ужели Москва во дни юбилея своего гонителя не подумает, что она такое и что ей нужно сделать? Не удивительно ли, что такой писатель, как Герцен, и в то время, когда он был еще отъявленным западником, — так верно определил С.‑Петербург — Маркизом, т. е. дебошаном, который снабдил всю Россию «душегубителями» — гувернерами, как дебошан Лефорт (первый из них) был душегубителем Петра Великого. Уже менее года остается до юбилея С.‑Петербурга, неужели Москва пошлет приветствие юбиляру, т. е. пожелает ему вечного господства над собою и над всею Русскою землею?!..

На рубеже двух столетий, XVII и XVIII веков, заключен был договор в Константинополе (Истамбуле) Украинцевым, по которому Россия, Московское государство, отказывалась платить дань под видом даров крымскому хану — вассалу турецкого Султана. Этот год мы должны считать концом татарского ига, но этот же год нельзя не считать началом немецкого ига. В 1703 году немецкое господство создало уже себе крепкое место, вместо Бахчи-сарая — столицы сада — Невский парадиз. Вот уже 200 <лет> мы носим иго немецкое. Все, признаваемое немецкими учеными, признаем непреложною истиною, себя же считаем неспособными к самостоятельности. Запад научил нас шить, тайну же кройки сохранил для себя, считает своею привилегиею, привилегиею высшей расы. Прежде немец гнал нас в Азию, считая Урал границею Европы, но теперь и в Азии нам не будет места. Турция уже не существует. Босфор замкнут немецким портом Хайдар-Пашею, отсюда до Багдада, где немецкая дорога встречается с Британскою границею Индии, по Керзону, и вместе с англами или <же> отдельно, <немцы> отрежут нас от Индийского океана. Сибирская дорога, которая для русских переселенцев доставляла лишь земли для могил, а неумерших отправляла назад, умирать на родине, конечно, станет гостеприимною для немецкой колонизации, найдутся земли не для могил, а для жилищ с щедрыми наделами. Усвоившие Толстовское учение о том, сколько нужно земли человеку, поняли, что под человеком разумеется, конечно, русский, и щедро наделяли русских трехаршинными наделами. Итак, обращая Центральную Россию в захолустье, гонят население в Азию, а в Азии всякого рода стеснениями губили переселенцев; тем же, которые выносили эти притеснения, отводили земли, на которых жить оказывалось невозможно.

Истощенный центр, хиреющий край (Донская область), кавказское разбойничество, хронические голодовки в Поволжье...^{183 в} Сама Волга, благодаря инженерам, становится неспособною к судоходству. Плохие дела Западно-Сибирского пароходства. Теснимые и вытесняемые отовсюду: из Желто-России китайцами, из Кореи японцами. Видя Русь, теснимую всюду, благодаря немецкой треуголке, мы не можем не задать вопроса, что для Русской земли было хуже, татаро-монгольский Сарай или немецкий С.‑Петербург!

См. Скобелева — В чем наше несчастие?

Юбилей С.‑Петербурга и план постепенного завоевания России, приводимый систематически в исполнение Германиею.

Взятие Центра, Москвы военною силою, как показал пример Наполеона, может пробудить дух народа, возбудить силы. Поэтому, по немецкому плану, Центр нужно уничтожить экономическими мерами, не бросающимися в глаза. Окраины же Германия колонизирует военными немецкими поселениями, обученными солдатами и унтер-офицерами. Немецкому плану уничтожения нельзя отказать ни в систематичности, ни в глубокомыслии, ни в остроумии.

* * *

Два события обращают в нынешнем (1902-м) году особое на себя внимание¹⁸⁴. В политическо-социальном или экономическом отношении — с одной стороны — необыкновенное усиление Северо-Американских Штатов, недалеких от того, чтобы всю Великобританию присоединить, как особый новый штат, — а с другой — глубокий упадок континентальной России, пораженной в самом центре истощением^{184 а} и в самых окраинах одолеваемой, забираемой инородцами; т. е. падение 3‑го Рима и возвышение всемирного Карфагена. Сюда нужно причислить <и> объявление немцами войны славянам внутри <немецкой> империи, чтобы потом обратиться против славян, вне империи прозябающих. Между 3‑м Римом и Новым Карфагеном находится Германия в ее тройственном союзе. Но этот тройственный союз разлагается, благодаря двойственному: Италия притягивается Франциею, а Австрия начинает тяготеть к России и очень сблизится <с нею>, если сделается славянскою. Германия, оставшись в одиночестве, сблизится с двумя Британиями, или даже с тремя, т. е., кроме Европейской и Американской, еще <и> с Азиатскою, т. е. с Япониею. Эта-то вражда четырех могущественных врагов и может вызвать жизнь в России.

Другое событие — появление общего всем народам врага, но врага лишь временного, —событие естественное, переносящее нашу мысль, внимание всех от поверхности земной, от метеорического процесса к центру земной планеты, к тому отдаленному времени, когда на всей земле, как теперь на многих мирах вселенной, господствовал космическо-плутонический процесс вместо метеорического. Погибель города в 40.000 жителей¹⁸⁵ ставит и должна ставить вопрос об отношении разумных существ к неразумной, бесчувственной силе, но нас, заеденных жалкой правдой, возмущает не победа слепой силы, а то, что погибло 40.000 жителей и уцелел даже не культурный европеец, а негр-убийца, осужденный на казнь, заключенный в глубоком подвале тюрьмы. После неправды самое великое зло — правда, которая составляет наибольшее препятствие к соединению разумных существ против неразумной силы. Неумение возвыситься над этой узкою, пошлою правдою поразительно. Возмущаются тем, что слепая сила губит и «негодного бездельника, и святого человеколюбца», а не вообще чувствующее, разумное существо. Какой урок преподал вулкан, вероятно, подобно русским, считающим преступников несчастными!

Куда же себя причисляют эти святые люди, делящие людей на бездельников и человеколюбцев.

Год вулканических и метеорических гроз, несмотря на страшное проявление своей разрушительной силы, не вызвал вопроса об общем враге всех людей, людей всех народностей и сословий. Но и этот враг есть враг временный (но презлой), а друг вечный, ибо та же природа и в разумной и в неразумной силах. Чем же должно окончиться это размирие? Разумная ли сила будет управлять слепою или слепая уничтожит разумную? Погруженным в постоянную вражду людям некогда заняться этим вопросом. Что могут сделать люди в совокупности при нынешней возможности соединить свои силы, благодаря нынешним средствам сообщения? Такой вопрос не удостоивается разбора. Вопрос об обращении орудий истребления в орудия спасения составляет только часть вопроса об отношении разумной силы к неразумной, соделавшеися особенно безжалостной и злой [в] нынешний год.

Обострение вопроса об общине.

Конечно, пока существуют рядом общинное и частное, гражданское право, до тех пор не будет единства страны. Но что нужно предпочесть? Но как только будет доказано, что громоотводы на змейковых аппаратах или на аэростатах могут сделаться орудиями регуляции, так община получит важное значение.

3-Й РИМ И 3-Й КАРФАГЕН. КРУГООКЕАНСКАЯ ДОРОГА, ПРЕВРАЩАЮЩАЯ ПРОЛИВ В ПЕРЕШЕЕК ¹⁸⁶

Карфагеном 3-го Рима будет уже не Англия, не Германия, а Америка (которая из должника Европы стала кредитором, т. е. уже приобрела экономическое господство над нею, превратила в своего должника и благодаря войне с Испаниею воссоединила Юг с Севером, т. е. восстановила свое внутреннее единство) в союзе с Австралиею, а быть может, и с Япониею. Если 3‑ий Рим останется верен своей миротворной или союзотворной задаче (против слепой силы), т. е. чтобы не было нужды в 4‑м Риме, то «дорога от 3‑го Рима к 3‑му Карфагену» чрез Русско-американский пролив, пролив летом, а перешеек зимой*, требующая большой победы над слепою силою, — дорога от 3‑го Рима к 3‑му Карфагену будет Панконтиненталъною дорогою, ибо ее ветвями будут: Африканская (строящаяся) и Панамериканская (проектированная) и, наконец, Австралийская чрез прерывающийся множество раз перешеек; [эти дороги] были бы верхом торжества железнодорожного дела.

О ПОЛЯРНОЙ СТОЛИЦЕ ¹⁸⁷

(К статье «О сухопутных и морских обходных движениях как факте и как проекте, т. е. о сухопутной воинской (сельской) повинности и морской (крейсерство) с двояким употреблением оружия».)

Для нас, отрезанных от океана, запертых в Балтийском, Черном и Японском морях, для нас есть один только выход в океан, выход у Студеного моря, в никогда не замерзающих заливах Рыбачьего полуострова, в бывших владениях Троицко-Печенгского монастыря, сожженного шведами (1590 г.), основанного св. Трифоном, апостолом лопарей, на границе Западного (Атлантического) <океана> с Северным, или, вернее, на первом, чем на последнем, потому что Рыбачий полуостров омывается Гольфстримом. Только временная морская столица, столица-порт, как конечный пункт Владивосточной трансконтинентальной дороги, может нас избавить от англо-немецкого господства, надвигающегося на нас. Дипломатическая англо-германская победа на дальнем востоке, в Китае, выразилась в построении крепостей и стратегических дорог в Маньчжурии, а также и в движении китайцев на Памир — с одной стороны, и с другой — в планах открыть себе путь в Сибирь, устроив железную дорогу от Хайпудырской бухты до Оби, чтобы, заведя флотилию на этой многоводной реке, отрезать азиатскую часть <России> от европейской и грозить Туркестану и Памиру, содействуя Китаю в занятии этой родины арийского племени*. Столица, перенесенная на перешеек или волоки между Мотовскою губою и Варангским заливом, имея передовой, пост на мысу под 70° северной широты (на 10° севернее Петербурга и почти на 15° от Москвы), получит многообразное значение: заменив С.‑Петербург, освободит Россию от западного влияния, но не Запад, а холод будет главным <врагом России>...

За голодом и моровою язвою, еще не окончившимися, нужно ждать войны. Первые два бича оказались бессильными пробудить нас. Война с океаническим Западом потребует перенесения столицы в полярные страны, к рубежу двух океанов, туда, где оканчивается Ледовитый океан и начинается Атлантический в виде теплого тока (Гольфстрима). Северная столица была протестом против внешнего благочестия древней столицы, а свое явное нечестие оправдывала иногда внутренним, т. е. мнимым благочестием. Холера показала явное нечестие этого города в виде интеллигентного класса, т. е. в высшей степени ограниченных людей, которые, принимая общество за организм, умерших — за экскременты, религию заменяют ассенизациею, а под лицемерным спасением целого общества разумеют спасение лишь головы, т. е. богатой интеллигенции, а с большинством (уподобляя их рукам и ногам), не смея обращаться по-астрахански, — т.