Мы в соснах трёх - не видим леса

Предав себя, в конце концов,

Плодим и вскармливаем бесов –

Своих зеркальных близнецов.

Как всем нам хочется стрелять –

Весь день, не отходя от двери…

Что ж – всем воздастся нам по вере.

За это – можно всё отдать.

На приговоре «к высшей мере»

Оттиснет прокурор печать.

 

        

                                          ***

     Подойдешь к «Аромату»,
     Где и ты – завсегдатай,
     Но бываешь всё реже и реже.
     Тут базарят ребята
     Про кредит, предоплату…
     разговоры всё те же и те же:

     Пять вагонов бензина,
     Для «Камазов» резина,
     Или сами «Камазы» -
        Всё сразу.
     Сигареты и даже,
     Воздух нынче в продаже!
     Залезает в твой разум -
     Зараза.

     Ты плывёшь в говностоке
     с гордым именем «брокер»,
     в голове загнивает идея:
     куш сорвать исхитриться
     и свалить за границу,
     капиталом солидным владея.

     И в коричневом море
     уж не вычислить вскоре:
     комсомолец ты был, или рокер?
     Всех нас, без исключенья,
     в море сносит теченьем.
     Парус тонет вдали одинокий. 

 ***

Что заграница? - Заграница
Нам всем наставила рога.
Ах, няня, няня, мне не спится,
Не спится, няня, ни фига!

Ведь я – дежурю по апрелю,
А за окном – опять метель
И я давно уже не верю
В полумифический апрель.

Суровый снег лежит в России
От января – до января.
И мы – ленивые, косые,
Нам всё, давно, до фонаря.

Иных уж нет, а те – в Париже,
(давно в Париже господа),
В мозгах – бардак.
Пиздец - всё ближе.
И всё страшнее холода.

И с каждым годом – дальше - больше…
И подступает к горлу ком…
Ах, няня, няня, он всё горше!
А впрочем, это о другом.

Мы здесь с тобою жили-были,
Свой Бог у нас и Сатана.
Прости же нас, как мы простили,
Тебя, несчастная страна.

(нач. 90-х)

 

                                *****

                  Живу в роскошной нищете
                  всё б ничего, но вот - табак! -
                  он - дефицит, он – раритет
                  а без него не жизнь, а мрак

                  один окурочек нашёл
                  на мокрой, грязной мостовой.
                  потом - второй, потом ещё -
                  набил карман – принёс домой

                  там нежно их распотрошил,
                  сушу табак и жизни рад.
                  а кто- то ведь – чтоб я так жил –
                  себе спокойно курит, гад,

                  не экономя сигарет
                  и не ведя им вовсе счёт.
                  а сигарет в продаже нет -
                   и вот страдает наш народ

                  без курева. И день-деньской
                  глядит на жизнь с тоской.

                  Я самокруточку тяну,
                  Вздыхая тяжко: ой- ой -ой!
                  иду, иду, иду ко дну
                  и проклинаю жребий свой.

                  И жизнь моя без табака
                  уныла, нелегка

 

 

                                ТАБАК

                               Моя прабабушка Лена.

любила нюхать табак.
Говоря откровенно,

смутно я помню, как
Голос звучал бабы Лены.

Память – иссякший ручей.
Там лишь отдельные сцены,

Общий смысл речей.

Как бы назад вернуться?
помню – не мог осознать
Я, что в год революции
лет уже двадцать пять

было бабушке Лене.
В те самые времена
Одновременно Ленин -
Жил и жила – она!

Это ж почти что древний
мир, нет, ну ты скажи! -
бабушка из деревни,
Неизвестной глуши
году в девятьсот девятом! -

(хорошо, что не в восемьсот!)
приехала жить в Саратов
и до сих пор живёт!

Так я думал, мальчишка
лет эдак до десяти.
слушал её, не слишком,
всё почти упустил

Я в разговорах наших
(за игрой в дурака)
омут забвения страшен,
И холодна река.
годы спустя полез я
В шкаф и нашёл табак,
словно привет из бездны,
словно прощания знак

 

                 

                  ***

                 По всей России – хмарь и сплин:
                   И сын любимый,
                   Ее поэт и гражданин
                   Был солнцем тут палимый

Был часто грустен он и пьян
Душой – раним и чуток.
Любил детей, любил крестьян,
Охоту. Проституток.

Душа вставала на дыбы,
От видов рабства, зверства.
А кто не раб тут? Все – рабы.
По роду, по наследству.

Мужик тут - раб, и барин – раб.
И даже… но об этом
Молчу, молчу. Да взять, хотя б
И нашего поэта:

Жилось бедняге нелегко,
Поскольку – раб азарта –
Между Лафитом и Клико
Спускал он деньги в карты.

И с чувством смешанным потом –
Ходил он на Сенную -
Там били женщину! Кнутом!
Крестьянку молодую!

«Однако, девка недурна…»
Сказал Некрасов басом
Полюбовавшись ей сполна
Домой пошел Некрасов.

Часу в шестом. Была среда,
И чей-то День рожденья
А в голове вертелось: «Да,
Есть женщины в селеньях»!

 

ПЕТЕРБУРГ

Несёт мужик с базара наш
уже не водку-дуру
а книг полезнейший багаж
Литературу!
взахлёб читают всё и вся
и книжки и газеты
купила бабка порося
сбылась мечта поэта

вот это город петроград
культурная столица
сюда приехал я и рад
к культуре приобщиться

***

Вот тут вот некто убивал

Сребролюбивую старушку,

А там -с Дантесом бился Пушкин,

(он был большой оригинал)

Арбенин - вечно ревновал

Жену к Печерину. Онегин

Скучал от праздности и неги,

И свет продажный презирал.

Их описал в памфлетах резких,

Во глубине сибирских руд,

Известный Федор Достоевский,

Душой любивший бедный люд.

Бросали бомбами в царя

Бунтовщики-народолюбцы

И трех Великих революций

Зажглась багровая заря.

Не зря ль, в семнадцатом году,

В простой – от ГОГОЛЯ- шинели,

Лежал расстрелянный Расстрелли,

Потом в Таврическом саду?

Года проходят чередой,