Месопотамские сказания о потопе

 

Из Месопотамии вышли три варианта этой истории. Самая ранняя версия записана на шумерских клинописных табличках, найденных при раскопках одного из самых древних городов Двуречья Ниппура. Несмотря на то, что текст плохо сохранился, все же вполне понятно, что речь идет об истории, в центре которой стоит потоп.

Через бога Энки, покровительствующего людям, о намерении богов уморить человечество с помощью водной стихии становится известно мудрому и набожному правителю города Шуруппака царю Зиусудре. В буквальном переводе с шумерского имя героя означает «нашедший жизнь долгих дней». По совету Энки Зиусудра строит огромное судно, на котором ему удается пережить потоп, длящийся семь дней и ночей. Но, наконец, воссиял солнечный бог Уту, перед которым герой падает ниц, а затем приносит в жертву быка и овцу. После потопа Зиусудра, «спаситель семени человечества», обретает «жизнь как боги» и «вечное дыхание», поселившись на райском острове Тильмун, «где восходит Уту». Несмотря на древность этого варианта сказания, относящегося, возможно, к концу IV тысячелетия до н. э., в нем проявляются вполне отчетливые параллели с библейским текстом: особенно впечатляет мотив благодарственного жертвоприношения героя.

В более поздней, аккадской мифологической традиции история потопа представлена легендой об Атрахасисе («чрезвычайно мудром»), сохранившаяся на клинописных глиняных табличках XVIII–XVII веков до н. э. на аккадском языке. Разумеется, сама легенда гораздо древнее ее записи… После сотворения человека богиней‑матерью Мами возмущенный человеческой суетностью и плодовитостью, раздраженный бог Энлиль решает раз и навсегда покончить с этими неугомонными созданиями. Он насылает на людей множество бедствий, но, не добившись желаемого результата, вынужден прибегнуть к потопу. Однако, бог Эйа (аккадский вариант шумерского Энки) предупредил о грозящей опасности царя Атрахасиса и посоветовал ему строить судно, на котором можно было бы спастись от стихии. Атрахасис строит большой корабль, который называется «ладья, сохраняющая жизнь», грузит на него свою семью, своих помощников‑корабельщиков, зерно, все свое имущество, а также всех животных, «кто ест траву».

Следует, пожалуй, обратить внимание на слова «о суетности и плодовитости» людей: нет ли здесь намека на какие‑то генетические изменения, аналогичные тем, которые указаны в библейской истории о «допотопном растлении»?

Конец легенды об Атрахасисе утрачен, но нетрудно догадаться, что по завершению всех невзгод боги подарят ему вечную жизнь, как это было с Зиусудрой, и как это будет с другим месопотамским «героем потопа» праведным Утнапиштимом.

История Утнапиштима стала известна после многолетней эпопеи, связанной с расшифровкой текста эпоса о Гильгамеше, полная версия которого была записана на нескольких табличках VII века до н. э. и найдена при раскопках Ниневии в середине прошлого столетия. Разумеется, столь поздняя запись нисколько не опровергает глубокую древность этого предания. Имя Гильгамеш аккадского происхождения, но восходит, по‑видимому, еще к шумерской форме «Бильга‑мес», что означает «пращур‑герой». Есть основания полагать, что Гильгамеш – историческая личность: пятый правитель I династии шумерского города Урука конца XXVII – начала XXVI веков до н. э. Очевидно, вскоре после смерти Гильгамеш был обожествлен. Его имя встречается в «царском списке» III династии Ура, где Гильгамеш выступает уже как мифическая личность с фантастически долгим сроком правления и с отцом‑демоном. В эпических текстах Гильгамеш – сын урукского царя Лугальбанды и богини Нинсун. Возможно, исторический Гильгамеш был сыном реального правителя и жрицы, представляющей богиню в обряде «священного брака».

Сохранилось пять эпических песен о Гильгамеше, которые восходят, вероятно, к середине III тысячелетия до н. э. Но важнейшее художественно‑историческое значение имеет аккадская поэма «О все повидавшем» – одно из самых выдающихся поэтических произведений древневосточной литературы. Она изложена в двенадцати песнях‑табличках, одна из которых сквозь тысячелетия доносит до нас очередную месопотамскую версию сказания о потопе.

Решив обрести бессмертие, Гильгамеш отправился в долгое путешествие, полное опасностей и приключений, чтобы найти своего предка Утнапиштима, которому боги даровали вечную жизнь. Гильгамеш надеялся узнать от него тайну бессмертия. Достигнув острова, на котором жил Утнапиштим, Гильгамеш стал расспрашивать его о таинственном «секрете жизни». Оказывается, что давным‑давно Утнапиштим жил в городе Шуруппаке на Ефрате и слыл верным почитателем бога Эйа. Когда боги решили уничтожить человечество, вызвав на земле потоп, Эйа заранее предупредил об этом преданного ему Утнапиштима, приказав:

 

Человек из Шуруппака, сын Убар‑туту, снеси жилище, построй корабль;

оставь богатство, ищи жизнь, презри имущество, спасай свою душу!

Погрузи семена всех живущих существ на корабль –

на корабль, который ты построишь.

 

Эйа указывает Утнапиштиму точные параметры судна: площадь палубы – треть десятины, то есть примерно четверть гектара, высота борта 120 локтей (около 54 метров). Шесть палуб делили его вдоль на семь частей, каждая из которых в свою очередь разделялась вдоль на семь отсеков. Чтобы осмолить судно, Утнапиштиму понадобилось около 80 литров (три меры) смолы. Впрочем, по другой версии Эйа предложил Утнапиштиму строить не корабль, а именно ковчег (вскоре мы узнаем, что это далеко не одно и тоже) в форме куба с ребром 120 локтей. В таком случае площадь одной грани как раз будет составлять четверть гектара.

По уже известной нам схеме вскоре после того, как Утнапиштим поднялся на корабль вместе с семьей и родственниками, мастерами‑корабельщиками, помогавшими ему в строительстве судна, а также со «скотом степным и зверьем», поднялась буря, которая не затихала семь дней и семь ночей. Далее следует очень точное описание атмосферных явлений, по которым любой метеоролог легко узнает приближение циклона:

 

Едва занялось сияние утра,

С основания небес встала черная туча.

Адду гремит в ее середине.

Из‑за Адду цепенеет небо,

Что было светлым, во тьму обратилось

 

.

 

При этом Утнапиштим упоминает именно южный ветер, который очень точно соотносится с географической ситуацией: Персидский залив, воды которого вторглись в дельту Ефрата и Тигра, как известно, находится к югу от предполагаемого эпицентра катаклизма.

Появление черной тучи и раскатов грома, внезапно наступившая средь белого дня темнота, шквал южного ветра, который гонит гигантские волны – все это составляет типичную картину циклонических вихрей и сегодня часто возникающих в южных широтах на побережье, на островах и, особенно, в долинах с обильными речными наносами. Обычно такие циклоны сопровождаются землетрясениями и проливными дождями.

Что же произошло дальше?

 

При наступлении дня седьмого

Буря с потоком войну прекратили,

Те, что сражались подобно войску.

Успокоилось море, утих ураган – потоп прекратился.

И все человечество стало глиной!

Плоской, как крыша, сделалась равнина.[20]

 

Поразительная достоверность картины, представленной Утнапиштимом, свидетельствует о том, что он сам (или автор, создавший этот образ) был участником событий, о которых рассказывает. Ничего подобного выдумать невозможно: нужно было своими глазами увидеть этот слой глины, словно саван, покрывший весь представимый мир и сравнявший человеческую цивилизацию с землей.

Даже самое поверхностное прочтение текста одиннадцатой таблички эпоса о Гильгамеше не оставляет сомнений в поразительном сходстве этого фрагмента с описанием Всемирного потопа, представленном в Пятикнижии. В обоих случаях катастрофа выглядит как результат вмешательства высших сил; в обоих случаях лишь один человек избран, чтобы спастись вместе с семьей и животными с помощью некоего плавающего на воде сооружения. Оба текста ярко и выразительно повествуют о катастрофических опустошениях, вызванных природной стихией. И в том, и в другом текстах герои «причаливают» к горным вершинам и выпускают птиц, чтобы выяснить метеогидрологическую обстановку. И, наконец, оба героя приносят благодарственные жертвы в честь своего избавления и получают благословение.

На основании этого сходства некоторые исследователи, например, автор знаменитой книги «Библейские сказания» Зенон Косидовский, считают библейскую легенду о Потопе «более поздним заимствованием», едва ли не плагиатом шумерской исторической традиции. При этом они упускают из вида, что совпадение деталей в обоих текстах, пусть и существенное, ни в коем случае не касается внутреннего содержания этих повествований, и тем более никак не затрагивает сакрального смысла Боговдохновенной книги.

В то же время следует помнить, что предки еврейского народа, в недрах которого родились различные эпические пласты Пятикнижия, происходили из Месопотамии, из «долины Шинар» и несомненно участвовали в создании духовных ценностей месопотамской цивилизации. Но Боговдохновенная идея о Всемирном потопе возникла, разумеется, не на пустом месте. Как и шумеро‑аккадские легенды, она, конечно же, отражает действительные события IV и начала III тысячелетий до н. э.: серию мощных наводнений, в результате которых воды Персидского залива вторгались на сотни километров вглубь материка, погребая под собой все живое. В то же время древние насельники Двуречья наверняка сохранили в исторической и генетической памяти невиданный природный катаклизм XI–X тысячелетий до н. э., послуживший отправной точкой истории цивилизации.

 

МИССИЯ

 

Имя Ноах впервые появляется в Пятикнижии при перечислении потомков Шета, младшего сына Адама. Оно, вместе с именами сынов Ноаха – Шема, Хама и Иефета, завершает список патриархов Сифлянской генеалогии. Здесь сообщается, что глава последнего допотопного поколения Лемех‑сифлянин на 182‑м году жизни родил сына «и нарек ему имя Ноах».

«Корень NOH обозначает состояние покоя, отсюда NOH – удобный, легкий», – утверждают комментаторы.

Слово «ноах» означает движение, которое обрело смысл и пришло к своему завершению на конечную остановку и в этом смысле «успокоилось», – поясняет Борис Берман.

При рождении Ноаха Лемех произносит многозначительную сентенцию: «Этот утешит нас в работе нашей и в труде рук наших на земле, которую проклял Господь». (Б. 5; 29–30) Особую важность этого события подчеркивает и тот факт, что никто из «героев» Сифлянской генеалогии до этого момента никаких речей не произносил.

Понятие, которое обычно передается словом «труд» (в подлиннике «ицавон»), лучше, наверно, перевести как «скорбь» («От Адама до Авраама») или «страдание» (Б. Берман). То есть – утешит «от дела» (того, которое мы натворили) и от последовавшего как результат «страдания», «скорби». Вот что, по‑видимому, имел в виду Лемех.

Рождение Ноаха – событие для нашего повествования ключевое. Поэтому, чтобы ничего не упустить в деталях, обратимся к комментаторам…

«От Адама до Авраама»: «Утешит нас – йенахамену. Корень NHM имеет несколько существенно отличающихся в русском языке значений: а) утешаться, прекращать страдания… б) раскаиваться, изменять мнение…»

Борис Берман: «Изгоняя Адама из Эдена, Бог проклял Землю, и потому человек на Земле проходит Путь „ицавон“, растет через формирующие его дух страдания, в которых, по мысли Лемеха, Ноах приносит утешение людям».

Раши: «Этот утешит нас, то есть снимет с нас мучение рук наших. До Ноаха не было орудий для обработки земли, а он их изготовил. Из‑за проклятия Адама земля производила колючки и тернии, когда ее засевали пшеницей, а в дни Ноаха она успокоилась, это и есть «утешит», «успокоит».[21]

Сообщением о рождении сынов Ноаха Сифлянская генеалогия исчерпывается. Далее следует фрагмент, повествующий о допотопном растлении человечества, который мы рассмотрели выше. И, наконец, начинается следующий раздел Пятикнижия – «Ноах».

 

И здесь нам снова придется с удивлением обнаружить, до какой степени мы заблуждаемся в понимании смысла текста Писания, когда по привычке легко проглатываем канонический перевод: «Вот житие Ноаха: Ноах был человек праведный, непорочный в поколениях своих: перед Богом ходил Ноах» (Б. 6;9).

Сравним с дословным переводом Бориса Бермана: «Вот (эле) порождения (толдот) Ноаха – Ноах: муж (иш) праведный (цадик), цельный (тамим) был в своих поколениях, с Богом ходил Ноах».

Эта емкая характеристика патриарха, почти формула, – великолепный образец библейского стиля. Далее мы узнаем о «порождениях Ноаха», о его сыновьях и их многочисленном потомстве, ставшем, в конце концов, новым человечеством. Но…

Комментарий Бермана: «Мы знаем, что Ноах родил трех сыновей. И они суть „порождения Ноаха“. Но в особом смысле. „Порождения Ноаха“ – ясно сказано в Торе – есть „Ноах“. Своею жизнью Ноах породил самого себя, стал цадик и тамим, ходил с Богом и „нашел милость“ в его глазах».

А вот еще один любопытный нюанс текста, мимо которого так и хочется пробежать, не останавливаясь. Ноах, оказывается, был (это опять‑таки подчеркнуто в тексте) «цадик» и «тамим» именно «в своих поколениях». Почему? Может быть, дело в том, что среди всеобщего нравственного падения это было особенно трудно? А может, он был таковым лишь в контексте особо изощренной гнусности «своего поколения», а живи Ноах в других поколениях, он не заслужил бы такой лестной характеристики? Над этим, право же, стоит подумать.

Кроме самого Ноаха, среди «порождений Ноаха» было и еще нечто немаловажное: «И родил Ноах трех сынов: Шема, Хама и Иефета» (Б. 6;10). Из Сифлянской генеалоги нам известно, что патриарху было в ту пору пятьсот лет. У нас еще будет случай, и не один, поговорить о каждом из братьев. А пока надо бы попытаться ответить на несколько естественно возникающих вопросов. Ну, например: почему у всех патриархов‑сифлян, как об этом свидетельствует Сифлянская генеалогия, дети рождались не позже двухсотлетнего возраста, а у Ноаха – аж в пятьсот?

Комментаторы полагают, что Ноах знал, вероятно, от своего деда Метушелаха, о страшном грядущем бедствии, которое повлечет гибель всего допотопного человечества, и потому не желал иметь детей. Женился он фактически по указанию Всевышнего. Женой его, согласно устной традиции, стала Наама, дочь Лемеха‑«кенита». Впрочем, здесь ее имя не упоминается.

Далее. Если понимать текст буквально, получается, что дети Ноаха близнецы, ну уж во всяком случае, двое их них. Однако из контекста ясно, что это не так. Согласно комментариям Раши, первым родился Иафет (когда Ноаху было пятьсот лет?), Шем – вторым, а Хам – третьим. Но поскольку Шем родился обрезанным, из уважения к этому чуду его имя при перечислении ставится первым. Впрочем, не всегда: в так называемой Таблице народов (Б. 10;1‑32) потомки Шема перечислены последними.

В последующей за тем Семитской генеалогии (Б. 11;10–32) читаем: «Шем ста лет от роду родил Арпахшада, через два года после потопа» (Б. 11;10–11). Значит, во время Потопа Шему было 98 лет. Но нам доподлинно известно, что Потоп случился на шестисотый год жизни Ноаха: указаны точные даты начала и конца катаклизма. Стало быть, Шем родился на свет, когда Ноаху было 502 года. Так может быть, дети Ноаха были погодками и родились в течение трех лет: в 500–502 годы жизни Ноаха, а время их рождения указано лишь приблизительно по привязке к круглой дате. Но тогда получается, что Шем был младшим…

И, наконец, уместным кажется сразу взглянуть на имена, которыми Ноах нарек своих сыновей.

Шем значит «имя». С практической точки зрения, «на Шеме, как и на Адаме, лежит специфическая задача давания имен, то есть осознание сущностей предметов и явлений» (Б. Берман). Но имя «Шем» указывает также на «величие» и «славу». Кроме того, и может быть, это самое главное, в этом имени сокрыт намек на некую особую связь со Всевышним, и на Шема была возложена особая миссия прославления Бога.

С именем Хам на первый взгляд проще. «Хам» означает «теплый», «горячий». Но так же близко к «хом» – смуглый, темный. Объяснение смысла его имени, связанного с тем, что темнокожие потомки Хама заселили Африку, кажется поверхностным, хотя и оно имеет право на существование. Скорее всего, речь вновь следует вести о двойственной природе этого имени: с одной стороны, о душевной теплоте, по мнению Ноаха, столь необходимой людям, а с другой – о необузданном сексуальном темпераменте, который, если опираться на некоторые эпизоды, нашедшие отражение в Устной традиции, все же взял верх над первоначальным замыслом патриарха.

Имя Иефет, по‑видимому, родственно понятию «яффе» – прекрасный, красивый, совершенный. Но также сродни корню «PTH» – распространять, расширять. С этим именем, вероятно, связаны и особая предрасположенность к художественному творчеству, и в то же время невиданный по размаху ареал распространения потомков Иефета на огромных территориях к северу от прародины.

 

Считается, что первое непосредственное обращение Всевышнего к Ноаху произошло за 120 лет до Потопа. Значение этого выдающегося события трудно переоценить. Ведь до этого момента Всевышний говорил только с двумя представителями человеческого рода – Адамом и Каином, и было это около полутора тысяч лет назад по библейскому счету времени. В краткой, но достаточно емкой форме Он излагает свои намерения и объясняет их причину.

«И сказал Бог Ноаху: конец всякой плоти пришел предо Мною, ибо земля наполнилась злодеянием из‑за них. И вот я истреблю их с землею» (Б. 6;13–14). Слово «хамас», сказанное Всевышним, вероятно, все же более соответствует понятию «скверна», чем «злодеяние». (Б. Берман) В этих немногих фразах отражен весь смысл неминуемости катастрофы в «терминах» и понятиях, с помощью которых Всевышний нашел нужным объяснить ситуацию Ноаху. Собственно, последние слова, содержащие приговор переполненной скверной системе, произнесены. Добавить к этому нечего. Осталось дать лишь конкретные указания. И первое из них – по строительству грандиозного сооружения, именуемого Ковчегом.

«Сделай себе ковчег из дерева гофэр; с отделениями сделай ковчег и осмоли его внутри и снаружи смолою» (Б. 6;14–15).

Словом «ковчег» в русском языке традиционно передается понятие «тева». Исследователи предполагают, что слово «тева» не семитского происхождения, а, возможно, египетского. В Пятикнижии оно встречается еще раз, когда речь идет о «корзине из тростника, осмоленной асфальтом и смолою», в которой нашли Моше (Моисея). Скорее всего, имеется в виду некое распространенное в ту пору устройство для перемещения по воде.

По преданию Ноах не торопился начать строительство. Сперва он посадил кедры. Ведь «гофэр», судя по всему, не порода деревьев, а наименование материала, потребного для работы. Но даже когда они выросли, он все чего‑то тянул, видимо, ожидая, что Господь изменит Свой суровый приговор. Однако ослушаться он все‑таки не посмел. О некоторых перипетиях, связанных с «производственным периодом» нам известно из устных преданий, нашедших отражение в Агаде.

«В продолжение ста двадцати лет до потопа Господь предостерегал род человеческий и, не видя ни в ком раскаяния, повелел Ною приступить к сооружению ковчега.

Стал Ной сажать кедровые деревья.

«Для чего тебе эти деревья?» – спрашивали его люди.

Ной отвечал: «Господь решил послать потоп на землю и повелел мне построить ковчег, чтобы спастись от потопа мне и семье моей».

Смеялись над Ноем люди, издевались над ним. Смеялись и шутили люди, видя, как усердно он поливает свои кедры, заботясь об успешном росте их; не переставали смеяться и тогда, когда он, срубив деревья, принялся распиливать их на доски. Все предупреждения были напрасны – и настал потоп».[22]