Дневники офицера японского флота. — КиберПедия 

Автоматическое растормаживание колес: Тормозные устройства колес предназначены для уменьше­ния длины пробега и улучшения маневрирования ВС при...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...

Дневники офицера японского флота.

2019-07-13 218
Дневники офицера японского флота. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

 

Часть 1

 

Примечание русского издателя:  

Впервые данный документ был издан в Лондоне в 1907 году под названием "Выдержки из дневника лейтенанта японского флота И*** о ходе войны с Россией", но, судя по объёму располагаемой информации, автором данного произведения является не лейтенант, а один из старших офицеров флота микадо — или офицер штаба Того, или один из командиров кораблей первого ранга; наиболее вероятно, судя по некоторым оговоркам — капитан первого ранга X. Идзичи, командир флагманского броненосца "Микаса".

 

5 декабря — вернулся из отпуска. Получил новое назначение. На кораблях необычная для этого времени года суета — приём запасов и проворачивание механизмов два-три раза в сутки прерываются учебными тревогами. Очень напоминает подготовку к большим манёврам и императорскому смотру в 1901-м году. Длительные отпуска отменены, отчего некоторые новые товарищи смотрят на меня с белой завистью.

20 декабря — интенсивность подготовки не снижается. Судя по разговорам — в других отрядах происходит что-то подобное.

6 января — у всех офицеров сложилось мнение, что готовимся или к войне с Россией, или к масштабной демонстрации ей своих намерений — после анализа зарубежных газет другого повода для мобилизации мы не видим.

11 января — команда чутко отреагировала на изменение тональности токийских газет в отношении русских — у всех на устах слово «война». У некоторых нижних чинов — с интонацией осуждения.

15 января — офицеры получили инструкции о необходимости довести до команды, что божественный микадо не хочет войны, но надеется, что если русские не оставят ему другого выхода, то каждый японец с честью выполнит свой долг.

16 января — с нашего отряда списали пять нижних чинов как потенциально неблагонадёжных. Из них ни одного моего подчинённого.

6 февраля — вышли всем отрядом в сторону Кореи.

7 февраля (25 января по юлианскому стилю) — отряды соединились у берегов Кореи. Теперь с нами ещё и транспорты, и миноносцы. Значит, война — для простой демонстрации вряд ли стали бы гонять наполненные войсками траспорты и нежные миноносцы. Задержаны русские пароходы «Россия» и «Аргунь». "Такачихо" пролил первую кровь — умудрились протаранить кита. Доброе предзнаменование.

"Асама" с отрядом крейсеров ушёл в сторону Чемульпо.

8 февраля — под вечер расстались с миноносцами. Мы все молимся за их успех.

9 февраля — утром вернулись миноносцы, радостные доклады не портят даже сообщения о потерях. Как только развеялась утренняя дымка, объединённый флот пошёл добивать русских. На рейде Порт-Артура хаос, но нас уже ждут — огонь открыли как корабли, так и береговые батареи. Эти "сыны…[37]" не смогли потопить ни одного русского корабля. Воевать же одновременно со всей артурской эскадрой и береговыми батареями[38] адмирал не решился. Видимо, война затянется.

Вечером получили радиограмму из Чемульпо. Адмирал обеспокоен, хотя из-за качества связи подробностей не знает даже он сам.

10 февраля — пришли на рейд Чемульпо. Страшная картина погибших кораблей. Порт как умер — все боятся мин. Ещё страшнее, что «Варяг» ушёл. Пусть даже и избитый (малые крейсера в Чемульпо не запятнали свою честь), он всё равно опасен для войсковых перевозок. Через пять минут после получения докладов адмирал отправил полным ходом[39] броненосные крейсера по направлениям в Артур ("Ивате" и "Идзумо"), Вэйхай ("Адзума"), Циндао ("Токива") и Фузан ("Якумо") с приказом поймать и уничтожить, а если не получится, то хотя бы добиться интернирования. Телеграммы в Фузан и Токио запретили перевозку войск до уточнения ситуации с «Варягом». После полудня корабли первого и третьего боевых отрядов широким строем фронта с миноносцами в промежутках, охватывая полосу до тридцати миль, отправились вдоль корейского побережья на юг.

Четвёртый отряд оставлен в Чемульпо. Мы отдали им все те немногие шлюпки и катера, что были при нас в походе к Артуру — большей частью разъездные ялики. Теперь помимо охраны рейда и латания пробоин они будут заниматься разгрузкой уцелевших транспортов, поиском возможных мин и постановкой вешек на безопасном фарватере.

Отчёт императору о событиях в Чемульпо адмирал решил направить за собственной подписью — Уриу погиб, и наш адмирал решил на себя принять этот позор.

11 февраля — за вечер и ночь собрали вдоль корейского побережья восемь транспортов. Утром миноносцы пополнили запасы угля с кораблей первого отряда, а третий отправился конвоировать транспорты в Чемульпо. Хотя толку от них сейчас там — чуть. Ведь придётся разгружаться с помощью шлюпок, а их на «купцах» и без того впритык.

12 февраля — в Фузане получили телеграммы из Вэйхая и Циндао — «Варяга» нет.

Поездом из Сеула доставили издающуюся там для обитателей американской концессии газету "Korea Post". В обычные дни это листок с тиражом сто экземпляров — больше читателей у него нет. Но в этот раз вместо обычной перепечатки телеграфных новостей они издали специальный выпуск о событиях в Чемульпо тиражом в полторы тысячи штук — даже на крови янки готовы делать деньги! Теперь, после живописаний «подвигов» Уриу, "потопившего транспорт в нейтральном порту" — любой англоязычный человек в Корее будет настороженно смотреть на японские военные корабли.

Пополняемся углём. Адмирал наутро намерен организовать эскортирование войсковых транспортов до Фузана под прикрытием броненосцев.

13 февраля — Миноносцы сегодня ночью пытались торпедировать "Ретвизан".

Вскоре после полуночи, уже после снятия с якоря, получили телеграмму о прибытии в Шанхай спасшихся с утонувшего «Варяга». Надо бы проверить место гибели, но корабли второго и третьего отрядов крайне нуждаются в бункеровке. Русские объявили о спасательной экспедиции к месту гибели корабля.

14 февраля — пополнив за ночь запасы угля с разгружающихся транспортов (лучше плохой уголь, чем никакой), корабли третьего отряда отправились к Артуру для того, чтобы найти и отозвать с поиска «Ивате» и «Идзумо» (только их гибели нам теперь и не хватает).

Поступило подтверждение о гибели под Артуром русских кораблей «Енисей» и «Боярин». Первая по настоящему хорошая новость с начала войны.

15 февраля — «Адзума» и «Токива» прибыли в Фузан и приступили к бункеровке. В сумерках третий отряд, «Ивате» и «Идзумо» появились возле Чемульпо, о чём и поспешили телеграммой известить командующего. В Фузан стали прибывать войсковые транспорты.

16 февраля — все три отряда собрались в Фузане. Припозднившиеся приступили к бункеровке и готовятся перехватить владивостокские крейсера — лёгкие силы отправлены в патруль к северу от Цусимы.

Среди корейцев в порту ширится пересказ истории «Асамы». Докеры боятся, что наличие японских военных кораблей в порту оставит их без работы — как и в Чемульпо.

То ли под влиянием настроений докеров, то ли в связи с завершением прокладки временной телеграфной линии до Мозампо первый и второй отряды перешли на эту якорную стоянку. После Фузана — страшная глушь. Зато нет шансов ни для европейских шпионов, ни для русских миноносцев.

17 февраля — Телеграмма о возвращении крейсеров во Владивосток. Наш штаб получил указания разработать операцию против города и порта.

12-я пехотная дивизив вопреки первоначальным планам вынуждена разгружаться не в Чемульпо, а в Фузане. Один из офицеров штаба дивизии направил к нам полное презрения хокку.

19 февраля — Из части экипажа «Асамы» сформирована морская рота, чтобы хоть как-то компенсировать потерю темпа развёртывания первой армии.

21 февраля — Казаки окружили Пхеньян и убили всех до единого из числа разведывательного отряда — единственного, высадившегося в Чемульпо по довоенному плану. Похоже, "хокку презрения" ещё долго будут поступать на флот.

Ночь с 23 на 24 — Первый отряд в отдалении наблюдал за попыткой пяти брандеров закупорить вход в Артур. Сигнала об успехе операции (трёх ракет) не было. Возвращаемся в Мозампо.

24 февраля — Владивостокские крейсера снова вышли в море. Наша разведка слишком доверилась местным резидентам. Пять крейсеров Камимуры и приданные малые корабли других отрядов немедленны отправлены на перехват.

25 февраля — Наши корабли в заливе Чиу-ван (Голубиная бухта, у японцев собственная топонимика — примечание переводчика) уничтожили русский миноносец ("Внушительный").

 

Глава 3. Прелюдия

 

Тихий океан, 30 миль от побережья Японии. 12 февраля 1904 года.

— Ну и долго мы тут будем болтаться, Всеволод Федорович? За последние пять часов уже три раза приходилось давать ход и убегать от джонок. От джонок! Крейсер первого ранга Российского Императорского флота убегает от японских джонок с рыбаками!

Командир, сидя в шезлонге на левом крыле мостика, и подставляя лицо ласковому, почти весеннему солнцу, ответил, не открывая зажмуренных по случаю принятия солнечных ванн глаз:

— Не понимаю я, ну что вам опять не нравится, Вениамин Васильевич? Вы уже десять дней ворчите, не переставая. Сначала было "у нас уголь кончается", чем закончилось? Попался нам этот угольщик, «Мари-Анна», ну и название для вечно грязной посудины в семь тысяч тонн, прости Господи. Угораздило же их, болезных, кардиф в Японию везти так не вовремя. Теперь небось владелец парохода разорится, груз-то ему никто не оплатит, да и пароход тоже мы ему не вернем, военная контрабанда-с, сиречь конфискация.

— Да, тут нам повезло, но ведь его же могло и не быть? А уголь и правда кончался.

— Вы правда уверены, что мы не нашли бы другой угольщик? Ну, в самом худшем случае, пришлось бы не брать японский уголь даром, а заплатить за британский. Потом, после войны, если захочет казначейство… Но не найти угольщик в этих водах… Это, простите, нереально. Потом вы были уверенны, что пятая, фальшивая, труба это глупость, так как «Аскольд» — единственный пятитрубник в этих водах, в Порт-Артуре. Проехали, никто вроде не заинтересовался, а вот рассказам капитанов купцов о том, что мимо них прошел пятитрубный крейсер, никто не поверит. Именно потому, что его в этих водах быть не может. Потом вы были против того, чтобы маскироваться под тип «Кресси», мол, британцы обидятся, если встретят. Кстати, не встретились, пронесло. Потом вам не понравилось, что я реквизировал эту американскую посудину с грузом станков из Сан-Франциско в Нагасаки. Но какого черта, это же был японский груз, а нам нужен еще один пароход для организации более плотного дозора.

— Ну да, теперь у нас целых два парохода и крейсер между ними, просматриваем аж сорок-пятьдесят миль, море, можно сказать, перегородили, мышь не проскочит! Смех, да и только!

— Знаете, Вениамин Васильевич, вы мне все больше напоминаете одного моего знакомого британского капитана, у того была присказка "и вообще, мне ВСЕ не нравится[40]". А уж ваша реакция на колосник на флаге, чтобы он не вился по ветру и издалека было не разобрать, что мы — русский крейсер, вообще сравнима только с реакцией кота на жестянку на хвосте.

— Язвите, Всеволод Федорович, язвите, сколько вашей душе угодно. Ну а не появятся к ночи на горизонте наши гости, что тогда делать будем? И насчет «Кресси», не пора еще ломать эти бутафорские башни из парусины на носу и корме?[41] А то сегодня, может, еще стрелять придется, а у нас треть артиллерии под парусиной.

— Ломать — не строить. Наших визави до Индийского океана сопровождал "Кинг Альфред", если помните, именно типа «Кресси». Так что если мы их пока оставим, то нас вообще могут принять за старого знакомого. Проще будет сближаться. Ну а если до заката рандеву не состоится, то придется нам отходить еще на полсотни миль к Йокосуке, и завтра ждать там. В крайнем случае, мы их встретим послезавтра прямо у порта, но тогда придется ограничится простым утоплением по рецепту Зарубаева — по паре мин им в борта и бежать во Владивосток.

— Все-то у вас просто, Всеволод Федорович. Неужели вы не нервничаете? Ведь мы сейчас у японцев на заднем дворе! На горизонте то и дело дым или парус мелькнет. А если нас опознает или уже опознал кто-нибудь? Ведь не сбежать же нам, крейсер-то поврежден! А уж ваша уверенность, что четырнадцатого гарибальдийцы будут входить в Йокосуку, вообще необъяснима, как…

— Угу, как была необъяснима моя уверенность в том, что у японцев очень чувствительные взрыватели. Помню, помню.

Если бы старший офицер мог читать мысли Руднева, то он почувствовал бы себя полностью отомщенным. Радостных и оптимистических в голове не было. Ни одной. Только усталость, неуверенность и пустота. Руднев чувствовал себя так, будто все эти две тысячи миль тащил крейсер на своем горбу. Причем он прочувствовал каждую из его семи тысяч тонн, каждый килограмм корабельной стали, казалось, отпечатался на коже следами от заклепок и ракушек на днище. Никогда бы Карпышев, сидя в Москве XXI-го века за компьютером и обсасывая в любимом форуме ошибки Руднева, не подумал, что простой переход в полторы тысячи миль на корабле — это такой адский труд! А ведь и штормов практически не было, и неприятеля больше не встречалось, и даже вездесущие британские крейсера как в воду канули, просто переход из пункта А в пункт Б, а вот поди же ты…

— Вениамин Васильевич, вам, как второму человеку на борту и без пяти минут командиру своего корабля по секрету скажу — и у первого после Бога на душе часто скребутся кошки. Но командир никогда не должен этого показывать подчиненным. А чтобы расслабиться — рекомендую посмотреть на бак, там Балк опять абордажников тренирует. Цирк, да и только!

— Да уж, абордажная партия для захвата броненосного крейсера в восемь тысяч тонн в двадцатом веке — это не цирк, это абсурд! Но абсурд необходимый. Не понимаю только, зачем он казаков туда включил? Они же заблудятся в коридорах или ногу на трапе сломают!

— Зато стрелять умеют и шашкой махать, кто знает, может, пригодится…

На баке мичман Балк, назначенный командиром абордажной партии, в который раз гонял своих подопечных. Его задача осложнялась тем, что перед «Варягом» стояла классическая задача с двумя зайцами, причем ловить надо было обязательно обоих. Если британские капитаны решат до конца выполнить свой долг, то ловить два разбегающихся в разные стороны крейсера будет весьма сложно. Хотя какие у них к чертовой матери могут быть долги перед Японией, не интернациональный же? Тем не менее, Балк решил подстраховаться, и если захват второго крейсера должен провести «Варяг», то первый он решил взять под контроль сам, с группой из одиннадцати казаков и парой десятков парусных матросов с «Корейца». Также за знание японского языка в абордажную команду был включен и поправившейся мичман Нирод, хотя поначалу он долго отнекивался. Последние десять дней Балк постоянно проводил тренировки в стрельбе из револьверов, а для казаков и в фехтовании. Раз в день, подогнав к борту угольщик или американца, тренировались в перепрыгивании с одного близко идущего корабля на другой. Для этого использовали аналог тарзанки, подвешенной к реям фок- и грот-мачт «Варяга». За один раз на каждой перелетали четыре громко матерящихся человека. На вопрос Руднева: "и как тебе, Вася, пришла в голову такая хрень?", последовал честный ответ: "видел в старом фильме про пиратов, всегда хотел попробовать, а возможно ли это на практике, завтра узнаем".

Со стрельбой не было проблем у казаков. Народ собрался бывалый, и после каждой серии матросов с «Корейца» на всякий лад повторял пущенную Балком шутку о куче дерьма и брызгах.[42] Зато в цирковых номерах уверенно лидировали бывшие специалисты по парусам с «Корейца» — несколько лет практики лазания по реям при любой погоде даром не проходят. А вот казаков уже несколько раз под веселые и соленые шутки матросов вылавливали из воды шлюпки, на такой случай буксируемые за кормой "Варяга".

После первого раза казацкий урядник попросил его благородие "не издеваться над казаками". В ответ Балк предложил ему пари. Если трое казаков, вооруженные шашками, смогут его, Балка, "порубать в капусту", то тогда все казаки освобождаются от тренировок. Если безоружный Балк в течении пяти минут не будет ни разу задет, то тогда они больше не жалуются и выполняют все его приказы без обсуждений и пререканий. После минутной паузы урядник поинтересовался самочувствием его благородия мичмана. После разъяснений, что вместо шашек будут использоваться ножны, так что рубать будут не насмерть, а понарошку, шоу таки состоялось. Со стороны казаков выступали наиболее заинтересованные лица — двое свежеискупавшихся в февральской водичке и согретых парой стаканов спирта, и сам урядник.

Хотя Руднев видел не один десяток голливудских и китайских боевиков, воочию убедится, на что способен рукопашник высокого класса, он имел шанс впервые. Первые две минуты Балк танцевал, уклонялся, исчезал из-под ударов, все больше распаляя противников. Он то нырял под удар, то перемещался к замахивающемуся противнику, и или прилипал к нему, становясь неуязвимым для него и двух остальных, или не сильным, даже ленивым толчком опрокидывал того на палубу. Пару раз он, неуловимым для глаз движением, оказывался за спиной у кого-то из казаков, причем коллеги последнего не всегда успевали затормозить сами или остановить имитирующие шашку ножны. На третьей минуте поединка Балк все же пропустил удар. Распаленный своими непонятными промахами и смехом окружающих, получив очередную плюху от брата-казака, урядник Шаповалов разозлился и показал, что не зря казаки не одну сотню лет были непререкаемым авторитетом в сабельных сшибках для всех народов у любых границ Российской империи. Балк хоть и успел подставить под ножны руку, все же был сбит с ног и откатился по палубе на несколько шагов. Но вот когда он встал, выяснилось, что звереть могут не только казаки. Через десять секунд на палубе сидели трое обезоруженных и обескураженных казаков. Никто из них или из наблюдавших за боем не смог точно сказать, что и как сделал Балк. Вроде бы ближайшего к нему казака он сбил с ног, как-то хитро крутанувшись, еще когда катился от удара. Потом у него откуда-то возникли в руке ножны, которыми он отбил удар и тут же огрел по голове урядника, а третий казак так вообще как бы сам натолкнулся на ногу Балка. Но почему-то головой…

После этого фраза Балка: "Господа, простите, погорячился, пари вы выиграли", — прозвучала в полной тишине как утонченное издевательство. Впрочем, урядник понял ее правильно, и сказал что "хоть я вас и задел, будь мы с шашками, а не ножнами, порубили вы бы нас троих в капусту… Больше вы от моих и писку не услышите".

Писку и правда не было, хотя мата хватало, ну да куда же без него в России, тем более на войне? Теперь по вечерам Балк с урядником рубились на баке. Посмотреть на этот, по выражению Руднева, "китайско-казацкий сериал" собирались обычно все свободные от вахты, включая и его самого. На приватный вопрос Балку, а зачем это ЕМУ это надо, Василий ответил, что серьезно фехтованием на чем-либо длиннее ножа никогда не занимался, и ему есть чему поучиться у урядника.

К моменту остановки британского угольщика Балк еще не считал абордажную команду достаточно натренированной для того, чтобы брать его на ходу. Его, как положено, остановили сигналом и холостым выстрелом. Потом на шлюпках подвалила абордажная партия и после проверки судовых документов капитану объявили, что так как военная контрабанда, груз угля, направляющийся в Йокосуку, превышает 50 % от общего веса груза, судно реквизируется. Удалось потренироваться только в беготне по коридорам и трюмам незнакомого судна. Первый «учебно-боевой» захват корабля на ходу довелось произвести десятого февраля.

В принципе, американский пароход «Оклахома» Рудневу был не особо-то и нужен, но тут совпало несколько факторов. Во-первых, когда рассвело, он неожиданно оказался всего в трех милях от пары "Варяг"-"Мари-Анна", в исполнении русских матросов — "Марья Ивановна", и мог опознать крейсер, несмотря на липовые орудийные башни. Пистоны сигнальной вахте потом вставляли по очереди оба штурмана, старший офицер и сам командир. Во-вторых, у дозора из трех кораблей в полтора раза больше шансов перехватить противника, чем у двух. Ну и наконец, Балк попросил потренировать ребят в "обстановке, максимально приближенной к боевой". А последней каплей оказался тот факт, что на «Варяге» практически закончилась провизия. Небогатый запас с угольщика для многочисленной команды «Варяга» — это на неделю.

Подойдя к борту ничего не подозревающего американца под предлогом обмена новостями и почтой на десять метров, «Варяг» практически уравнял с ним скорость. С «Оклахомы» перелетела на «Варяг» пачка с газетами, а с «Варяга» на «Оклахому» первая четверка абордажников во главе с Балком. Как водится, первый блин прошел комом, так как от увиденного у рулевого «Оклахомы» дрогнула рука, и пароход медленно покатился от «Варяга». Первой и второй четверок хватило для взятия под контроль рубки, и «Оклахома» был положен в дрейф. Хотя это и обошлось в одного выбывшего из строя казака, неудачно приземлившегося на световой люк и сломавшего себе ногу, операцию сочли успешной. На вопрос проснувшегося капитана «Оклахомы» — "Что здесь происходит, и кто вы вообще такие", Балк представился как мичман с русского крейсера «Варяг». На что капитан сказал, что в "Летучего голландца" он еще, может, и верит, а вот «Варяг» уже десять дней как на дне, подтвердив, что во-первых, катер с доктором до Шанхая дошел, и во-вторых, сообщению о гибели «Варяга» поверили.

Так или иначе — первый блин хоть и комом, но испекли. По результатам тренировки добавили еще пару канатов, и теперь за раз с «Варяга» десантировалось до двенадцати человек. Сейчас «Оклахома», переименованный варяжскими острословами в «Охламона», крейсировал в десяти милях от «Варяга», ближе к японскому берегу, под командой бывшего штурмана «Корейца» мичмана Бирилева. Ему и командовавшему крейсирующей мористее "Марьей Ивановной" мичману Петру Губонину было приказано при появлении крейсеров дать серию из трех ракет черного дыма и не путаться под ногами у «Варяга», когда тот пойдет на перехват.

Еще одной жертвой «Варяга» стал японский каботажный пароход «Сикоко-Мару» на полторы тысячи тонн, оказавшийся в плохом месте в плохое время. Он был зафрахтован флотом и шел с грузом рыбы и риса в Йокосуку, так что теперь до Владивостока о питании команды можно было не беспокоится, хотя меню и будет несколько однообразным. После перегрузки провизии на «Варяг» он был утоплен подрывными патронами. В этот раз операцию по десантированию решили не проводить, так как море было не слишком спокойно, и остановили его традиционным выстрелом под нос с последующим подходом досмотровых партий на лодках.

— Всеволод Федорович, Всеволод Федорович!!! Вам плохо? Позвать врача???

— Да нет, не хуже, чем обычно, а в чем дело?

— Да я уже пару минут вас зову а вы не отвечаете, нельзя же так пугать людей, право слово!

— Простите, задремал, наверное, разморило на солнце, или просто задумался не на шутку, сам не пойму. А по какому поводу вы на этот раз мой хрупкий сон прервали, разлюбезный мой Вениамин Васильевич?[43] Чем-то еще недовольны?

— Это уже не важно, на горизонте у берега дым. Много. И с "Марьи Ивановны", тьфу, черт, привязалось, с «Мари-Анны», дали серию ракет. Кажется, началось, вы опять угадали.

"Еще бы не угадать-то, посидел бы ты, милай, на Цусимском форуме[44] с мое…", — пронеслось в мозгу Руднева.

Осторожно, на экономичных двенадцати узлах, на плавно сходящихся курсах «Варяг» начал красться в сторону добычи с расчетом сблизиться с жертвами в начале сумерек. В сторону «Охламона» с «Варяга» ушла ракета былого дыма, по которой он должен был идти в сторону берега, и ждать дальнейшего развития событий.

 

Глава 4. В борт ударили бортом, перебили всех потом!

 

Тихий океан, 30 миль от побережья Японии. 12 февраля 1904 года.

На борту «Ниссина», шедшего в кильватере «Кассуги» с отставанием в шесть кабельтовых, потомок старинного самурайского рода Масао Секари проводил очередное занятие корабельного клуба кен-до. По левому борту крейсера на горизонте величественно вздымались берега страны Ямато на фоне подсвеченных заходящим солнцем облаков. Миссия по перегону крейсеров на родину была почти завершена. Хотя до Йокосуки и оставалось еще двое суток хода, до берегов родной Японии было рукой подать. Его благодушно расслабленное настроение разделяли и остальные десять любителей помахать бамбуковыми мечами, нашедшиеся в немногочисленной перегонной команда. Еще на пути в Италию они сошлись на почве общего интереса к кен-до и при приемке крейсеров попросили записать их всех на один корабль. С тех пор каждый свободный день, которых было, увы, немного, до заступления на вахту, на носу крейсера под стволами башни главного калибра разворачивалось представление древнего японского искусства. Взлетали и падали с криками "Киа!" бамбуковые мечи, снова и снова отрабатывались приемы защиты и нападения, и каждый раз семейная катана рода Секари, передающаяся из поколения в поколение, занимала свое почетное место на стене импровизированного додзе, открытого соленым ветрам. Если броневую переборку башни главного калибра под стволом восьмидюймового орудия можно назвать стеной, конечно. Но сегодня внимание занимающихся, да и самого Масао, было отвлечено долгожданной встречей с Родиной. Никто из находившихся на борту европейцев, каковых и было большинство, не мог понять, почему встреча с Японией вызвала у заказчиков такой трепет. На обращенном к берегу борту, с того момента, как на горизонте появилась земля, постоянно можно было найти кого-то из японцев. Вот и сейчас вместо полной концентрации на мече и дыхании сам Масао время от времени бросал взгляд на берега Японии, которые он вынужден был оставить почти на год.

На приближающийся с правого борта крейсер поначалу особо не обратили внимания, ну мало ли кораблей идет по своим делам у берегов Японии? Судя по силуэту, не японец, больше всего напоминает до боли знакомый тип «Кресси». Один из этих детищ британского кораблестроения шел вместе с ними первую половину пути, защищая их от возможной наглости русского отряда во главе с Вирениусом.[45] Поэтому по мере приближения незнакомца основной мыслью было, что это старый знакомый "Кинг Альфред" или кто-то из однотипных ему кораблей. К сожалению, темнота надвигалась быстрее неизвестного корабля, и спор на мостике затягивался. Для японской же части команды виды Японии с противоположенного борта были гораздо интереснее. А большая часть свободной от вахты команды мечтали только о сне и о скором вознаграждении за долгий и опасный вояж, ждущем их в Йокосуке послезавтра.

Когда с приближающегося корабля в рупор прокричали на английском, — "Привет старым знакомым, не поделитесь ли свежими газетами по старой дружбе, а то мы уже три недели в море", то тот из итальянских сигнальщиков, что ставил на «Кинга», протянул второму руку за выигранными двумя лирами. Британский вахтенный офицер Чарльз Боссет, командовавший крейсером, пока капитан Пейнтер отдыхал в каюте, приказал снизить ход до пяти узлов и идти прямо. С подошедшего крейсера прямо в глаза находящихся на мостике ударил слепящий луч прожектора. Боссет про себя выругал бесцеремонность офицеров Роял Нейви, ведь еще не настолько стемнело, зачем так нагло себя вести? Не иначе на вахте этот грубиян Кларк, который в Сингапуре проиграл в покер тридцать фунтов. Теперь отрывается как может, неудачник. Проигравший сигнальщик, Тони Балдасара, на ходу засовывая в парусиновый мешок свежие газеты, если так можно говорить о прессе недельной давности, понесся на бак. "Кинг Альфред" медленно нагонял «Ниссин», и по мере сближения что-то все больше казалось Боссету неправильным в силуэте приближающегося в сумерках с подветренного правого борта крейсера. Чертов прожектор, надо будет пожаловаться потом на этого идиота Кларка! Но окончательно мысль о слишком низком борте и изменившихся с последней встречи очертаниях мостика сформировалась в измученном постоянным недосыпом (крейсера перегонялись с очень маленькими экипажами, спать было просто некогда) мозгу слишком поздно. На борту приближающегося крейсера сверкнул топор, перерубающий держащий колосник конец, и тот закачался на гафеле, а на ветру заполоскался Андреевский флаг. Одновременно на «тарзанках» на борт «Ниссина» с криком перелетели с дюжину человек. Пока итальянский рулевой хлопал глазами, пытаясь понять, зачем и что перебрасывают с подошедшего крейсера к ним на борт в ответ на полученную почту, успела перелететь и вторая дюжина. С третьей так не повезло, Боссет толкнул вперед ручки машинного телеграфа на "Полный вперед" и, отшвырнув в сторону оцепеневшего Джованни, крутанул руль влево. Но махина с водоизмещением в восемь тысяч тонн имеет соответствующую массе инерцию, да и не во всех котлах поддерживали пары, так что "полный вперед" — это было скорее благое пожелание. Так или иначе, из третьей дюжины десять абордажников успели попасть на борт «Ниссина». Не повезло двоим замешкавшимся, после удара о борт «Ниссина» оба полетели в воду, и теперь их единственным шансом было не попасть под винты и дождаться, не замерзнув насмерть, подходящей к месту абордажа «Мари-Анны». Утонуть им не давали предусмотрительно надетые пробковые жилеты.

Тони Балдасара прожил долгую и насыщенную жизнь. Он провоевал всю первую мировую на крейсерах итальянского флота, позже не раз, уже стариком, попадал под бомбежки. Но до самой своей смерти в 1956 году он рассказывал своим детям, а потом и внукам, что никогда не слышал ничего страшнее, чем боевой клич атакующих русских абордажников: "АААААБЛИИИИИИААААА!!!". Он как завороженный стоял у борта с сумкой в руке, пока один из незваных гостей с очаровательной улыбкой и словами "Бон джорно" не огрел его по затылку эфесом сабли.

На мачту «Варяга» взвился заранее подготовленный сигнал по международному своду "Лечь в дрейф, иначе открываю огонь", и он, увеличивая ход, направился к шедшему первым «Кассуге». На баке «Ниссина» члены корабельного клуба кен-до с удивлением смотрели на неизвестных, столь экстравагантно появившихся на борту и устремившихся в сторону носового мостика.

— Это русские! — Наконец разглядел флаг на корме крейсера Секари.

— За императора, в атаку! Тенно хейку банзай!!!

Сам он, однако, вынужден был сначала метнуться к мечу, висевшему на стволе и поэтому видел, что из восьми метнувшихся к шестерке пришельцев пятеро упали на полпути под плотным револьверным огнем. Из трех добежавших двое смогли нанести по одному удару. Один из русских, испытав на своем не прикрытом защитным доспехом теле силу бамбукового меча, получил перелом плеча. Второму повезло еще меньше, от удара его унесло за борт, и теперь для спасения он должен был продержаться в ледяной воде до тех пор, пока победившая сторона не сможет послать за ним шлюпку. Если озаботится, конечно. Третий из добежавших почему-то промахнулся и, хуже того, получив от противника классический маваси-гири (у закадычного приятеля Масао, выходца с Окинавы Тодзио, в этот момент просто отвисла челюсть) в голову, сейчас лежал на палубе без движения. В душе Масао желание поскорее ринуться в бой боролось с чувством долга, которое нашептывало ему, что сначала надо предупредить об опасности машинную команду, состоящую наполовину из японцев. Победил здравый смысл, вдвоем с катанами и вакидзаси против нескольких револьверов — это может удасться только великим мастерам из старых легенд. Масао, дернув за рукав последнего из дееспособных членов клуба, нырнул в люк и понесся в машинное отделение по крутым трапам и запутанным коридорам. Там он надеялся подготовить теплую встречу северным дьяволам, а если не останется другого выхода, то оттуда можно и утопить крейсер через кингстоны. Тоже выход, достойный самурая.

Бежавший к рубке во глава высадившегося на носу отряда Балк мысленно крыл себя на все лады. "Идиот, мальчишка, разгильдяй! Чего было выпендриваться-то? Ну ладно, с казаками проверял, как тело усвоило рефлексы, быстроту реакции и растяжку, что за десять дней тренировок удалось наработать. Но чего было голой пяткой на шашку-то лезть, пусть и бамбуковую? Три раза мог этого самурая пристрелить. Зачем рисковать? А если бы он не так сильно удивился? Или сработай у него рефлексы? Хромал бы сейчас на сломанной в колене ноге. Надо все же не поддаваться на порывы старины Балка и действовать не по велению его гормонов, а своего стариковского мозга".

Штурма рубки не получилось из-за отсутствия сопротивления. В рубке Балк предоставил Нироду объяснять суть текущего исторического момента обалдевшим британцам и итальянцам. Пусть граф со своим британским произношением и громким титулом нагоняет страх на европейцев, а у него есть дела поважнее. По словам Боссета, в машинном отделении сейчас на вахте были около двадцати японцев и с полтора десятка "рагацци"[46] в придачу. Плюс еще более двадцати японцев были на отдыхе. Из них восемь уже нейтрализованы на баке. По докладу казака Михаила Красного убито двое — "у кого-то из матросиков наган вскинулся, непривычные оне", ранено, преимущественно в ноги, — "как приказывали, ваше благородие, казак не промахнется", пятеро, оглушен и связан один, — "ловко вы его как, ногой да по башке". Но вот сбежавшая парочка сейчас уже наверняка добралась до машинного, а это минус. Теперь там придется преодолевать организованное сопротивление. А что у нас в плюсе? Из трех дюжин сорвиголов живы, на борту и готовы к бою тридцать два. Один на борту, но способен только нагонять на тех, кто в рубке, страх своими стонами и зубовным скрежетом. Блин, ну кто мог подумать, что можно нарваться на десяток мечников при абордаже крейсера в начале XX-го века? Да по идее вообще сопротивления быть не должно, а вот поди же ты… Да еще и каких мечников, одним ударов бамбуковой палки сломать плечо казаку, который с дества приучен уклоняться от сабельных ударов! Тут, пожалуй, урядник нервно курит в углу, да и мне слабо… Еще один при приземлении сломал руку, тоже посидит в рубке. Прокачав ситуацию, пока Нирод подробно и в красивых выражениях описывал британцу, кто они, и зачем заглянули на огонек, и послушав, как азартно и яростно отбрехивается от него Боссет, Балк взял инициативу в переговорах.

— Сэр Боссет, вопрос о правомочности захвата перегоняемых вами японских крейсеров будут решать наши командиры. А нам сейчас надо озаботится тем, чтобы эти крейсера не взорвали.

— А зачем их кому-то взрывать? И вообще, они не японские еще, и перегоняли мы их под британским флагом, и ваши пиратские действия…

— Стоп. Все ваши истории о неприкосновенности британского флага будет рассказывать потом, во Владивостоке, на суде. Если захотите, конечно. Сейчас скажите, вы хоть немного с кодексом поведения самураев знакомы?

— Нет, зачем мне это? Я только перегоняю в Японию крейсер, а их философия мне не интересна. А к чему вы вообще…

— А к тому, что если для нас с вами самоубийство — это высший грех, то для тех, кто у вас сейчас распоряжается в машинном отделении, самоубийство при невозможности выполнить свой долг — это самый логичный выход. А если при этом удастся прихватить с собой пару врагов, то это вообще высшая доблесть. Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись… Так что я бы на вашем месте приказал вашим итальянским матросам проводить моих людей к погребам боезапаса. Там необходимо выставить вооруженные караулы, а сами мы можем просто не успеть найти их быстрее японцев.

— Почему вы распоряжаетесь на моем корабле?

— Чарльз, вы хотите пережить ваше увлекательное путешествие или предпочитаете взлететь на воздух вместе с кораблем непонятно за что? Поймите, сейчас я вам могу гарантировать только одно — в Японию этот корабль не прийдет. Никогда. Ну не судьба ему походить под японск<


Поделиться с друзьями:

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Семя – орган полового размножения и расселения растений: наружи у семян имеется плотный покров – кожура...

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...

Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.079 с.