Про шлепки, битьё и адаптацию

 

 

Представьте себе ситуацию: 200 лет назад, деревня, хозяйка готовит ужин. Приходит её четырёхлетний сын и начинает канючить: «Хочу сла‑а‑аденького! Дайте мё‑о‑оду! Дайте! Дайте! Хочу‑у‑у...» А у матери ужин не готов, свиньи не кормлены, корова не доена и времени на то, чтобы сказать «нет», а потом держать ребёнка в своих руках, чтобы он выплакался и смирился, нет и быть не может. И мать, как до неё это делали поколения женщин в её культуре, решает слегка ускорить процесс. Ребёнок получает по попе, плачет от невозможности изменить ситуацию и в итоге смиряется.

Три‑четыре повторения такой ситуации ‑ нытья, шлепка и слёз тщетности,

‑ и малыш понимает, что он вообще‑то может прекрасно обойтись и без сладкого перед ужином. Нет никакой угрозы его существованию. Так рождается психологическая адаптируемость.

В традиционных культурах шлепки служили не для установления дисциплины, а именно для того, чтобы облегчить ребёнку процесс перехода от злости к слезам. И взрослые понимали, что если слёз после шлепка нет, то проблемы с этим ребёнком обеспечены.

Прежде, чем начать пропагандировать шлепки, вспомните, в какой культурной среде рос вышеописанный ребёнок. Он с рождения знал всех, кто о нём заботится, постоянно жил на одном месте, в семье из трёх‑четырёх поколений, вся деревня ‑ соседи, родственники, друзья ‑ была его кругом привязанности. Рядом всегда был взрослый (бабушка, тётя), в руках которого можно было найти утешение. Проблем с привязанностью к родителям у ребёнка не было, потому что весь культурный уклад способствовал её укреплению.

Как мы всерьёз можем пропагандировать физические наказания сейчас, в условиях современного образа жизни? Наши дети растут в постоянно изменяющемся мире. Мы переезжаем с места на место, мы перебрасываем ребёнка от подруги в школу раннего развития, в садик, к бабушке. У него нет возможности ни к кому и ни к чему толком привязаться. Часто родители ‑ единственные взрослые, к которым привязан ребёнок.

(Да, я сама до сих пор могу в сердцах треснуть кого‑нибудь из своих тапком по заднице, но мне не придёт в голову гордиться таким поведением как «методом воспитания», а тем более пропагандировать его).

Родители повторяют знакомые им с детства и проверенные поколениями практики взращивания детей, не понимая, что они годились для того образа жизни, а в нынешних условиях эффект от таких практик прямо противоположный. Родители начинают избивать детей, использовать физические наказания в качестве дисциплинарной меры, чтобы изменить поведение. В результате в условиях итак ослабленных привязанностей ребёнок возводит вокруг своего внутреннего «я» всё более высокие стены защиты от уязвимости, что делает переход от злости к скорби вообще невозможным. Растёт поколение детей, не способных плакать.

Общий вывод такой: можно и шлёпнуть, если это поможет вашему ребёнку перейти от злости к слезам тщетности и, в дальнейшем, к адаптации; и если он комфортно себя чувствует, плача в ваших руках. Но лучше всё‑таки обозначить невозможность изменений и держать в руках, пока не выплачется.

«Держать в руках» не обязательно физически; имеется в виду необходимость постоянно подчёркивать, что вы рядом и сочувствуете ему, хотя и не можете изменить ситуацию. Однако часто физическое держание в руках просто безопаснее и для ребёнка, и для окружающих.

Если ребёнок хорошо к вам привязан, то при опасностях, огорчениях и обидах вы ‑ первый человек, к которому он приходит жаловаться и утешаться.

Когда развитие идёт по плану, задуманному природой, то к семи годам ребёнок уже в состоянии психологически приспосабливаться к невозможности изменений, а также более‑менее регулировать вспышки агрессии при помощи смешивания чувств.

 

 

Противление

 

 

Лирическое отступление N 1.   «Ян, надо разобраться с посудой!» ‑ «Хорошо, мама».

По дороге на кухню перехватываю: «Янка, не забудь про посуду!» ‑ «Ну, мама! Зачем ты напомнила! Теперь я не хочу это делать!»

Лирическое отступление N 2.   «Дети, сегодня вам надо лечь спать пораньше, потому что мне надо поработать!» (Будьте уверены: проблемы с укладыванием спать обычно послушных детей вам обеспечены).

Лирическое отступление N 3.   После уютно проведённого времени, обниманий и целований: «Доченька, смотри, какое яркое солнышко на улице!» ‑ (хмурясь) «Ничего оно не яркое!»

Лирическое отступление N 4.   Вы стоите в очереди, и кто‑то нетерпеливый начинает подталкивать вас в спину. Вы не благодарите толкающего («спасибо, я как раз двигаюсь в этом направлении!»), вы моментально, не раздумывая, начинаете сопротивляться и толкать в ответ.

Итак, речь идёт о противлении. Впервые термин «Der Gegenwille», который я перевожу как «противление» (встречала вариант перевода «контр‑воля»), был введён в употребление немецким психоаналитиком Отто Ранком около 100 лет назад. В английский язык слово было привнесено Гордоном Ньюфелдом как калька с немецкого: counterwill.

Противление ‑ это защитная реакция на осознаваемый контроль и принуждение. Противление не является осознанным актом, это инстинктивное поведение, присущее как детям, так и взрослым. Ему не надо учить, и оно не зависит от наследственности.

Дети делают противоположное тому, чего от них ожидают, нарушают правила, не слушаются и игнорируют, упрямятся и перечат, озабочиваются табу и запретными темами, упрямятся, задираются, скандалят, дерзят и не поддаются попыткам контроля.

Почему они себя так ведут?

Лирическое отступление N 5. Вы сидите в вашем любимом ресторане, с вашим любимым человеком. Еда прекрасна, обстановка располагает к задушевной беседе. Вы находитесь именно в том времени и в том месте, где только и мечтали быть ‑ и вдруг... Вы слышите шёпот официантов: «Что‑то случилось. Все двери закрыты. Мы не можем выйти наружу». Вы всё ещё находитесь именно там, где хотели, и ещё секунду назад мечтали, чтобы этот миг длился вечно. Но теперь, когда вы ВЫНУЖДЕНЫ тут находиться, все ваши мысли будут о том, как выбраться наружу.

Мы все от природы склонны сопротивляться и перечить, когда чувствуем давление или излишний контроль. Эта реакция нормальна и в определённых обстоятельствах полезна, но её проявления и результаты могут быть вызывающими, тревожащими и сильно осложняющими жизнь родителей и учителей. Формы проявления противления различны: негативизм, непослушание, бунтарство, пассивность, неподчинение, неуважение, несогласие, воинственность, неисправимость и даже антисоциальные намерения и действия ‑ всё зависит от возраста и личности ребёнка. Он не ведёт себя так вам назло, это инстинктивное поведение, реакция ребёнка на то, что, как ему кажется, им помыкают.

Связь между инстинктом противления и инстинктом привязанности.

Мы помним, что ребёнка, у которого сильная привязанность к нам, очень легко растить, и противления в наших отношениях в идеале быть не должно. Откуда же оно берётся?

Инстинкт противления призван выполнять две очень важные функции:

‑ первая ‑ защищать основные работающие привязанности ребёнка от внешних влияний и указаний;

‑ вторая ‑ отстранять волю других для того, чтобы дать место проявлению своей собственной воли. (Последнее возможно только при условии «насыщения» ребёнка привязанностью).

Итак, во‑первых, инстинкт противления защищает ребёнка от влияния взрослых, к которым он не привязан. Это изначальный смысл противления. Для ребёнка противоестественно слушаться чужих взрослых.

Вторая функция ‑ это самое прекрасное проявление инстинкта противления. Когда ребёнок насыщен близостью и контактом со взрослым, к которому он привязан, он начинает отрицать волю взрослого, чтобы познать свою собственную волю, чтобы стать самим собой.

Первые признаки «противления от насыщения» начинают проявляться где‑то в полтора года, когда ребёнок начинает отделять себя и свои желания от желаний близкого взрослого и обнаруживает слово «нет». Голод привязанности, как и обычный голод, можно удовлетворить на некоторое время. Если ребёнок наполнен контактом и близостью через край, то у него есть некоторое время (полчаса, два часа, полдня), прежде чем он снова почувствует голод. На пике насыщения привязанностью ребёнок освобождается от вечного преследования привязанности и противление усиливается. Оно проходит, когда ребёнок снова начинает чувствовать голод по привязанности.