Красота человеческого лица и тела

Бодрость, жизнелюбие и сила, хорошие пропорции тела, гладкая и должным образом пигментированная, но не слишком темная кожа – это основа физической красоты для туземцев. На всех этапах деревенской жизни я видел, какое восхищение вызывают грациозные, ловкие и уравновешенные люди. Такое же заключение можно индуктивно вывести из всего, что здесь будет говориться о тробрианских канонах совершенной формы и цвета, о телесном запахе, качестве голоса и изяществе движений.

Поскольку туземцы имеют полное представление о телах друг друга, для них не существует никакого искусственного барьера в эстетическом интересе к телу, и нет таких элементов эротической привлекательности, которые базировались бы на ложных представлениях, делающих нашу нарядную европейскую одежду орудием искусственной скромности, равно как и скрытой приманкой, так что суждение об эротических ценностях у нас затруднено и запутано, оно базируется на моде в одежде не меньше, чем на оценке физической красоты. При том, что троб‑рианцы имеют здесь преимущество над нами, примечательно, что главный эротический интерес у них сосредоточен на голове и лице. В формулах магии красоты, в лексике, связанной с человеческой привлекательностью, равно как и в арсенале украшений и убранства, человеческое лицо – глаза, рот, нос, зубы и волосы – держит приоритет. Следует отметить, что важную роль в магии голова играет как объект восхищения, а не как средоточие эротических эмоций, поскольку последние помещаются в нижней части живота. Что касается остальных частей тела, то, наряду с цветом и качеством кожи, у женщины наиболее важны груди, у мужчины ‑ размеры тела и его сложение. В одних магических формулах помимо деталей лица и головы перечисляются все конечности и части туловища. Однако в других упоминаются только первые. Очертания лица очень важны: оно должно быть полным и округлым. Выражения: imiliyapila (как полная луна), imilibwata (как круглая луна), kalububovatu (его округлость) часто появляются в магических формулах. Лоб должен быть небольшим и гладким. Слово talisalisa (разглаживать) повторяется в заклинаниях красоты. Полные щеки, не слишком выступающий и не слишком маленький подбородок, полное отсутствие волос на лице, при том, что на голове волосы основательно спускаются на лоб, – все это desiderata красоты. Для лица косметика применяется в большей степени, чем для других частей тела. Раскраска лица (sobd) производится с использованием черного, красного и белого цветов (илл. 76). Для получения красного цвета применяется или смесь бетелевого ореха и извести, или красная охра. Прежде для получения белого цвета использовались определенные виды глины, иногда в смешении с измельченными кораллами, но в наши дни их место заняли европейские свинцовые белила, хотя красный цвет все еще получают с помощью местных красителей.

Черная краска может быть получена или просто из обугленного кокосового волокна, или из какого‑то другого вида древесного угля, или даже посредством его смешения с ароматическим маслом, изготовленным путем нарезания ароматической древесины на мелкие кусочки и проваривания ее в кокосовом масле. Дерево, которому при этом отдают предпочтение, называется sayaku и, полагаю, представляет собой сандаловую древесину, привезенную с восточных островов (Вуд‑ларка и Маршалла Беннета). Сходная, хотя и менее ценимая древесина ‑ kadikoko ‑ имеется на Тробрианах и может использоваться в тех же целях. Такую сильно пахнущую смесь держат в сосудах из‑под кокосового масла и используют для нанесения тонких линий на лицо. Туземцы проводят четкое различие между декоративной окраской (sobd), усиливающей их красоту, и покрыванием себя густым слоем сажи (koulo) с целью уничтожить всю их привлекательность в знак траура.

Обозначив общие признаки красивого лица, перейдем теперь к деталям. Глаза, как мы знаем, понимаются туземцами как ворота эротического желания (гл. VII, разд. 1); но и сами по себе они – предмет эротического интереса. Выкусывание ресниц – обычай mitakuku, как его называют – играет важную роль в любовных отношениях. Выражение agu mitakuku («мои откушенные ресницы») – это термин, характеризующий нежные отношения. Глаза часто упоминаются в магии красоты: mitayari (сияющие глаза), mitubwoyili (восхитительные глаза), mitapwa'i (яркие глаза). Глаза должны быть сияющими, но небольшими. На этот счет туземцы высказываются вполне определенно. Большие глаза – риупа‑риупа – уродливы. Никакого особого ухода за глазами с целью придать им красоту не существует, исключая, разумеется, выбривание бровей, что, наряду с выкусыванием ресниц, оставляет глаза странно голыми (на вкус европейца). Нет и какой‑то особой магии, нацеленной на придание им блеска или других достоинств.

Вслед за глазами, возможно, наиболее важная часть лица – это рот. Он играет заметную роль в любовных отношениях, и его красота высоко ценится в туземной эстетике. Он должен быть очень пухлым, но ярко очерченным. Выступающие губы (ka'uvala'u wadold) считаются столь же непривлекательными, как и сжатые или тонкие губы (kaywoya wadola). Очень некрасива, как мне говорили, отвислая нижняя губа. Существует специальная магия красоты, связанная со ртом. Это – магия talo, красной краски из бетелевого ореха, которую используют для окрашивания губ в красный цвет.

Нос должен быть мясистым и чувственным, но не слишком большим. Такой нос, который туземцы называют kapatata – т. е. длинный, узкий и острый, короче ‑ орлиный, ‑ считается уродливым. Красивый нос называется kabulitoto (стоячий нос), так как слишком плоский нос тоже является серьезным недостатком, и страдающие им мужчины и женщины называются tonapa Ч или nanapa'i (в зависимости от пола). Палочка для носа обычно рассматривается как эстетически совершенно необходимая, но теперь она постепенно выходит из моды, и никакой магии, связанной с этим украшением или с данным органом, не существует.

Уши должны быть не слишком маленькими и не слишком большими – надежное правило, пригодное для всех частей тела, будь то на Тробрианах или где бы то ни было еще. Уши, которые оттопыриваются (tiginaya), ‑ ясное дело, уродливы. Каждое ухо должно быть проткнуто в мочке и украшено серьгами. Отверстие проделывают в раннем детстве, за счет наложения вырезанного из черепахового панциря разомкнутого ободка с заостренными концами, – с тем, чтобы эти острия постепенно проложили себе путь сквозь хрящ. Появившаяся в результате маленькая дырочка затем постепенно расширяется, пока в мочке не образуется основательное отверстие с висящим ободком. В него вставляют серьги из черепахового панциря и другие украшения, в особенности красные диски, сделанные из двустворчатой раковины. Такие манипуляции с ухом являются de rigueur [84], в противном случае о мужчине или женщине будут говорить, что у них tegibwalodila (уши, как у кустарниковой свиньи).

Зубы – чтобы быть действительно привлекательными – должны быть зачернены (kudubwa'u, буквально‑ «черные зубы»; gigiremutu – выражение, означающее процесс чернения). Такое зачернение делается с помощью кусочка корня, принадлежащего особой разновидности мангров; его накладывают на зубы на всю ночь и повторяют эту процедуру в течение длительного времени. Однако большинство тробрианцев не чернят свои зубы.

Волосы, когда они растут там, где надо, считаются большим достоинством, однако, как мы знаем, им нельзя давать расти нигде, кроме головы. Брови выбриваются, бороде не позволяют отрастать (исключение составляют старики, «которые не хотят уже иметь никаких дел с женщинами»). Волосы никогда не вырывают, их всегда сбривают: в прежние дни – используя обсидиан, сейчас – с помощью бутылочного стекла. Когда волосы на голове очень густые, тогда ими восхищаются и дают отрасти пышной копной, в которой почти все волосы стоят торчком, что весьма характерно для Меланезии.

Туземцы различают черные, светлые и седые волосы (yab‑wabwa'u, yadidaydaya и yasoso'u). Альбиноса называют topwaka'u («человек с белыми волосами») или tososo 'и («человек с седыми волосами»). Далее тробрианцы выделяют следующие категории: волосы от прямых до волнистых (yasinare'i или yasisiye'i), курчавые (yasusaybulu), густые и лохматые (yamtumwatu), спутанные и почти свалявшиеся (yakulupaki или yatutuya). Две средние категории считаются красивыми, а прямые/волнистые и свалявшиеся – нет. Что касается их подстригания и причесывания, то настоящая типично меланезийская копна волос (gugwapo 'и) – это излюбленный фасон. Если волосы состригают по бокам и сзади, оставляя длинными на макушке, что придает голове продолговатую цилиндрическую форму, то это называется ЪоЪоЪи. Порой, когда мужчина выходит из траура, его волосам дают отрасти по центру головы, тогда как по краям продолжают сбривать; это называется takwadoya. Короткие волосы, отросшие после траура, называются sayva 'и. Персоны высокого ранга, носящие траур, имеют привилегию оставлять волосы на затылке, у задней части шеи (илл. 25). Эти волосы отрастают в длинные пряди, которые иногда заплетают в косы и называют saysuya (буквально – «локоны»).

Волосы на теле (ипи 'ипи – слово, применяемое также к волоскам на поверхности клубней ямса, на обратной стороне листьев и т. д.) тробрианцы воспринимают как уродство и постоянно сбривают. Люди, покрытые ипи 'ипи, появляются только в мифах и волшебных сказках – для туземцев это гротескная и в то же время порочащая характерная особенность. Уход за волосами играет огромную роль в туалете туземца. Стрижка происходит с помощью заостренной двустворчатой раковины (kanikii), а волосы срезают пучками на подставленную деревяшку. Расчесывают волосы или чешут голову длиннозубым деревянным гребнем (sinatd), и над ним же осуществляется один из наиболее важных обрядов магии красоты. Мы видели, что расчесывание волос (pulupulu, waypulu или waynoku) является центральной частью некоторых празднеств (kayasa), которые действительно организуют исключительно для демонстрации красоты волос. Ногти обрезают и подравнивают с помощью заостренных двустворчатых раковин.

Стройный, хорошо сложенный мужчина высокого роста вызывает восхищение. Kaysaki (подобный «быстрому длинному каноэ»), kuytulo (подобный «округлому стволу дерева») – это два термина, означающие похвалу, причем последний из них показывает, что истощенность не считается ценным качеством. Kaylobu – красиво украшенный, нарядный – выражает ту же мысль. Все три слова встречаются в горестном плаче вдовы по своему молодому мужу.

Для женщины желательным считается стройное тело без чрезмерно большого живота. Kaygumita (стройная), nasasaka (с маленьким животом) – это хвалебные слова. Napopoma (живот как горшок), nasoka (с телом как у рыбы‑шара) ‑ напротив, выражают неодобрение. Женские груди имеют особое значение. Одно и то же слово пипи используется для обозначения женской груди, сосков мужчины и женщины, центральной части мужской груди, а также молока. Существует ряд как метафорических, так и специальных выражений дляобозначения эстетически привлекательного облика женской груди. Nutaviya (подобная taviya – небольшому круглому плоду) подразумевает полную, круглую, крепкую фактуру; тот жесмысл имеет и слово nupiyakwa, этимологию которого мне не удалось выяснить. Nupipisiga или nupisiga применяется по отношению к маленьким неразвитым девичьим грудям, считающимся менее привлекательными, по сравнению с первой категорией. Для отвислых грудейиспользуется слово nusawewo, состоящее из специфического префикса пи и термина sawewo – «свисать безвольно вниз», как, например, свисает спелый плод. Другое подходящее сравнение заключено в слове nukaybwibwi, в котором длинные, тонкие, вислые груди уподобляются воздушным корням пандануса. Груди, сморщенные и отвисшие с возрастом, называются pwanunu (где префикс pwa означает изнашивание, пипи – специфическое существительное). Значение этого слова расширилось, и оно стало применяться к морщинистой коже вообще.

Крепкие, хорошо развитые груди женщины являются предметом восхищения. Юные девушки массируют (i'uwoli) свои груди, которые в этом случае можно называть пи 'ulawolu (буквально – массируемые груди). Если какой‑нибудь любовник предпочитает, чтобы у его девушки грудь была небольшой, он говорит: «Yoku tage kuwoli nunum; kwunupisiga» («Ты не массируй свои груди; оставайся с девичьими грудями»). Возвращаясь к пониманию физической красоты в целом, отметим, что, как уже было сказано, гладкость кожи и насыщенный коричневый цвет пользуются большим успехом. В магических формулах в этой связи часто упоминаются гладкие предметы с приятной наощупь поверхностью: рыба без чешуи, деревья с гладкой корой, гладкие округлые раковины. Что же касается цвета, то темно‑коричневый является, несомненно, недостатком. В магии мытья и в других формулах красоты кожа, которую желают для себя туземцы, сравнивается с белыми цветами, лунным светом и утренней звездой. Магия беременности уже дала нам пример такого представления о телесном совершенстве. Но недостаточная пигментация никого не восхищает, и блеклый, бледный желтовато‑коричневый цвет, который порой встречается здесь, так же неприятен тробрианцу, как и европейцу. Альбиносы с их светло‑желтыми волосами и длинным золотистым пушком на теле, с их огромными веснушками, как если бы они были забрызганы чем‑то грязным и коричневым, производят одинаково отталкивающее впечатление на европейца и туземца (илл. 38).

Уход за телом

Основная забота о теле – обеспечение его чистоты. Туземцы крайне чувствительны к запаху и к телесной грязи. Kakaya (купание или мытье всего тела с обильным количеством воды) является первым актом любого ритуального обряжания и часто происходит в другие моменты жизни. Туземцы часто полощут руки и умывают лица; такое минимальное омовение называется wini. За мытьем, предшествующим торжественному надеванию праздничного убранства, всегда следует умащение (putuma) кокосовым маслом, которое придает коже красивый блеск, а кроме того, является сильным и стойким дезодорантом. Если есть возможность, то к маслу добавляют что‑нибудь ароматное: цветок пандануса (gayewd), душистые цветки butia и другие благоуханные цветы и травы, соответствующие сезону; используют и уже упоминавшуюся душистую краску (sayaku).

Высушенные и отбеленные листья – материал для одежды туземцев, при этом мужчины используют панданус (или же – для одеяний более высокого качества – арековую пальму), а женщины – банановые листья (см. илл. 69). Их одежда – самая минимальная, особенно у мужчин, которые носят одну лишь набедренную повязку. Это узкая полоска, прикрывающая интимные зоны – нижнюю часть живота и зад до первых поясничных позвонков. Полоска эта спереди и сзади прикрепляется к поясу. Обычно поверх такого поддерживающего пояса мужчина надевает другой, разукрашенный, пояс, изготовленный порой из ценного материала. Набедренная повязка подгоняется очень тщательно, так, чтобы определенная зона, которая должна быть спрятана по соображениям скромности, всегда оставалась точно и тщательно прикрытой. Мужчины очень редко снимают свою набедренную повязку, делая исключение только для интимной обстановки своего ночлега. Повязка снимается также во время рыбной ловли или купания с другими мужчинами. Слово yavi (набедренная повязка из листа) требует тех суффиксальных притяжательных местоимений, которые обычно используются только с частями человеческого тела (yavigu – мой лист; yavim – твой лист; yavila – его лист, и т. д.). Здесь в грамматической форме выражена тесная связь данной детали одежды с мужским телом.

Женщины носят юбки, сделанные из узких полосок растительных волокон, различным образом изготовленных и окрашенных. Полное описание всего того, что связано с тробрианскими «моделями одежды» и с женской психологией в этой вечно важной сфере, могло бы вылиться в многотомную диссертацию. Если же сказать коротко, женщины носят нижнюю юбку и верхнюю юбку. Дома и в окружении близких друзей, а также на работе верхняя юбка снимается, и остается только нижняя юбка (см. илл. 9, 18, 21). Она обычно потрепанная и всегда короткая, но тем не менее отвечает всем требованиям скромности. Верхние юбки – широкие и иногда очень плотные. В обычные сезоны и для обычных целейих не окрашивают искусственным образом, и они демонстрируют лишь свой естественный густой золотисто‑серебряный цвет высушенных листьев кокосовой пальмы или банана. Во время траура и в период менструаций носят несколько более длинные юбки. Для купания или на время дождя кокосовое волокно предпочитается всем прочим материалам. Самое большое разнообразие цвета и формы наблюдается в нарядных юбках, которые носят во время сбора урожая и на празднествах (илл. 13, 61, 69). Эти юбки представляют яркие комбинации цвета, все виды доступных материалов и большую изобретательность в покрое. Слово для обозначения этого предмета женской одежды – doba; оно используется с аффиксами самой близкой степени обладания. В своей составной форме оно меняет некоторые из своих гласных, например, dabegu (моя юбка), dabem, dabela и т. д.

Наиболее важные украшения уже были походя упомянуты. Туземцы украшают себя венками душистых цветов; вставляют цветы, в особенности красный гибискус, себе в волосы, а души‑ стые травы или длинные листья и узкие ленты – в свои браслеты. Носят ожерелья из раковин и семян диких бананов, а также браслеты на руках выше локтя. Все мужчины и женщины носят серьги и пояса. Тело, в отличие от лица, раскрашивают очень редко, и не видно даже никаких татуировок.

Мне говорили, что девушкам во время их первой менструации наносят татуировку вокруг вагины. Такая татуировка называется ki'uki'u и делается, если верить моим информаторам, по эстетическим соображениям. Кроме того, мужчины и женщины для красоты выжигают отметины на предплечье.

Следует упомянуть еще один элемент личной привлекательности: голос. Хороший певец уступает в славе только хорошему танцору. Сила красивого голоса известна, и ее превозносят повсеместно; приводится много примеров обольщения посредством пения. Возможно, наиболее знаменит голос Мокадайю, успех которого у прекрасного пола достиг своей кульминации в инцестуальной связи с собственной сестрой – одной из самых красивых девушек деревни[85].

В качестве фона к тробрианским представлениям о красоте было бы интересно послушать мнение туземцев о других расовых типах. Хотя все другие туземцы рассматриваются как менее привлекательные вообще – по сравнению с соплеменниками, среди чужих проводят различия в степени некрасивости. Чисто папуасский тип с Папуасского залива и с северного берега, тип, который сейчас нередко можно видеть на Тробрианах наряду с белыми людьми, несомненно, рассматривается как наименее привлекательный. Некрасивость папуасов относят главным образом на счет их темной кожи: она действительно значительно темнее, чем у тробрианцев, и имеет характерный шоколадный оттенок. Их ярко выраженные курчавые волосы и необычная манера заплетать их в косы и в виде бахромы также воспринимаются как очень некрасивые. Неприятны, кроме того, их выступающие тонкие губы и большие орлиные, почти еврейские носы на длинном узком лице. Эти критические замечания были мне изложены по случаю нескольких танцев, исполненных туземцами Папуасского залива, которые работали на одной из плантаций. Их танец вызывал искреннее восхищение, чего не скажешь об их внешнем виде.

Добуанцы, со своей темной кожей, коренастым сложением и короткими шеями, нередко вызывают смех у тробрианцев. Аборигены более отдаленных восточных архипелагов – южные массим – получают намного более высокую оценку своей красоты. Несмотря на то, что эти чужаки территориально отстоят от местных жителей дальше, чем добуанцы, наши туземцы ясно понимают, что в расовом отношении они близки, и говорят: «Они – как мы, выглядят красиво».

Европейцы, как откровенно признаются туземцы, некрасивы. Прямые волосы, «обвивающие головы женщин, как нити и» (грубое волокно пандануса, используемое для изготовления веревок); нос «острый, как лезвие топора»; тонкие губы; большие глаза, «подобные лужам воды»; белая кожа с пятнами, как у альбиносов, – все это туземцы называют (и без сомнения ощущают) уродством. Приятно лишь отметить, отдавая должное их хорошим манерам и вежливости, что они сразу же добавляли, что сам этнограф является похвальным исключением из правил. Они всегда мне говорили, что я гораздо больше похож на меланезийца, чем на обычного белого человека. Они даже подкрепляли этот комплимент конкретными фактами: толстые губы, маленькие глаза, отсутствие какой‑либо остроты в контуре носа – все это приписывалось мне как ценные качества. Единственные пункты, в отношении которых они были достаточно благоразумны и честны, чтобы не делать мне комплиментов, были мой лоб и волосы. Боюсь, однако, что в данном случае тробрианцы проявили больше вежливости, нежели правдивости; кроме того, следует помнить, что похвала в адрес кого‑либо всегда, по обычаю, вознаграждается соответствующим даром в виде табака или бетелевого ореха, которые в большей степени, чем эстетические взгляды, могут стать стимулом к комплиментам (см., однако, илл. 68).

Итак, ясно, что тробрианцы предпочитают свой собственный расовый тип и что это не просто проявление местного самодовольства, так как обыкновенно они проводят различия между разными типами и отзываются о них с похвалой, когда на то есть основания. Так, южных массим они считают ровней и даже готовы признать, что восточная часть северных массим – туземцы острова Вудларка и группы островов Маршалла Беннета – превосходят их в отношении внешних данных. Могу добавить, что вначале я, как и все чужаки, воспринимал по большей части общий тип, а не индивидуальные различия местного населения. Но по мере привыкания я тоже стал ощущать, что слишком темная или слишком желтая кожа, слишком прямые или слишком курчавые волосы, рот, тонкий, как у европейца, или же орлиный нос – все это черты, некрасивые в меланезийце. Одновременно я научился оценивать красоту в рамках данного расового типа и de facto всегда более или менее знал, кто привлекателен для ту‑ земцев, а кто – нет. Даже искусственные ухищрения – блестящие черные зубы за толстыми ярко‑красными губами, изящные трехцветные спирали на лице, пламенеющие цветы гибискуса в густой черной шевелюре, золотисто‑коричневая кожа, смазанная кокосовым маслом, – перестали производить на меня впечатление всего лишь гротескного маскарада, и я стал видеть в них средство придать дополнительную красоту.

В конце концов требуется же от нас какое‑то время, чтобы привыкнуть к меняющимся модам нашей собственной расы и обнаружить красоту там, где первоначально мы были не в состоянии увидеть ничего, кроме карикатуры. Я все еще помню чувство легкого удивления по поводу той формулы красоты, с которой старый вождь То'улува начал наш первый разговор на эту тему:

«Migila bubowatu; matala kuvikekita;

Лицо его (ее) округлое; глаз его (ее) маленький;

kabulula kaykekita; kudula sene

нос его (ее) маленький; зуб его (ее) очень

kobwabwa 'и; kulula sene kobubowatu».

зачерненный; волосы его (ее) очень закругленные».

Это выразительное высказывание кратко обобщает результаты нашего исследования и дает приблизительный стандарт красоты. В нем присутствует сочетание культурных ценностей с биологическими импульсами и расовыми предпочтениями. Этот взгляд на вещи может быть понят и европейцем – если он может сохранять в себе чувство человеческой или биологической солидарности, перекрывающей расрвые и культурные различия, и достаточную ментальную гибкость, чтобы полностью усвоить культурные и эстетические стандарты другого народа.

Развитие любовного романа

Чтобы понять, как воздействует на туземца личное очарование, было бы полезно представить типично тробрианскую любовную историю на фоне западного любовного романа. Любовь обрушивается на них – как и на нас – вследствие первого потрясения, вызванного красотой и обаянием личности; но различия в традициях и культуре приводят в дальнейшем к несхожим результатам. Изначальные препятствия, мешающие быстрому сексуальному сближению двух любящих людей, те препятствия, которые так свойственны всем более высоким цивилизациям, наделяют для нас любимого человека неисчислимыми достоинствами и окружают его или ее ореолом священной и непостижимой притягательности. В мужчинах, творческое воображение которых развито больше, чем их практическое ощущение реальности, такого рода страстные увлечения могут породить всего лишь романтическую мечтательность и чрезмерную робость, а могут – такие излияния чувств, какие мы находим в Vita Nuova или сонетах Петрарки. И это робкое эгоцентричное обожание, и это крайнее творческое превознесение вечно женственного на‑ чала – Беатриче или Гретхен, доводящие мужчину до ощущения божественного присутствия представляют собой реальный тип западной любовной истории, ставший эталонным для величайших произведений искусства, но характерный также и для многих других произведений, не наделенных такой силой самовыражения. Противоположную реакцию на то же самое искусственное культивирование тайны и, как следствие, идеализацию женщины можно видеть в поношениях и обвинениях, исходящих от Шопенгауэра и Ницше.

Человек с улицы, испытывающий то же самое потрясение, не пишет сонетов, но тем не менее окружает объект своего сильного чувства экзальтацией и поклонением, хотя и более сдержанными. В то же время его эмоции находят практический выход, и он ищет всякую возможность для более близкого знакомства. Если симпатия созревает во взаимную любовь, дела идут своим традиционным путем: ухаживание, помолвка и брак. Естественная страсть может довести мужчину и женщину до финальной фазы вопреки всем социальным и моральным правилам, но справедливо будет сказать тем не менее, что мужчин и женщин, принадлежащих к нашей культуре, настоящая любовь ведет не к непосредственному удовлетворению сексуальной потребности, а к постепенному подмешиванию чувственных элементов к общему духовному влечению. Личная близость в полноценной совместной жизни, санкционированной законом, явялется конечной целью нашей романтической идеологии, всё же остальное, включая сексуальные отношения, следует за этим как нечто молчаливо подразумеваемое.

Обратимся к среднему меланезийскому юноше, который увлекся девушкой, недоступной ему в силу родственных табу, общественного положения или слишком большой разницы во внешних данных. В этом юноше первое впечатление также вызывает эстетическую и чувственную реакцию, которая преображает вызвавшую ее причину в нечто желанное, ценное и заслуживающее всемерных усилий. Но ощущения загадочности, желания поклоняться на расстоянии или просто иметь возможность находиться в присутствии объекта желаний здесь нет. У молодого человека на Тробрианах уже есть обширный опыт сексуального общения с девушками того же типа, что и его новый идеал, и с самого детства в его опыте тесно увязывались притягательность красоты и непосредственные эротические контакты. Ему не нужно спотыкаться о конечное осуществление эротического желания – он делает это немедленно. Все обычаи, установления и правила поведения диктуют простое непосредственное сближение партнеров, как будет видно из последующего изложения.

Любопытная информация, проливающая свет на ухаживание у тробрианцев, содержится в обычаях других меланезийских обществ, где сексуальная свобода гораздо более ограничена, где имеют место постепенность взаимного сближения и некое подобие романтической любви. В ближайшем этнографическом регионе к югу, на о‑вах Амфлетт, и в рядом лежащем регионе, населенном племенем добуанцев, добрачные половые отношения расцениваются как достойные порицания, и обычай там не поощряет ни свободное общение детей в эротических играх, ни беспрепятственные половые сношения парней и девушек, ни институты вроде bukumatula (дом холостяков и девушек). Из своего ограниченного исследовательского опыта на о‑вах Амфлетт я вынес впечатление, что добрачные половые отношения там едва ли вообще существуют, а у добуанцев они значительно более ограничены, чем на Тробрианах. В полном соответствии с этим мы находим ряд установлений, предполагающих длительное ухаживание и свидетельствующих о любви, направленной не на сексуальные отношения. Мне говорили, что в обоих дистриктах бытуют любовные песни и что юноши там ухаживают за девушками, играя на флейтах Пана или на варгане; кроме того, эти парни и девушки участвуют в совместных играх и развлечениях, только чтобы завести знакомство и пообщаться. На поздних стадиях ухаживания и перед браком юноше позволено навещать свою нареченную в доме ее родителей, но речь здесь не идет о сожительстве, и между ними имеют место только разговоры и ласки. Сходная ситация сложилась у западных папуасско‑меланезийских племен, в ряде которых я провел более или менее продолжительные иссле‑ дования. Однако эти материалы я представляю на рассмотрение с осторожностью, и они никоим образом не сравнимы с моими наблюдениями среди тробрианцев. Ведь они полностью основаны на высказываниях, полученных от информаторов ad hoc, а не на том спонтанном материале, который сам идет в руки при долгом пребывании в какой‑либо стране[86].

Однако наш томящийся от любви тробрианец, которого обычай учит быть непосредственным в любовных делах, сразу приступает к проверенным способам сближения.

Простейший из них – непосредственное личное объяснение. Из предыдущих описаний санкционированных нарушений сексуальной нормы мы знаем, что существует много возможностей для юноши проявить свое желание, а для девушки – поощрить его к этому (см. гл. IX). Когда оба из одной деревенской общины, это предельно просто. Когда двое живут в разных деревнях, их сводят вместе праздники; они могут говорить друг с другом и по ходу игр и танцев, будучи в толпе людей, дать себе волю уже на этих предварительных этапах своей любви; кроме того, они могут договориться о будущей встрече. После этого, с помощью ulatile и katuyausi, встречи могут повторяться, или же один из любовников может перебраться в деревню другого. Иной способ – это объяснение через посредника (kaykiwi). К нему прибегают, когда двеобщины далеко отстоят друг от друга, а в силу особенностей сезона личные контакты невозможны. Кого‑либо из общих друзей мужского или женского пола просят выразить восхищение, испытываемое юношей, и условиться о свидании. Привлечь к делу kaykiwi, как правило, нелегко, потому что его неудача, если она станет общеизвестной, вызовет на просителя град насмешек. Если же и объяснение напрямую, и участие kaykiwi по каким‑то причинам невозможны, влюбленный использует наиболее мощное средство ухаживания ‑ магию ‑ как первый шаг своего наступления. В данном случае достаточно сказать, что почти всегда успех в любви приписывается магии, что и мужчины, и женщины глубоко в нее верят и полностью ей доверяют и что по причине такой ее психологической роли она очень эффективна. Но подробное описание любовной магии будет дано в следующей главе.

Таким образом, в тробрианском ухаживании нет окольных путей; не ищут эти люди и полноценных личностных отношений, когда сексуальное обладание становится только следствием их.

Просто и непосредственно просят о встрече, не скрывая намерения получить сексуальное вознаграждение. Если приглашение принимается, то удовлетворение желания молодого человека исключает романтический настрой, стремление к недостижимому и таинственному. Если же приглашение отвергается, то это не составляет особой личной трагедии, так как юноша с детства привык к тому, что его сексуальные импульсы наталкиваются на несговорчивость некоторых девочек, и он знает, что другая любовная связь исцелит такого рода болезнь надежно и быстро.

Примеры стойкой привязанности

Хотя свод общественных законов не способствует романтическим чувствам, романтические элементы и поэтически окрашенная любовная привязанность не вовсе отсутствуют в тробрианском ухаживании и браке. Это станет ясно, если мы рассмотрим три этапа любовной жизни индивида, о которых шла речь в гл. III. Уже в легкой эротической игре детей возникают симпатии и антипатии и заявляют о себе личные предпочтения. Такие ранние улечения, основанные на симпатии, порой захватывают человека довольно сильно. От некоторых моих друзей я узнал, что их браки уходили корнями еще в детскую любовь. Токулубакики и его жена познакомились и понравились друг другу, еще будучи детьми. Тойодала, отчаяние которого я наблюдал после смерти его жены, дружил с ней еще в детстве (см. гл. VI, разд. 4). Сходные выводы можно сделать, наблюдая за детьми и некоторыми фактами их поведения. В скромных масштабах, но они пытаются завоевать, поразить и удержать воображение своих товарищей по играм. Таким образом, даже на данной стадии некоторые элементы романтики уже примешиваются к откровенной сексуальности их игр.

На второй стадии, когда юноши и девушки развлекаются, свободно предаваясь любовных утехам, личные предпочтения выражены даже в большей степени. Они часто меняются, но воображение и чувства молодых людей в каждый данный момент, бесспорно, заняты целиком. Легко услышать, как юноши обсуждают красивых девушек, которыми увлечены. Один юноша расхваливает свою избранницу, тогда как другой оспаривает ее высокие достоинства, и в этом споре находит свое выражение любовное томление каждого.

Что же касается конкретных случаев, то мне было довольно трудно собрать какие‑то подробные сведения как о детях, так и о молодых людях обоего пола. Однако на более поздней стадии, когда увлечение созревает в желание сочетаться браком и когда все воспринимается гораздо более серьезно, у меня несколько раз была возможность наблюдать все собственными глазами. Случай с Мекала'и, юношей, одно время служившим у меня, уже был упомянут (см. гл. ГУ, разд. 2). Он был серьезно влюблен в Боду‑лелу, о которой было известно, что она спит со своим отчимом. Юноша был очень глубоко к ней привязан, и хотя у него не было никаких шансов обладать ею в ближайшем будущем и ему даже не позволялось посещать ее, он месяцами лелеял надежды и строил планы своей конечной победы. Кроме того, он явно был озабочен тем, чтобы появиться перед ней в качестве значимой и влиятельной персоны. Другой юноша, Монакево, имел любовную связь с Дабугерой, которая принадлежала к особам высокого ранга. Он часто горевал о своем низком ранге, который, как он знал, препятствует его браку с ней (см. гл. ГУ, разд.1). Это препятствие он пытался преодолеть личными достижениями. Он хвастался своим прекрасным голосом, своим искусством в танцах, своими многочисленными способностями – которые отчасти действительно имели место – и тем, как Дабугера их ценит. Когда на несколько дней она изменила ему с другим, он был явно подавлен, и при каждом очередном таком случае пытался уговорить меня отплыть с острова и взять его с собой; одновременно он фантазировал, во всех подробностях представляя себе, какое сильное впечатление произведет на Дабугеру столь решительный шаг и какие прекрасные подарки он привезет ей по возвращении.

Имеются, кроме того, зафиксированные случаи, когда мужчина хотел жениться на девушке, и вначале ему это не удавалось, но затем, после долгого периода томления, он добивался своей первоначальной избранницы. У Сайябийи, довольно красивой девушки, был любовник Йалака из той же деревни, за которого она собиралась выйти замуж. Томеда, красивый мужчина из Ка‑сана'и, известный своей силой, высокими урожаями и своим искусством танца, произвел на нее впечатление и в конце концов убедил выйти за него замуж. Во время моего первого визита на Тробрианы я привык часто видеть их обоих; она была одной из по‑настоящему привлекательных женщин, а он – очень хорошим информатором. Когда я вернулся два года спустя, он жил один, так как она возвратилась к своему бывшему возлюбленному и вышла за него замуж (см. гл. V, разд. 1). Причиной, конечно, считали магию, но это было, бес