Глава тринадцатая. Возвращение. Четыре года спустя

 

Невысокие волны с редкими барашками наверху направляли свой бег к желанным берегам Палестины. Темной полоской с зависшим облачком над ней выдавалась далекая суша. Нос толстобокой галеры‑бастарды то приподнимался, то нырял вниз в такт волнам. Сбоку длинный ряд весел размашисто отмерял гребки.

С борта торговой галеры шевалье Гуго де Пейен вглядывался в пугающую синеву, какой славится Средиземное море. Цвет индиго, густой темно‑синий сапфир.

Попутный ветер трепал волосы, хлопал складками одежды и наполнял паруса. Где‑то впереди отстроенная и разросшаяся Яффа готова была принимать корабли. Где‑то впереди были дорогие сердцу святыни и могилы убитых друзей. Там, впереди, лежал целый пласт жизни, яркое пятно, имевшее цель и смысл. Все, что было после него – лишь серые будни, наполненные воспоминаниями, жалкая тень.

На палубе находилось еще несколько путешествующих. Богатый итальянский чиновник с семьей, толстый и очень крикливый, пара монахов и несколько человек без определенного рода и звания. Последние, вероятно, ехали искать новую жизнь, остальные – в паломничество к Гробу Господню.

От надстроенной на корме каюты, пошатываясь и держась за борт, приблизился граф Гуго Шампанский. В отличие от своего блистательного младшего брата Этьена, граф Гуго Шампанский был неловок и сер. Бледнея от накатывавшей тошноты – он совершенно не переносил качку – граф изо всех сил пытался выглядеть энергичным и бодрым. Это давалось ему с натугой, и напускная веселость постоянно отдавала фальшью. К тому же веселиться граф совсем не умел.

– О, Гуго, мой друг, как я рад, наконец, добраться до Палестины! – граф Шампанский обнял за плечо своего вассала. – Сколько горьких слез я пролил, что не присоединился к вам во время похода!

Причину, по которой сюзерен отказался от идеи участвовать в Крестовом походе вместе со своим братом, Гуго де Пейен хорошо знал. Причина была белокурой и голубоглазой, была повенчана с графом законным браком и воспитывала дитя. Вся беда в том, что граф Шампанский не доверял супруге. А чуждые черты, не напоминавшие ни его, ни жену, все яснее прорисовывались на детском лице. Похоже, опасения имели твердую почву, и граф Гуго тяжело страдал. Упустив из‑за слепой ревности возможность прославить свое имя, граф пытался теперь найти забвение в путешествии по Святой земле.

– Да, монсеньор, это были лучшие дни для каждого из нас, несмотря на тяготы и невзгоды. Но в Иерусалимском королевстве есть еще много шансов проявить свое усердие и силы.

– Жаль, что твой Тибо не пожелал стать оруженосцем. Сейчас был бы с тобой. Я научил бы его искусству военного дела.

– Монсеньор, мальчик с юных лет почувствовал призвание к Богу. Он только и мечтает о том, чтобы постричься в монахи.

– Похоже, у него есть пример! – граф Гуго с улыбкой посмотрел на своего тезку. – Сеньор Гуго, а ты еще не раздумал?

Гуго де Пейен стал серьезен и покачал головой. Граф Шампанский вдруг встал на цыпочки и заглянул ему за плечо:

– О, да тут сама прорастает тонзура!

В этот раз шутка была уместной. Годы брали свое, и в густых вьющихся волосам шевалье наметилась едва заметная плешь. Гуго де Пейен улыбнулся, и серьезность момента словно сняло рукой:

– Монсеньор, у меня есть время подумать.

– Бедная мадам Тереза. Остаться одной такой молодой и красивой…

Если бы эту фразу произнес ловелас и повеса граф Этьен де Блуа, то в ней поровну было бы сарказма и дурного намека. Гуго де Пейен посмотрел в глаза господину. Нет, там гуляли только собственные тоска и печаль.

Шевалье Гуго де Пейен возвращался в Иерусалим. Теперь он сопровождал сюзерена, пожелавшего найти лучший удел. Это был хороший союз. Сердце рыцаря рвалось в Палестину, граф Шампанский бежал от себя. И тот и другой искали душевного утешения в Палестинской пустыне.

Через несколько часов очертания Яффы стали хорошо различимы. Шпирон – надводный таран на носу – четко держал прицел на портовую гавань. Светлый камень домов и стен, финиковые пальмы, торговые и военные галеры и повсюду вокруг – крошечными белыми мазками паруса рыбацких лодок. Сердце бешено колотилось.

После нескольких дней морского пути, от Константинополя до Яффы, ноги отвыкли от твердой земли. Чувствовалось, что тебя все качает.

Легко и молчаливо сошли на берег монахи, закинув за плечи вещевые мешки. С криками и возгласами на пирс вывалилось все итальянское семейство, пересчитывая свои тюки. Следом граф Шампанский нетерпеливо сбежал по трапу на берег. Все теперь вызывало в нем детский восторг. И черные, как смола, эфиопы и мавры, и верблюды, и яркие восточные краски, платки и тюрбаны на головах мужчин – буквально все. Он возбужденно и радостно оглядывался вокруг, то и дело, задевая эфес меча ладонью – от Гуго де Пейена не укрылся этот жест. Похоже, в душе граф был готов, что все сарацины набросятся на него, и он тут же совершит подвиг.

Но вместо подвига ждала рутинная разгрузка багажа, поиски повозки и лошадей. Учитывая прошлый опыт, на борт взяли только боевых лошадей – верного Мистраля и коня графа Шампани. Верховых продали в Константинополе, рассчитывая по прибытию купить новых на скотных рынках Яффы или Иерусалима.

Как воронята, набежали чумазые подростки, предлагая донести багаж.

– Эй, сударь, держите карманы, они хуже цыган!

Вечерело, но, как ни рвался граф скорее попасть в Святой город, Гуго его отговорил, посоветовав переночевать в Яффе.

Разговоры в портовой таверне, где они сняли комнату наверху, только подтвердили опасения.

В таверне, в основном, маялись паломники, кто вернулся из Иерусалима и застрял здесь в ожидании кораблей. На правах бывалых путешественников они важно и подробно рассказывали о трудностях и опасностях, подстерегающих на каждом шагу. Еще о том, как пройти к Гробу Господню, как выглядит Храмовая гора и королевский дворец. Где остановиться на ночлег, и по какому курсу сейчас меняют монеты. Гуго де Пейен улыбался в бородку, но сдерживался и скромно молчал. А граф Шампанский с горящими глазами слушал их разговоры, как сказку.

Самые неприятные для бывшего крестоносца ожидания подтвердились. Окрестности до сих пор были полны разбойников и вооруженных мавров. Как ни боролся с ними иерусалимский гарнизон короля, паломники все равно гибли.

Убедиться пришлось довольно скоро. В Иерусалим отправились утром с группой торговцев и паломников, в числе которых была шумная итальянская семья. Лошадей так и не купили – перекупщики заломили двойную цену, поэтому оба Гуго – шевалье и граф – ехали на боевых конях. Слуги шли пешком, а вещи удалось за пару денье пристроить на повозку торговца.

Вместо Эктора у Гуго теперь был новый сквайр. Эктор удачно женился и переехал в небольшой замок, доставшийся с приданым жены. Теперь он и сам готовился принять рыцарский титул. Гуго же взял себе в оруженосцы тихого юношу Ролана родом из Труа. Ролан сразу привлек его тягой к вере. Льняные локоны, веснушки на юном лице и совершенно белые ресницы делали его непохожим на бойца. Зато как пылало его сердце!

Привычно покачивались жесткие травы в гроздьях каких‑то желтых цветов, шустрые ящерицы шарахались от ступней и копыт, а в пронзительно голубом небе покрикивал коршун.

В трех верстах от портовой крепости их догнал отряд из строящегося на Яффской дороге форта – рыцарь и несколько вооруженных слуг. Оказалось, что монахи – те самые, что приплыли на одной с Гуго торговой галере и вышедшие еще вчера, ограблены и убиты, а тела их так и лежат брошенными на дороге.

Рыцарь со своими людьми за несколько монет согласился охранять всю группу до Иерусалима. Даже с такой защитой чувствовались беспокойство и страх. Итальянское семейство, когда разобралось, что произошло, заохало и запричитало. Торговцы даже не изменились в лице – настолько им все было привычно. Граф Гуго держался молодцом, постоянно вертел головой, вглядываясь в кусты и – Гуго де Пейен прекрасно понимал, наверняка мечтал встретить и убить своего первого сарацина.

Сам же шевалье де Пейен, не давая себе отчета, перестроился на Мистрале вперед и ехал чуть сбоку, цепким взглядом спокойно разглядывая путь впереди. Несмотря на кажущуюся раскованность, он был начеку. Накопленный опыт хорошо подсказывал рыцарю, где может таиться засада.

Поняв, что шевалье прикрыл собой людей, граф Шампанский тут же последовал его примеру. Он перестроился влево, как конвоир, и изо всех сил сдерживал беспокойство. Гуго де Пейен не раз замечал, что сюзерен ему подражает. Это немного смущало, и крестоносец изо всех сил старался не замечать восторженных ноток сюзерена. Субординация должна быть во всем, особенно в отношениях вассала и господина.

Но невидимая планка разделяла дворянский мир на тех, кто хоть немного вкусил пыли Крестового похода и тех, кто отсиделся дома. Первые были овеяны ореолом чести и славы, вторым приходилось мечтать.

До Иерусалима доехали спокойно. Впереди показалась знакомая стена, как несколько лет назад, но Яффские ворота были гостеприимно открыты. От воспоминаний слезились глаза.

– Ангела Хранителя в дорогу! – торговец на рыжем муле поравнялся с Гуго. – Простите, господин, но по всему видно, Вы не первый раз в этих местах.

Гуго кивнул:

– Я крестоносец. От Константинополя до Иерусалима – прошел весь поход.

– Боевую выправку видно, – улыбнулся торговец. – У меня глаз‑алмаз. Нет, просто вижу впервые, а всех уже знаю в лицо. Я Шарль с Провансаля, бывший маркитант. Прошел с Раймундом до Антиохии, там я отстал. Потом перебрался в Яффу. Все изменилось, торговля теперь идет. У меня три своих лавки… буду рад, господин.

Гуго улыбнулся. Подковы цокали под гулким сводом Яффских ворот. Вот оно! Почти не изменилось!

Рыцарь остановил Мистраля, закрыл глаза и вдохнул воздух, пытаясь уловить забытые запахи. Где‑то стучали топоры, лаяли собаки и блеяли козы. Слышалась французская и сирийская речь. Ветер трепал полотнище флага на башне над головой.

Гуго Шампанский подъехал вплотную. Думая, что вассал молится, тоже достал из кармана четки и прикрыл глаза.

Улица Яффских ворот пролегала стрелой через весь город и утыкалась в ворота Храмовой горы. Слева был особняк Этьена де Блуа.

– Не заблудитесь, монсеньор.

Гуго Шампанский продолжал удивляться на каждом шагу. Просторный и чистый Иерусалим, весь в садах и виноградных лозах, был куда эффектнее грязных улочек шампанской столицы.

Слуги открыли дверь, и граф вбежал в особняк. Лицо его по‑детски сияло. Дом, который отдавал в пользование ему младший брат, привел Гуго Шампанского в полный восторг. Хотя, думается, окажись он лачугой бедняка, радость от встречи с Иерусалимом была бы не меньшей. Все вокруг было овеяно романтикой Крестового похода.

– Гуго, мой друг, сегодня жду на ужин. Ты ведь живешь рядом? – подняв руки вверх и радостно кружась, Гуго Шампанский стал похож на своего брата.

Слуги занесли вещи. Гуго де Пейен кивнул:

– Да, совсем рядом.

Махнув рукой оруженосцу и слуге, сгибавшимися под тяжестью вещей, он поехал вдоль Стены Плача отыскивать свой дом. Многое, действительно, изменилось.

Дом с крестом и кипарисом у входа по‑прежнему ждал его. Ставни были открыты – Роже должен быть рядом. Спешившись, Гуго постучал в знакомую дверь. Она открылась не сразу. Кто‑то пошаркал и долго возился с засовом. В щель просунулось пожилое лицо – видать, оруженосец все‑таки обзавелся служанкой. Женщина смерила их взглядом и отступила в сторону, освобождая вход.

Шевалье шагнул внутрь. Все та же комната, тот же запах и приглушенный свет. Все та фреска напротив – Соломон и его Суламифь. Дай волю, Гуго закружился бы сейчас не хуже своего сюзерена.

Чьи‑то ножки зашлепали из‑за стола, и на середину комнаты выбежал кудрявый малыш в смешной короткой рубашке. Увидев незнакомых мужчин, он остановился посредине комнаты и тут же заплакал. Скрипнула дверь подсобки, и оттуда вынырнула невысокая миловидная женщина со вторым ребенком на руках. Она не смутилась, бойко оглядела гостей и что‑то прокричала во внутренний дворик.

Признаться, Гуго был удивлен. Слышно было, как заскрипели доски лестницы и террасы, протопали глухие шаги и, возмужавший и загорелый, в комнату вбежал Роже.

– Сеньор Гуго! Вы вернулись!

Роже был уже не тем меланхоличным молодым человеком, что провожал Гуго на корабль четыре года назад. С бородкой, но полысевший, добродушный и прибавивший в весе, он обнял Гуго и принялся заносить вещи.

– Мариам! Господин!

Миловидная женщина вошла в зал, уже без детей, все так же без стеснения разглядывая вошедших, и принялась накрывать на стол. А поесть было бы весьма кстати.

– Господин Гуго, а я ведь теперь тоже дворянин и сеньор рыцарь! – Роже, слегка опьяневший от сладковатого палестинского вина, сидел за накрытым столом в полотняном просторном хитоне, как древнеримский патриций. – А это сеньор Максимильен, так звали моего сюзерена. А девочка – дочка София. Как видишь, я обзавелся семьей!

Мальчонка, который уже перестал бояться, взобрался на колени к Роже, грыз ноготь и застенчиво разглядывал гостя.

– Рад за тебя, сеньор рыцарь. Когда посвятили?

– После взятия Кесарии. Я на службе у нового короля.

– Упокой Господь доблестную душу Готфрида, нашего государя.

– Его похоронили на Голгофе, близ Гроба Господня.

– Завтра же поклонюсь его праху.

Друзья перекрестились. Защитник Гроба Господня Готфрид Бульонский, именовавшийся с тех пор Иерусалимским, предстал на Суд Божий через год после избрания королем. В самых потайных кулуарах ходили слухи о том, что это дело рук папы. Даже не слухи – за подобные сплетни можно было лишиться головы, а мысли, полунамеки, но мысли были схожи у всех. Даймбер, занявший место низложенного патриарха, с новой силой начал тянуть одеяло на себя. И только усилиями Балдуина Первого, нового короля, власть в государстве осталась королевской. Балдуин, в отличие от Готфрида, своего брата, не стал стесняться и принял и титул, и корону. Единственно, сделать это он согласился в городе Вифлиеме.

– Кесарию я видел только издалека. Расскажи, там правда была Чаша Тайной Вечери?

– Да, говорят, генуэзцы хвалились, что захватили её. Нас было мало, и король Балдуин пригласил пойти с собой генуэзцев. Кесария… Богатый город. Каждый сарацин был сундуком!

Гуго удивленно посмотрел на бывшего оруженосца, но сразу понял, о чем речь. Горожане, как это было в Антиохии и Маарре, проглатывали свои монеты и драгоценности, пытаясь их сохранить. Но этим обрекали себя на мучительную смерть. Крестоносцы вспарывали животы всем мусульманам, которых удавалось догнать, обыскивали кишки и желудки и бросали умирать тут же, в месиве внутренностей и крови.

– Кровища лилась рекой! Богатый был город. Я там набрал почти две сотни динариев и безантов! Еще мы взяли Асур! Сеньор Гуго, а ты слышал, как наш доблестный король Балдуин чуть не погиб и был спасен мусульманским эмиром?

– Еще нет.

– О‑о! Было дело, мы перешли Иордан и сразились с агравитянскими племенами. Хороший поход, мы разбили врагов христиан и захватили много добычи. Но кроме славы победителя наш король снискал венец милосердного властелина. Когда мы вернулись и обратно перебирались через Иордан, кто‑то услышал крики и стоны. Оказалось, в кустах рожала хорошенькая мусульманка. Король Балдуин снял свой плащ и дал ей прикрыться от взоров. Потом велел положить на ковер и принести воду и фрукты. А когда она разрешилась дитем, привел дойную верблюдицу. Женщине дали слугу, чтобы он отвел её к мужу.

– Что ж, великодушный поступок.

На фоне вереницы зверств и убийств это казалось причудой.

– Так вот, потом был бой, когда фатимиды вернулись. Погибли граф Блуаский Стефан, герцог Бургундский и другие достойные люди. Наш король бился как лев, но сарацины оттеснили его в сухой лес, и пустили огонь, словно травили зверя. Небеса хранили нас, и наш король спасся. Он добрался до Рамлы, где почти не было наших людей, а сарацины шли войском по следу. Балдуин вновь попал к фатимидам в ловушку. Но тут явился какой‑то эмир и повел его по подземному ходу. Благородный Балдуин не хотел уходить и бросать своих подчиненных. А они умоляли его спастись во имя короны. Так вот, когда король Балдуин и несколько человек оказались у стен Асура, тот незнакомый эмир признался, что он муж облагодетельствованной мусульманки!

– Поучительная история. Когда‑нибудь об этом сложат легенды.

– Да… Работы сейчас хватает! Множество рыцарей продолжает прибывать сейчас из Старого Света.

Повисла пауза. Роже предложил еще вина. Гуго заметил, что бывший оруженосец стал разбавлять вино теплой водой на манер византийцев.

– Еще мне дали феод. Небольшая деревня. Пшеница, виноград, масличные деревья, финиковые пальмы. Я женился на Мариам, она сирийка. Мои слуги теперь – сирийские христиане.

Гуго прекрасно понял причину замешательства бывшего даумазо. Теперь Роже был сеньором, обремененным семьей, и хорошо обжился в доме.

– Ты можешь пользоваться домом, сколько тебе угодно, Роже. Я не знаю, на сколько здесь задержусь, но мне нужен лишь угол. Прикажи Мариам постелить мне в комнатке наверху. А, мон даумазо Ролан, – Гуго улыбнулся, – твое место уже занято, Роже! Мон даумазо Ролан и мой слуга Жюрден не займут много места. Еще нужно поставить Мистраля и купить двух‑трех лошадей.

– Спасибо, сеньор! Я обязательно куплю собственный дом, но цены так выросли за последнее время. Благодарю Вас, сеньор. Жюрден – вы назвали его в честь Иордана? С лошадьми придумаем. А какой судьбой Вы, сеньор, вернулись в Святую Землю?

– Мой сюзерен граф Гуго из нашей Шампани пожелал переехать сюда. Мы приплыли с ним первыми. На днях прибывает остальная дружина – около двадцати человек со слугами и конями.

– С дружиной? Граф хочет пополнить войско нашего короля?

– Возможно.

– Нам не хватает мечей… Уже были в церкви Гроба Господня?

– Граф Гуго очень набожен и хочет явиться туда вымытым и в чистых одеждах.

– О‑о, это верно, сеньор. У нас работают целых три бани! Люблю я эти дела! На востоке знают толк в хорошей головомойке! Еще король Балдуин строит дворец, множество храмов и замки. Сеньор, у нас… в этом доме… здесь, я ничего не менял. Все книги, как велели Вы, под замком, ни одна не пропала. А‑а, вот еще! Мариам!

Роже протянул сынишку жене и бросился к стене с фреской.

– Взгляните, сеньор, мы нашли тайник! Прямо вот здесь, – Роже подошел к фреске и указал на прикрытое круглым фатимидским щитом место у самой стенки. – Смотрите! Смешно, но Ваша Суламифь показывала на него пальцем!

Гуго посмотрел на фреску. Действительно, изящная девичья рука, протянутая за цветком, указывала именно на тайник, обнаруженный совершенно случайно.

– Сеньор, там не было денег, – искренне заверил Роже.

– Брось, мон шер. Я знаю, если бы были, ты бы никогда не взял.

– Разумеется, сударь. Этот дом – Ваш.

Роже отодвинул щит. В полу имелось небольшое углубление.

– Мы решили переставить сундук. Он тяжелый, как черт! Пол проломился, и вот, мы обнаружили это! – новоиспеченный рыцарь и счастливый семьянин опустился на колени и осторожно заглянул внутрь.

Углубление было размером локоть на локоть. В щель проползло несколько серых мокриц и теперь они сновали, напуганные светом. На каменной плите, выстилавшей дно тайника, лежало два свертка из выделанной кожи. У Гуго зашумело в висках. Чем‑то они напоминали сверток с пергаментами карт, найденными им раньше. Вероятно, и сами карты когда‑то покоились здесь, в замурованном подполье. А, значит, убитый старик знал, с чем имеет дело.

Стараясь вести себя невозмутимо, Гуго небрежно взял оба свертка и встал:

– Разберусь, когда будет время. Роже, покажи моему слуге, где можно разместить вещи. Я должен переодеться сейчас и идти к своему сюзерену.

Почему‑то закружилась голова и слегка затошнило. Неужели, от вина? Ведь он совсем мало выпил.

– На самом деле я хотел посмотреть, что там внутри, – признался, наконец, Роже и кивнул на свертки. – Но Господь наказал меня, и меня тогда чуть не стошнило. Голова болела дня два…

Комнатка наверху оказалась точно такой, как Гуго её когда‑то оставил. Только наглухо закрыты ставни, и пыль густо засыпала полы, кровать и сундук. Было заметно, что здесь бывают и крысы. Выросшая, как из‑под земли служанка заелозила ветошью по столику и полам. Шерстяной коврик, прикрывавший пятно натекшей тогда из старика крови, был все тот же. Служанка схватила его, чтобы вытрясти пыль и крысиный помет, и шевалье тотчас отвернулся.

Когда возня с уборкой была завершена, и Гуго де Пейен, наконец, остался один, пришло время размотать свертки. От волнения перехватило дух, по спине потекли капельки пота. Гуго стянул с себя камзол и остался в нижнем белье. Стало намного легче.

Судя по весу – внутри был камень или металл. Содержимое приятно холодило горячие ладони. Дрожащие от волнения пальцы подергали тесьму – узелок не поддавался. Тогда рыцарь выхватил нож и перерезал веревки.

Старая шагреневая кожа пахла сыростью и чем‑то кислым – может, от гниения её опускали в уксус. Гуго развернул свертки. Внутри не было монет, там не было ни бирюзы, ни сапфиров. В одном лежал покрытый узором рыжей ржавчины массивный ключ, в другом – знакомая чем‑то фигурка. Гуго вдруг пронзила мысль, что его также тошнило, и кружилась голова, когда он взял из руки мертвого старика серебристую фигурку варана. И так же покалывало пальцы. Только на этот раз фигурка была другой. Какая‑то хищная птица. Да, конечно, орел. Орел с полусогнутыми крыльями и головой в профиль. Гуго на всякий случай перекрестил предметы. Они не зашипели, не расплавились, как воск от огня, и никуда не исчезли.

Рыцарь немного успокоился. Возможно, обе фигурки и ключ имели отношение к картам. Возможно, были привезены из тех мест, где не ступала нога белого человека. Когда, кому и зачем, и для чего применялись?

В дверь постучали, и Гуго неохотно ответил. Вошли Ролан со слугой Жюрденом, неся доспехи рыцаря и тюки с вещами. Гуго поблагодарил их и отпустил. Потом быстро отыскал свежую одежду, пристегнул меч и вышел. Ключ он сунул в сундук. А фигурку… Фигурку он сунул в карман. Она явно была непростой.