Глава XI следствие ведет Калерия Ивановна

 

 

В это время Саша Чайников нажимал кнопку дверного звонка.

— Кто там? — спросила Калерия Ивановна.

— Это я, мама.

Калерия Ивановна открыла дверь.

— Зайчик, — укоризненно произнесла она, — ну где ты пропадаешь? Я вся переволновалась. Уже двенадцать часов ночи.

Задержался на службе, мама, — сдержанно ответил Саша.

Я звонила тебе на службу. Дежурный сказал: тебя нет.

Он просто не знал, что я сижу в кабинете Григория Евграфыча.

Это была правда. Суперопер оставил Чайникову ключ от своего кабинета. И Саша из тюрьмы направился прямо туда. Он сел в рабочее кресло Молодцова, поерзал, устраиваясь поудобнее… Чайников надеялся, что сейчас на него накатит озарение. А как же иначе? Ведь в этом кресле сидел сам Суперопер — размышляя, прикидывая, сопоставляя…

Прошел час… На Сашу ничего не накатило.

Тогда Чайников начал расхаживать по кабинету. Точно так же, как расхаживал здесь знаменитый сыщик. «Ну теперь-то уж точно накатит», — думал Саша.

Но опять ничего не накатило.

«Ах, да, — спохватился Чайников, — Григорий Евграфыч всегда дымит папиросой, когда размышляет над очередным делом».

Чайников нашел в столе открытую пачку «Беломора» и закурил. Ясности в голове от этого не прибавилось.

Саша никогда в жизни не курил, поэтому с непривычки подавился дымом и закашлялся.

В общем, посидев, походив и покурив в кабинете Суперопера, Саша понял только одно. Он, Чайников, — не суперопер.

Саша закрыл кабинет и поплелся домой.

На улице моросил дождик. На душе скребли кошки.

«Кто же заказал киллеру Стволу убрать Пафнутьева?.. — озабоченно думал Чайников, шагая по ночному Питеру. — Что скрывается за кодовым словом «унитаз»?.. И зачем Жуликову понадобилось лезть в квартиры Менькина и Шишкина?» — Саша вздохнул. Кто?.. Что?.. Зачем?.. Прямо головоломка какая-то.

Дома Чайников прошел в свою комнату и лег на диван, закинув руки за голову. Калерия Ивановна тоже вошла в комнату сына.

И стала оживленно рассказывать:

Эта Машенька просто прелесть. Представляешь, спрашивает у меня: «Почему, когда люди женятся, они фотографируются, а когда разводятся — нет?» — Калерия Ивановна рассмеялась. — Правда, смешно, Зайчик?

Смешно, — мрачно ответил Саша.

Я ей шоколадный тортик испекла, — продолжала щебетать Калерия Ивановна. — И тебе, Зайчик, кусочек оставила. Принести?

Спасибо, мама, не надо.

Калерия Ивановна пристально посмотрела на сына.

— Зайчик, что случилось?

Ничего не случилось, — все так же мрачно сказал Чайников. — Просто твой сын — никудышный следователь.

Ну не надо так расстраиваться, Зайчик, — принялась утешать Сашу Калерия Ивановна. — В конце концов, это твое первое дело. А первый блин всегда комом… Кстати, — вспомнила она, — я же блинов напекла. Будешь?

От блинов Чайников не отказался.

Калерия Ивановна принесла из кухни тарелку с румяными блинами, сметану в банке и молоко в чашке.

Понимаешь, мама, — стал жаловаться Саша, окуная блин в сметану и запивая его молоком, — очень запутанное дело попалось. Прямо не знаю, как его и распутывать.

Ничего, Зайчик, — ласково ворковала Калерия Ивановна. — Распутаешь. Ты, главное, блинчики ешь.

Чайников ел.

Ниточек-то много, — говорил он, принимаясь за второй блин, — но я никак не могу их связать…

А может, я свяжу? — предложила Калерия Ивановна. — Ты расскажи, в чем дело?

Ну слушай.

И Саша рассказал матери, как он пришел к Стасу Брыкину, как они затем поднялись в квартиры Менькина и Шишкина, а потом поехали в компьютерный центр и Стас увидел там своего бывшего отчима по видику… Ну а закончил Саша свой рассказ — тюрьмой, то есть допросом Пафнутьева в кабинете Кадыгроба.

Ясненько, мама? — спросил он.

Ясненько, Зайчик. — Калерия Ивановна задумалась.

Пока она думала, Чайников доел оставшиеся на тарелке блины.

Вот что я тебе скажу, Зайчик, — подумав, произнесла Калерия Ивановна. — Ты запутался в этом деле, потому что мыслишь латерально.

Как я мыслю? — поразился Саша.

Латерально, — повторила Калерия Ивановна. — То есть однобоко. А здесь все взаимосвязано. Поэтому нужен комплексный подход.

Ты хочешь сказать…

Нет, Зайчик, я хочу спросить. На каком этаже живут участковый Менькин и кукольник Шишкин?

На пятом.

А там еще есть квартиры?

Нет. Только две.

Теперь ты понял, о каких квартирах говорил Пафнутьев на автовокзале?

Нет, не понял. А о каких?

Да о квартирах Менькина и Шишкина.

Тьфу ты, черт! — Чайников даже кулаком по дивану пристукнул. — А ведь верно, мама! Как же я сам-то не догадался. Это же так очевидно.

Калерия Ивановна продолжила:

— Пафнутьев сообщил Жуликову, что спрятал некий предмет, который он назвал «унитазом», на пятом этаже, в одной из двух квартир, но, в какой именно, он сказать не успел, потому что Жуликова арестовали. А когда Жуликов сбежал из тюрьмы, то арестовали Пафнутьева. И Жуликову пришлось искать «унитаз» как в квартире Менькина, так и в квартире Шишкина.

Саша на радостях расцеловал Калерию Ивановну.

— Мама, ты — Шерлок Холмс!

Но тут же Чайников снова встал в тупик.

Да, но при чем здесь киллер Ствол?

А вот при чем. Пафнутьев, видимо, кого-то опасался и поэтому не стал держать «унитаз» у себя дома, а спрятал у Шишкина или Менькина. И, как выяснилось, опасался он не зря. Этот «кто-то» нанял киллера Ствола.

Мама!.. — в восторге закричал Саша, вновь целуя Калерию Ивановну. — Ты не Шерлок Холмс! Ты — лучше! Ты — Григорий Евграфыч Молодцов!

Калерия Ивановна шутливо поклонилась:

Благодарю за комплимент, Зайчик.

Значит, так, мама. — Чайников азартно потер руки. — Я думаю, «унитаз» находится в квартире Шишкина.

А почему не Менькина?

Потому, что Менькин — участковый инспектор. Это раз. А во-вторых, Стас Брыкин мне рассказывал, что, когда Шишкин уезжает к дочери, он всегда оставляет у них ключ. Значит, Пафнутьеву ничего не стоило попасть к кукольнику и спрятать у него «унитаз». Логично, мама?

— Логично, Зайчик.

Саша заулыбался. Но вслед за тем нахмурился.

Да, но Жуликов уже мог найти «унитаз»?

Мог, — согласилась Калерия Ивановна.

А мог и не найти…

Мог, — вновь согласилась Калерия Ивановна.

Что же скрывается под этим «унитазом»? Как ты думаешь, мама?

Калерия Ивановна устало улыбнулась:

Я уже не в состоянии думать, Зайчик. Четвертый час ночи. Давай спать.

Как четвертый час?! — Чайников глянул на часы.

Да, четвертый час.

Спокойной ночи, Зайчик, — поцеловала Калерия Ивановна сына.

Спокойной ночи, мама.

Но поспать в эту ночь им так и не удалось.

Раздался звонок в дверь. И звонил, не переставая. Кто-то держал палец на кнопке и не отпускал.

Саша и Калерия Ивановна вышли в прихожую.

— Кто там? — громко спросил Чайников.

В ответ — тишина. Только звонок надрывается: дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь…

Саша посмотрел в «глазок», но никого не увидел.

Зайчик, не открывай, — тревожно сказала Калерия Ивановна.

Спокойно, мама. — Чайников вынул из плечевой кобуры пистолет, снял с предохранителя, послал патрон в патронник…

Затем рывком распахнул входную дверь.

И — остолбенел.

В квартиру звонила… Белоснежка. Она стояла на задних лапах, опершись передней правой лапой о стену, а левой — давя на кнопку звонка. В зубах у собаки была зажата какая-то бумажка. Увидев Сашу, Белоснежка встала на все четыре лапы и вытянула морду в его сторону. Как бы предлагая взять у нее бумажку.

Чайников взял. Это был свернутый в несколько раз пожелтевший обрывок газеты. Саша развернул этот обрывок и прочел неровные рукописные строчки, идущие поверх типографского текста:

«Мы в опасности! Помогите! Стас».

«Кто в опасности? — с недоумением подумал Чайников. — Стас Брыкин? А еще кто?..»

Саша перечитал записку, написанную красной пастой. И вдруг его как укололо. «А ведь это не красная паста!» — понял он.

Записка была написана кровью.

 

 

Глава XII УДАР ПО НОСУ

 

 

Итак, Стас полез в разбитое окно. И Юльке ничего другого не оставалось, как последовать его примеру. Не могла же она бросить своего парня.

Ребята очутились в маленькой комнате, забитой разным хламом. Они осторожно двинулись к выходу. Под ногами хрустели обвалившаяся штукатурка и осколки стекла. Выйдя из комнаты, Юлька и Стас угодили в другую комнату, тоже маленькую и тоже забитую хламом: на полу валялся порванный матрас, у окна стоял стол на трех ножках, у стены — шкаф без дверцы… Затем Стас и Юлька оказались в длинном, извилистом коридоре, долго по нему блуждали, словно по лабиринту, заглядывая по пути во всевозможные помещения, которых в доме имелось великое множество. Складывалось такое впечатление, будто изнутри дом был больше, чем снаружи.

Наконец коридор уперся в деревянную лестницу. По скрипучим ступенькам ребята поднялись на второй этаж.

Вдруг Стае схватил Юльку за руку.

— Слышишь? — прошептал он. — Кто-то разговаривает.

Юлька прислушалась.

— Нет, не слышу.

— Вот, опять… Слышишь?

Теперь Юлька услышала.

Ой, мамочка, — пролепетала она.

Ты здесь постой, — приказал Брыкин, — а я пойду разговор подслушаю.

Нет, нет, — живо возразила девочка. — Я с тобой. Одна я боюсь.

Ребята на цыпочках подкрались к двери, за которой раздавались приглушенные голоса. Брыкин посмотрел в дверную щелку. В скупом лунном свете, идущем от окна, Стас увидел две фигуры. Одну он сразу узнал. Это была старушка. Во второй фигуре угадывался мужчина.

…Папа долго ждать не любит, — говорил этот мужчина. — Сечешь, братан?

А я что, виноват? — отвечала «старушка» мужским голосом. — Меня же менты замели.

Это твои проблемы. Папа тебе бабки отстегнул?

Ну, отстегнул.

А ты не мычишь и не телишься.

Да я все перерыл. Вот чтоб мне век воли не видать, Цыган. Нигде этого чертового футлярчика нет.

Может, не там ищешь, Картошка.

Скальпель же говорил: на пятом этаже, где две квартиры… Эх, жаль, не успел договорить. Меня менты за жабры взяли. А когда я из тюряги свалил, мусора Скальпеля замели. Прямо невезуха какая-то.

Невезуха, — хмыкнул Цыган. — Вон Папа столько лет свои делишки делает. И никакой невезухи. А все почему?

Почему? — спросил Жуликов.

Да потому что он хитрый, как лиса. В лисьей норе всегда есть запасной ход. И у Папы всегда есть запасной ход. Потому он и Папа. Сечешь?

Да, Папа — авторитет, — согласился Картошка и со вздохом добавил: — А моя фотка на всех стендах красуется.

На каких стендах?

«Их разыскивает милиция».

Цыган закурил.

Слышь, Картошка, а Скальпель в какой тюряге сидит?

В «Крестах».

Че ж ты раньше-то молчал?! У Папы в «Крестах» свой человек есть. Надзирателем пашет.

Ну и что?

Он же может спросить у Скальпеля, где футляр спрятан. Сечешь?

Так он ему и скажет. Откуда Скальпелю знать, что надзиратель на Папу работает?

Цыган пожевал сигарету.

— Здесь вот как можно сделать. Пускай Скальпель напишет записку, якобы жене. И в записке намекнет — куда он футляр заныкал. Да хитро намекнет, чтоб никто, кроме тебя, не врубился. А в случае чего Скальпель всегда сможет отвертеться, — дескать, просил надзирателя записку жене передать.

— Башковитый ты мужик, Цыган, — уважительно произнес Жуликов. — Недаром у Папы в первых подручных ходишь.

А ты, Картошка, смотри не форшманись еще раз. Иначе тебе крышка. Тому, кто портит Папе настроение, Папа портит жизнь. Сечешь?

Да все будет тип-топ, братан. Не сомневайся.

И в этот момент, надо же такому случиться, у Юльки под ногой провалилась сгнившая половица.

Крак — раздался громкий звук.

Брыкин мгновенно оценил ситуацию.

— Бежим, — схватил он девочку за руку.

И они побежали.

Поворот. Коридор. Поворот. Лестница вниз. Направо. Налево. Одна проходная комната, вторая проходная комната… А вот третья комната оказалась не проходной. Впереди была стена с крохотным оконцем.

А позади — голоса бандитов.

Брось ты, Цыган, дергаться. Это крысы шебуршат.

Крысы не крысы, а держи пушку наготове.

Да держу, держу…

Юлька и Стас замерли. Шаги приближались. Становились все громче… громче… громче…

Спасти ребят могло только чудо.

И чудо произошло.

— Гав-гав-гав! — раздался на весь дом яростный лай Белоснежки.

Вот шельма! — послышались вслед за лаем вопли Жуликова. — Да отцепись ты от меня!..

Эй, Картошка, ты чего?

Да собака бродячая юбку мне порвала.

Ха-ха-ха! — расхохотался Цыган. — Вот, оказывается, кто по дому бегает.

Шаги и голоса стали удаляться. Опасность миновала. Ребята перевели дух. А Картошка и Цыган вернулись к прежнему разговору.

— Когда ты это дельце с надзирателем обтяпаешь? — спросил Жуликов.

Завтра утром. И если все будет в ажуре, он передаст тебе записку от Скальпеля. Сечешь?

Во сколько?

Часика в четыре.

А где?

На…

И тут, как назло, дверь — бац! И захлопнулась от сквозняка. И Брыкин разобрал лишь: «… лавочка у Тургенева…»

Ты слышала, где он встречу назначил? — тихо спросил Стас.

Нет, не слышала, — прошептала в ответ Юлька.

Вроде лавочка какая-то. У Тургенева.

Есть такая лавочка, — сказала Оладушкина. — Книжная лавка «У Тургенева».

А где она находится?

Рядом с площадью Тургенева.

Надо срочно предупредить Чайникова. Рулим отсюда.

Ш-ш. Вдруг бандиты еще не ушли.

Брыкин подкрался к двери, послушал.

Вроде ушли.

Он хотел открыть дверь, но дверная ручка отсутствовала. А проржавевший замок защелкнулся.

Блин! Дверь на замок закрылась. — Стас подошел к окошку. — И окно маленькое. В такое фиг пролезешь. Во, влипли.

Ничего, утром покричим, кто-нибудь нас услышит и освободит, — беспечно сказала Юлька.

Брыкин был настроен не столь оптимистично.

Да кто нас услышит? Дом у самого леса стоит.

И-и-и, — раздалось тоненькое повизгивание, и в окошко просунулся собачий нос.

Белоснежка! — обрадованно воскликнула девочка. — Какая же ты умница! Ты нас спасла!..

Может, она еще раз нас спасет, — задумчиво произнес Стас. — Давай напишем записку Чайникову. А Белоснежка ему отнесет. А потом сюда его приведет.

Несмотря на то, что положение ребят было не очень-то веселым, Оладушкина насмешливо фыркнула:

— Ну, ты даешь!

А что? Она у Саши была один раз дома.

Юлька еще раз фыркнула:

Ага. Ты, значит, говоришь Белоснежке: «Отнеси Саше записку». Она садится в электричку, доезжает до Питера, там пересаживается на метро… Так, что ли?

Примерно так, — невозмутимо ответил Брыкин.

Да у тебя крыша поехала, Стасик.

Ну а как же пчелы находят свой улей? — запальчиво заговорил Стас. — Хотя собирают мед в десятке километров от него. И птицы всегда с юга прилетают в одни и те же места.

— Белоснежка тебе не пчела и не птица.

— Вот именно! Она в сто раз умнее… Слушай меня внимательно, Белоснежка, — начал объяснять собаке Брыкин. — Я сейчас напишу записку, а ты отнесешь ее Чайникову. Помнишь, мы к нему заходили? Его мама еще кормила нас супом с клецками и бифштексами.

Белоснежка облизнулась.

Видишь, она помнит, помнит! — Стас продолжил свои объяснения: — Записку передашь лично Саше в руки. А потом приведешь его сюда. Хорошо?

Гав! — коротко ответила Белоснежка.

Юлька, у тебя есть ручка?

Откуда?

Черт, и у меня нет… Придется кровью записку писать.

— Как это — кровью?

Брыкин поднял с пола осколок стекла.

— А вот как. — И он уже хотел царапнуть себя осколком по руке.

Но Оладушкина ему не позволила.

Ты что, Стас?! Стекло же грязное! А если у тебя будет заражение крови?!

Вообще-то да, — прикинул Брыкин и с ходу нашел другое решение: — Юлька, врежь мне как следует по носу. Так, чтобы кровь пошла.

Ой, нет, — отказалась девочка, — Я не могу.

Тогда мы здесь с голоду копыта отбросим.

Ну, хорошо, — решилась Оладушкина и легонько ударила Стаса по носу.

Кто ж так бьет, — усмехнулся Брыкин. — Я даже ничего не почувствовал. Бей сильнее.

Но тебе же будет больно.

Фигня! Бей!

Юлька размахнулась. Но в последнюю секунду опустила руку.

Нет, не могу, Стас. Вот если б ты меня разозлил…

Ладно, — сказал Брыкин. — Сейчас я тебя так разозлю, что ты меня всего изобьешь. — И, глядя девочке прямо в глаза, Стас раздельно произнес: — Твой обожаемый Бетховен — придурок! А вся его музыка — дрянь!..

Юлька ка-а-к врезала Стасу по носу!

Ой! — сразу же испуганно вскрикнула она. — Прости, Стасик, я не хотела.

Классный удар! — Брыкин почувствовал, как у него из носа потекла кровь. — Быстро давай бумагу и какую-нибудь щепку.

Бумаги было сколько угодно — на полу валялись старые газеты, а вместо щепки Юлька протянула Стасу заколку, которую она вытащила из волос.

Это пойдет?

Пойдет!

Схватив заколку, Брыкин написал на газетном клочке своей кровью: «Мы в опасности! Помогите! Стас».

Сложив записку в несколько раз, он сунул ее собаке в зубы.

— Действуй, Белоснежка!

И Белоснежка побежала действовать.