Часть II. Темы ветхозаветной этики — КиберПедия 

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...

Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...

Часть II. Темы ветхозаветной этики

2019-07-12 129
Часть II. Темы ветхозаветной этики 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

4. Экология и вопросы земли

 

В третьей главе мы видели, что израильтяне не должны были распоряжаться землей, как им заблагорассудится. Хотя она и была подарена им, все же продолжала оставаться собственностью Яхве. Он был землевладельцем, а они — его поселенцами. Такие взаимные отношения предполагали наличие прав и обязанностей в экономической сфере жизни Израиля на земле. Божественное право собственности и божественный дар — вот два фундаментальных богословских положения, которыми руководствовался Израиль в отношении жизни на земле.

Подход к этике Ветхого Завета, предлагаемый в данной книге, побуждает нас посмотреть на эту тему шире. Он приглашает нас выйти за рамки народа Божьего и его земли и рассмотреть этот вопрос в контексте всего человечества, населяющего планету Земля. Таким образом, искупительный треугольник — Бог, Израиль и земля — следует рассмотреть в более широком контексте треугольника творения: Бог, человечество и земля. В результате мы сделаем удивительное открытие — те же два положения, что касались земли Израиля, относятся и к земле в целом: божественная собственность (земля принадлежит Богу, Пс. 23, 1) и божественный дар (земля дарована человечеству, Пс. 114, 16). Это двойное заявление должно стать основанием для обсуждения экологического измерения ветхозаветной этики в этой главе.

Но есть ли на самом деле такое измерение? Экологические вопросы, без сомнения, занимают ведущее место среди прочих современных проблем. Нам приходится иметь дело с ужасными последствиями массового загрязнения, уменьшением озонового слоя, выбросами углекислого газа и глобальным потеплением, уничтожением среды обитания и исчезновением видов, вырубкой лесов и эрозией почв, а также прочими жуткими последствиями эгоистичного отношения людей к окружающей среде. Масштабы наносимого вреда не были известны миру, в котором жил древний Израиль. Поэтому может ли Ветхий Завет сказать что–либо об экологии как о нравственной проблеме? Библейски настроенные христиане с готовностью заявили бы, что может. Однако Сирил Родд (Cyril Rodd) полагает, что это еще один пример того, с какой легкостью мы приписываем Ветхому Завету свою богословскую программу, что абсолютно неправомочно и приводит к искажениям.

Родд предлагает отличный обзор работ разных авторов, размышлявших об экологическом кризисе в свете библейского и, в особенности, ветхозаветного учения.[69] Он восторгается их страстным посвящением заботе об окружающей среде, и заявляет, что присоединяется в этом к ним. Однако он не считает, что они правомерно используют Ветхий Завет. Согласно Роду, такая обеспокоенность окружающей средой просто не была присуща древним израильтянам:

 

 

Практически все эти исследования… пытаются превратить ветхозаветных авторов в защитников окружающей среды конца XX столетия. Но дело в том, что они ими не были. Необходимо заявить, и как можно убедительней, что вопрос охраны окружающей среды не приходил им на ум. Утверждать это не означает отвергать глубокое ощущение красоты и загадочности природного мира в Ветхом Завете, либо того, что он считался миром Божьим. Плодородие земли обетованной зависело от благости Божьей, каким бы это ни было идеалистичным. Я заявляю, что не существует явного повеления заботиться об окружающей среде, потому что никому в древнем Израиле не приходило в голову сделать такой призыв. Такое требование может косвенно присутствовать в повествованиях о сотворении и «вселенском завете», но вряд ли когда–либо (если вообще) в Ветхом Завете человека побуждают предпринять активные меры по охране природы. [70]

 

 

Однако это требование содержится в повествованиях о сотворении, особенно в призыве обладать землей (Быт. 1) и хранить ее (Быт. 2). Считается, что ударение делается на первом (обладании землей) ввиду того, что сельскохозяйственные трудности по обрабатыванию земли, проведение ирригации и защита от диких зверей, конечно же, больше беспокоили израильских крестьян. Однако количество отрывков, восхваляющих творение и роль человека в нем, ясно демонстрирует излишнюю категоричность позиции Родда. Здесь встает также герменевтическая проблема: следует ли нам, обращаясь к Ветхому Завету, ограничиваться исключительно теми проблемами, которые были актуальными для древних израильтян, или же лучше рассматривать вопросы, ставшие важными для нас сегодня, в свете нравственных норм и ценностей, направлявших израильтян в решении их проблем. Мне представляется, что именно последний путь нам следует избрать, если мы убеждены в непреходящей нравственной ценности и авторитете Ветхого Завета.[71] Посмотрим, чем могут помочь нам два общих принципа в обсуждении экологической проблемы. Какое нравственное значение имеет вера в то, что земля принадлежит Господу, Богу Израиля? Какова ответственность человечества по отношению к творению в свете того, что Бог Творец, в определенном смысле, передал землю в руки людей? Нам необходимо оценить последствия грехопадения для природы, его влияние на треугольник отношений: Бога, человечества и земли. И, наконец, мы должны увидеть, что Ветхий Завет говорит о будущем, об эсхатологической судьбе творения. Где и когда все это закончится?

 

 

Земля и Бог

 

 

Вот у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней.

(Втор. 10, 14)

 

 

Утверждение о том, что Господь, Бог Израиля, владеет всей вселенной, звучит эхом в знакомом утверждении Пс. 23, 1: «Яхве принадлежит земля и полнота ее» (перевод автора), и в менее известном заявлении самого Бога, с которым он обращается к Иову в контексте перечисления величественных дел творения: «под всем небом все Мое» (Иов 41, 3). Следовательно, земля принадлежит Богу, потому что он сотворил ее. Следует упомянуть несколько измерений такой веры в творение, поскольку они имеют важное нравственное значение.

 

 

Благость творения

 

Благое творение — одна из наиболее ярких и часто повторяющихся тем Быт. 1 и Быт. 2.[72] Шесть раз в повествовании Бог объявляет свое дело «хорошим». Подобно главному шеф–повару, предлагающему гостям роскошное застолье из множества блюд, Бог смакует каждый деликатес из своей творческой мастерской, пока после главного блюда, во время седьмого и завершающего вердикта, Бог не объявляет, что «все хорошо весьма». Вся восхитительная еда была торжеством навыков и искусства шеф–повара.[73] Это простое повторяющееся утверждение может иметь ряд значений.

Во–первых, благое творение может быть делом только благого Бога. Уже это отличает еврейское повествование о сотворении от древних ближневосточных повествований, в которых начальства и боги естественного мира враждебны друг другу, а различные элементы естественного устройства появляются в результате этой враждебности. В Ветхом Завете естественное устройство по своей сути и происхождению благое, как дело единого благого Бога — Яхве. Значение благости творения в Библии отчасти состоит в том, что оно свидетельствует о Боге, сотворившем его, отражая одну из сторон его характера (например, Иов 12,7–9; Пс. 18, 29; 49,6; 64; 103; 148; Деян. 14,17; 17,27; Рим. 1,20). Книга Притчей говорит: «Кто теснит бедного, тот хулит творца его» (Притч. 14, 31; ср. 17, 5, потому что бедный — также человек, созданный по образу его творца). Аналогично: «Кто уничтожает или разрушает землю, тот порочит своего творца» (потому что земля — часть творения, несущего печать благости Бога).

Во–вторых, творение благое по сути. Оно таково независимо от человеческого присутствия или суждения. В рассказах о творении утверждение «хорошо» произносит не Адам или Ева, а сам Бог. Поэтому благость творения (которая включает и красоту) богословски и хронологически предшествует человеческому суждению. Это нечто, что Бог видел и утвердил прежде, чем появился человек, созерцающий это. Поэтому благость творения не определяется наслаждением прекрасным летним пейзажем, как и не определяется она пользой, которую приносит человеку окружающий мир. Скорее, утверждение о благости творения — это печать божественного одобрения на всем, что им создано по мере его сотворения: возникновение света (Быт. 1, 4), рождение континентов из океанов (Быт. 1, 10), появление растительности (Быт. 1, 13), создание солнца и луны для отделения дней и времен (Быт. 1, 18), появление рыб и птиц (Быт. 1, 21) и наземных животных (Быт. 1,25). Все это существовало как благое Божье творение еще до появления человечества. Таким образом, сотворенный порядок, включая нашу планету, имеет внутреннюю ценность, потому что оценен Богом, источником всех ценностей. И это не просто вопрос ценности, которую мы, люди, приписываем земле. Наоборот, наша ценность как человеческих существ начинается с того, что мы — часть творения, которое Бог уже оценил и объявил хорошим. О человеческой жизни можно было бы сказать больше, но отправным пунктом является то, что наша ценность берет начало в творении, а не наоборот.

В–третьих, творение благое, потому что таково Божье намерение, которое состоит в том, что история природного мира, как и история человечества, должна включать развитие, рост и изменение. Несомненно, значение благости включает эстетический смысл — творение прекрасно, как произведение величайшего искусства и мастерства. Но оно также имеет и функциональный смысл: нечто является благим, когда оно работает согласно плану и действует согласно замыслу. Таким образом, мы не должны представлять благость творения как некое оригинальное, вневременное или неизменное совершенство. Время и изменение встроено в каждую структуру сотворенной реальности. Кроме того, оно включает в себя разложение и смерть. Как бы мы не хотели подчеркнуть, что Библия представляет смерть как результат греха, — в том смысле, в котором люди переживают ее, — все же представляется неоспоримым, что смерть в более широком биологическом значении в сфере животных и растений была частью жизни на этой планете изначально. Хищничество — часть благостного творения, и нет свидетельств, что изначально все было по–другому. И многие другие аспекты жизни нашей планеты, которые беспокоят нас эмоционально и нравственно, должны быть включены в наше богословие благости творения. Ведь именно такой мир, каким он есть, Бог оценил как хороший:

 

 

Таким образом, экосфера (да и вся вселенная) оценивается Источником ценности во всей ее нравственной неоднозначности, включая хищничество и расточительность, которые являются неотъемлемой частью эволюции и экологии. Мы видим неотделимую взаимосвязь красоты и уродства, комбинацию разрушения и созидания, наводнений и землетрясений, упорядоченный хаос в строении экосистем, включая «запланированную случайность» с элементами творческой непредвиденности, встроенной в обычно предсказуемые процессы. Однако у Бога есть тайная цель, и он ценит творение в его неоднозначном состоянии потому, что оно способствует достижению этой цели. [74]

 

 

Поэтому, в–четвертых, благость творения имеет эсхатологическое измерение. Творение еще не стало тем, чем Бог предначертал ему быть, даже без учета последствий грехопадения. Бог заложил в творение огромную способность воспроизведения, неисчерпаемые источники размножения, изобилия и разнообразия. Когда люди соприкасаются с миром, тот, конечно, страдает от последствий человеческого греха, желая стряхнуть его с себя (Рим. 8, 19–21). Поэтому Павел связывает двойную надежду искупления человечества и вселенского освобождения со славой, волей и Духом Божьим.

 

 

Утверждение благости творения — это выражение уверенности в благости Бога. Сейчас мир обладает промежуточной благостью. Ею не следует пренебрегать, отвергать или переступать; следует дорожить ею и ценить ее как выражение благости Бога. Она избыточествует чудесами и на некоторое время поддерживает различные формы жизни. Тем не менее, это также мир системного отчуждения, в котором всякая жизнь временна и разрушительна для другой жизни. Творение нуждается в освобождении и примирении. Сказать вместе с Никейским символом веры, что «все было сотворено» через Христа — значит сказать, что творение в целом имеет искупительную цель с самого начала. Творение, в конечном счете, стремится к совершенству. Оно хорошо весьма, потому что приводится к полноте благим Богом. [75]

 

 

Мы поговорим о творении в контексте эсхатологии в заключительном разделе.

 

 

Отделение творения от Бога

 

Начальный стих Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю» подразумевает фундаментальное онтологическое отличие Бога от своего творения.[76] У неба и земли было начало. Бог был там еще до начала. Оба (Бог и вселенная) — различные порядки бытия. Такой дуализм между Богом и творением присущ библейской мысли и христианскому мировоззрению. Он противоположен монизму (убеждению, что вся реальность, в конечном счете, единична: все едино, без различий) и пантеизму (убеждению, что Бог в некоем смысле тождественен реальности вселенной; все вместе и есть Бог). Поэтому библейское учение о творении — это главный пункт отличия и полемики с духовностью движения Новый век, которое принимает общее монистическое или пантеистическое мировоззрение.

Следовательно, творение хоть и отличается от Бога, своего творца, но оно также полностью зависит от него. Творение не является независимым или вечным. Напротив, Бог активно и непрестанно поддерживает его существование и функционирование на макро– и микроуровнях (Пс. 32, 6–9; 64, 9–13; 103). В библейском учении мир не является самоподдерживающейся биосистемой. «Гипотеза Геи» (Gaia hypothesis), впервые предложенная Джеймсом Э. Лавлоком (James Е. Lovelock), говорит о взаимосвязанности всей биосферы.[77] Хотя Лавлок и предположил, что земля действует как единый организм, огромное живое существо, тем не менее, не персонализировал природу. Он не говорил, что вся биосфера — это разумное существо, имеющее сознание, и представляет собой некое божество. Лавлок отверг подобные популярные религиозные метаморфозы его труда. Он полагает, что его гипотеза — это научное переложение древней веры о живой земле, доказательство чему он находит в тенденции Геи к самоорганизации, считая ее своего рода разумом, стоящим за всеми живыми процессами. Хотя Лавлок отвергает всякое теистическое истолкование своей гипотезы, она вполне сравнима с традиционной идеей о Боге, Вседержителе мира.[78] Тем не менее, идея Геи (это греческое слово, означающее «земля», а также имя богини в греческой мифологии) была радушно принята популярным движением Новый век. Сама земля воспринимается как богиня, наделенная властью, разумом и замыслом. Гея занята своим самосохранением и в настоящее время (но не вечно) терпит разрушительные нападки людей. С другой стороны, Библия представляет всю вселенную как отличающуюся от Бога (ее бытие не является частью бытия Бога), но в то же самое время зависимую от Бога в смысле своего существования и поддержки. Бог первичен и не сотворен; вселенная сотворена и зависима. Это не отрицает того, что Бог вложил в землю невероятную способность к обновлению, восстановлению, балансу и адаптации. Эмпирические наблюдения Лавлока неоспоримо свидетельствуют о поразительной способности земли к восстановлению. Но то, как все эти системы работают и взаимодействуют, само по себе запланировано и поддерживается Богом.

Отличие творения от Бога не только искореняет монизм, оно и устраняет природный политеизм, который преобладал в культурном и религиозном окружении Израиля. Различные силы природы воспринимались как божества, и функция многих религиозных ритуалов состояла в том, чтобы расположить или склонить богов или богинь благоприятствовать урожайности и плодородию. Однако в вере Израиля такие великие реальности естественного мира, как силы, феномены или объекты, не имели внутренне присущего божественного бытия. Принадлежавшая им власть, которая, без сомнений, велика, была исключительно делом Господа и подчинялась его повелению. Таким образом, с одной стороны, ханаанские культы плодородия отвергались потому, что Израиль уже знал — только Господь обеспечивал их изобилие (напр., Ос. 2, 8 и дал.). С другой стороны, чрезвычайно могущественные и влиятельные астральные божества Вавилона были разоблачены как всего лишь сотворенные объекты, находящиеся под властью Господа (Ис. 40, 26). В любом случае, убеждения Израиля о творении стали причиной культурного и политического конфликта с окружающими мировоззрениями. Таким образом, хотя еврейская Библия учит уважительному отношению и заботе обо всем творении, она противится и осуждает склонность человека обожествлять и персонализировать естественный порядок или наделять властью, которая не зависит от творца.

Важно понимать различие между персонализацией и персонификацией природы. Ветхий Завет часто персонифицирует природу, но исключительно как риторический оборот, фигуру речи, для усиления эффекта. В таком литературном приеме о природе говорится, как о личности. Например, небеса и земля призваны быть свидетелями Божьего обращения к своему народу (напр., Втор. 30, 19; 32, 1; Ис. 1, 2; Пс. 49, 1–6), они возвещают его славу (Пс. 18), они радуются его суду (Пс. 95, 11–13; 97, 7–9). Наиболее ярким примером является описание земли, которая «извергла» прежних обитателей за их нечестие, и сделает то же самое с израильтянами, когда они последуют их примеру (Лев. 18, 25–28). Но суть такой персонификации природы либо в том, чтобы подчеркнуть личный характер Бога, создавшего ее, действующего в ней и через нее, либо чтобы выразить личный и нравственный характер отношений людей с Богом. Подобный литературный прием не наделяет природные силы характеристиками или личными способностями. По сути, персонализация природы (наделять онтологическим личным статусом саму природу) приводит как к обезличиванию Бога, так и к деморализации человечества. Приписывать творению личный статус и оказывать почтение, принадлежащее только Богу (или людям, которые являются носителями образа Божьего), — это форма идолопоклонства, столь же древняя, как и само грехопадение (см. Рим. 1, 21–25), хотя она и облечена в новые характерные одежды XX века в движении Новый век.

В первой половине XX века многие ученые подчеркивали исторический характер веры Израиля. Это включало утверждение, что Израиль «демифологизировал» широко распространенные ближневосточные мифы о сотворении. Утверждают, что Израиль превознес историю над природой. Яхве был Богом истории в противовес окружающим богам природы. Следовательно (согласно фон Радду, например), Израиль не имел независимого учения о сотворении, все было объединено в доминирующей искупительно–исторической традиции Яхве и Израиля. Хотя при разумном подходе подобные сравнения Израиля с окружающими народами правомерны, в случае крайних сравнений они не соответствуют действительности. Сейчас уже установлено, что прочие древние ближневосточные цивилизации верили — их боги действовали в человеческой истории, и не все их божества можно адекватно изобразить в качестве всего лишь обожествленных природных сил. И наоборот, радикальным искажением веры Израиля будет расценивать всю терминологию, метафоры и мистический символизм сотворения, который мы находим в Псалмах и пророках, как всего лишь еще один способ сказать об истории. Яхве, без сомнения, Бог сотворенного порядка, а также Бог истории Израиля. Однако негативным последствием ранней точки зрения было популярное мнение, что Библия десакрализировала природу. Это означает, что Израиль не имел ощущения сакральности сотворенного порядка, и считал его всего лишь объектом, который используется на благо человека. Есть мнение, что это служит библейским основанием научному, технологическому и потребительскому отношению ко всему остальному творению в целом. Подобное светское представление о природе не соответствует тому, что здесь подразумевается под отделением Бога от природы.[79]

Однако существует фундаментальное отличие между сакральным и божественным, когда мы говорим о творении (так же, как существует существенное отличие между святостью человеческой жизни и обожествлением какого–либо человеческого существа). Ветхий Завет постоянно говорит о творении в связи с Богом. Сотворенный порядок повинуется Богу, подчиняется его повелениям, возвещает его славу, пользуется поддержкой и заботой творца и служит его целям, включая обеспечение людей, или функционирует как инструмент Божьего суда над ними. Таким образом, существует сакральность всего сотворенного порядка, который мы призваны почитать, как об этом говорят законы, культ и пророчества Израиля. Но поклоняться природе в каком–либо ее проявлении — значит заменить творца творением. Это форма идолопоклонства, о чем Израиль постоянно получал предостережения (напр., Втор. 4, 14–20; ср. Иов 31, 26–28), и которое Павел связывает с восстанием, перечисляя трагические социальные пороки (Рим. 1, 25 и непосредственный контекст). Радикальный монотеизм Израиля, противопоставивший себя всем прочим богам природы (или в природе), не лишал саму природу связанной с Богом сакральности и значимости:

 

 

С этой перспективы радикального монотеизма в учении о сотворении не существует меньших божеств: солнца и луны (реакцией на поклонение которым было Быт. 1, 14–18), золотых тельцов или прочих идолов, священных рощ или древних деревьев, могущественных гор или вулканов, грозных животных или демонов, кесарей, фараонов или героев, даже Геи или Матери Земли. С этой точки зрения политеизм, анимизм, астрология, тотемизм и прочие формы поклонения природе — это не только идолопоклонство, но, как постоянно говорили пророки, суета и глупость (ср. Ис. 40, 12–28; 44, 9–20; 46, 1–11; Деян. 14, 15). Только один творец достоин поклонения… Тем не менее, хотя поклонения достоин только он, все создания Божьи достойны нравственного уважения в знак достоинства, переданного Богом и, по сути, как выражение поклонения Богу. Монотеистическое учение о сотворении не десакрализует природу. Природа все еще сакральна благодаря тому, что сотворена Богом, объявлена хорошей и помещена под исходное божественное владычество. [80]

 

Слава и хвала Бога

 

«Какова главная цель человека?» — так звучит первый вопрос Вестминстерского катехизиса. Ответ на него дается с величественной библейской простотой: «Главная цель человека — прославлять Бога и вечно радоваться в нем». Таким же библейски верным было бы и подобное утверждение в отношении всего творения.[81] Но даже постановка вопроса о цели творения может показаться странной, особенно для западного разума. Потому что цель или замысел предполагает разум, и разумность, в свою очередь, предполагает некое рациональное или личное существо. А мы давно согласились, что сможем обойтись без подобной личностной рациональности в нашем арсенале объяснений того, какова вселенная. Стивен Хокинг (Stephen Hocking) спрашивает: «Всех беспокоит, почему вообще появилась вселенная?» — и оставляет вопрос открытым, без какого–либо убедительного ответа.[82] «Почему существует нечто, а не ничто?» — вопрошает философ.

Почему? — самый главный вопрос, который задает ребенок уже в раннем возрасте, и на который все же нельзя ответить, исходя из структуры научного взгляда на вселенную. Наука, которая развилась в рамках канонов современности, в целом питает отвращение к телеологии, то есть к поиску целы вещей. Наука, в лучшем случае, работает в другом направлении, отыскивая причины и вопрошая о том, как все стало таким, каким оно есть. Мы двигаемся в исследовании все ближе к началу, к истокам и процессам всего, стремясь постичь великую цепь причинности. Но мы не осмелимся нащупать цель всего, или открыто заявить о том, что понимаем, для чего существует вселенная. В таком мировоззрении присутствует однобокость: оно блистательно открывает и поясняет, как все работает, но ничего не может сказать о том, почему все работает именно так или хотя бы почему это вообще существует. Но хуже всего то, что это мировоззрение утверждает, что любой ответ на последние вопросы будет неадекватен в свете научного знания. Это напоминает известную аналогию, как некто дает исчерпывающий и точный отчет о механизме часов, объясняет, как они работают, но отказывается высказать мнение, каково их предназначение, и насмехается над теми, кто склоняется к странной мысли, что они, на самом деле, были задуманы и изготовлены кем–то с целью сообщать время.

 

 

Те из нас, кто получил образование по канонам современной науки, уже не видят новшество и неестественность современного отвержения существования telos, или предназначения в мире, окружающем человека. Практически все когда–либо жившие люди и большинство людей, живущих в мире сегодня, чьи религиозные и культурные традиции противостоят секулярному влиянию западной культуры, верят, что природа характеризуется целеустремленным устройством и равновесием, имеющим глубокое нравственное и духовное значение [83].

 

 

В Библии же телеологический взгляд на творение очевиден. Творение существует для славы и хвалы своего творца. Будучи сотворенными, мы также сопричастны этой цели: наша главная задача — прославлять Бога и получать от этого наслаждение, ведь это наслаждение в Боге. Но такая цель человеческой жизни не отделяет нас от всего творения. Скорее, мы разделяем с остальным творением эту цель — прославлять Бога. Единственное отличие в том, что мы должны прославлять своего творца по–своему, как приличествует нашему уникальному статусу единственного создания, сотворенного по образу Божьему.

Таким образом, все творение прославляет Бога и неоднократно призывается к этому (напр., Пс. 145, 10.21; 148; 150, 6). Отклик признательности подобает не только людям, которым дана божественная щедрость, но также приписывается всему творению (напр., Пс. 103, 27–28).

 

 

Этот отклик признательности — основная особенность творения, к которому причастны все создания на земле: люди и животные, ландшафты, моря и горы, земля, ветер, огонь и дождь. Псалмопевец говорит, что первый нравственный долг творения — поклоняться и прославлять творца… С еврейской точки зрения человечество и космос имеют нравственное значение, и от них требуется совершить нравственный отклик творцу, отклик, который отражает славу и отвечает признательностью, прославлением и поклонением (Пс. 150). [84]

 

 

В конце концов все творение сольется в радости и благодарении, которые будут сопровождать Господа, пришедшего как царя, чтобы все исправить (судить землю; напр., Пс. 95, 10–13; 97, 7–9).

Более того, когда мы размышляем о необходимости прославлять Бога, стоит отметить, что некоторые тексты связывают славу Бога с полнотой земли; то есть величественно разнообразным изобилием всей биосферы — земли, моря и неба. Язык полноты — особенность повествования о сотворении. От зияющей пустоты история развивается посредством повторяющихся наполнений. Как только вода и небеса были отделены, на пятый день по благословению и повелению Бога вода кишит рыбой, небо — птицами (Быт. 1, 20–22). Подобным образом на шестой день после сотворения всех прочих сухопутных животных, люди получают благословение и повеление «наполнять землю». Поэтому неудивительно, что Пс. 103, 24 говорит, что «земля полна произведений твоих». А Пс. 23, 1 может изображать это богатство просто как «все, что наполняет землю». Также и в Пс. 49,12, после перечисления лесных животных, скота на тысяче гор, горных птиц и полевых животных говорится: «Моя вселенная и все, что наполняет ее». Выражение «земля, и все, что наполняет ее» становится характерным способом сказать обо всей окружающей среде, иногда местной, иногда вселенской (напр., Втор. 33, 16; Пс. 88, 12; Ис. 34, 1; Иер. 47, 2; Иез. 30, 12; Мих. 1, 2).

Такое словоупотребление помогает нам понять значение хорошо известной песни серафима в видении Исайи в храме: «Свят, свят, свят Яхве воинств. Наполнение (или полнота) всей земли — его слава» (Ис. 6, 3; перевод автора). Когда мы читаем это в обычном английском переводе: «Вся земля полна славы его», легко предположить, что речь идет о земле как о вместилище, которое наполнено славой Бога, как храм в первом стихе, который был наполнен краями риз Божьих.[85] При таком прочтении только земля и слава значимые существительные, связанные соединительным глаголом. Но как мы видели, «полнота земли» — это способ говорить обо всем богатом изобилии сотворенного порядка, особенно творения помимо людей (когда идет речь о людях, говорится так: «и все живущее в ней», как в Пс. 23, 1). Поэтому серафим возвещает славу Бога в полноте земли. Богатое изобилие Божьего творения выражает его славу, демонстрирует его «вес», сущность и реальность. Земля полна славы Божьей потому, что все, наполняющее землю, составляет его славу. Подобным образом Пс. 103, 31 заключает Божью славу и Божьи дела творения в параллелизм:

 

 

Да будет Господу слава во веки;

да веселится Господь о делах своих!

 

 

Конечно, нам следует добавить, что слава Бога превосходит творение и предшествует ему. Как напоминает нам Пс. 8, 1, Бог превознес славу свою «превыше небес». Но творение не только проповедует славу Бога (Пс. 18,1), пол нота творения — это также важная часть этой славы. Та же идея подразумевается в другом видении славы Бога, в котором изображен не только полупрозрачный помост и сверкающий престол Бога, но также живые существа, четырьмя своими головами представляющие всех живых созданий, одним из которых является человек (Иез. 1). Все это видение с его символическим изображением творения иногда упоминается Иезекиилем просто как «слава Господня» (Иез. 3, 23; 8, 4; 10, 4 и проч.). Большинство из нас вздохнет с облегчением потому, что, как правило, не соприкасается со славой Бога так, как Иезекииль или Исайя. Но связь полноты земли (вся сотворенная жизнь на земле) и славы Бога означает, как напоминает нам Павел, что люди ежедневно сталкиваются с Богом, просто населяя планету (Рим. 1, 19–20). Как мы поступили с этой планетой, это, конечно же, совсем другой вопрос.

В завершение раздела стоит задаться вопросом о практическом значении всего сказанного. В каких случаях божественная собственность оказывает влияние на наш нравственный выбор? Существует ли экологическое значение сотворенного порядка как благого, по сути, из–за ценности, которую он имеет для Бога? Это не нейтральный материал, который мы можем превратить в товар и сделать источником прибыли, употребляя для личных целей. Более того, как часть всего творения, мы существуем не только для того, чтобы возвеличивать и прославлять Бога самим, но способствовать в этом всему творению. И если величайшей заповедью является любовь к Богу, то это подразумевает, что мы должны относиться к его собственности с почтением, заботой и уважением. Это известная истина в любых человеческих отношениях. Если мы любим кого–нибудь, то заботимся о том, что принадлежит ему. Любить Бога (даже познавать Бога вообще, добавил бы Иеремия [Иер. 9, 22]), означает ценить то, что ценит он. Поэтому, наоборот, способствовать или участвовать в злоупотреблении, загрязнении и разрушении естественного порядка — значит попирать благость Бога, отраженную в творении. Это значит обесценивать то, что ценит Бог, заглушать и подрывать Божью славу.

 

Земля и человек

 

 

Вышние небеса принадлежат Яхве,

и (но) землю дал он сынам Адама

(сынам человеческим).

 

(Пс. 114, 16; перевод автора)

 

Земля, как мы видели, принадлежит Богу так же, как и небеса. Но, в отличие от небес, земля — это место обитания людей, как возвещает Пс. 103. Однако никогда не говорилось, что земля дана прочим созданиям в том смысле, в котором она дана людям. Что делает нас видом, которому, в некоем уникальном смысле, Бог даровал землю?

Легко сказать, что человеческие существа высшие, уникальные или особенные. Это конечно, несомненно.[86] Однако начальные главы Библии не акцентируют внимание на уникальности людей как таковых. Наоборот, кажется, что пункт за пунктом Библия говорит, что у нас гораздо больше общего с остальным одушевленным творением, чем отличий от него. Подобно прочим животным (включая рыб, птиц и насекомых), мы получили благословение и повеление размножаться и наполнять землю (Быт. 1, 22.28). На самом же деле они получили благословение и наполняли землю, прежде чем мы появились. Человечеству даже не был отведен отдельный день творения. Мы созданы в шестой день вместе со скотом, дикими животными и пресмыкающимися. Бог создает животных и птиц из земли (Быт. 2, 19), как и людей. Автор использует те же слова (Быт. 2, 7). Единственным отличием есть то, что человек был создан «из праха земного» — отличие, которое явно не делает его высшим![87] Как люди, так и животные имеют дыхание жизни (Быт. 1, 30; 6, 17; 7, 15.22; ср. Пс. 103, 29–30). Если в нашем случае Бог вдохнул его в самые ноздри (Быт. 2, 7), то это, по всей видимости, говорит о близости отношений людей с Богом, а не об онтологическом отличии людей от животных (и см. Быт. 7, 22).

Более того, существует древнее заблуждение об отрывке Быт. 2, 7 как о тексте, говорящем о происхождении человеческой души, которой не наделены прочие животные. Но в последней части стиха: «и стал человек душою живою», используется то же слово (nepes), которое часто употребляется в отношении всех прочих живых существ (Быт. 1, 20.24.28; 6, 19).[88] То, что мы являемся одним из многих видов животного мира, подтверждается фактом, что Бог дает одинаковую пищу нам и прочим животным (Быт. 1, 29–30). Наша общность с остальными созданиями не должна беспокоить нас, но скорее вызывать восхищение и признательность (Пс. 103). Ведь мы, вместе с прочими животными, имеем такие же основные потребности в еде, воде, сне и крове, и щедрый творец обильно и нелицеприятно дает как им, так и нам все необходимое для жизни (Пс. 103, 10–30). Следовательно, мы — животные среди животных. Мы творение, земные создания – Адам, из земли, adama (или люди из гумуса). И мы, конечно, часть этой полноты земли, которая является славой Бога. Тварность — это слава, а не бесчестие. Наше бесчестие кроется в ином.

 

 

Образ Божий и господство

 

Но в чем же наше отличие, несмотря на такую общность с другими созданиями? В отличие от прочих творений, о людях сказано следующее: «И сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1, 26). Бог решил сотворить нас по своему образу и повелел нам владычествовать над остальным творением. После слов о благословении, размножении и распространении (слова, сказанные ранее другим созданиям), Бог добавляет уникальное поручение «владычествовать над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1, 28).

С одной стороны, это богословское выражение очевидного факта: человеческий вид — доминирующий вид на планете. Мы колонизировали практически всю сушу и нашли способ контролировать и использовать почти любую окружающую среду, с которой имеем дело. Но текст утверждает, что это не просто биологический факт или случайность эволюции. Скорее, наше положение среди сотворенного порядка — результат божественной цели и повеления. В этом состоял Божий замысел, чтобы человек занимал особое положение. Создав нас по образу и подобию своему, Бог дал нам для этого все. Два утверждения настолько тесно связаны в тексте, что не может быть сомнений в их преднамеренной связи. Люди созданы, чтобы быть подобными Богу; люди созданы, чтобы владычествовать над остальным творением.

Не следует отождествлять оба высказывания, то есть утверждать, что наше господство над природой отражает образ Божий в человечестве. Ведь человек — это намного больше, чем просто господин окружающей природы. Множество чернил богосло


Поделиться с друзьями:

Автоматическое растормаживание колес: Тормозные устройства колес предназначены для уменьше­ния длины пробега и улучшения маневрирования ВС при...

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...

История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.075 с.