Священники Бога среди народов

 

 

Вы видели, что Я сделал Египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе; итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля, а вы будете у Меня царством священников и народом святым.

(Исх. 19, 4–6)

 

 

Это торжественное заявление Бога было сделано после описания событий исхода (Исх. 1—18) и перед тем, как был дарован закон и заключен завет (Исх. 20—24). Эти программные и торжественные слова Бога обращены как в прошлое, так и в будущее. Во–первых, они указывают на божественную инициативу в спасении («вы видели, что Я сделал…») как на важнейшую причину для повиновения закону (то же делает и Декалог). Во–вторых, в них Израиль обретает понимание своей роли как священника и святого народа, принадлежащего Господу среди народов всей земли. Послушание закону в завете делало их святыми; то есть другими, отличными от народов. Но в то же время они, как священники, должны быть учителями, примером и посредником для народов. Таким образом, соблюдение закона не было для Израиля самоцелью, но относилось к причине их существования — Божьей заботе о народах. Второзаконие 4, 5–8, как мы только что видели, помещает социальную справедливость Израиля в тот же контекст — публичное свидетельство для окружающих народов.

Следовательно, мы задаемся вопросом: обращен ли закон только к Израилю, учитывая их уникальные отношения завета с Господом, или же он имеет отношение и к остальным народам (включая, в конце концов, нас самих)? Ответ следующий: «И то, и другое». Но здесь нужно оговориться. Закон не имеет прямого отношения и не адресован напрямую к народам (как утверждает Пс. 147, 8–9, Бог не дал его прочим народам, как дал Израилю). Но это не означает, что закон Израиля не относился к ним. Скорее, закон был дан Израилю, чтобы тот стал примером, светом для народов. Ожидалось, что в будущем, как его представляли пророки, закон будет дан всем народам, или же они придут, чтобы научиться ему. Народы должны были увидеть справедливость Божьего закона, который прежде будет воплощен в его народе (Ис. 42, 4). Израиль должен был стать светом для язычников.

Таким образом, учитывая роль Израиля в Божьем плане для народов и функцию закона в связи с их миссией, мы можем заметить: закон был задуман (наряду с прочими аспектами общественной жизни Израиля, как мы уже видели), чтобы сформировать Израиль в конкретных, четко определенных рамках их исторического и культурного контекста. Их общественная жизнь, со всеми ее правовыми структурами и институтами, нравственными нормами и богословским фундаментом, становится моделью, или парадигмой народа, который должен стать священником для всех народов. Кроме того, значение и применение этой парадигмы выходит за географические, исторические и культурные границы Израиля. Р. Клементе обращает внимание на актуальность и широкую применимость ветхозаветного закона, напоминая тем самым выдвигаемый мною тезис, хотя и не использует понятие «парадигматический»:

 

 

Удивительно, что Ветхий Завет содержит Тору — наставления, которые могут быть применимы к широкому спектру общественных и политических систем. Общества, резко отличающиеся экономически, политически и культурно, обрели в Ветхом Завете богатый и действенный источник социального и нравственного учения. [40]

 

 

Следовательно, отличительность Израиля не препятствует универсальному применению, а служит ему. Парадигма, по своей сути, уникальный способ, дающий возможность более широкого применения, выходящего за собственные рамки.

Я полагаю, что парадигматический характер Израиля — не просто герменевтический инструмент, изобретенный нами и навязанный для обзора прошедших событий, и потому являющийся анахронизмом. Скорее, выражаясь богословским языком, такая парадигматическая функция была прежде всего частью Божьего замысла в создании и формировании Израиля. Когда мы задаемся вопросом о нравственной значимости древнего народа для современного мира, то пытаемся увидеть наш собственный мир в свете писаний Израиля, и таким образом исполняем Божественный замысел. Именно для этого нам даны писания. В одной культуре и в одном срезе истории они дают нам парадигму тех социальных ценностей, которые Бог ожидает от человечества в целом.

Будет полезным рассмотреть еще несколько примеров того, как работают парадигмы.

 

 

Парадигмы в грамматике

 

Когда мы изучаем новый язык, то часто заучиваем парадигмы слов. Например, слово parler часто используется в качестве парадигмы при изучении французского языка. Если мы выучим все формы окончаний этого глагола, у нас будет парадигма для других глаголов такого типа во французском — всех правильных глаголов с окончанием – er. Как только мы выучили форму и образец этой парадигмы, этого конкретного примера, то сможем применять парадигму ко многим другим глаголам или даже изобретать новые глаголы с этими окончаниями, так как они будут соответствовать парадигме. Напротив, если мы напишем предложение, начинающееся с Nous arrivez, нам укажут на ошибку — это не согласуется с парадигмой. Знание парадигмы помогает нам видеть нарушения грамматики, а также говорить и писать правильно. Таким образом, выучив парадигмы слов (глаголов, существительных и пр.) мы можем использовать широкий словарный запас в новых ситуациях.

Использование Израиля в качестве парадигмы дает нам способность перейти от одного определенного случая к множественным контекстам, где ситуации могут сильно отличаться. Мы можем найти и применить принципы, согласующиеся с парадигмой, которой мы научились из Ветхого Завета (и, конечно же, как библейские христиане, из более широкой парадигмы всей Библии). Парадигматический подход помогает нам критически оценивать ситуации или предложения на предмет их соответствия парадигме, созданной Богом в Израиле. Таким образом, парадигма может формировать как положительное, так и отрицательное нравственное суждение.

 

 

Парадигмы в науке

 

В 1970 году Томас Кун написал книгу о научных революциях, в которой была предложена свежая идея понимания научного прогресса.[41] Согласно Куну, наука развивалась не в соответствии с классическим мифом эволюции о накоплении теорий, основанных на все более глубоком исследовании данных. Скорее, наука время от времени совершала громадные скачки, когда одна парадигма, которая существовала уже на протяжении веков, оказывалась несостоятельной и отвергалась, чтобы на ее место пришла другая. После этого вся экспериментальная деятельность совершалась в новой парадигме понимания до тех пор, пока и она не становилась несостоятельной и не заменялась. Такие сдвиги парадигм происходят не часто, потому что их последствия, как правило, разрушительны и сеют разногласия.

 

Исследование любой проблемы всегда совершалось на фоне предпосылок и убеждений, сформированных существовавшей прежде наукой. В современной науке этот фон обрел форму «парадигм», группы убеждений, теорий, ценностей, стандартов исследования и их результатов, дающих направление для прогресса во всей области. [42]

 

 

Кун использует слово «парадигма» в двух значениях. С одной стороны, оно означает «совокупность убеждений, ценностей, приемов, общих для членов данного сообщества». С другой стороны, оно означает «конкретные решения задач» — реальные результаты экспериментов, которые предоставляют рабочие модели для дальнейшего исследования и указывают пути решений для большего числа нерешенных проблем. Берн Пойтресс (Vern Poythress), размышляя над тем, что сказал Кун, показывает разницу этих двух значений, используя понятия «дисциплинарная матрица» для первого и «образец» для второго. Мне представляется, что оба значения слова «парадигма» (и как матрица убеждений, и как конкретные примеры) могут быть полезны для понимания того, как Ветхий Завет может функционировать в качестве нравственной парадигмы для нас.

Прежде всего, появление Израиля ввело в древний ближневосточный мир новую парадигму убеждений и ценностей — здесь парадигма используется в широком значении, как всеобъемлющая матрица убеждений. Это не означает, что Израиль был совершенно непохож на свое окружение, то есть не имел религиозных или культурных связей. Огромное количество сравнительных исследований показали, до какой степени Израиль взаимодействовал с современным ему миром. Тем не менее, выше мы показали, что в некоторых сферах Израиль отличался сознательно и намеренно. И это отличие включало все их мировоззрение — матрицу убеждений и предположений, направлявших их социальное и религиозное самопонимание и организацию. Среди множества отличительных особенностей этого революционного мировоззрения (парадигмы) можно выделить следующие:

 

• монотеизм Израиля, который, по всей видимости, сначала был моно–Яхвизмом, но со временем развился в зрелое посвящение Яхве как единственному божеству;

• описанные выше характеристики Яхве как Бога (т. е. того, кто является Господом творения и действует в истории);

• ценности, выраженные через дела Яхве в истории, явленные благодаря исходу, а позже сведенные в законы Израиля: забота о слабых и угнетенных, восстановление справедливости, отвержение идолопоклонства и связанного с ним социального зла;

• концепция социальной структуры с позитивными последствиями в политической сфере, особенно представление Израиля о Яхве как о царе, что способствовало отказу от монархии на протяжении нескольких столетий и впоследствии ограничивало власть царя;

• вера в то, что земля принадлежит Богу, что, в свою очередь, устанавливало экономическую справедливость и опрокинуло господствующую модель землевладения;

• вера в Яхве как творца и опору естественного порядка, что лишило обожествления таких сфер жизни, как сексуальность, плодородие (земли, стад и жен) и даже смерть.

 

Это всего лишь некоторые контуры парадигмы, той всеобъемлющей матрицы убеждений и ценностей, сформировавших исторический Израиль.

Во–вторых, сам Израиль был парадигмой, во втором, более узком значении Куна. То есть он был конкретной моделью, практическим, культурно обусловленным, экспериментальным образцом уже воплощенных убеждений и ценностей. Теперь никто не станет отрицать то, что ясно показали сами еврейские писания: израильтяне все же не смогли воплотить те законы и социальные установления, к которым они были призваны в завете. Тем не менее, существует исторический факт: при переходе от Бронзового века к Железному в древней Палестине возникло удивительное сообщество с радикально отличающимися формами социальной, экономической и политической жизни, каждая из которых неразрывно связана с особенной формой их верования. Они называли себя «Израилем» и «народом Яхве», и им на протяжении нескольких столетий удавалось показать, например, что теократия может существовать; что землей можно владеть и пользоваться, не считая ее исключительно коммерческим продуктом, который можно приобретать, продавать или использовать по праву личной собственности; что можно сохранять равенство семей, благодаря присущим системе механизмам предотвращения нищеты, долга или рабства; что духовные потребности народа можно удовлетворить и при отсутствии потребительской землевладельческой священнической элиты. Их конкретное существование в истории парадигматично. Конечно, с течением времени этот исторический эксперимент сам претерпевал многие изменения. Народ Божий от Авраама до возвращения из вавилонского плена перенес несколько основательных метаморфоз, тем не менее, в каждой эпохе существовали константы, базовые фундаментальные идеалы того, что значило быть Израилем.[43] Другими словами, сам Израиль был призван к постоянной самопроверке в свете парадигмы собственной конституции.

Второе значение научной парадигмы также полезно для нашего применения к ветхозаветной этике. В научном исследовании «конкретный образец», полученный в результате научного эксперимента, функционирует как модель для решения других задач. То есть работающие в некой «дисциплинарной матрице» ученые (парадигме в первом значении) полагают, что модель, успешно решающая одну проблему (парадигма во втором значении), по всей видимости, даст результаты, если ее применить к другим проблемам в той же сфере. Это другой способ, помогающий увидеть, что означает рассматривать ветхозаветный Израиль в качестве парадигмы. Видя, как они в их культурном и историческом контексте решали проблемы и вопросы, общие, в принципе, для всего человечества, мы можем ответить (хоть и не всегда решить) на нравственные вызовы, с которыми мы сталкиваемся в своих специфических обстоятельствах. Парадигма заключает в себе силу для решения проблем. Исторический Израиль давал всесторонний ответ на широкий спектр экономических, социальных и политических вопросов своего времени. Мы не можем винить их за то, что они не решили все проблемы человечества. Это не является целью парадигмы. Основная задача Израиля состояла в особенной, уникальной природе. Джон Голдингей подчеркивает важность специфики ветхозаветных законов и институтов. Они не позволяют нам удовлетвориться абстрактными обобщениями:

 

 

Следовательно, утверждения Библии либо говорят нам, как жить, либо (когда они не делают этого) являются моделью и мерилом наших попыток понять, как мы должны жить. Это означает, что мы не игнорируем специфичность библейских заповедей (и применяем их к нашему времени, как если бы они были вневременными универсальными истинами). Нас также не пугает их специфичность (тем самым делая нас вовсе неспособными применить их к нашему времени). Мы ценим их специфичность, потому что она демонстрирует нам, как воля Бога выражалась в то время, и мы воспринимаем их как парадигму для своих этических построений. [44]