Ильинский ЛАГЕРЬ. Снова голод.

На окончательное поселение колхозников привезли в Ильинский лагерь. Лагерь был огорожен колючей проволокой. Войти и выйти можно было с двух сторон – через крепкие ворота. Людей разместили в четырех больших, двухэтажных бараках, на верхних этажах. Строения, видимо, принадлежали эвакуировавшемуся совхозу. Яков и Анна с двумя младшими детьми делили комнату еще с одной семьей. Дуся с Марусей попали в трудовой лагерь, на лесозаготовки. Военнопленные находились в отдельном лагере неподалеку. Оставшиеся в Ильинском старики и женщины с детьми жили теперь хоть и под крышей, но все также недоедая. Распухшая от голода Маша в свои 12 лет от слабости не могла подняться на второй этаж. Как-то раз (по-видимому, в 1943 г.) приехали к ним верхом на лошадях несколько человек из Американского Красного Креста. Финны их выпроваживали, много смотреть не давали. Что-то американцы, однако, поняли – прислали помощь. В паек добавили хлеб и маргарин, немного полегче стало.

Преступления…

В лагере сидели только русские, вернее, нефинские. Карелы и вепсы, а также те, кто имел среди них родственников или знал язык, оставлялись на вольном поселении. Ближайшая карельская деревня располагалась километрах в двух от Ильинского. Туда дети убегали просить милостыню. Устраивали лазейки под проволокой – много ли надо, чтобы ребенку пролезть. Подавали им мелкую картошку, вареную для поросят в чугунках. Они – какую картофелину в сумку положат, а какую немытую сразу в рот вместе со шкуркой – так и наедятся. Единственные материны ценности – золотое кольцо и вязаную узорную косынку – удачно променяли на буханки хлеба.

    …и наказания.

Учет у финнов был хороший. В Олонце потом все документы сохранились в идеальном порядке. Каждый вечер в лагере устраивалась проверка. Если кого не заставали на месте дважды – заносили в список, а утром вызывали в комендатуру. Летом 1942-го Маша дважды так попадалась. Третий раз почему-то обошлось, не вызвали. Для наказания провинившихся использовались две хитрые плетки: набитая песком и граненая. Последняя впивалась в тело и била больней, чем песочная. Махать плеткой – дело утомительное, особенно, если одной рукой надо удерживать руки наказуемого (детей били стоя). Поэтому «работали» всегда несколько человек, по очереди. В первый раз смелая Маша вызвалась идти первой из шестерых или семерых попавшихся. Да еще платьице легкое надела. Потом неделю на животе отлеживалась. Для второго раза оделась более благоразумно и пошла последней. Но насколько это было лучше, трудно сказать. Страшно ей было смотреть, как бьют ребят по худенькому истощенному телу. С мальчиков перед поркой снимали рубашки.

Взрослых для наказания укладывали на скамью и били обеими плетками с двух сторон поочередно.

Как-то отец, не спросившись, запряг лошадь (он работал конюхом) и съездил в соседний лагерь навестить старшую дочь. Комендант пришел в барак с пистолетом, пугал расстрелом, но кончилось тем, что только избил. Отец долго лежал после этого.

У карела-коменданта была привычка непринужденно открывать двери ногой. Про него рассказывали, что на прежнем месте «работы» он собственноручно расстреливал заключенных, перед этим заставляя копать себе могилу.

Наука выживания.

Должность «начальника копытного гаража», с которой Яков уже не расставался до конца своей жизни, помогала его семье выжить. В карманах и в валенках приносил он домой понемногу лошадиных отрубей. Отруби были военного качества, с бумагой. Мать варила из них кисель – научилась в лагере  варить кисели не хуже, чем прежде у «богатых» выпекать хлебы. Однажды, когда просеивала отруби в чулане, вошли финны. У нее от страха даже по ногам потекло, но пронесло, не заметили.

Брату Коле повезло еще больше – он пас коров. От разных коров можно было надоить понемногу, по полстакана молока, чтобы не было заметно. Тем и спасался от голода.

Как-то раз по осени лагерные ворота случайно оказались открытыми. Три десятка женщин вышли на поле собирать оставленную при уборке картошку. Когда вернулись, их всех переписали. А дальше – по общему сценарию. Мать лежала около двух недель.

Новый комендант.

После последнего случая коменданта отправили-таки на фронт. Поставили нового начальника, на этот раз из финнов. Он говорил, что жил среди русских и любит русский народ. При нем в лагере уже никого не наказывали. Во время Свирско-Петрозаводского наступления отступающие финны могли перерезать всех, если бы ворвались в ворота. Комендант же сказал, что будет защищать лагерь. Ворота закрыли, он со своей командой встал рядом. Когда финны подходили, приказывал остановиться, стрелял вверх. Покинул он лагерь в самый последний момент. В это время наши десантники, высадившиеся в междуречье Тулоксы и Видлицы, уже перекрыли все дороги к отступлению.

26 июля 1944 г. русские войска, наступавшие со стороны Олонца, форсировали реку Олонку и захватили Ильинский Погост.

Все время, пока шли бои, финны бомбили лагерь с самолетов.