Крах классического эволюционизма

 

Проблема с недостаточным количеством ископаемых костных останков, которые должны были бы подтвердить дарвиновскую теорию, была известна практически с самого начала. Однако в течение почти ста лет казалось, что необходимый костный материал, способный подтвердить эволюционное становление гоминидов и других видов, просто еще не обнаружен. И обнаружение его – лишь дело времени.

И действительно, постепенно разрыв между человеком и обезьяной заполнялся, были открыты сначала питекантроп, синантроп, различные виды австралопитеков, Человек умелый в Азии и Африке. Однако новые открытия в действительности так и не смогли перекинуть мост между древними ископаемыми обезьянами – предполагаемыми предками человека – и самим Человеком разумным. Они представляли собой по сути изолированные виды, многие из которых развивались параллельно, не имея связующих звеньев между собой.

С начала 70‑х гг. ХХ в. начинается стремительный отход от классической теории дарвинизма, хотя это и не означало, что теория эволюции целиком потерпела крах, просто процесс трансформаций в животном мире оказывается значительно сложнее и, во всяком случае, не столь прямолинеен, как предполагалась ранее. В 1972 г. известные антропологи Стивен Джэй Гулд и Нильс Элдридж, выступая на международной конференции по эволюции, делают развернутые доклады, выдержанные в антидарвинистском стиле. Они показывают, что обнаруженные костные ископаемые останки абсолютно не соответствуют теоретическим построениям классического эволюционизма. Между подавляющим числом видов, представляющих земную фауну, не существует переходных звеньев, а сами виды появились практически вместе и одномоменто к эпохе кембрия. Отсутствие костных останков, представляющих собой связующие звенья между отдельными видами, в том числе и человека, на самом деле отражает реальное положение вещей – их просто не существует! А поэтому поиски «недостающего звена» просто бессмысленны, поскольку оно также не существует вовсе [172, 96].

С. Гоулд заключает: «Крайняя редкость переходных форм в ископаемых останках представляет собой буквально «фирменный секрет» палеонтологии» [170, 150]. Ему вторит Н. Элдридж: «Никто так и не сумел найти никаких промежуточных существ: костные свидетельства так и не пролили свет на проблему недостающего звена, и многие ученые сегодня разделяют все более возрастающее убеждение в том, что такие переходные формы просто никогда не существовали» [285, 18].

Основная проблема заключалась именно в отсутствии промежуточных звеньев – без них вся теория эволюции превращалась лишь в одну из гипотез развития человека. В связи с этим уже известные С. Гоулд и Н. Элдридж разрабатывают новую теорию, которая должна, по их мнению, объяснить отсутствие промежуточных форм. Они выдвигают идею «пунктирного равновесия», или «концепцию пунктуации». В соответствии с этой теорией, предполагаемый переход от вида А к виду Б происходит в небольшой, географически изолированной популяции и занимает крайне малый период времени, практически миг, некую одну геологическую микросекунду. Этот период времени слишком короток, чтобы промежуточные формы оставили следы в виде ископаемых остатков. Что же происходит потом? Новый вид покидает свой ареал и распространяется по всей области обитания старого вида А. Все это происходит настолько стремительно, что если брать за основу шкалу в миллионы лет, то никаких следов «перехода» на ней не останется. Для внешнего наблюдателя все покажется одномоментным, будто бы новый вид возник ниоткуда и сразу.

На первый взгляд все представляется весьма логичным – действительно, при плавном накоплении мутаций, а потом при стремительном переходе из одного вида в другой количество переходных звеньев может быть столь мало, что обнаружить их просто не удастся. Но есть и серьезное возражение: если не обнаружено вообще никаких переходных видов, то бессмысленно и говорить о доказанности эволюционного развития, и все это вновь остается на уровне одной из гипотез.

К середине 80‑х гг. XX в. кризис классического дарвинизма становится очевидным, хотя это автоматически отнюдь не приводило к выводу об ошибочности теории эволюции вообще. Сами эти заключения еще не означали, что теория эволюции оказалась отвергнутой в пользу какой‑то иной. Однако эволюционное древо никак не «склеивается» воедино, постоянные ошибки в хронологии, невозможность точно идентифицировать многие останки, абсолютно не очевидная связь между ними порой способны привести в отчаяние даже самых преданных сторонников поэтапного становления человека путем эволюции.

Публикуется ряд монографий, подробно разбирающих недостатки старых подходов. С. Гоулд, М. Бейджент, М. Дэнтон, Р. Милтон на основе большого количества самого разнообразного материала показывают, что дарвинизм все еще лишь теория, а не состоявшийся факт [15; 109; 292]. В 1991 г. известный антрополог Вилссон публикует обширную книгу «По ту сторону естественного отбора», где заявляет, что приверженность дарвиновской теории лишь тормозит осознание реальных путей эволюции.

Эволюция в свете новых исследований и находок оказывается нелинейным процессом, она не действует с необоримой закономерностью накопления именно благоприятных изменений и скачкообразного образования новых видов на их основе. Нередко, как утверждает ряд специалистов, изменения представляют хаотичный характер случайной последовательности, и это также ведет к трансформации вида, но все же не к переходу одного вида в другой. По сути, в природе встречается не эволюция видов, в том числе различных видов гоминидов, но изменения внутри одного вида относительно столь же изменяющейся среды. Новые виды ниоткуда не возникают! Сторонник этой теории Вилссон указывает, что было бы неправильно изучать различных животных как изолированные типы, ведь «организмы эволюционируют как часть общего, то есть экосистемы…, а это значит, что следует говорить не о происхождении видов, но о развитии экосистемы».

Все это отнюдь не значит, что произошел полный и окончательный разрыв с классической теорией Ч. Дарвина, но доказательства ее сторонников уже больше напоминают религиозную догматику, нежели доказательные научные построения [98]. Таким образом, надо было все переосмысливать заново.

 

Хаос и эволюция

 

Так почему же нет переходных форм, почему столь мало находок, почему до сих не обнаружено знаменитое «недостающее звено»? Неужели все рассуждения об эволюции ошибочны, а человек не возник в результате столь знаменитого естественного отбора?

Чтобы не разрушить всю теорию эволюции, предлагается несколько объяснений. Одно течение, представленное градуалистами, утверждает, что эволюция идет непрерывно и очень медленно. Именно это и объясняет отсутствие каких‑то переходных форм, поскольку мы обнаруживаем лишь некие обрывки из этого крайне медленного процесса. В сущности, никаких «переходных звеньев» даже и быть не может, равно как бессмысленно искать переходное звено между родителями и их ребенком.

Другое течение, представленное пунктуалистами, считает, что все происходит внезапно, возможно, в результате каких‑то катастроф или микрокатастроф. В свою очередь, это также дает некое разумное объяснение отсутствия переходных форм, так как происходит лишь некая резкая «смена регистра», в результате которой буквально в один момент появляется новый вид антропоида.

Однако и то, и другое течение видит сам механизм изменений в накоплении мутаций, хотя и не может до конца объяснить, почему мутации приводят к рождению более «прогрессивного» существа, а не к полному исчезновению вида.

Проблема заключается не только в том, что практически нигде не обнаруживается переходных форм, и проблема «недостающего звена» актуальна не только для человека, но и для животных. Существует и другая сложность: теоретические расчеты показывают, что для эволюции на земле просто не хватит времени!

 

График Э. Лоренца. Оси Х, Y, Z соответствуют различным компонентам погоды, сам же график показывает возможные изменения погоды. Сам график – это функция времени, в одном направлении он демонстрирует прошлые типы погоды (т. е. исходный материал для предсказания), в другом направлении – варианты погоды в будущем. Однако фактически первоначально неразличимые условия могут привести к полностью различным вариантам погоды (показаны здесь двумя разными «лепестками»). Это явление, известное как «чувствительность к изначальным условиям», приводит к тому, что точность предсказания погоды тем меньше, чем на большее время она предсказывается

 

Если принять за основу тот факт, что всякая мутация происходит случайным образом, буквально путем перебора всех возможных вариантов, то не хватит всей истории земли для того, чтобы такая трансформация произошла, не говоря уже о массовости таких изменений. Вся информация о развитии человека, равно как и любого другого живого существа, заключена в его генокоде, и мутация должна осуществляться путем перебора этого генокода. Более того, жизнь на земле возникает благодаря созданию самого этого генокода, а его сложность такова, что в реальном времени жизни нашей планеты этого сделать невозможно. Астроном Фред Хойл едко заметил по этом поводу, что шанс создать высшие формы жизни таким путем равен шансу того, что «вихревые потоки на свалке создадут Боинг 747» [15, 36].

Так что же на самом деле происходило в живой природе, каким образом возникли ныне существующие виды?

С одним из объяснений выступают «возмутители спокойствия» антропологи С. Гулд и Н. Элдридж. Они не отвергли концепции эволюционных изменений вообще, но считали, что сами трансформации никак не могут быть случайными, как об этом говорит классический дарвинизм.

С. Гулд и Н. Элдридж считают, что отсутствие костных останков отражает реальное положение вещей – их действительно вообще нет. Нет никаких «переходных звеньев». «Многие лакуны между обнаруженными костными останками отражают реальность. Они как раз показывают именно тот путь, по которому движется эволюция, а отнюдь не фрагменты неких неидеальных находок» [172, 96]. И вот очень важный вывод: новые виды не эволюционируют один из другого, но развиваются параллельно, а поэтому у них «хватает времени» на некоторые трансформации. С. Гулд и Н. Элдридж назвали это состояние «подчеркнутым равновесием».

И это очень точно соответствует той картине развития человека, которую мы видим сегодня. Одни виды людей не выходят из других, а существуют параллельно, возникая и приходя к своему концу в разных регионах мира, при этом не порождая никаких переходных форм.

Но все равно фактор времени здесь играет чрезвычайно важную роль – земля слишком молода, чтобы успеть вместить в себя все генетические изменения, все те миллионы видов, которые стали бы промежуточными формами.

Чтобы разрешить это противоречие, профессор Р. Вессоном предложил применить к объяснению эволюции широко известную из других наук «теорию хаоса». Общая теории хаоса была первоначально разработана для предсказания событий с нелинейной структурой развития, которые имеют большую долю случайности. Впервые эта теория была применена в 1961 г. американским метеорологом Эдвардом Лоренцом для предсказания погоды. Э. Лоренц, стремясь несколько облегчить расчеты погоды, решил не принимать в расчет весь массив данных. Сначала он уменьшил исходные цифры с шести после запятой до трех (то есть рассчитывал, исходя из тысячных долей, а не из миллионных). Для проверки эффективности такого метода он также запустил компьютерный просчет с полными цифрами. Оказалось, что на полученных графиках сначала процесс протекает одинаково, однако затем с какого‑то момента графики начинают заметно расходиться, в конце концов дают абсолютно различные варианты. Такое постепенное расхождение, на раннем этапе малозаметное, но приводящее в конечном счете к грубейшей ошибке, было названо «каскадом к хаосу».

Лоренц разработал два важнейших принципа хаоса. Во‑первых, чувствительность к исходным условиям: небольшие события могут привести к большим последствиям. Во‑вторых, Лоренц говорил о необходимости поддержания обратной связи с окружающей средой. Должно существовать постоянное взаимодействие между развивающейся системой и ее окружением, поскольку они оба воздействуют друг на друга, отдавая и принимая «сигналы» в виде бесконечного цикла. За счет этого и создается в конечном счете непредсказуемый эффект непредсказуемости.

Никакие последствия в этих условиях предсказать невозможно, и, как он замечал, «взмах крыльев бабочки в Китае сегодня завтра может привести к рождению торнадо где‑нибудь в Канзасе». Именно эта непредсказуемость и взаимосвязанность всех событий на земле и получила название «эффекта бабочки».

 

Иллюстрация к «теории хаоса» в развитии человека. Древо развития человечества может ветвиться бесконечно и случайным образом под воздействием множества факторов. В результате этого возникают вариации в морфологии и, как следствие, множество видов и подвидов людей. При этом никакой «основной линии» не существует – просто множество вариаций

 

Теория хаоса опирается на изучение конкретных последовательностей событий или паттернов, например, если наблюдать развития одних и тех же паттернов в природе, то может оказаться, что явления, которые, как кажется, развиваются случайно, имеют в своей основе некий порядок. И все это подобно кажущейся «хаотичности» мутационных изменений в развитии человека.

Исходя из этих положений и несколько трансформировав их, Р. Вессон применил их к развитию животного мира [393]. Он не отрицал самой эволюции – теория хаоса и хаотичности изменений по своей сути является одной из разновидностей неоэволюционизма, поскольку утверждает наличие накапливающихся трансформаций. Однако, в отличие от классического дарвинизма, в этом случае изменения не являются однозначно положительными для конкретного вида, они абсолютно случайны.

Р. Вессон предложил отказаться от рассмотрения эволюции конкретного вида, но говорить о трансформациях самой экосистемы, в которую включен этот вид, что соответствует второму постулату теории хаоса: наличие обратной связи между объектом и окружающей средой. Прогрессивное нарастание (каскадирование) хаоса начинается с самого момента зарождения жизни, оно порождает бесконечное и непредсказуемое количество разновидностей флоры и фауны на земле. Именно это, в частности, объясняет наличие огромного многообразия растений и животных, распространенных на одном ареале при одинаковых климатических условиях, поскольку благоприятный характер изменений уже в расчет не принимается.

Трансформации одного вида не являются внутренне изолированными, но влияют и на окружающую среду, та, в свою очередь, вновь влияет на этот вид, равно как и на все остальные, сама затем получает «ответ», и этот круг продолжается до бесконечности. Хаос нарастает, равно как и появляются все новые и новые непредсказуемые виды живых существ. Хаотичность структуры всей экосистемы увеличивается, хотя она и подчинена определенным законам развития. Однако эти законы не дают никакой возможности предсказать ни направление изменений, ни судьбу самой мировой экосистемы. В отличие от классического дарвинизма, выступающего как линейная, механистическая последовательность отбора наиболее приспособленных видов в ущерб наименее адаптированным, теория хаоса применима для нелинейных сред со случайными паттернами – набором моделей или образцов для воспроизведений. И именно такой «нелинейной средой со случайными паттернами», по мнению Р. Вессона, и является природная среда.

 

 

Часть четвертая

Люди ниоткуда

 

Нередко антропологические построения базируются на некоторых допущениях, которые кажутся на первый взгляд логичными и вполне допустимыми, однако при ближайшем рассмотрении лишь уводят нас в сторону от основных поисков.

В качестве примера приведем, в частности, известные утверждения о том, что первобытный человек, Homo sapiens sapiens, ходил в шкурах, а возможно, шкурами пользовался уже и неандерталец. Именно такие изображения, например, мы встречаем в школьных учебниках и на стендах во многих музеях естественной истории по всему миру. Откуда вообще взялось утверждение об использовании шкур в столь глубокой древности? Хорошо известно, что органические останки, подобные шкурам животных и коже человека (в этом плане между ними нет принципиальной разницы), не сохраняются. До нас доходят лишь фрагменты костных останков, причем обычно изрядно поврежденные не только временем, но и животными, которые обгладывали тела павших людей. Ни о каких шкурах, одеждах, даже человеческой коже не может идти и речи. Обратим внимание, что «люди в шкурах», как демонстрируется на многих иллюстрациях, жили минимум 30–40 тыс. лет назад – именно таков возраст Homo sapiens sapiens, или кроманьонца. Такой возраст не позволяет сохраниться органическим материалам.

Разумеется, простая логика нам подсказывает, что в моменты ледниковых периодов люди должны были как‑то спасаться от холода, и представляется вполне естественным, что они использовали для этого шкуры животных. Найденные заостренные палочки, идентифицируемые как иглы, кажется, также подтверждают факт обработки шкур. Но это – лишь наша реконструкция, самих обработанных шкур не сохранилось.

 

Говоря об эволюционных изменениях, в результате которых сформировался человек современного вида, имеют в виду, что каждая функция, каждая часть человеческого организма должна представлять собой продукт эволюции и получить свое объяснение именно с точки зрения повышения способности к выживанию в этом мире. Разумеется, отдельное изменение не может автоматически повысить шансы человека на адаптацию к изменяющимся условиям, например, увеличение объемов мозга влечет за собой изменение в структуре питания, поскольку больший объем требует и большего количества энергии. Таким образом, мы сталкиваемся со взаимозависимыми изменениями, ни одно из которых не может считаться решающим, хотя среди них есть более важные (объем мозга, прямохождение) и менее важные (например, увеличение длинны пальцев). Впрочем, есть и вообще малообъяснимые, например, изменение в ритме сексуальной жизни и увеличение половых органов относительно общего объема тела.