Можно ли найти «недостающее звено»?

А где же переходные звенья?

Исходя из теории классического дарвинизма, различные виды гоминидов должны быть связаны между собой целым рядом переходных звеньев, в результате чего должна образоваться относительно прямая линия эволюционного становления человечества. Эту мысль выдвинул сам Ч. Дарвин, считая, что «в будущие годы… многие костные звенья еще будут открыты» [95, 439]. В эпоху написания «Происхождения видов» наука не располагала никакими «костными звеньями» в огромной цепи человеческого становления, кроме неандертальца, чье присутствие в этой цепи представлялось сомнительным. И тем не менее уверенность в том, что такие переходные звенья будут найдены в ближайшем будущем, не вызывала сомнения.

Но исходя из логики предполагаемой эволюции, здесь появляется одна тонкость, которая с самого начала смущала искателей предков человека. Для того чтобы такой путь эволюции осуществился, количество промежуточных форм должно было быть колоссальным, для каждого вида их должно было оказаться несколько тысяч, если не миллионов. Сам Ч. Дарвин считал, что этот путь эволюции должен пролегать через бесконечное число переходных форм, однако сам этот процесс чрезвычайно медленен и постепенен, и это, в свою очередь, означает потенциальное наличие огромного числа таких переходных форм. «Количество промежуточных или переходных звеньев между всеми живущими или исчезнувшими существами должно быть невероятно большим. Однако, несомненно, если теория верна, то таковые действительно жили на земле» [95, 206].

С этого началась эпоха открытий и надежд: берцовая кость питекантропа, обнаруженная на Яве. На ней виден большой костный нарост, позволивший предположить, что ее обладатель болел какой‑то болезнью. В тот момент казалось, что перед нами – прямой предок человека. Потом оказалось, что это – просто отдельное человечество

В ту пору казалось, что дело лишь за тщательными раскопками и наращиванием количества находок, – и вот уже хотя бы часть переходных звеньев будет извлечена из земли. Первоначально их отсутствие объяснялось тем, что никто до этого времени такими останками либо не интересовался, либо принимал их за некие раритеты вымерших существ, не представляя, что они являются частью огромного эволюционного пути.

Впрочем, как нам предстоит убедиться, несмотря на большое количество извлеченных из земли останков, даже сегодня положение не изменилось кардинальным образом, хотя мы и узнали много нового о тех, кто заселял землю перед нами. Во‑первых, сегодня, как и около ста пятидесяти лет назад, переходных звеньев так и не обнаружено. Во‑вторых, ископаемых останков оказалось значительно меньше, чем ранее предполагалось, и они не составляют в реальности единого эволюционного древа. Связь между находками не очевидна, и нередко гоминиды, обнаруженные в более глубоких слоях, ошибочно считаются предками тех, чьи останки залегают в более высоких слоях, хотя переходных форм между ними не наблюдается.

Теоретически каждая вариация должна была оставить о себе «запись», след в виде костных останков. Каждая вариация также должна была давать несколько новых вариаций. Древо изменений обязано ветвиться бесконечно, и чтобы на этой эволюционной дороге найти свой единственно правильный и успешный путь, каждый вид должен пройти через множество неудачных вариаций и мутаций. И если эти «неудачники» не будут исчезать с лица земли, то наша планета должна оказаться перенаселенной самыми различными тупиковыми и промежуточными видами. Значит, они все вымирали, давая дорогу самому успешному? Именно так, казалось бы, и происходило, ведь с земли исчезли неандерталец и питекантроп, в конце концов уступив место человеку современного вида. Но проблема заключается как раз в том, что никаких останков тысяч и миллионов промежуточных вариаций мы не встречаем. Их просто нет. Скорее всего, их и не было. Но это значит, что все происходило совсем не так, как предполагается. И не было сотен тысяч морфологических вариаций и изменений, из которых в конце концов и произрастали новые виды.

Количество остатков от промежуточных видов, следуя расчетам Дарвина, должно быть колоссальным. Однако уже его волновал тот факт, что в реальности находок значительно меньше, нежели показывали его теоретические расчеты. Где же они – все эти миллионы переходных звеньев? И Дарвин объясняет: «Количество переходных форм, ранее существовавших на Земле, должно быть поистине огромно. Так почему же все геологические слои не заполнены остатками этих промежуточных форм? Пока ясно, что геология не выявляет предполагаемой градации звеньев органической цепи, и это, возможно, самое убедительное и веское возражение, которое могут привести противники моей теории» [96, 308].

Прошло более столетия – возражение осталось тем же: никаких многочисленных промежуточных звеньев из земли так и не извлечено.

Как оказалось, самое неблагодарное в палеоантропологии – делать прогнозы на ближайшее будущее. Так, Ч. Дарвин был убежден, что подтверждение его гипотезе относительно эволюции человека будет обнаружено «в ближайшее время». Кембриджский профессор Д. Ламберт в 1987 г. давал оптимистичный, хотя, как казалось в то время, весьма осторожный прогноз: «К 2000 году достижения техники и изучение еще плохо исследованных отложений обещают дать значительно больше материалов, что позволяет уточнить, когда разошлись линии эволюции человекообразных обезьян и человека, как проходила эволюция человека в раннем плейстоцене, а также установить время и место появления нашего подвида Homo sapiens» [420, 241]. И вот наступило начало XXI в., но, увы… К сегодняшнему дню ни одно из этих предсказаний не сбылось, и хотя действительно в руки исследователей попало значительно больше материалов, они ставят больше вопросов, чем дают ответов.

Поиск «недостающего звена» сразу стал целью и одновременно проклятием многих исследователей – ведь без него не склеивалась теория эволюции человека. Таким предполагал облик «недостающего звена», или «антропопитека», Пьер Боатард еще в 1861 г.: очень похожим на обезьяну, но одетым в плащ, вооруженным топором и по‑человечески горделивым

Группа ученых Кембриджского Университета признает: «Полное отсутствие находок, относящихся к тем или иным периодам либо районам, оставляет мучительные пробелы в истории ископаемых приматов и приводит к неправильному воссозданию недостающих звеньев. Даже датировка ископаемых остатков часто бывает затруднена из‑за наличия в образцах посторонних примесей или из‑за смещения земных слоев, нарушивших стратиграфическую последовательность пород» [420, 241]. Им вторит известный гарвардский палеоантрополог Стивен Джей Гуд: «Крайняя ограниченность количества промежуточных форм, сохранившихся в костных записях, является величайшим «секретом фирмы» в палеонтологии. Эволюционное древо, что украшает наши учебники, несет данные только на верхушках и наростах. А вот все остальное является лишь нашими умозаключениями, хотя и подчас разумными, но все же не представленными доказательствами костных останков». [431, 1986, 14]. Заявление ясное и откровенное – никакого эволюционного древа, выстроенного на основе находок, просто не существует. Это – всего лишь результат нашей «ментальной реконструкции», умозаключений, привычки мыслить некими прогрессивными категориями науки.