Тирадентес – борец за освобождение Бразилии

 

Как‑то в начале апреля я сидела с друзьями в кафе, и они вдруг начали строить планы: Тирадентес выпадает на четверг, значит, в пятницу тоже работать не будем, как хорошо, четыре дня отдыхаем.

Какое необычное слово «тирадентес» – кто это или что это?

Выяснилось, что это не просто слово, а имя, вернее, даже не имя, а прозвище. Жоакин Жозе да Силва Шавьер (Joaquim José da Silva Xavier), по прозвищу Тирадентес (Tiradentes), боролся за независимость Бразилии от Португалии. Он жил в XVIII веке (1746–1792) в штате Минаc Жерайс (Minas Gerais).

Изначально, Минас Жерайс был бразильским Клондайком. Там добывали золото, алмазы, желтые бразильские топазы и другие драгоценные камни. К концу XVIII века рудники штата были истощены, выработки упали в несколько раз, а Португалия по‑прежнему требовала непомерные налоги. Только со штата Минас Жерайс взималось 1500 кг золота в год. Население Бразилии росло, нужно было строить города, прокладывать дороги, требовались университеты и больницы, из‑за огромных поборов на это не было средств.

В эту эпоху разрозненные переселенцы начали осознавать себя нацией, достойной государственной независимости. Вдохновленные победой Соединенных Штатов Америки, бразильцы стали мечтать о свободе. В 80‑е годы XVIII века в Минас Жерайс появилось конспиративное движение «Инконфиденция» (inconfidencia), готовившее революцию, целями которой были обретение государственной независимости Бразилии, провозглашение в стране республики и отмена рабства. Жоакин Жозе да Силва, офицер полиции штата, был одним из лидеров и вдохновителей освободительного движения. Он рано остался сиротой и до того, как стать военным, испробовал множество профессий: был искателем месторождений, проводником по лесным тропам, коммерсантом и зубным врачом. Прозвище «тирадентес» состоит из двух слов tira dentes, что буквально означает «вырви зубы».

К сожалению, «Инконфиденция» не успела приступить к осуществлению своих прогрессивных планов. В 1789 году сторонники движения были преданы одним из участников, полковником Жоакином Силверио дос Рейс, который донес о заговорщиках губернатору. Лидеры движения были схвачены и обвинены в измене королю. Судебный процесс длился 3 года. В тюрьме Тирадентес признал, что боролся против королевской власти, и продолжал отстаивать идею национального освобождения. Когда ему объявили смертный приговор, Тирадентес заявил, что если бы он имел тысячу жизни, то отдал бы их все за свободу отечества, не задумываясь. В 1792 году Тирадентес, единственный из заговорщиков, был казнен.

После провозглашения республики в Бразилии (1889 год) Тирадентес был признан национальным героем. День его казни 21 апреля в 1890 году был объявлен национальным праздником. В честь него город Сан Жозе дель Рей (São José del Rei), близ которого на фазенде родился будущий герой, был переименован в Тирадентес. В этом городе штата Минас Жерайс в апреле перед праздником проходит неделя инконфиденции, посвященная Тирадентесу и борцам за свободу. В честь них проходит кавалькада – конный парад, где всадники одеты в костюмы той эпохи, гражданская церемония в память о Тирадентесе, концерт военного оркестра и других музыкальных коллективов.

В других городах Бразилии в этот день проходят концерты и музыкальные фестивали, которые открываются словами памяти о национальном герое.

Бразильцы – нация молодая и очень бережно относящаяся к своей истории. У них, в буквальном смысле, никто не забыт и ничто не забыто. Кто такой Тирадентес, вам расскажет любой мальчишка на улице, может, не слишком подробно, но внятно и толково. Даже если в школе он учится на одни «пятерки» (то есть ползет на «троечки» по‑нашему). Высшая оценка здесь – 10. Хоть мальчишка и прогуливает историю – про Тирадентеса он слышал по телевизору или от взрослых.

Герои гораздо меньшего масштаба получают свой уголок в народной памяти. Почти все улицы Салвадора названы в честь какого‑нибудь деятеля. Улица священника Антонио Виейра (rua Padre Antônio Vieira), улица Алмиранти Барросу (Almirante Barroso). я живу на улице Элой Гимараес (Eloy Guimaraes). Кто такой Элой Гимараес никто не помнит. В Интернете я нашла информацию только о некоем Карлосе Элой Гимараес, который был депутатом Федерального собрания в 80‑е годы прошлого века. Ничего особенного о его деятельности не написано. Если, конечно, это именно тот Элой Гимараес.

Исторические события любой давности привлекают много внимания и вызывают интерес. По ним проводят исследования, организуют семинары и дискуссии. На одном из таких семинаров я побывала. Подробнее о нем расскажу позже, в разделе «Лампиан – бандит или герой?». Сейчас скажу лишь то, что меня удивила серьезность и заинтересованность, с которой обсуждаются события 70‑летней давности. О них говорили так, будто это произошло неделю назад. На организацию семинара были потрачены немалые деньги: арендован большой зал в Центральной библиотеке с кондиционерами, кинопроектором, компьютерами и микрофонами. В беседе принимали участие больше двадцати ученых – историки, культурологи, специалисты по разным видам искусства (кино, театр, литература). Зал был полон, некоторые посетители даже стояли. У нас в России вряд ли бы собрали столько самых разных людей для обсуждения событий 30‑х годов прошлого века. Нам бы с настоящим как‑нибудь определиться. У бразильцев тоже жизнь не без проблем. Несмотря на это, к ним ни в буквальном, ни в переносном смысле не применишь поговорку: Иван (то есть Жоао), родства не помнящий. Историческая память у них долгая и очень сильная.

 

Патриотизм vs идея

 

Вызывает большое уважение бразильский патриотизм: позитивный, спокойный и адекватный. Бразильцы любят свою культуру, помнят историю, восхищаются родной природой, гордятся размерами и мощью своего государства. Под любовь к Отечеству не подводится никакой теоретической базы, это что‑то само собой разумеющееся. Никогда не слышала выражения «национальная идея» в речи какого‑либо политика, не читала ничего похожего в газетах. Бразильцы любят свою страну так же естественно и просто, как свою семью, как солнечный свет, как щедрую землю, одаривающую плодами и богатого, и бедного.

Другие народы они не делят на «плохие» и «хорошие», не считают себя «лучше» или «хуже» других. Все разные и все достойны уважения. Бразилия – бесспорный лидер на континенте. Однако никому не приходит в голову принижать соседей – колумбийцев, аргентинцев, венесуэльцев. Правда, некоторые трения были с Аргентиной. Рассказывают, что когда‑то аргентинский президент позволил себе неосторожное высказывание о том, что бразильцы играют в футбол, как макаки. Фраза, не предназначенная для чужих ушей, попала в СМИ, из‑за чего чуть не случилась война. Слава Богу, здравый смысл одержал верх. Я знаю много аргентинцев, живущих в Салвадоре. Никто ни разу не обмолвился, что возникали какие‑то проблемы из‑за национальности. Аргентинцы устраиваются на работу, покупают недвижимость и чувствуют себя в Салвадоре вполне комфортно.

Я тоже никакого напряжения «по национальному признаку» не чувствовала. Бразильцы – очень гостеприимный и доброжелательный народ. Любопытство – да, было. Русского человека они первый раз видят (в Салвадоре нет русской диаспоры), о России почти ничего не знают. Местные СМИ события в нашей стране освещают очень мало. При упоминании России бразильцы чаще всего говорят о том, что там лучший в мире балет. Приятно, что возникает такая ассоциация, а не с водкой или перестройкой. Бывало, задавали неожиданные вопросы: «В России говорят по‑английски?», «У вас правил диктатор Гитлер?», «Берлин находится в России?» и, наконец, перл, после которого я чуть не села, где стояла: «Как поживает ваш президент Уго Чавес?» Последний вопрос задал 20‑летний мальчик, который до сих пор учится в школе. Наверное, для него мир делится на Бразилию и «Заграницу». Но мальчика из фавелы еще можно понять, есть школы, где учат не ахти. Гораздо более показателен вопрос: «Столица Бразилии – Буэнос‑Айрес?», который задавали менеджеры российских туристических агентств на московской международной выставке. Мне об этом рассказала русско‑говорящая представительница бразильского туроператора. Я не поверила: «Вы шутите?!» – «Нет, не шучу. Меня сегодня много раз об этом спрашивали», – серьезно ответила девушка. Вот такие «сусанины» в турбизнесе… А сколько наших соотечественников думают, что в Бразилии говорят по‑испански? Немного мы знаем друг о друге.

Свою национальную символику бразильцы любят. Футболки и бейсболки с зеленым флагом носят просто так, а не потому, что играет сборная или происходит еще какое‑то событие. На стенах домов – граффити, изображающие флаг. Подвески в виде миниатюрных флагов: желтые ромбики на зеленом фоне – на сережках и прочей бижутерии. Травянисто‑зеленый и сочный желтый – цвета знамени, хорошо гармонируют с ярким солнечным светом, наполняющим улицы с раннего утра и сияющим до семи часов вечера.

Идеи появляются тогда, когда нужно кого‑то в чем‑то убеждать, кому‑то что‑то доказывать. Разве нужна человеку (я сейчас не говорю о маргиналах) какая‑то идея для того, чтобы любить свою мать или своих детей? Так же и Отечество. Патриотизм и любовь к своей земле – просто данность.

 

Лампиан – бандит или герой?

 

«Эээ, вус е   э Лампиан…» (Эээ, ты – Лампиан) – поется в припеве одной из песен капоэйры. Однажды русский капоэйрист, приехавший тренироваться в Салвадор, спросил у меня: «Кто это – Лампиан?» Сложный вопрос. Однозначного ответа не сможет дать даже бразильский ученый – историк, написавший исследование по биографии этого человека. Российскому читателю Лампиан известен только благодаря упоминанию в романе Жоржи Амаду «Капитаны песка», где о нем говорится вскользь и в негативном ключе. Глубоко уважаемый мною корифей бразильской литературы Жоржи Амаду был современником Лампиана. Писатель жил в столице штата – Салвадоре. О деятельности Лампиана, чьим царством была бразильская «глубинка», Жоржи Амаду знал лишь из газет, которые писали о нем как о злейшем враге общества. Кто же такой Лампиан (Lampião)? Его ненавидели и горячо любили, им восхищались и перед ним трепетали от страха.

В XIX‑м – первой половине XX веков в северо‑восточных штатах Бразилии (Пернамбуку, Сеар а  , Параиба, Алагоас, Байя, Сержипе, Рио Гранде ду Норте) существовали «вольные отряды» вооруженных людей, так называемые «кангасейрос» (cangaceiros). Банды кангасейрос жили в лесах, не признавали никакой власти, взимали дань с владельцев окрестных фазенд, время от времени становились наемниками в разборках богатых землевладельцев, хотя предпочитали не зависеть ни от кого. В большинстве, эти «вольные стрелки» – потерявшие свой земельный надел крестьяне или жертвы социальной несправедливости, которых выйти на «тропу войны» вынудило желание отомстить обидчикам. Нередко эти люди, несмотря на свой бандитский промысел, сохраняли в душах искры человечности. В истории остались имена бразильских «робин гудов». В частности, кангасейро Жезуино Брильянте во время жестокой засухи и неурожая атаковал поезда с продуктами и распределял добычу между жителями голодающих деревень.

В те времена обиженный деревенский люд шел искать защиты не у полиции (у которой чаще всего «руки не доходили» наводить порядок в отдаленных районах), а у кангасейрос. И они вершили справедливость так, как сами ее понимали. «Вольные стрелки» были единственным противовесом произволу крупных землевладельцев. Поэтому кангасейрос пользовались уважением и поддержкой у деревенской бедноты.

Самого известного кангасейро, получившего прозвище «генерал каатинги» (каатинга – засушливый бразильский лес, типичная экосистема удаленных от моря областей северо‑восточных бразильских штатов), звали Виргулино Феррейра да Силва (Virgulino Ferreira da Silva), но более известен он был как Лампиан (Lampião). Он родился в штате Пернамбуко, в семье фермера. В детские годы Виргулино между его отцом и богатым соседом – землевладельцем Жозе Сатурнино Педрейра разгорелся конфликт. Семья Феррейра потеряла землю, имущество и была изгнана из Пернамбуко.

Семейство нашло приют в соседнем штате Алагоас. Подросшие сыновья стали уезжать на заработки. Однажды, вернувшись домой, они застали жуткую картину – дом был разграблен, а их отец убит солдатами полиции штата по наущению прежних врагов. Это переполнило чашу терпения, и четверо братьев Феррейра посвятили свою жизнь мести. Они примкнули к отряду Синьо Перейра, где прошли боевую подготовку.

Когда Синьо покинул свой пост – отправился в южные штаты, чтобы начать мирную жизнь под чужим именем, новым полевым командиром стал Виргулино. Он оказался дьявольски умен, удачлив и бесстрашен. Виргулино был мастером военных хитростей, например, умел так запутать следы, что два отряда полиции, преследующие его группу, обстреливали друг друга, думая, что воюют с кангасейрос.

Прозвище Лампиан (что в переводе означат «фонарь») Виргулино получил за скорострельность. Во время ночного боя кто‑то из соратников воскликнул: «Смотрите, ружье Виргулино сверкает, как фонарь!» Прозвище пришлось впору: Лампиан был неординарным человеком. Он, единственный из кангасейрос, осмелился обложить данью города и, если ему отказывали в требуемой сумме, захватывал город, после чего кангасейрос в нем прибирали к рукам все, что понравится. При этом награбленным щедро делились с бедняками, что впоследствии дало повод называть Лампиана стихийным социалистом.

Полицейские гарнизоны могли в 2–3 раза превышать число бандитов, но победа оказывалась на стороне нападавших. Например, город Капела (Capela) в штате Сержипе (Sergipe) Ламниан взял, имея в своем распоряжении всего лишь 10 бойцов! При этом Капела была отнюдь не маленьким, затерянным в глуши городком, а достаточно развитым по тем временам районным центром с железнодорожным сообщением и телефонной связью с другими городами. Лампиан виртуозно использовал свою славу – одной только вести, что его банда находится на подступах к городу, оказалось достаточно, чтобы деморализовать гарнизон. Войдя в Капелу, кангасейрос в первую очередь обрезали телефонную линию и заняли вокзал, отрезав город от связи с миром. Впрочем, это была их обычная тактика при захвате городов. На одном из стекол железнодорожного вокзала в Капеле до сих пор можно различить несколько слов и цифр, которые Лампиан нацарапал алмазом своего перстня в день нападения. Конечно, вокзал с того времени неоднократно обновлялся, но это стекло сохранили в память о прошлом.

Уходя от преследования полиции, Лампиан петлял по лесу до тех пор, пока не находил удобное для боя место, где устраивал засаду, из которой мало кто из противников выбирался живым. Правительство Бразилии, отчаявшись справиться с разбойником, приняло решение привлечь его на свою сторону. Лампиан и его компаньерос получили амнистию и были призваны в армию для борьбы с партизанским коммунистическим движением Луиса Карлоса Престеса.

Виргулино получил чин капитана, двое его помощников – лейтенантов. Это была неслыханная честь. Бывшие кангасейрос надели военную форму, вооружились самыми современными винтовками и отправились в действующую армию. К сожалению, до расположения войск они не дошли. Бразильские офицеры были до крайней степени возмущены известием, что в их среде появится сын деревенского работяги, бывший бандит – Лампиан! Шел 1926 год, между образованной элитой общества и классом сельских тружеников зияла огромная пропасть. Это были два разных мира. Посланец Лампиана, отправленный узнать, где располагаются войска, вернулся с известием о том, что офицеры единодушно заявили, что не признают его патент и встретят пулей, если он осмелится появиться. Выслушав это известие, Лампиан, чьи надежды на достойную жизнь на службе отечеству были разрушены, спокойно сказал: «Однако… гитара будет играть прежнюю мелодию».

Кангасейрос вернулись к своему старому промыслу. В целом Лампиан с товарищами хозяйничал в семи северо‑восточных штатах Бразилии 20 лет, пока в 1938 году, сорокалетним, потерявшим здоровье, не попал в окружение в гроте Анжикос. Кто‑то выдал полицейским тайное убежище. Преследователи сумели незаметно подтянуть пулеметы и на рассвете почти в упор расстреляли едва успевших проснуться кангасейрос.

Несмотря на свою трагически сложившуюся жизнь, Лампиан оставался истинным бразильцем по духу, то есть любил праздники, музыку и танцы. Танец шашаду (xaxado) был придуман в его отряде. Изначально танцевали, выстроившись друг за другом (так ходили кангасейрос по каатинге – след в след, чтобы было невозможно посчитать число людей в отряде). Рисунок танца был прост – два шаркающих шага (ша! ша!) одной и той же ногой на месте, похожие на движения лошади, и невысокий мах ногой в сторону, как бы заметая след на сухой и пыльной почве. Ритм отбивали ударами прикладов по земле. Иногда угрожающе крутили в руках ружье или большой кинжал (пуньял).

Танец войны изменился, когда в банде появились… женщины. Лампиан был влюблен в красивую деревенскую девушку по имени Мария. Какое‑то время они встречались тайно, но вскоре Лампиан уже не мог больше появляться в тех краях, где жила Мария. Девушка решилась на отчаянный поступок – ушла из дома, чтобы сопровождать любимого в его полной опасностей жизни. Мария, вошедшая в историю как Мария Бонита («бонита» в переводе с португальского означает «красивая»), была первой женщиной в отряде кангасейрос. Вслед за капитаном, его товарищи тоже обзавелись боевыми подругами. Теперь они устраивали настоящие балы в захваченных городах или на фазендах – с музыкой и танцами до утра. Эти балы в северо‑восточных штатах Бразилии помнят до сих пор. Вспоминая бесстрашных мачо, бросавших вызов несправедливым социальным порядкам, шашаду танцуют на июньских праздниках. Теперь это парный танец. От прежнего шашаду остались только ритм и два быстрых шага с одной и той же ноги. Есть несколько фольклорных коллективов в штатах Параиба и Пернамбуко, специализирующихся на шашаду. В их исполнении шашаду – театральное действо, ряд танцевальных зарисовок из жизни кангасейрос.

Я была в Пернамбуко на фестивале танца шашаду, который проходил в бывшем родовом имении семьи Феррейра – на ситио (ферме) Пассажень дас Педрас (Passagem das Pedras – каменистая дорога). Там сохранился домик, где жили бабушка и дедушка Лампиана, мебель и предметы быта, относящиеся к той эпохе. Теперь ферма превращена в музей под открытым небом, где воссоздается обстановка начала XX века. Там живет пожилая пара, присматривающая за домиком, хранящим память о детстве Лампиана. У них есть хозяйство – овцы, козы, куры и осел. Животные пасутся на полях вокруг дома, так же, как это было в те времена, когда семья Феррейра жила там. Водопровода на ферме нет, баки с водой подвозят на машинах или в телеге на осле. Животные пьют из большого ручья, протекающего в овраге. Во времена детства Виргулино этот ручей был небольшой речкой, из которой люди брали воду. Теперь она обмелела, вода в ней илистая, мутная. Единственное благо цивилизации на ферме – электричество. Мобильной связи там нет.

Для фестиваля была построена временная сцена на площадке перед домом. Выступили несколько фольклорных групп. Самая известная из них – К а  брас де Лампиао (Cabras de Lampião) из города Серра Тальяда (Serra Talhada), ближайшего к ферме. Среди танцоров этого коллектива есть потомки кангасейрос. Хороши были также танцовщики из штата Параиба – они показали самое сложное по хореографии шоу. Соблюдая старинный рисунок танца, они делали множество вращений и перестроений под стремительную музыку, выполняли эффектные трюки с ружьями и кинжалами (конечно, бутафорскими). «Кангасейрос» были наряжены в яркие костюмы.

Известно, что разбойники любили красивую одежду, носили украшения из золота и драгоценных камней и шелковые шейные платки. Лампиан, например, был еще и законодателем мод в банде. Он изобрел головной убор кангасейрос – широкополую кожаную шляпу с заломленными спереди и сзади полями (наподобие треуголки Наполеона), расшитую металлическими бляхами, сверкавшими на солнце. Вообще, Лампиан был одаренным человеком не только в области ведения военных действий. Он играл на аккордеоне (музыке его научил отец), писал стихи и песни, в том числе посвященные любимой, хорошо рисовал, любил танцевать, участвовал в вакейжадах, был грамотен (по тем временам в бразильской деревне это была редкость), умел шить и делать обувь и сбрую из кожи. Несколько песен его авторства дошли до наших дней. Две самые известные из них – «Ак о  рда, Мария Бонита» (Acorda, Maria Bonita – проснись, Мария Бонита) и «Муль е  р Ренд е  йра» (Mulher Rendeira – кружевница).

Прошло уже более 70 лет после тех событий, но и по сей день вокруг имени Лампиана не утихают споры. Есть люди, настаивающие на официальном присвоении ему звания национального героя. Существует проект возведения памятника Лампиану в городе Серра Тальяда. Впрочем, эта идея вызывает также и немалое возмущение – дожили, бандиту памятник ставить!

Так кем же он был – жертвой трагического стечения обстоятельств, защитником бедных и угнетенных или удачливым разбойником, который в благодушном настроении мог щедро одарить бедняка, не побоявшегося обратиться за помощью? В Салвадоре я была на семинаре, посвященном истории кангасейрос, где вели дискуссию Эспедита Феррейра, дочь Лампиана и Марии Бонита, их внучка Вера и сын другого участника трагических событий – лейтенанта Жоао Безерра, командовавшего нападением в гроте Анжикос. Каждый излагал версию, существующую в их семье. Беседовали спокойно и вежливо, без взаимных упреков и обвинений. Сошлись на том, что убийца и убитые – жертвы обстоятельств, таков был исторический порядок в те времена, и каждый играл предписанную ему роль. То, что Лампиан был человеком противоречивым, – однозначно. Известен случай, когда он собственноручно расстрелял пленных солдат полиции; он же в городе Жуазейро ду Норте устроил аттракцион неслыханной щедрости – горстями бросал из окна в народ серебряные монеты, празднуя получение патента капитана. С именем Лампиана в бразильском фольклоре связано множество историй, реальных и выдуманных. Почти каждый житель Салвадора расскажет, что у него есть какие‑нибудь родственники в провинции, бабушки и дедушки которых видели Лампиана, помогали ему, а то и участвовали в банде. По мотивам жизни Лампиана было снято несколько художественных фильмов, написано множество стихов и песен.