Пиликаньем гармошки. Она заглядывала в боковое окно с освещенной

Солнцем веточки тополя, на которой  набухали продолговатые почки,

Облитые желтоватым клеем. Она входила в палату золотистыми пятнышками

Веснушек, осыпавшими бледное доброе лицо Клавдии Михайловны,

Глядевшими на мир сквозь любой сорт пудры и доставлявшими сестрице

Немало огорчений. Весна настойчиво напоминала о себе веселым и дробным

Биением крупных капель о жестяные карнизы окон. Как и всегда, весна

Размягчала сердца, будила мечты.

- Эх, вот теперь бы с ружьишком да куда-нибудь на вырубку! Как,

Степан Иванович, а?.. В шалашике на заре посидеть бы в засаде...

больно хорошо!.. Знаешь, утро розовое, ядреное да с морозцем, а ты

сидишь - ухо востро, и вдруг: гл-гл-гл, и крылья - фью-фью-фью... И

над тобой садится - хвост веером - и другой, и третий...

Степан Иванович с шумом втягивает в себя воздух, точно и впрямь у

него потекли слюнки, а Комиссар не унимается:

- А потом у костерика плащ-палатку постелешь, чайку с дымком да

Хорошую чарочку, чтобы каждому мускулу тепло стало, а? После трудов-то

праведных...

- Ой, и не говорите, товарищ полковой комиссар... А в наших краях

Об эту пору знаете, на что бывает охота? Ну не поверите - на щуку, вот

Те Христос, не слыхали? Знатное дело: баловство, конечно, а не без

Прибытка. Щука-то, как в озерах лед треснет да речки разольются, все к

Берегу льнет, нерестится она. И для этого дела лезет - ну, только что

Не на берег - в траву, в мох, что полой водой покрыло. Заберется туда,

Трется, икру сеет. Идешь бережком - и вроде поленья-кругляши потоплые.

Ан это она. Из ружья вдаришь! В другой раз и в мешок всего добра не

оберешь. Ей-богу! А то еще...

И начинались охотничьи воспоминания. Разговор незаметно сворачивал

На фронтовые дела, принимались гадать, что делается сейчас в дивизии,

в роте, не "плачут" ли построенные зимой землянки, и не "поползли" ли

Укрепления, и каково-то весной немцу, привыкшему на Западе шагать по

Асфальту.

В послеобеденный час начиналось кормление воробьев. Степан

Иванович, вообще не умевший сидеть без дела и вечно что-нибудь

Мастеривший своими сухонькими беспокойными руками, придумал собирать

Оставшиеся от обеда крошки и выбрасывать их в форточку за окно птицам.

Это вошло в обычай. Бросали уже не крошки, оставляли целые куски и

Нарочно крошили их. Таким образом, по выражению Степана Ивановича, на

Довольствие была поставлена целая воробьиная стая. Всей палате

Доставляло огромное наслаждение наблюдать, как маленькие и шумные

Птицы деятельно трудятся над какой-нибудь большой коркой, пищат,

Дерутся, а потом, очистив подоконник, отдыхают, ощипываются на ветке

Тополя и вдруг дружно вспархивают и улетают куда-то по своим

Воробьиным делам. Кормление воробьев стало любимым развлечением.

Некоторых птичек начали узнавать, наделили даже прозвищами. Особыми

Симпатиями палаты пользовался куцый нахальный и шустрый воробей,

Вероятно поплатившийся своим хвостом за дурной, драчливый нрав. Степан

Иванович назвал его "Автоматчиком".

Интересно, что именно возня с этими шумными птичками окончательно

Вывела танкиста из его молчаливого состояния. Сначала он вяло и

Равнодушно следил за тем, как Степан Иванович, согнутый пополам,

Опираясь на костыли, долго прилаживался на батарее, чтобы подняться на

Подоконник и дотянуться до форточки. Но когда на следующий день

Воробьи прилетели, танкист, морщась от боли, даже присел на койке,

Чтобы лучше видеть суматошную птичью возню. На третий день за обедом

Он сунул под подушку солидный кусок сладкого пирога, точно этот

Госпитальный деликатес должен был особенно понравиться горластым

нахлебникам. Однажды "Автоматчик" не появился, и Кукушкин заявил, что

Его, вероятно, слопала кошка - и поделом. Молчаливый танкист вдруг

взбесился и обругал Кукушкина "лязгой", а когда на следующий день

Куцый опять пищал и дрался на подоконнике, победно вертя головой с

Нагло поблескивавшими глазками, танкист засмеялся - засмеялся в первый

Раз за долгие месяцы.

Прошло немного времени, и Гвоздев вовсе ожил. К общему удивлению,

Он оказался веселым, разговорчивым и легким человеком. Добился этого,

Конечно, Комиссар, который был действительно мастером подбирать, как

Говорил Степан Иванович, к каждому человеку свой ключик. И добился вот

Как.

Самым радостным часом в сорок второй палате было, когда в дверях с