Одеяло, то закутывая голову Алексея своим шарфом. Позади грудились

Бабы, девчонки, старухи. Толпа глухо гомонила.

Сначала яркий, отраженный снегом свет ослепил Алексея. Погожий

Весенний день так ударил ему в глаза, что он зажмурился и чуть не

Потерял сознание. Легонько приоткрыв веки, Алексей приучил глаза к

Свету и тогда огляделся. Перед ним открывалась картина подземной

Деревни.

Старый лес стоял стеной, куда ни глянь. Вершины деревьев почти

Смыкались над головой. Ветви их, скупо процеживая солнечные лучи,

Создавали внизу полумрак. Лес был смешанный. Белые колонны голых еще

Берез, вершины которых походили на сизые, застывшие в воздухе дымы,

Соседствовали с золотыми стволами сосен, а между ними то тут, то там

Виднелись темные треугольники елей.

Под деревьями, защищавшими от вражьих глаз и с земли и с воздуха,

Где снег был давно вытоптан сотнями ног, были накопаны землянки. На

Ветвях вековых елей сохли детские пеленки, на сучьях сосенок

Проветривались опрокинутые глиняные горшки и кринки, а под старой

Елкой, со ствола которой свешивались бороды седого мха, у самого ее

Могучего комля, на земле меж жилистыми корнями, где по всем статьям

Полагалось бы лежать хищному зверю, сидела старая, засаленная

Тряпичная кукла с плоской добродушной физиономией, нарисованной

Чернильным карандашом.

Толпа, предшествуемая носилками, медленно двигалась по вытоптанной

на мху "улице".

Очутившись на воздухе, Алексей ощутил сначала бурный прилив

Неосмысленной животной радости, потом на смену ей пришла сладкая и

Тихая грусть.

Маленьким платочком Леночка утерла с его лица слезы и, по-своему

Истолковав их, приказала носильщикам идти потише.

- Нет, нет, быстрее, давайте быстрее, ну! - заторопил Мересьев.

Ему и без того казалось, что его несут слишком медленно. Он начал

Бояться, что из-за этого можно не улететь, что вдруг самолет,

Посланный за ним из Москвы, уйдет, не дождавшись их, и ему не удастся

Сегодня попасть в спасительную клинику. Он глухо стонал от боли,

причиняемой ему торопливой поступью носильщиков, но все требовал:

"Скорее, пожалуйста, скорее!" Он торопил, хотя слышал, что дед Михайла

Задыхается, то и дело спотыкается и сбивается с ноги. Две женщины

Сменили старика. Дед Михайла засеменил рядом с носилками, по другую

Сторону от Леночки. Вытирая офицерской своей фуражкой вспотевшую

лысину, побагровевшее лицо, морщинистую шею, он довольно бормотал:

- Ишь гонит, а? Торопится!.. Правильно, Леша, истина твоя,

торопись! Раз человек торопится, жизнь в нем крепка, найденыш ты наш

разлюбезный. Что, скажешь - нет?.. Ты нам пиши из госпиталя-то!

Адресок-то запомни: Калининская область, Бологовский район, будущая

Деревня Плавни, а? Будущая, а? Ничего, дойдет, не забудь, адресок-то

верный!

Когда носилки поднимали в самолет и Алексей вдохнул знакомый

Терпкий запах авиационного бензина, он снова испытал бурный прилив

Радости. Над ним закрыли целлулоидную крышку. Он не видел, как махали

Руками провожающие, как маленькая носатая старушка, похожая в своем

Сером платке на сердитую ворону, преодолевая страх и поднятый винтом

Ветер, прорвалась к сидевшему уже в кабине Дегтяренко и сунула ему

Узелок с недоеденной курятиной, как дед Михайла суетился вокруг

Машины, покрикивая на баб, разгоняя ребятишек, как сорвало с деда

Ветром фуражку и покатило по льду и как стоял он, простоволосый,

Сверкая лысиной и серебристыми жиденькими сединками, развеваемыми

Ветром, похожий на Николу-угодника немудреного сельского письма.

Стоял, махая рукой вслед убегающему самолету, единственный мужчина в

Пестрой бабьей толпе.

Оторвав самолет от ледяного наста, Дегтяренко прошел над головами

Провожавших и осторожно, почти касаясь лыжами льда, полетел вдоль

Озера под прикрытием высокого обрывистого берега и скрылся за лесистым

Островом. На этот раз полковой сорвиголова, которому на боевых

Разборах частенько доставалось от командира за излишнюю лихость в

Воздухе, летел осторожно, - не летел, а крался, льнул к земле, шел по

Руслам ручьев, прикрываясь озерными берегами. Ничего этого Алексей не

Видел и не слышал. Знакомые запахи бензина, масла, радостное ощущение

Полета заставили его потерять сознание, и очнулся он только на

Аэродроме, когда его носилки вынимали из самолета, чтобы перенести на