Невесомый человек действительно не кто иной, как Алексей Мересьев, его

Боевой товарищ, его друг, которого они всем полком мысленно давно уже

Похоронили, схватился за голову, издал дикий, торжествующий крик,

Схватил его за плечи и, уставившись в его черные, радостно сверкающие

из глубины темных орбит глаза, заорал:

- Живый! Ах, мать честная! Живый, бис тоби в лопатку! Да где ж ты

Был столько дней? Как же ты так?

Но сестра - эта маленькая смешная толстушка с курносым лицом,

Которую все в полку звали, игнорируя ее лейтенантское звание, Леночкой

Или сестрой медицинских наук, как однажды она, на погибель себе,

Отрекомендовалась начальству, певунья и хохотушка Леночка, влюбленная

Во всех лейтенантов сразу, - сурово и твердо отстранила расходившегося

летчика:

- Товарищ капитан, отойдите ж от больного!

Бросив на стол букет цветов, за которыми еще вчера летали в

Областной город, букет, оказавшийся совершенно ненужным, она раскрыла

Брезентовую сумку с красным крестом и деловито приступила к осмотру.

Коротенькие ее пальчики ловко бегали по ногам Алексея, и она все

спрашивала:

- Больно? А так? А так?

В первый раз по-настоящему Алексей обратил внимание на свои ноги.

Ступни чудовищно распухли, почернели. Каждое прикосновение к ним

Вызывало боль, точно током пронзавшую все тело. Но что особенно не

Нравилось, видимо, Леночке - это то, что кончики пальцев стали черными

И совсем потеряли чувствительность.

За столом сидели дед Михайла и Дегтяренко. Потихоньку угостившись

На радостях из фляги летчика, они вели оживленную беседу. Дробным

Старческим тенорком дед Михайла, по-видимому уже не в первый раз,

принимался рассказывать:

- Так, значит, выходит, ребятишки наши на вырубке его и отыскали.

Немцы лес на блиндажи там рубили, ну, ребятишек этих мать, то есть

Дочка моя, за щепой туда и погнала. Там они его и увидели. Ага, что за

Чудо за такое? Сперва им, значит, медведь померещился, - дескать,

Подстреленный и катится этак-то. Они было тягу, да любопытство их

повернуло: что за медведь за такой, почему катится? Ага! Не так?

Смотрят, значит, катится с боку на бок, катится и стонет...

- Как это "катится"? - усомнился Дегтяренко и протянул деду

Портсигар: - Куришь?

Дед взял из портсигара папиросу, достал из кармана сложенный

Кусочек газеты, аккуратно оторвал уголок, высыпал на него табак из

Папиросы, свернул и, закурив, с удовольствием затянулся.

- Как не курить, курим-потягиваем. Ага! Только мы при немце не

Видали его, табаку-то. Мох курим, опять же сухой молочайный лист,

да!.. А как он катился, ты его спроси. Я не видел. Ребята говорят, так

И катился - со спины на брюхо, с брюха на спину: ползти-то ему по

снегу, вишь, не под силу было, - вот он какой!

Дегтяренко все порывался вскочить, посмотреть на друга, возле

Которого возились женщины, укутывая его в серые, привезенные сестрой

Армейские одеяла.

- А ты, друг, сиди, сиди, не наше это, мужское дело - пеленать! Ты

Слушай, да на ус мотай, да начальству какому-нибудь там своему

перескажи... Великого подвига человек этот! Вишь, он какой! Полную

Неделю всем колхозом его отхаживаем, а он шевелиться не может. А то

Вот сил в себе насбирал, по лесам да по болотам нашим полз. На это,

брат, мало кто способный! И святым отцам по житиям такого-то подвига

совершать не приходилось. Куда там! Экое дело, подумаешь - на столбе

стоять! Что, не так? Ага, а ты, парень, слушай, слушай!..

Старик наклонился к уху Дегтяренко и защекотал его своей пушистой

Мягкой бороденкой.

- Только, сдается мне, он, того, - как бы не помер, а? От немца-то

Он, вишь, уполз, а от нее, от косой, нешто уползешь? Одни кости, и как

Он полз, не постигну я. Уж очень, должно быть, к своим тянуло. И

Бредит-то все одним: аэродром, да аэродром, да слова там разные, да

Оля какая-то. Есть у вас там такая? Аль жена, может?.. Ты слышишь меня

или нет, летун, а летун, слышишь? Ау...

Дегтяренко не слышал. Он старался представить себе, как этот

Человек, его товарищ, казавшийся в полку таким обычным парнем, с

Отмороженными или перебитыми ногами день и ночь ползет по талому снегу

Через леса и болота, теряя силы, ползет, катится, чтобы только уйти от

Врага и попасть к своим. Профессия летчика-истребителя приучила

Дегтяренко к опасности. Бросаясь в воздушный бой, он никогда не думал

О смерти и даже чувствовал какую-то особую, радостную взволнованность.

Но чтобы вот так, в лесу, одному...

- Когда вы его нашли?

- Когда? - Старик зашевелил губами, снова взял папиросу из открытой