Как Япония не напала на Советский Союз

 

 

(По материалам А. Кошкина)

 

Современные японские историки, частично признавая факты подготовки Токио к вооруженному противоборству с Советским Союзом, рассматривают эти действия как вынужденные превентивные меры… на случай удара Москвы. А детально разработанный и осуществлявшийся верховным командованием план агрессии против СССР «Кантокуэн» – «Особые маневры Квантунской армии» – представляется исключительно как оборонительный.

Однако недавно опубликованные в Японии совершенно секретные документы императорских совещаний, координационного комитета императорской ставки и правительства, генштаба и главного морского штаба, других органов государственного и военного руководства утверждают об обратном, заставляя вновь обратиться к вопросу о том, как Япония «соблюдала» нейтралитет в отношении СССР в 1941—1945 годах.

2 июля 1941 года на заседании императорского совещания представителей правительства и высшего командования Японии был принят следующий курс в отношении Советского Союза: «Наше отношение к германо-советской войне будет определяться в соответствии с духом Тройственного пакта (Германии, Японии, Италии). Однако пока мы не будем вмешиваться в этот конфликт. Мы будем скрытно усиливать нашу военную подготовку против Советского Союза, придерживаясь независимой позиции. В это время мы будем вести дипломатические переговоры с большими предосторожностями. Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблему и обеспечим безопасность северных границ».

В соответствии с этим генеральный штаб армии и военное министерство Японии наметили комплекс широких мероприятий, направленных на форсирование подготовки к проведению наступательных операций против советских вооруженных сил на Дальнем Востоке и в Сибири. В японских секретных документах он получил шифрованное наименование – «Кантокуэн». 11 июля 1941 года императорская ставка направила в Квантунскую армию и японские армии в Северном Китае специальную директиву № 506, в которой подтверждалось, что целью «маневров» является усиление готовности к выступлению против Советского Союза. «Кантокуэн» основывался на оперативно-стратегическом плане войны против СССР, разработанном Генштабом Японии на 1940 год.

Согласно стратегическому замыслу предполагалось рядом последовательных ударов на избранных направлениях разгромить соединения РККА в Приморье, Приамурье и Забайкалье, захватить основные коммуникации, военно-промышленные и продовольственные базы и, сломив сопротивление советских войск, принудить их к капитуляции. Особое внимание в плане уделялось ВВС, которые должны были «уничтожить авиацию противника до начала операции». Ставилась задача за шесть месяцев выйти к Байкалу и завершить войну.

После нападения Германии на СССР японцы замяли выжидательную позицию. Однако это не помешало им 5 июля издать директиву верховного командования о проведении первой очереди мобилизации, по которой осуществлялось увеличение Квантунской армии на две дивизии (51-я и 57-я). 7 июля император санкционировал скрытный призыв в вооруженные силы 500 тысяч человек и тайное задействование судов общим водоизмещением 800 тысяч тонн для перевозки военных грузов в Маньчжурию. Особые меры были приняты по обеспечению секретности проводимой мобилизации. Она осуществлялась под видом учебных сборов для приписного состава и именовалась «внеочередным призывом». Сам термин «мобилизация» во всех документах и инструкциях заменили на словосочетание «внеочередные формирования». Семьям военнообязанных запретили всякие проводы.

А 22 июля началась концентрация войск у советской границы, скрыть которую было уже невозможно. Ведь во время переброски и сосредоточения войск по плану «Кантокуэн» только через пункты на территории Кореи в сутки пропускалось до 10 тысяч солдат и офицеров, 3, 5 тысячи лошадей. Внимательно следившие за ходом мобилизации германский посол Отт и военный атташе рейха Кречмер 25 июля 1941 года сообщили в Берлин, что уже призвано 900 тысяч резервистов в возрасте от 24 до 45 лет. Отмечалось, что в японскую армию направляются лица, владеющие русским языком.

В Маньчжурию прибывали многочисленные приданные части и подразделения. По плану первой и второй очереди в сформированные три фронта (восточный, северный и западный) направлялись 629 приданных частей и подразделений, общая численность которых соответствовала численности 20 дивизий. Кроме того, военное министерство планировало дальнейшее усиление войск в Маньчжурии еще пятью дивизиями. Значительная часть войск перебрасывалась с китайско-японского фронта. После проведения второй очереди мобилизации по приказу № 102 от 16 июля 1941 года вблизи границ СССР находилось 850 тысяч японских солдат и офицеров.

В боевую готовность были приведены части 7-й дивизии на Хоккайдо, смешанной бригады на Южном Сахалине, а также воинские формирования на Курильских островах. Как было установлено на Токийском процессе, всего для нападения на Советский Союз летом 1941 года японское верховное командование имело около 1 миллиона военнослужащих. В Квантунской армии и в Корее были накоплены запасы боеприпасов, горючего и продовольствия, необходимые для ведения военных действий в течение 2–3 месяцев.

С 1938 года в Маньчжурии существовали сформированные по приказу командования Квантунской армии части белогвардейцев, предназначенные для участия в составе японских войск в войне против СССР. В их задачу входило разрушение железных дорог и других коммуникаций, нанесение ударов по базам снабжения в тылу советских войск, ведение разведки, диверсий, антисоветской пропаганды. После принятия плана «Кантокуэн» приказом командующего Квантунской армией из белоэмигрантов комплектовались специальные части для совершения диверсионных актов на советской территории.

Действия японских сухопутных сил поддержал бы ВМФ. В его задачу входило обеспечение высадки десантов на Камчатке и Северном Сахалине, захват Владивостока, уничтожение советских кораблей. 25 июля, получив санкцию императора, военно-морское командование отдало приказ о формировании специально для войны против СССР 5-го флота.

Для ведения военных действий против вооруженных сил Советского Союза на Дальнем Востоке и в Сибири сперва предполагалось сколотить группировку из 34 дивизий. Поскольку к началу Великой Отечественной войны в Маньчжурии и Корее насчитывалось лишь 14 кадровых дивизий, предусматривалось перебросить в Квантунскую армию 6 дивизий из метрополии и 14 – с китайского фронта. Однако против этого выступило командование японской экспедиционной армии в Китае.

В конце июня 1941 года военное министерство и генеральный штаб сочли возможным сократить количество выделяемых для нападения на СССР дивизий до 25. Затем основной удар собрались наносить силами 20 дивизий. 31 же июля на встрече начальника оперативного управления генштаба Танака с военным министром Тодзио было принято окончательное решение: для войны против СССР понадобятся 24 дивизии. Это объяснялось тем, что японское командование намеревалось достичь целей агрессии «малой кровью».

В действительности же в результате проведения мобилизации, как отмечалось выше, в Маньчжурии и Корее была сосредоточена группировка японских войск в 850 тысяч человек, что по численности соответствовало 58–59 японским пехотным дивизиям. Ведь японский Генштаб и командование сухопутных сил при разработке плана войны против СССР исходили из того, что на Дальнем Востоке и в Сибири дислоцируется около 30 советских дивизий. Поэтому они и стремились к созданию необходимого для проведения наступательных операций двойного превосходства.

К началу августа для вторжения в Советский Союз все было в основном готово. Приближался установленный графиком срок принятия решения о начале войны – 10 августа.

Уже во второй половине июля, когда подготовка Японии к нападению на СССР осуществлялась полным ходом, среди японского генералитета появились первые сомнения в успехе германского «блицкрига». 16 июля в «Секретном дневнике войны» императорской ставки, в котором оценивались события и обстановка на фронтах Второй мировой войны, была сделана запись: «На германо-советском фронте не отмечается активных действий. Тихо». Через пять дней там же появляются следующие строки: «В развитии обстановки на советско-германском фронте нет определенности. Похоже на не прекращающийся несколько дней токийский дождь».

Японские стратеги стали серьезнее анализировать перспективы Германии в войне против СССР. «Театр военных действий в России – огромен, и его нельзя сравнивать с Фландрией. Равнинный характер театра войны в России, хотя и дает возможность быстрого продвижения для Германии, но, с другой стороны, он способствует правильному отступлению, на что и рассчитывает СССР. Ликвидировать советские войска в этом случае будет не так-то легко. Партизанская война также значительно усиливает обороноспособность СССР».

Поскольку приближалась запланированная дата принятия окончательного решения о начале военных операций против СССР, японское руководство пыталось выяснить у германского правительства сроки завершения войны. Посол Японии в Берлине Осима свидетельствовал впоследствии: «В июле – начале августа стало известно, что темпы наступления германской армии замедлились. Москва и Ленинград не были захвачены в намеченные сроки. В связи с этим я встретился с Риббентропом, чтобы получить разъяснения. Он пригласил на встречу генерал-фельдмаршала Кейтеля, который заявил, что замедление темпов наступления германской армии объясняется большой протяженностью коммуникаций, в результате чего отстают тыловые части. Поэтому наступление задерживается на три недели».

Подобное разъяснение лишь усилило сомнения японского руководства в способности Германии быстро разгромить СССР. О трудностях свидетельствовали и участившиеся требования вождей Третьего рейха как можно скорее открыть «второй фронт» на востоке. Они все более откровенно давали понять Токио, что Японии не удастся воспользоваться плодами победы, если для этого ничего не будет сделано.

Однако японское правительство продолжало заявлять о «необходимости длительной подготовки». В действительности же в Токио боялись преждевременного выступления против СССР. 29 июля в «Секретном дневнике войны» было записано: «На советско-германском фронте по-прежнему без изменений. Наступит ли в этом году момент вооруженного разрешения северной проблемы? Не совершил ли Гитлер серьезную ошибку? Последующие 10 дней войны должны определить историю». Имелось в виду время, оставшееся до принятия Японией решения о нападении на Советский Союз.

Ввиду того, что «молниеносная война» не состоялась, правительство Страны восходящего солнца стало с большим вниманием относиться к объективному анализу внутриполитического положения СССР. Еще до начала гитлеровской агрессии некоторые японские специалисты по Советскому Союзу высказывали сомнения по поводу быстрой капитуляции СССР. Так, например, один из сотрудников японского посольства в Москве, Еситани, в сентябре 1940 года предупреждал: «Полным абсурдом является мнение, будто Россия развалится изнутри, когда начнется война». 22 июля 1941 года японские генералы вынуждены были признать в «Секретном дневнике…»: «С начала войны прошел ровно месяц. Хотя операции германской армии продолжаются, сталинский режим вопреки ожиданиям оказался прочным».

К началу августа 5-й отдел разведуправления генштаба (разведка против СССР) представил руководителям военного министерства документ под названием «Оценка нынешней обстановки в Советском Союзе». Хотя его авторы продолжали верить в конечную победу Германии, они не могли не считаться с реальной действительностью, а потому указывали: «Даже если Красная армия в этом году оставит Москву, она не капитулирует. Намерение Германии быстро завершить решающее сражение не осуществится. Дальнейшее развитие войны не будет выгодным для германской стороны».

Нельзя назвать главный вывод данного документа определяющим в решении вопроса о начале войны, тем не менее он заставил японское руководство более трезво оценивать перспективы германо-советского противоборства и участия в нем Японии. «Мы должны осознать сложность оценки обстановки», – гласила одна из записей «Секретного дневника войны».

Армия в это время продолжала активную подготовку к осуществлению плана «Кантокуэн». Генеральный штаб и военное министерство выступили против включенного в документ японского МИДа от 4 августа 1941 года положения о том, что сражения на германо-советском фронте затягиваются. Начальник генштаба Сугияма и военный министр Тодзио заявили: «Существует большая вероятность того, что война закончится быстрой победой Германии. Советам будет чрезвычайно трудно продолжать войну. Утверждение о том, что германо-советская война затягивается, является поспешным заключением».

Японские военные не желали упускать «золотую возможность» обрушиться совместно с Германией на Советский Союз и сокрушить его. Особое нетерпение проявляло командование Квантунской армии. Ее командующий Умэдзу передавал в центр: «Благоприятный момент обязательно наступит… Именно сейчас представился редчайший случай, который бывает раз в тысячу лет, для осуществления политики государства в отношении Советского Союза. Необходимо ухватиться за это… Если будет приказ начать боевые действия, хотелось бы, чтобы руководство операциями было предоставлено Квантунской армии… Еще раз повторяю, что главным является не упустить момент для осуществления политики государства».

Командование Квантунской армии требовало от центра немедленного выступления. Начальник ее штаба генерал-лейтенант Есимото убеждал начальника оперативного управления генштаба Танаку: «Начало германо-советской войны является ниспосланной нам свыше возможностью разрешить северную проблему. Нужно отбросить теорию "спелой хурмы" и самим создать благоприятный момент… Даже если подготовка недостаточна, выступив этой осенью, можно рассчитывать на успех».

Японское командование считало важным условием вступления в войну против СССР значительное ослабление советских войск на Дальнем Востоке, когда можно будет воевать, не встречая большого сопротивления со стороны Красной армии. В этом состояла суть теории «спелой хурмы», а именно ожидания «наиболее благоприятного момента».

По замыслу японского генерального штаба, военные действия против СССР должны были начаться при условии сокращения числа советских дивизий на Дальнем Востоке и в Сибири с 30 до 15, а авиации, бронетанковых, артиллерийских и других частей – на две трети. Однако масштабы переброски советских войск в европейскую часть СССР летом 1941 года далеко не соответствовали этим ожиданиям. По данным разведуправления японского генштаба от 12 июля, за три недели после начала Великой Отечественной войны с Дальнего Востока на запад было отправлено лишь 17 процентов советских дивизий, а механизированных частей – около одной трети. При этом японская военная разведка сообщала, что убыль восполняется за счет призыва среди местного населения. Обращалось особое внимание на то, что в основном перебрасываются войска Забайкальского военного округа, прочие же группировки РККА практически остаются прежними.

Сдерживающее воздействие на решение о начале войны против СССР оказывало сохранение на Дальнем Востоке большого количества советской авиации. К середине июля японский генштаб имел сведения о том, что на запад переброшено только 30 советских авиационных эскадрилий. Особое беспокойство вызывало наличие в восточных районах СССР значительного числа самолетов бомбардировочной авиации. Считалось, что в случае нападения Японии на Советский Союз возникала реальная опасность массированных воздушных атак территории Страны восходящего солнца. Японский генштаб располагал разведданными о наличии в 1941 году на советском Дальнем Востоке 60 тяжелых бомбардировщиков, 450 истребителей, 60 штурмовиков, 80 бомбардировщиков дальнего действия, 330 легких бомбардировщиков и 200 самолетов морской авиации. В одном из документов ставки от 26 июля 1941 года указывалось: «В случае войны с СССР в результате нескольких бомбовых ударов в ночное время десятью, а в дневное – двадцатью–тридцатью самолетами Токио может быть превращен в пепелище».

Советские войска на Дальнем Востоке и в Сибири оставались грозной силой, способной дать решительный отпор японским войскам. Японское командование помнило сокрушительное поражение на Халхин-Голе, когда императорская армия на собственной шкуре испытала военную мощь Советского Союза. Германский посол в Токио Отт доносил Риббентропу, что на решение Японии о вступлении в войну против СССР оказывают влияние «воспоминания о номонханских (халхингольских) событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии».

В Токио понимали, что одно дело нанести удар в спину терпящему поражение противнику и совсем другое – вступить в сражение с подготовленной к современной войне регулярной армией такого мощного государства, как Советский Союз. Кроме того, обещание Гитлера захватить Москву с задержкой лишь на три недели осталось невыполненным, что не позволяло японскому руководству начать в запланированные сроки военные действия против Советского Союза. Накануне намеченной даты начала войны, 28 августа, в «Секретный дневник войны» была внесена полная пессимизма запись: «Даже Гитлер ошибается в оценке Советского Союза. Поэтому что уж говорить о нашем разведуправлении. Война Германии продолжится до конца года… Каково же будущее империи? Перспективы мрачные. Поистине будущее не угадаешь…» 3 сентября на заседании координационного совета правительства и императорской ставки участники совещания пришли к выводу, что «поскольку Япония не сможет развернуть крупномасштабные операции на севере до февраля, необходимо за это время быстро осуществить операции на юге».

В документе «Программа осуществления государственной политики империи», принятом 6 сентября на совещании в присутствии императора, было решено продолжить захваты колониальных владений западных держав на юге, не останавливаясь перед войной с США, Великобританией и Голландией, для чего к концу октября закончить все военные приготовления. Участники совещания высказали единодушное мнение о том, что для выступления против американцев и англичан «лучший момент никогда не наступит».

14 сентября советский разведчик Рихард Зорге сообщил в Москву: «По данным источника Инвеста, японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР, однако вооруженные силы будут оставлены в МЧГ (Маньчжоу-Го) на случай выступления весной будущего года в случае поражения СССР к тому времени». И это была точная информация.

Таким образом, подготовленное японское нападение на СССР не состоялось не в результате соблюдения Японией пакта о нейтралитете, а вследствие провала германского плана «молниеносной войны» и сохранения надежной обороноспособности в восточных районах СССР. Утверждения же о том, что правительство милитаристской Японии «честно выполняло положения пакта», используемые для обвинений Советского Союза в «вероломстве» при вступлении в войну, в свете приведенных выше фактов не выдерживают критики.

 

ЛИС НЕ ПОПАЛ В КАПКАН

 

 

(По материалам Д. Миллера.)

 

Весна и лето 1941 года принесли Англии унизительные поражения в бассейне Средиземного моря, но именно этот период ознаменовался действиями подразделений коммандос, большинство из которых были объединены в импровизированную структуру «Лэйфорс», сформированную в основном из евреев и арабов, а также из бывших солдат интербригад, сражавшихся в Испании.

В мае 1941 года бригаду «Лэйфорс» направили сражаться за Крит. Здесь, рассеянные среди отдельных группировок австралийских, новозеландских войск, батальонов маори, греков, солдаты разделили судьбу тех, кто боролся с авиационно-морским десантом немцев. Самое большое подразделение под командованием полковника Лэйкока выполняло роль прикрытия при отходе остатков английского корпуса с острова. Немногочисленные счастливцы, избежавшие пуль и пропастей в горах и добравшиеся, наконец, до рыбацкого поселка Сфакион, откуда их должен был забрать королевский флот, застали его пустым, без единого корабля. В награду за самоотверженность и героизм их оставили на милость врага. Типичная история соединений прикрытия, приговоренных к смерти для спасения главных сил. Но даже тогда коммандос не пали духом. Под руководством неутомимого Лэйкока, отражая нападения немецких патрулей, они быстро починили несколько брошенных барж и начали рискованное плавание в сторону Египта (около 700 километров). К их счастью, не было сильных ветров…

Возвращение считавшихся погибшими коммандос не спасло их от расформирования. Часть перевезли в Англию, где их присоединили к другим спецподразделениям, некоторые стали инструкторами. Кого-то направили в гарнизоны Мальты, Кипра, Ливана и Египта. Многие вновь попали в родные подразделения. В условиях глубокой обороны, при хронической нехватке людей для удержания растянутого фронта в Ливии командование не видело смысла позволять целым батальонам чрезвычайно опытных солдат лишь изредка демонстрировать свои возможности в широко рекламируемых операциях.

Сохранились лишь несколько небольших отрядов коммандос, самый большой из которых – 59 человек, занимался разведрейдами и принадлежал к 8-й армии. Командиром был все тот же Лэйкок, пытавшийся возродить свою еще недавно мощную бригаду.

Судьба этого подразделения, почти символичного по численности, оставалась ненадежной. Раздавались голоса в пользу расформирования. Неудивительно, что его штаб непрерывно думал о том, как поднять свой престиж. В 1941 году выход заключался только в сражениях. Значит, следовало подготовить и провести важную военную операцию, последствия которой ощутила бы вся английская армия в этом районе.

Вскоре на первый план выдвинулся замысел заместителя Лэйкока, подполковника Джеффри Кейса – сына тогдашнего шефа объединенных операций. Кейс предложил одновременно атаковать несколько объектов в Ливии, расположенных далеко от линии фронта. Главная цель – вилла в городке Беда-Литтория. Разведка установила, что здесь находилась резиденция «Лиса пустыни» – Эрвина Роммеля – командующего немецкого «африканского корпуса». Коммандос надеялись, что устранение необыкновенно одаренного генерала окажет разрушительное воздействие на все немецкие и итальянские силы в Африке. У Лэйкока не было проблем с согласием на проведение такой операции. И ему обещали помощь.

Началась подготовка. Прежде всего была нужна тщательная разведка. К ней подключили «пустынную группу дальнего действия» – коммандос, занимавшихся рейдами по Сахаре, часто в мундирах противника или в арабской одежде. Солдатам этого подразделения и его командиру капитану Хаслдену удалось добраться до ближних окрестностей зданий, где находились немецкие штабы. Они дали детальную топографию местности, сделали фотоснимки домов, описали режим и привычки охраны, трассы патрулей. Это внушало надежду на успех.

Важной проблемой стал способ приближения штурмовых групп к цели. Парашютный десант был невозможен – не хватало самолетов, а люди Лэйкока не проходили соответствующего обучения. Проникновение со стороны пустыни, как это делали Хаслден и его люди, также посчитали нереальным – не было навыков длительного пребывания в пустыне. Оставался только морской путь, на котором и согласились. Переброску решили провести на подводных лодках, используя опыт коммандос Кортни – специалистов по операциям на байдарках. Он направил для инструктажа четырех опытных разведчиков и оснащение.

В атаке на резиденцию Роммеля должны были участвовать 59 коммандос, разделенные на четыре группы. Планировалось одновременно уничтожить три цели: итальянский штаб, разведцентр в Апполонии и узлы связи.

10 ноября вечером из порта в Александрии вышли две чудом полученные подводные лодки – «Торбей» и «Талисман». Внутри, в тесноте вместе с командой находились 59 коммандос, различное оружие, байдарки и прочее военное снаряжение.

Когда лодки достигли пункта назначения, с которого должен был начаться десант, то в соответствии с планом первыми к суше поплыли два байдарочника – старший лейтенант Инглс и капрал Северн, чтобы установить связь с ожидавшими на берегу людьми Хаслдена. Это произошло 14 ноября вечером.

Вскоре с берега замигали сигнальные огни, и можно было начинать высадку. К сожалению, погода, до сих пор благосклонная к англичанам, начала портиться. Ветер в направлении берега все усиливался, на волнах появилась пена. Условия не способствовали передвижению на резиновых понтонах. Лэйкок испытывал серьезные опасения перед началом десантирования. В конце концов, не желая нарушать график операции, он отдал приказ начинать.

Первыми двинулись коммандос с подлодки «Торбей». Четыре из шести надувных лодок волны смыли в море. Несколько часов их вылавливали и вновь готовили к спуску. В результате десант группы под командованием подполковника Кейса превратился в пятичасовую борьбу с нарастающим штормом. Было потеряно не только время, но и значительная часть боевого снаряжения и запаса продовольствия.

Когда настала очередь группы Лэйкока с «Талисмана», уже приближался рассвет, заканчивалась естественная маскировка. Следовало прервать высадку, но Лэйкок решил рискнуть и убедил в своей правоте командира подводной лодки. Его группе повезло еще меньше. Лодки швыряло, они перевернулись, высыпав весь инвентарь. Большинство еле живых от усталости солдат вернулись на спасительный борт «Талисмана» с помощью команды. Времени уже не хватало, горизонт светлел, лодку могли обнаружить в любой момент, что имело бы катастрофические последствия не только для нее, но и для всей операции.

Всего на ливийском берегу оказались 36 коммандос, немногим более половины планового состава. Солдаты вместе с арабскими проводниками немедленно принялись убирать следы десанта. Резиновые лодки зарыли в песок, тяжелое вооружение и запас продовольствия перенесли в ближайшие овраги и пещеры. Только теперь можно было поискать укрытия для себя. Ими оказались впадины в скалах, заливаемые потоками дождя. Очень скоро состояние будущих победителей Роммеля стало достойным сожаления. Промокнув и измучившись в море, они не имели защиты от холода и дождя. Лило все сильнее, а буря не позволяла высадиться остальным.

В таких условиях Лэйкок решил проводить операцию в ограниченном масштабе имевшимися силами. Он разделил их на три группы. Главной руководили Кейс и капитан Кэмпбелл. Вместе с 17 солдатами они должны были убить Роммеля. Старший лейтенант Кук и шесть коммандос получили приказ парализовать связь в окрестностях. Лэйкок с остальными людьми должен был оставаться на месте для охраны места десанта, снаряжения и приема подкрепления. 15 ноября в 19.00 штурмовые группы, ведомые арабами, двинулись в направлении штаб-квартиры врага.

Группа Кейса ночью с 16 на 17-е дошла до пункта в 15 км от Беда-Литтория. Следующий день люди провели в скальных нишах, укрываясь от противника, а еще больше от дождя. Щелкая зубами и едва удерживаясь от кашля и проклятий, они согревались собственным теплом.

Вечером, с новыми проводниками, но с еще худшими предчувствиями они начали движение к цели атаки. На этот раз они радовались дождю и темноте, которые скрывали их, заглушали шаги и наверняка притупляли бдительность часовых. За километр от Беда в просветах туч появилась луна. В ее свете проводник бедуин указал на вожделенную цель – комплекс построек, окруженных пушистыми пальмами и кольцом зарослей. Коммандос попрощались с ним (дальше он ни за что идти не хотел) и начали небольшими группами подкрадываться к домам.

На этом этапе произошел случай, который мог разрушить все планы: капитан Кэмпбелл услышал приближающиеся голоса. Он прислушался и замер вместе со своими людьми. Через минуту они поняли, что идут многочисленные арабы, состоящие на службе в итальянской армии. От стрельбы их отделяли лишь секунды. Кэмпбелл выскочил из темноты и на чистейшем немецком стал «ругать» патруль за хождение возле немецких квартир, шум и т. д. Сконфуженные арабы, оправдываясь на нескольких языках, спешно ретировались, будучи уверенными, что нарушают покой германского союзника, которого нельзя раздражать.

За пять минут до полуночи коммандос заняли исходные позиции. Кейнс, Кэмпбелл, сержант Терри и еще двое взяли на себя функции терминаторов. Они отправились к автостоянке и саду, окружавшему виллу Роммеля, собираясь ликвидировать тех, кто будет убегать через окна. Трое должны были отключить электричество. Четырех оставили на подъездных дорогах с пулеметами. Остальные двое хотели задержать огнем офицеров из ближайшей гостиницы.

Последующие события развивались молниеносно. Кейнс рукой дал знак действовать. Вместе со своей четверкой он рванулся к входным дверям виллы, но не заметил ни одного часового. Дверь не открывалась. Опять подключился Кэмпбелл со своим безукоризненным немецким. Он энергично постучал, и, выдав себя за курьера со срочными известиями, потребовал впустить. В правой руке у него был нож, а в левой пистолет. Заспанный часовой будто чувствовал свою судьбу и неохотно приоткрыл дверь, одновременно подняв автомат. Через узкую щель нельзя было пустить в ход нож. Поскольку что-то заподозривший немец успел снять оружие с предохранителя, пришлось стрелять. Немец рухнул со страшным шумом на мраморный пол. Коммандос перескочили через него и оказались в большом холле. Сверху сбегали двое офицеров, вытаскивая из кобур «вальтеры». Терри уложил их очередью из «томпсона». Офицеры еще катились по лестнице, а Кейнс и Кэмпбелл уже были у дверей соседней комнаты. Они начали стрелять через дверь, но ответа не последовало. Одновременно погас свет.

Из следующей комнаты немцы открыли огонь тоже через двери. Кейнс упал мертвым. Внутрь бросили гранаты, затем дали автоматную очередь. Подобную процедуру повторяли в остальных помещениях, пока не убедились, что внутри виллы нет ни одного живого немца. Времени на поиск и идентификацию Роммеля уже не было. Снаружи нарастала стрельба со всех сторон. Кэмпбелл, взявший на себя командование после гибели Кейнса, приказал отходить и забросать здание гранатами, чтобы вызвать пожар. В последнюю минуту схватки его ранили в ногу, и он решил сдаться, чтобы не задерживать все подразделение. Теперь командование взял на себя сержант Терри, который великолепно организовал отступление. Он сумел собрать всех остальных коммандос, поджечь и уничтожить несчастную виллу, а затем оторваться от погони, пользуясь темнотой и проливным дождем. Опытный сержант прекрасно ориентировался на незнакомой местности и после марш-броска за день привел подчиненных на место недавней высадки, где их ожидал обеспокоенный Лэйкок.

Возвращение ударной группы с относительно малыми потерями омрачала смерть всеми любимого Кейнса. Не вернулась группа Кука. Все утешали себя вероятной гибелью Роммеля. Следующие сутки прошли в двойном ожидании остальных коммандос и благоприятной погоды для посадки на лодку. «Торбей» сигнализировал, что волна слишком высока. Моряки прислали немного продуктов на дрейфующем понтоне, который подогнал к берегу ветер.

Днем 21 ноября в окрестностях появились немцы и итальянцы, сразу обнаружившие англичан. Начался яростный бой, в котором шансы коммандос были минимальны, поскольку сначала их отрезали от моря, а затем от единственного пути эвакуации. Лэйкоку оставалось только уходить вглубь материка. Он хотел укрыться в необитаемых горах Джебель-эль-Ахдар, запутать погоню, а затем пробраться через линию фронта. Однако противник, обладавший значительным перевесом, расстроил план полковника. Только он и сержант Терри добрались до гор. Остальные погибли или попали в плен. Лэйкок с товарищем после 41 дня блужданий по пустыне и горам достигли линии английских войск. Уцелели только они.

Но самое трагичное заключалось в том, что удар коммандос пришелся мимо цели. Во время штурма в Беда-Литтория Роммеля вообще не было в Ливии. Он за несколько дней до этого вылетел в Рим на встречу с женой и спокойно отпраздновал свое пятидесятилетие.

А вообще, судя по немецким материалам, английская разведка ошиблась. В Беда-Литтория у Роммеля никогда не было резиденции. Он даже ни разу не приезжал туда. В Беда находилось главное квартирно-хозяйственное управление немецкого корпуса. Его личный состав практически полностью погиб, однако это не стоило гибели одного из лучших подразделений английских коммандос.

На ошибках операции в Беда-Литтория учились другие. Благодаря товарищам, оставшимся лежать на ливийском берегу, они выжили после новых боев, в которых вскоре отомстили за Кейнса и его солдат.