Сказка про богатыря Еруслана

 

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь Картаус с царицею, и было у царя на службе двенадцать богатырей. У одного из них родился сын Еруслан.

Много земель объехал богатырь, много подвигов ратных свершил, но вот встретился ему в чистом поле калека-старик и говорит:

— Стой, Еруслан! Едешь ты на коне ретивом, а не знаешь: едва ты покинул нас, как подошел к нашей земле Царь Огненный Щит-Пламенное Копье с несметным воинством. Всю нашу рать перебил, матушку твою лютой смерти предал, а царю и его двенадцати богатырям глаза выколол, бросил всех в темницу.

Выслушал Еруслан старика и спрашивает:

— Скажи, отче, где раздобыть живой воды, коя исцеляет все раны и язвы?

— У Царя Огненного Щита-Пламенного Копья, который в огне не горит и в воде не тонет, есть источник живой воды. Но чтобы победить того царя, нужен волшебный меч-кладенец, а добыть его невозможно.

— Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! — вскричал богатырь и пустил коня вскачь.

Долго ли ехал, коротко ли, вдруг видит: стоит в поле холм и колышется, будто дышит. Подъехал ближе Еруслан, а пред ним голова богатырская.

— Скажи, воин, откуда, куда и зачем путь держишь? — спрашивает голова.

Рассказал Еруслан, кто он и куда едет. Тут голова и говорит:

— Меня зовут Рослан-бей, я тоже богатырь. В былые времена меж глаз моих калена стрела помещалась, меж лопаток — косая сажень. Но однажды Царь Огненный Щит-Пламенное Копье пришел в мое царство, города разрушил, людей в полон взял. Меня в ту пору дома не было, воротился — все разорено. Хотел пойти на насильника войною, но брат мой Карло Черномор, маленький-маленький такой, с бородою предлинной — ее ни одна бритва, ни один нож, ни один топор не берет! — мне и говорит: «Огненного Щита ничем не возьмешь, кроме меча-кладенца. Добыть сей меч можно лишь на острове Буяне, что морем окружен. Лежит он там под столетним дубом». Добрались мы с Черномором до острова Буяна, раскачал я столетний дуб, добыл себе меч-кладенец и пошел войной на обидчика. Сошлись наши рати в чистом поле, стали мы с Огненным Щитом единоборствовать. Тут я ему голову и снес. Только меч опустил, подбегают его богатыри и кричат: «Руби-секи еще разок, не то оживет!» Размахнулся я, рассек его тулово пополам… а он возьми да и оживи. Нарочно его богатыри меня подзуживали, знали, что господин их — злой колдун. Навалились они на меня всем скопом — тут уж и моя головушка с плеч покатилась. Под ней-то после битвы и спрятал волшебный меч-кладенец мой брат Черномор. Вдохнул он чародейным снадобьем жизнь в мою голову, но никому не велел о том кладенце говорить, не то немедля испущу последний дух… Но тебе, богатырь Еруслан, я меч-кладенец отдам. Отомсти за меня злодею Пламенному Копью, тому, что ездит на восьминогом коне. Но запомни: сразив его одним ударом, вдругорядь не бей!

Доехал до источника живой воды, набрал сколько надо было и отправился обратно домой. Спустился в темницу, намазал глаза у всех узников живой водой и вывел страдальцев на белый свет.

 

 

ЧЕРНОБОГ

 

Книга Чернобога

 

Издревле каждого человека незримо опекают, преследуют, сопровождают два брата: Белбог и Чернобог. Они ненавидят друг друга, но неразделимы, как добро и зло, как свет и тень, день и ночь, жизнь и смерть. Идут они каждый со своей книгой, занося туда поступки человека. Если деяние дурное, но грешник в нем искренне покаялся и сделал все, чтобы его загладить, запись выцветает.

После смерти братья начинают пересчет всех злых и добрых дел, но только Белбог норовит вступиться за душу, а Чернобог — уничтожить ее своими обвинениями. К каждому маломальскому грешку норовит он прицепиться, словно и не помнит, что сам искусил человека при жизни на очень многие грехи, ибо он — покровитель зла.

День за днем всю жизнь прочтут братья, и душа сама увидит, куда ей направиться — в Ирий-сад или Пекло, в рай или в ад.

 

Чернобог — ужасное божество древних славян, олицетворение всех злоключений и бед. Это воплощение земного мрака, вечной вселенской тьмы. В одной из старинных хроник сказано:

 

«Удивительно суеверие славян, ибо они на своих празднествах и пирах обносят круговую чашу, возглашая над ней слова во имя богов доброго и злого. Они ожидают от доброго бога счастливой доли, а от злого — несчастливой, поэтому злого бога даже называют на своем языке черным богом — Чернобогом».

 

В сказках и преданиях упоминается злой волхв Чернобог, ему подчинены Черногор-птицы. Наши предки верили, что, когда чаша людских пороков переполнится, на земле по воле Чернобога вырастет ядовитая черная трава — чернобыль.

Чернобога изображали закованным в крепкую броню, да и сам истукан его был железный, с лицом, исполненным ярости. В руке он держал копье, готовое к нанесению всяких зол.

Храм Чернобога был построен из черного камня, а перед статуей стоял жертвенник, всегда обагренный кровью, как и ступени храма, на которых приносили ему в жертву животных, а порою и злодеев либо пленников. Сие страшное божество услаждалось кровопролитием и неистовством, а потому хоть и мог он отвратить войны и всяческие бедствия, молились ему, не испытывая никакой благодарности и любви, а один только страх.

Называли его также Потьма, Темновид, Тамолихо. Именно волхвы-чернобожники и приносили кровавые жертвы.

У западных славян Чернобог был богом-львом. Иногда его изображали в виде фантастического зверя с рунической надписью на лбу.

Какие же силы и стихии были ему подвластны? Черным в народе и посейчас зовут нечистого, дьявола. В самом слове «черт» слышен отзвук этого имени. Слово «черный» — непременный спутник зла и страха. Черная болезнь — падучая, черная немочь — скотская чума. Черная наука — чернокнижие, злое волхвование, колдовство. Черный глаз — завистливый, наводящий порчу. Черный день — тяжелый, исполненный беды. Черное платье — траурное, печальное. Черная душа — человек злой, бессовестный. Чернить, очернять — клеветать, злословить. До сих пор некоторые славянские народы называют дьявола Чернобогом. На Украине живо проклятие: «Чтоб тебя черный бог побил!» По всему славянскому миру до сих пор рассеяны географические названия, связанные с именем этого грозного бога: гора Чернобог, камень Чернобог, урочище Черные боги.

 

 

ЧУР

 

«Чур, мне! Чур, мое!»

 

Когда великий Дый создал землю, повелел он одному из богов — его звали Чур — наделить людей угодьями. Вот прилетает Чур в какую-то местность к жилью человеческому, ведет толпу людей к роще или долине и вопрошает:

— Эти угодья — кому?

А в ответ ему наперебой раздаются десятки голосов:

— Чур, мне! Чур, мое!

Тогда велит бог вытесывать чурбаки и вбивать их в землю на границах владений, дабы не было впредь споров и междоусобиц.

С той поры мы и говорим, подобно нашим предкам:

— Чур, мне! Чур, мое!

 

У наших предков-язычников был Чур божеством не самого высокого ранга, однако имя его до сих пор повсюду знают и чествуют. Он почитался покровителем и оберегателем границ поземельных владений. На межах своих участков земледельцы насыпали бугры, огораживая их частоколом, и такого бугра никто не смел разрыть из опасения разгневать божество. Порубежная полоса считалась неприкосновенной, никто не мог переступить ее своевольно. В определенные дни глава семейства обходил владения по этой черте, гоня перед собою жертвенных животных, пел гимны и приносил дары божеству; здесь же, на некотором расстоянии друг от друга, ставились крупные камни или древесные стволы, носившие названия термов. В яму, в которой утверждался терм, клали горячие угли, хлебные зерна, караваи, плоды, лили мед и вино. Здесь все было подвластно Чуру, и место, где он главенствовал, а порою и показывался, получало таинственное освящение, и потому за черту родовых владений не дерзали переступить враждебные духи.

Позднее на межах начали ставить изображение самого Чура.

Несмотря на грубость работы и ничтожность того материала, из которого вырубались, они, почитались священными и неприкосновенными. На полях, отвоеванных у дремучих лесов и необозримых степей, Чур оберегал границы владений разных хозяев, удерживал дерзких и своевольных нарушителей, останавливал чужую разгулявшуюся соху, тупил расходившийся топор.

Олицетворяли Чура в деревянном изображении, имевшем форму кругляша, короткого обрубочка толщиной в руку. На нем вырезались условные знаки, обозначающие владельцев того или иного участка земли. Такие обрубки сохранили древнее название свое в известных словах, уцелевших до нашего времени: чурбак, чурбан, чурка, чурбашка.

Также Чур охранял человека и все его добро от нечистой силы: как житель проезжих-прохожих дорог, он имел более всех власти над чертями. Поэтому при опасности до сих пор советуют вспомнить этого бога и зачураться, сказав: «Чур меня!», то есть попросить: «Чур, побереги меня!» Даже тайны мыслей человека он охраняет. Если кто-то скажет тебе что-то неприятное, зачурай его: «Чур тебе на язык!» — и злое пожелание не сбудется. Ну а найдешь что-то ценное и не захочешь ни с кем делиться, тут же взмолись: «Чур, мое!» — и добрый древний божок побережет твою находку только для тебя одного.

 

 

ЯРИЛО

 

На перекрстке трех дорог

 

Боги всемогущи и величавы, но сердца у них в точности как у людей — могут болеть и печалиться, радоваться и любить. Как-то раз глянул Ярило светоносный с небесных высей на землю, и упал его взор на Пересвету, дочь сельского кузнеца. Шла Пересвета по тропинке обочь пшеничного поля, и с высоты было Яриле не различить, где ярче играет солнце — в спелой пшенице или в золоте ее волос. И глаза ее почудились ему зеленей, чем листья березы, а губы — ярче мальвы, что держала она в руках. И возгорелось сердце Ярилы страстью. Солнце ослепительно заиграло на небесах, а Пересвета ахнула и прижала руки к груди. Почудилось ей, что летит к ней по полю, не касаясь земли, красавец в белых одеждах, с золотым солнцем вокруг головы, на белом, сверкающем коне. Вокруг головы его сиял такой ослепительный свет, что девушка даже зажмурилась. Голос незнакомца звучал так сладко, что у бедной девушки подкосились ноги:

— Не бойся меня, красавица! Я не кто-нибудь, а светоносный Ярило. С высоких небес я увидел тебя и явился, чтобы забрать в солнечное царство. Там станешь ты моей супругой и узнаешь вечное счастье в райском саду Ирии.

Приоткрыла Пересвета один глазок:

— В райском саду Ирии? Но ведь туда покойники улетают. Мы что же, с мертвецами соседствовать станем? Да и небось скука это смертная — жить вечно! Все, кого я люблю, поумирают. А мне как наказание — живи да живи. Лучше я на земле останусь.

— Хорошо, — согласился Ярило, готовый пообещать все что угодно, только бы поскорее увлечь красавицу на ложе страсти. — Ты будешь жить на земле, а я — спускаться к тебе с небес. И мы будем творить такую божественную любовь, от которой содрогнется вселенная. И у нас будет много-много деток…

— Да? — посторонилась Пересвета. — А что люди скажут? И думаешь, это так легко — вырастить дитя без отца? Спросит, где его батюшка, а мне что отвечать? Вон по небу с утра до ночи катается? Ох, нет, уж лучше выйду я замуж за рыбака Путяту. А ты, красавец светлый, прощай. Не поминай лихом!

Она подала Яриле мальву, которую держала в руках, и убежала к реке. По реке плыла рыбацкая ладья. Правил ею чернокудрый молодец, и Ярило не поверил своим глазам, когда увидел, что через несколько мгновений тот причалил к берегу и заключил Пересвету в жаркие объятия.

Солнечный бог не мог прийти в себя от ярости. Его, божественного, всемогущего красавца, сына самого Сварога, его, при виде которого девушки хмелеют от любви, — предпочли какому-то рыбаку! Но Пересвета еще пожалеет об этом. Разве умеют люди любить так, как любят боги?! «Я докажу, что ты жестоко ошиблась в выборе!» — угрюмо подумал Ярило и вернулся в свои небесные выси.

Прошло некоторое время, Пересвета и Путята сыграли свадьбу. Молодых отвели в опочивальню и оставили одних. И вот, после жарких объятий, когда молодой супруг уснул, привиделось ему, будто стоит он на перекрестке трех дорог, а к нему приближается светоносный красавец и глаголет:

— Знаешь ли ты, кто пред тобой? Я сам Ярило. Послушай меня внимательно: жизнь человека не вечна. Пройдет несколько лет — и красота твоей прекрасной супруги увянет, как вянут цветы по осени. Стоит ли дорожить мимолетным богатством? Да и твой век измерен. Постареешь, ослабеешь, хвори одолеют… Пришел предложить тебе обмен. Отдай мне свою жену, а взамен я подарю тебе все, что пожелаешь! Хочешь — одарю несметными сокровищами, хочешь — дам власть над людьми, хочешь — поведаю тайные знания.

— Отдать Пересвету?! — захохотал рыбак. — Ну уж нет. Я и не чаял, что она согласится стать моей женой, и отказаться от своего счастья не могу. А что до старости и болезней — таков удел человеческий. Но мы будем вместе, будем поддерживать друг друга во всех несчастьях, делить их поровну — значит, каждому достанется в два раза меньше.

Долго еще уламывал Ярило Путяту, но тот упорно стоял на своем. В конце концов бог усмехнулся светло и печально:

— Что же сказать тебе, смертный? Увы, ты прав, потому что и я на твоем месте поступил бы точно так же. Ну, тогда прощай. Вот, передай от меня жене.

Дажьбог что-то сунул в руки Путяте и исчез, словно и не было его вовсе.

Проснулся наш молодожен, смотрит на свою красавицу и думает:

«Приснится же чепуха такая! Отдать мою Пересвету в обмен на богатство! Да не бывать тому. Моя она — и век моей будет. А это был всего лишь глупый сон».

Потянулся Путята к жене — обнять ее покрепче. Что такое? В изголовье светится что-то, горит солнечным огнем, рассеивая ночную мглу. Да это же мальва, цветок, которых полно за каждым плетнем. Та самая, которую во сне дал ему Ярило. Только не простая мальва, а золотая…

 

Ярило — обаятельное славянское божество. Он сродни древнегреческому Эроту, богу любви, и в то же время не чужд богу веселья Бахусу. Веселый, разгульный бог страсти, удали представляется народному воображению молодцем красоты неописанной; в белой епанче сидит он посадкой молодецкою на своем белом коне; на русых кудрях венок цветочный, в левой руке ржаные колосья; ноги у Ярилы — босые. Разъезжает он по полям-нивам, рожь растит — народу православному на радость на веселую. Он — представитель силы могучей, удали богатырской, веселья молодецкого, страсти молодой-разгарчивой. Все, что передает животворящему лету весна, — все это воплощается в нем по прихотливой воле суеверного народного воображения. Взглянет Ярило на встречного — тот без пива пьян, без хмеля хмелен; встретится взором Яр-Хмель с девицей-красавицею — мигом ту в жар бросит: так бы на шею кому и кинулась… А вокруг него, по всему пути-по дороге Ярилиной, цветы зацветают-цветут, что ни шаг, что ни пядь — все духовитей, все ярче-цветистее.

Упоминаемые в Нестеровой летописи «игрища межю селы», на которых радимичи, вятичи, северяне и древляне «умыкаху жены собе», по времени и обстановке как нельзя более совпадали с гульбищами в честь веселого Ярилы. На Ярилиной неделе, по суеверному представлению народа, особенно неотразимую силу имеют всевозможные любовные заговоры — на присуху, на зазнобу да на разгару.

Лихие люди, умышляющие злобу на своего ближнего, «вынимают след» у него в эти дни, и, по преданию, это является особенно действенным средством.

Ярилин праздник начинается тем, что девушки — целым хороводом — выбирают прекрасного юношу, наряжают его всего в цветы и сажают на белого коня. Все участницы игрища одеты в праздничные наряды, с венками из полевых цветов на головах. Его возят по полям-лугам, ибо перед взором бога все должно цвести-колоситься. Проводы Ярилы — одновременно и проводы весны, как и в праздниках Костромы, Кострубоньки, Купалы.

Иногда его называют Туром. Это божество плодотворящего начала, бык бога-громовника. Народные песни, которые поются при встрече весны, вспоминают Тура — удалого молодца и соединяют его имя с другими прозваниями Перуна: «Ой, Тур-Дид-Ладо!» На Руси средневековые узаконения сурово осуждали обычай, согласно которому на празднике Коляды простолюдины «на своих законопротивных сборищах некоего Тура-сатану и прочие богомерзкие скареды измышляюще вспоминают».

 

[1] Здесь и далее — первая цифра указывает день по старому стилю, принятому до 1917 г, вторая — по новому.

 

[2] Козюлька, казюлька — старинное народное название змеи.