О том, кто прав был, кто был круче

В братоубийственной войне

Мы жили как на динамите

Казалось, что страна на дне

О, сколько нам ещё открытий

Готовил русской смуты дух,

пока молчал в ночи петух.

3

базар-вокзал Москва не верит

Ни воплям нашим, ни слезам

Смешались черти, люди, звери

Закрыт на сто замков сезам

Берешь ты на себя не много ль

Замки пытаясь превозмочь?

Луна. Глядит с тоскою Гоголь

Повсюду – Вий. Повсюду – ночь.

 

 

 

Коммивояжер

Весна приходит, с птичьим хором
звенит капель и тает лёд
в ту пору коммивояжеру
на ум работа - не идёт

Он легкомысленно рассеян
и дивной полон чепухи
сидит, забыв про всё, в кофейне
и пишет глупые стихи.

Обрывки ловит разговоров
следит за солнечным лучом
что пробивается, сквозь шторы
не сожалеет ни о чём,

потом, с улыбкой идиота
он направляется туды
где ждут - Покровские Ворота.
бульвар и Чистые пруды,

Где, на протоптанных дорожках
следы красавиц тут и там,
где он задержится немножко,
И в лица вглядываясь дам

Не то, что б хочет он "налево"
но полон чарами мечты
что перед ним возникнет дева
Как гений чистой красоты!

И вот тогда-то он, тогда - то
поймёт, что прошлое прошло
и станет тут ему крылато
легко, улыбчиво, смешно

Раскольников

"от Смоленска до Ташкента
с нетерпеньем ждут студента"

Жил он в бедности, жил он в печали,

По несчастной шагая стезе.

Очень люди его огорчали,

Эти твари дрожащие все.

Метафизика, химия, Ницше,

Достоевский и Наполеон,

Крыша едет... да хрен бы с ней, с крышей,

Тварь ли я? Тварь ли ты? Тварь ли он?

Вот вопрос! Не ответить до гроба,-

Без ответа остаться – пропасть!

А попробовать? – только попробуй!

Хоть разок! Ну, разочек! И ХРЯСТЬ!

Он, решимость в себе обнаружив,

Ум пытливый имея, притом,

Стал лущить всяких мерзких старушек

Топором, топором, топором…

Находились хорошие люди,

Говорили, желая добра:

«Ну, лущил…Что же, все мы там будем,

Что же каяться горько с утра

И себя и других беспокоя?

Образумиться, парень, пора!

Опера тебя скоро расколят,

Ой, повинтят тебя мусора.

Делай ноги, и хватит истерик.

Скоро киллеры будут в цене.

Есть Европа, есть пара Америк,

Да и в нашей прекрасной стране

Для тебя тоже хватит работы.

Только нервным не будь идиотом»!

И другие (хорошие тоже),

Говорили: «куда ты полез?

Не подлец, не придурок, а все же

Не поймешь – человек или бес?

Ты завязывай, выйдет ведь боком!

Человек – не блоха и не вошь.

Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты бабушкам спать не даешь»?!

Он молчит. Он не знает ответа.

Он навеки теперь погружен,

В петербуржское душное лето,

В полуявь-полубред-полусон.

Он в проклятый роман упакован,

Словно в бочку, в могилу, в тюрьму.

И идёт убивать он, по новой,

И по новой - неймётся ему

Испытать себя, в полную меру,

Сладкий страх запредельный познать

Ноги сами несут на квартеру,

Где опять в тишине и опять

Заунывно звучит колокольчик,

В мозг вонзаясь, ликуя, грозя…

«Я не выдам себя»! – Да уж больше

Уже, кажется, выдать нельзя
Вам себя, Родион мой Романыч…»
(Как ему умный опер сказал).
Никуда не сбежать из романа,
Где оставлен открытым финал

И неясно, чем всё завершится
И в чью пользу конечный расчет?
Кто там жертва? И кто же убийца
Достоевский? Раскольников? Чёрт?

Русская плясовая

Прибежали в избу дети

И позвали праотца.

Мы, - кричат, - за мир в ответе,

Ом-ца дрицца оп-ца-ца.

(«Полно, дети, что за дичь?

Этот клич смешон немало»-

Молвил им Иван Ильич

Из-под смертного завала.

Молодёжь не слышит вроде

Глас Ивана Ильича,

И Иван Ильич уходит,

Еле ноги волоча).
Ворон к ворону стремится

Ворон ворона клюёт -

Я, - кричит, - уже не птица,

Я советский самолёт!

Я – сверхновый истребитель,

Сверхсекретноскоростной.

Никому не хватит прыти,

Чтобы справиться со мной!

Эх вы сени, мои сени,

Мои сени бытия…

Достоевский хоть и гений…

Ну а кто у нас не гений?

Вот, к примеру, ты, иль я….
Нет, рабом я сроду не был,

Не сидел в кутузке я.

Только воли мне и треба

Средь равнины русския…

Мчатся тучи, вьются тучи,

Черные, летучие…

По какому случаю

Я себя так мучаю?
Я понять себя хочу,

Смысла я в себе ищу,
Оттого себя я мучу,

Оттого-то и грущу.
Ух, как весел русский пляс!

Но не весел мой рассказ.
Ну и что, что он не весел -
он закончился как раз

 

***

Гори, звезда моя, гори
Не угасай и над могилой
Лети за мной, мой ангел милый
И плачь, и смейся, но не ври!

Скорее, сопли подотри

Учи меня творить молитву,

А рядом чёрт мне правит бритву

И шепчет на ухо: «Замри».

А мне послышится - «Умри»!

Умру – замру. И всё забуду.

Жил – был - и не был.

Будешь? - буду»!

Приятно жить и верить Чуду,

Так год считается за три!

Сомненья – псы – поводыри,

Ведут меня через дороги,

Туда, где сумерки и боги,

вокзалы, свалки, пустыри.

 

ремейк (зарисовка. Павелецкий вокзал)

Пора каникул, отпусков настала
и чрево переполнилось вокзала.
Что может быть страшней того вертепа
средь потных тел и искажённых рож
мелькает жизнь - ужасна и нелепа
ползёт и скачет по душе, как вошь
Стоят жара и мат многоэтажный.
Нам предлагают чай и квас от жажды
но те, в чьих душах радость иль печаль
предпочитают квасу - спирт «рояль».

На площади - запруда из толпы
толпа встаёт в запруде на дыбы
берёт нас в оборот и рвёт на части
цыганка хвать на руку: «Молодой,
дай закурить, дай погадаю, стой
не уходи, не то не будет счастья!»
не останавливайся ты, не тормози -
не то прилипнет этот паразит -
заговорит до полусмерти, чую.
А деньги - те последние гроши
что ты себе на пиво отложил -
в её карман перекочуют
да что цыганка – вон - два чувака
средь бела дня на людях мнут бока
приехавшему гостю из Тамбова
тот быстро расстаётся с кошельком
точней – с барсеткой, в горле колом - ком
и слёзы на глазах. Ему херово.

Тусуются бомжи и синячьё
они везде и как бы ни при чём
смеются добродушно: «Вот растяпа,
сам виноват и варежку закрой
скажи ещё спасибо, что живой
ведь тут мааасква, а не тамбов твой-папа»

тамбовский, не пришедший в чувство толком
уже глядит на всех «мааасковских» волком

 

у касс – столпотворенье, вавилон
и давка, толкотня со всех сторон
хоть надорвись, кричи хоть, не кричи
икру мечи, до одури, до смерти
без очереди лезут басмачи
к заветному окну, как будто черти
скандал назрел, и час его настал
скандал поставил на уши вокзал
дошло уже совсем до драки даже
но тут успели появиться стражи
правопорядка, бойню ту прервав
и быстро разъяснив тех, кто неправ.

измят и потен, притерпев урон
выстреливаю пробкой на перрон
курю устало около вагона
пью «жигулёвское» я жадно для догона

мимо меня проходят земляки
несут, корячась, полные тюки
другие едут налегке, беспечно
двух-трёх знакомых непременно встречу -
глаза горят, и пот течёт ручьём
иной вообще обнимет горячо
и радуются, как родному брату
привет-привет, ну наконец домой?
да-да, наелись досыта Москвой
теперь – в Саратов

Всё, как всегда, но что-то тут не то
течём мы сквозь вокзала решето
а часть себя теряем в решете том
зимой и летом.

 

 

***

Город С. Не рай, не ад.

Тут не дно, а днище.

Конса. Липок аромат.

Есть музей Радищева.

Чернышевский смотрит вслед,

На нём очки-велосипед,

Одет он в каменный сюртук,

Он говорит:
- Что делать, друг?

Родился тут, и тут помрёшь,