Ангелы, ставшие дегенератами.

Советская власть свергала памятники православным царям и сбивала кресты с надгробий, а вот скульптура лермонтовского Демона в Пятигорске ее не смущала. Материалистов почему-то не пугало, что диавола и его подопечных искусство возвело на пьедестал - со всеми их "асоциальными" качествами.

"А сердце тянет к выстрелу, а горло бредит бритвою", - писал Маяковский. Среди верных признаков одержимости - помешательство и самоубийство. Имя таким гениям - легион. Автор книг по оккультизму Станислав Де Гуайта "злоупотреблял наркотиками и пропагандировал их как лучшее магическое средство для выхода из грубого тела и исследования астральной среды. В 1898 году этот поэт и маркиз "вышел в астрал", выбросившись из окна"[31].

Игумен N в книге "От чего нас хотят "спасти"" перечисляет подобных кумиров всех времен и народов: Моцарт, Цветаева, Блок, Брюсов, Есенин, Врубель, Модильяни, Ван Гог, Дали… Увы, страшный список можно продолжать и продолжать: Всеволод Гаршин бросается в лестничный пролет, Николай Успенский перерезает себе горло, Хемингуэй направляет в себя смертоносное дуло… Нам, привыкшим к почитанию классиков, говорить об этом трудно. Человеческая слава стала формой для изготовления величественных идолов. А кипящий металл в эти формы залил сам ад. И вот они застыли, возвышаясь на постаментах. Не подступись! Но мы, с Божией помощью, подступимся…

Знаете, Цветаева сравнивала состояние творчества с наваждением: кто-то в тебя вселяется, твоя рука - исполнитель. Возможно, Цветаева имела представление, что именно с ней происходит. Во всяком случае, она владела раритетным изданием знаменитого визионера Беме - в переводе "масонского старца" Гамалеи. Беме ведь, этот сапожник, вошедший в историю без сапог, был тоже - "того". "Тайны невидимого мира" он познал в особом состоянии, которое длилось семь дней. А может быть, и это лишь образ? Лишь литературный символ вдохновения? Что ж, Цветаева писала рифмованные слова, я пишу слова о Цветаевой, а кто-то может написать обо мне: такие мракобесы и хотят ввести преподавание православной культуры в школах! Все - слова. Они опровергаются словами, но кто опровергнет жизнь?! Помните, как она закончилась у Марины Ивановны? Но об этом - после…

"Согласно ее теории искусства, которая лишь на первый взгляд кажется моралистичной, поэт свободно и неотвратимо отдает себя во власть чары, стихии, природы, демона, чумы или революции - сверх-Другого, достойного подобной жертвы". И надо же - Цветаева вполне прагматично обдумывает условия договора с этой силой: "Демон (стихия) жертве платит. Ты мне - кровь, жизнь, совесть, честь, я тебе - такое сознание силы,[…] такую в тисках моих - свободу"[96].

Да, на одну чашу алхимических весов поэтесса бросает "кровь, жизнь, честь и совесть", а на другой оказывается пустота призрачной свободы. Чтобы уравновесить, бес незаметно нажимает на чашу темным когтистым пальцем. Слова Марины Ивановны похожи на слова Фламеля из его "Книги иероглифов". Он писал, что если "религиозность составляет… "первичную материю" творения, алхимическая духовность преступает религию и мораль. Алхмик обнаруживает свое одиночество, теряется во Вселенной и изобретает свою мораль (он становится "сыном своих творений")"[49].

Художественное творчество Цветаева называла атрофией совести, тем нравственным изъяном, без которого искусству не быть. По-своему интересна статья М. Цветаевой, где она сравнивает качества Дон Жуна и Казановы. Если первого она называет просто богоборцем, сознательным разрушителем женской добродетели, то второму поэтесса приписывает совсем иные качества. Он якобы настолько любит и жалеет всех, и женщины после общения с ним настолько счастливы, что даже матери приводят к нему своих дочерей (для участия в оргиях). Вот так: коли блуд не оставляет чувства опустошения, а просто приятен, то это благо. Таков чувственный критерий. И он полностью зависит от того, насколько старательно бесы щекочут эмоции. Основоположники сентиментализма мыслили примерно так же: если человек заплакал над плотью написанного слова, то он - якобы уже на пути духовного исправления. Если вознегодовал по поводу чужой неправедности, то он не повторит ее сам. Духовное понятие греха забыто. Оно забито чувственными ощущениями.

Да, к началу XX века мораль перестала вдохновлять некоторых творцов, более того, она виделась "препятствием творческой энергии жизни". Не хочется показаться скучным моралистом, но, например, поиск новых "муз" для творчества привели Булгакова не просто к трем бракам, но и к некрасивым расставаниям, особенно с первой женой. Расставание это, надо сказать, все же мучило совесть писателя. Ее голос вряд ли могли заглушить характерные слова, написанные в 1916 году Н. А. Бердяевым (которые Булгаков, возможно читал): "Умеренная мораль, мораль безопасности, мораль, которая отсрочивает наступление конца… должна рано или поздно прекратиться, преодоленная творческой интенсивностью человеческого духа".

Цветаева поучала знакомую поэтессу: "Пока не научитесь все устранять, через все препятствия шагать напролом, хотя бы и во вред другим, пока не научитесь абсолютному эгоизму в отстаивании своего права на писание - большой работы не дадите". Об этом же, об избавлении от совести, о развитии эгоизма как пути индивидуализации, пишет и Юнг. Подобные качества знаменитый психиатр И. А. Сикорский описывал, между прочим, как проявления "демонизма" личности - среди признаков вырождения. Он даже составил психологические портреты лермонтовского Демона и гётевского Мефистофеля: "… холодный ум, злоба, злорадство, бессердечность одинаково присущи Мефистофелю художников, Демону поэтов и Дегенерату психиатров. Но так как поэтическое и художественное творчество черпают свой материал из реального мира, то весьма правдоподобно, что класс дегенератов и является той моделью, которой пользовалось творчество в своих созданиях".

Да, качества незримых бесов и можно воссоздать по чертам видимых вырожденцев.

Демонизм человека - результат навязываемого бесами греха. Когда мы грешим, то служим аду. А за духовную службу положена духовная плата. "Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой" (Ин. 12, 26). За службу Богу и царю дворянин получает благие качества самого помазанника Божия. Так род становится благородным. Что же жалуют за службу бесы? Шкуру жестоковыйности со своего плеча. Рога гордыни вместо боярской шапки. Хвост похотливости вместо меча. Потомство становится все хуже и хуже - злородным. Грех человека, воплощающийся в его вырождении, свойственен самим демонам. Они ведь тоже - дегенераты. Из прекрасных Ангелов превратились в злобных уродов. Именно по такому пути "прогресса" и "эволюции" - все дальше от Бога - они пытаются вести и человечество.

Кем являются так называемые "дикие племена", еще кое-где населяющие землю? Нашими недоразвившимися родственниками? Скорее, прямыми наследниками великих древних цивилизаций. Этими цивилизациями восхищаются современные оккультисты, а их каиноподобных наследников изучают этнографы. Надо, говорят, обязательно сохранить эти самобытные культуры! Даже безжалостная наука XIX века отнеслась к ним в целом вполне сочувственно. Поучаствовала в камланиях хамитов и натащила в европейские музеи невероятные кучи экзотического хлама - колдовских приспособлений. Миклухо-Маклай вообще молодец, даже человечинки отведал! А надо бы науке поглядеть на них другими глазами. Они пошли определенным духовным путем и в итоге стали колдунами, каннибалами, демонопоклонниками. А посему сатана обрекает эти беззащитные создания на уничтожение в первую очередь. И, кстати, показывает перспективу всем остальным народам. Всем тем, кто на глазах утрачивает христианские качества.

"На самом деле, феномен "диких" племен по своей сути очень сходен с феноменом современного бродяжничества. У нас милиция таких людей называет бомжами… Во Франции их называют клошары. Таких людей сейчас насчитываются миллионы во всем "цивилизованном мире". Они совершенно не поддаются перевоспитанию (хотя подобные эксперименты проводились как над современными "профессиональными" бродягами, так и над людьми из "диких" племен). И те, и другие совершенно не в состоянии целенаправленно трудиться, заставить себя регулярно выполнять какое-либо дело. Именно поэтому обе указанные группы людей могут существовать только "собирательством"… Современные бродяги тоже сбиваются в стаи из мужчин и женщин, ведущих беспорядочную половую жизнь. Их умственная деградация и вырождение проходит стремительно. В чем причина такого поразительного сходства образа жизни двух этих групп? В том, что духовные корни указанного явления в обоих случаях совершенно идентичны. И хотя это явление в целом - результат греховного общества, наиболее катастрофические последствия невероятно быстрой деградации можно видеть в семьях, где из поколения в поколение передаются и накапливаются последствия тяжких (смертных) нераскаянных грехов, когда все быстрее отходит защищавшая их Божественная благодать.

С точки зрения психиатрии образ жизни бродяг - результат тяжелого психического заболевания, которое повлекло за собой серьезные дементивные процессы, приводящие к изменению сознания, его распаду и деградации. Те же самые процессы намного раньше привели к изменению сознания племен, постепенно превратившихся в "диких". В обоих случаях превалирующим синдромом является дромомания (вагонобандаж), который характеризуется тем, что "больные" не в состоянии пребывать на одном месте, не в состоянии заниматься каким-либо общественно-полезным трудом, их все время что-то гонит с одного места на другое. Они постоянно кочуют, являясь, можно, сказать, неприкаянными (вспомним Каина!)…"[28].

Профессор Сикорский писал: "Демон презирает людей, но живет их инициативой, он разрушает то, что люди создают, попирает то, перед чем они преклоняются, но сам ничего не может придумать, решить или создать. Очевидно, что демон - нравственно разлагающееся, вырождающееся существо; внешние события еще приводят в действие душу этого существа, но сама по себе эта душа суха, бездеятельна, безжизненна" (работа И. А. Сикорского "Знаки вырождения" цитируется по сборнику "Русская расовая теория до 1917 года". М., 2002).

Разрушение, размывание христианской нравственности - задание, за выполнение которого и поступает бесовская, убийственная помощь. Отчасти Цветаева отдавала себе в этом отчет. Она признавалась: "Как будто бы мои вещи выбирают меня сами, и я часто их писала против воли".

Так чьей же волей написаны строки, по сути, обращенные к самому Творцу?!

Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На Твой безумный мир
Ответ один - отказ!

Все. Веревка захлестнула шею. Вышедшая душа видит свое повешенное тело со стороны. Но уже подступают какие-то мохнатые "жлобы", тянут цепкие руки. Душе не дойти до восемнадцатого мытарства, где предъявляются обвинения в кровосмешении. Душу самоубийцы тут же тащат в ад.

Пророки и Пифии.

"Романтики XVIII века воспользовались античной идеей о "божественной болезни" - или, по Платону, "энтузиазмосе", - чтобы подчеркнуть: гению свойственны спонтанность, иррациональность и интуиция. Именно эти качества они ценили более всего… С началом XX века о произведении искусства стали судить по тому, насколько спонтанным и бессознательным был источник творчества. Так, психиатр В. Э. Дзержинский - брат будущего "железного Феликса" - считал произведения художественными, "только если они исходят из подсознательной сферы" (Сироткина И. Классики и психиатры. М., 2009. С. 6, 46).

Об этом демоническом типе творцов и прорицателей Цвейг писал возвышенно, но не без медицинских симптомов: "Ибо там, где самовластно царит демон, создается особенный пламенно-порывный повышенный тип искусства: опьяненное искусство, экзальтированное, лихорадочное, избыточное творчество, судорожные полеты духа, спазмы и взрывы, вакханалии и самозабвение, "мания" греков, священное, пророческое, пифическое исступление. Чрезмерность и преувеличенность всегда служат первым, непреложным признаком этого искусства…"

Ученые и писатели стали пифиями, голоса которых ждут миллионы. А ведь пифии корчились и кричали вещие слова в состоянии одержимости. Обуяны они были огненным духом Пифона - древнего змея, поверженного под землю… Что было потом? "Сообщения жрицы передавались философам, которые жили при оракуле и чьим долгом было интерпретировать предсказания и правильно применять их. Затем сообщения передавались поэтам, которые перелагали их в оды и лирические стихи… придавая им изысканную форму и делая их доступными для публики". Культура Древней Греции была одержима демонами. Свт. Иоанн Златоуст объяснял разницу между языческим прорицанием и ветхозаветным пророчеством: "В капищах идольских, когда кто бывает одержим нечистым духом и прорицал, то, как бы ведомый и связанный, был увлекаем духом и нисколько не сознавая того, что говорил. Гадателю свойственно быть в исступлении, терпеть принуждение и насилие, увлекаться и неистовствовать, как бесноватому. А пророк же не таков, он говорит все с трезвою душою и здравым рассудком, зная, что он говорит… Послушай Платона, который в апологии Сократа говорит так: "Прорицатели и гадатели говорят много и хорошо, но сами вовсе не знают того, о чем говорят"… Все это доказывает и принуждение, с каким бесы удерживаются и служат, и насилие, какое люди терпят, однажды предавшие себя им и лишающиеся в это время здравого смысла. Но у нас не так. Пророки пророчествовали с рассудком и совершенно свободно. Они властны были говорить и не говорить: они не были принуждаемы, но вместе с честию сохраняли и волю. Поэтому и Иона убегал, поэтому и Иезекииль уклонялся, поэтому и Иеремия отрицался. Бог же не принуждал их насильно, не помрачая рассудка".

Итак, разница между пророком и пифией такова, как между святым духоносным старцем и пациентом доктора Кандинского. В последнем случае злыми санитарами являются бесы - окрутили "прорицателя" по рукам и ногам смирительной рубашкой собственной, подавляющей воли и ведут душу в пылающую палату для буйных.

С давних пор рогатые подселенцы создавали в мире людей своих "предвещателей". Навязчиво нашептывали им слова, в которых зерна истины замешивались на "олимпийской амброзии" лжи. Сократу, например, его личный демон не только подсказывал "мысли, достойные потомства", он вел философа по жизни, как бы предохраняя от злого. В диалоге "Феаг" Платон передает слова своего учителя: "… дело в том, что, начиная с детства, что-то сопровождает меня… нечто демоническое. Это какой-то голос, когда он является, всегда дает мне знак удержаться от того, что я хочу делать, но никогда ни к чему меня не побуждает. И то же самое, когда кто-нибудь из моих друзей мне что-нибудь сообщает, и я слышу голос, он отклоняет от предприятия и не позволяет делать". Просто ангел-хранитель! Однако почему же он тащил Сократа по дороге пьянства? Почему заставил принять яд? Стоит ли удивляться и следующим сюжетам! В "Слове против эллинистов" Татиан пишет, что Диоген хвалился своею жизнью в бочке, а умер от переедания. Аристип вел себя распутно. Гераклит гордился знанием и мистифицировал происхождение своих произведений, а умер, обложенный навозом, веря, что так он вылечится"[55].

Таким же был и поэт V века до Р. Х. Эмпедокл, о котором Татиан пишет: "Эмпедокл поскакал в вулкан Этну, думая, что он бог, который вознесется. Конечно, он сгорел". Несчастный философ Сенека сначала стоически обосновал необходимость самоубийств (которые носили в Риме той эпохи характер эпидемии), затем же перерезал себе вены по приказу своего ученика императора Нерона. Последнего, кстати, к его неслыханным злодеяниям подталкивали являвшиеся ему жуткие сущности.

Нередко личности, подобные Нерону, утверждали, будто ведут свое происхождение от неземных существ или, во всяком случае, удостоены общения с ними. И тут возникает вопрос. Они говорили так потому, что таковы были известные им мифы? Или, наоборот, мифы таковы, потому что подобное происходило на самом деле?

Вопрос сродни не такой уж простой детской задачке - что было сначала: курица или яйцо? Если мир не создан за шесть дней, если он оставлен на волю идущим от Бога "эманациям" и эволюции, то началось все с яйца, которому следовало доразвиться до курицы. Правда, неизвестно, кто бы высиживал его. (Оккультисты так и учат: с мирового яйца, дескать, началась Вселенная. И в индуизме: Брахма вылупился из яйца.) Но тогда получается, что совершенный Бог создал мир не совершенным?! Нет, что-то тут не так. И, в конце концов, разве Адам появился как эмбрион? Как младенец? Нет, Предание утверждает: первый человек был создан мужем в расцвете сил. Таким Бог сотворил все: и Вселенную возрастом в миллиарды лет, и курицу, готовую нести яйца. Так в очередной раз убеждаешься: точкой отсчета может быть только христианская традиция. Иначе - тупик, абсурд. Яйца учат курицу…

Так вот, возвращаясь к нашей теме. Поскольку контакты человека с "неземными сущностями" известны из Библии, то это и есть истина. Именно это, а отнюдь не игра ума мифотворцев всех веков. Все остальные (в том числе, психиатрическая) версии подобных феноменов не стоят выеденного яйца… Гораздо ближе к правде был ученый француз Габриэль Нодэ, который в XVII веке издал апологию всех знаменитостей, имевших "демоническое происхождение").

Античные таинства и мистерии вобрали в себя море лжи архаичных культов и, в свою очередь, повлияли на всю дальнейшую культуру человечества. "Показателен тот факт, что таинства развили воображение, которое породило обширную философскую и духовную литературу, особенно в период поздней античности. Отождествление философии и посвящения стало лейтмотивом с начала возникновения пифагореизма и платонизма. Даже обряды "майя" (maia = мать, кормилица, повитуха), с помощью которых Сократ пытался "родить" нового человека, имели свой прототип в обрядах посвящения первобытных обществ: они также "рожали" неофитов, то есть помогали им родиться к духовной жизни"[95].

 

"Во мне живет мохнатый злобный жлоб…"

Почему же бесы помогли стать идолами именно этим гениям? Чтобы ответить, стоит напомнить о трансформации значения самого понятия - "гений". По Далю, слово происходит от латинского genius - бесплотный дух, дух-покровитель человека, добрый или злой. (Античные люди, по понятным причинам, различать духов не умели, потому и хитрый гений Сократа представлялся им "добрым". В восточном варианте гений - джинн, это уже ближе к истине.) Постепенно дух почти незаметно "растворяется" в свойствах человека.

В. И. Даль пишет об еще одном значении слова "гений": "Самобытный, творческий дар в человеке, высший творческий ум…" И, наконец, лукавый полностью "срастается" с одержимым грешником. Даль добавляет: гений - это и человек этих качеств и свойств. Итак, каковы заслуги названных авторов перед инфернальным миром? Гёте сделал демона симпатичнее большинства людей и даже выдал ему грамоту: специальный агент Бога. Юнг "научно" обосновал пользу диалога со своим демоном. Одержимый Мопассан (о нем речь впереди) стал, по сути, провозвестником сексуальной революции. Поэты Серебряного века просто продали Бога за тридцать сребреников. Михаил Булгаков, среди прочего, воспел смерть, такую пугающую и одновременно влекущую. Еще один визионер, современный американский автор черной фантастики Говард Лавкрафт, усиленно готовил человечество к наглядной встрече с демоническим миром. Только мир это уже не гуманизированный, как у Булгакова, а запредельно-ужасный. Он писал, что раса прежних владельцев земли еще живет, ожидая своего часа, в правом полушарии человеческого мозга… Оба родителя Лавкрафта умерли в сумасшедшем доме. Сам Лавкрафт, старый холостяк, писал свои кошмарные произведения по ночам… Характерно, что слово "кошмар" состоит из французского caucher, то есть "сдавливать", "обнимать", и староанглийского mare - этим словом обозначался демон-суккуб, садящийся по ночам на грудь, сдавливающий дыхание и вызывающий ужас, бешеное сердцебиение и слабость.

А Высоцкий? Его талант ведь, кроме всего прочего, впервые вынес блатную романтику и жлобство на большие аудитории. В те времена "развитого социализма" цеховики и начальники приисковых артелей еще не были назначены миллиардерами, еще не стали спонсорами, но с богемой уже общались. Перепив водки, передавали богатый жизненный опыт: "Понял я, что в милиции делала моя с первого взгляда любовь…" И сиротские слезы текли по мужественным щекам - сначала рассказчиков, а потом - слушателей Высоцкого. Автор вроде как иронизировал. Но - не без симпатии. Какой истерический характер носило поклонение ему! Теперь его знакомые пишут такие вещи: "С полной ответственностью за свои слова утверждаю, что Володя мог общаться с какими-то потусторонними силами, о которых знал только он" (Перевозчиков В. Правда смертного часа. М., 2000). И вот жутковатые слова самого Высоцкого. Они - все о том же:

Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень.
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками…

Он ждет, когда закончу свой виток,
Моей рукою выведет он строчку, -
И стану я расчетлив и жесток,
И всех продам - гуртом и в одиночку.

Кошмар! Цветаева называла это "атрофией совести". Однако каково стихотворное разоблачение беса! В нем "мохнатый гений" никак не был заинтересован. Эти строки могли быть написаны Высоцким только вопреки ему. Что ж, крещение и молитвы предков способны духовно помочь даже неверующему человеку.

И вот он стоит на Ваганьковском кладбище. Успел ли в "гости к Богу" на бронзовых конях? Над его головой - гитара. Словно нимб.

В подмене христианской духовности душевным неоязычеством каждый из названных авторов сыграл свою роль. И за это получил "бесовское красноречие". Ефрем Сирин писал, что страшный змей влагает в нас мудрость побеждать словом тех, кто хочет нас исправить, и оттого грех умножается, не имея сопротивления себе.

Ко всем перечисленным литераторам, ученым относится сказанное святителем Григорием Паламой: безбожный ум становится демоноподобным. Человек бросается на приманки ада буквально очертя голову. Обуянный мрачной силой ум начинает темнить, морочить окружающих. Это происходит, когда отсутствует молитва, особое состояние сознания. (Молитва ведь освящает знание. Просеивает его, оставляя лишь то, что действительно необходимо для спасения. А в противном случае, как говорил старец Паисий Афонский, если человек не пользуется умом сам, им пользуется диавол.) И вместо со-знания с Богом приходит со-знание с бесом. Только когда обращаешься за помощью к Господу, у тебя, по словам старца Силуана, "ум с умом борется". Твой ум - с куда более изощренным умом того самого жлоба. Своими "мозолистыми цепкими руками" он цепляется за душу до последнего - но есть Сила, способная разжать его объятия.

 

И Горький поклонился…

После страшного, самоубийственного опыта Алексей Максимович, как и Гёте, вроде бы всячески сторонился мистики. Горький словно старался убедить Пешкова, что "черт" - это не реальное чудище с мохнатыми лапами. Произнести слово на букву "ч" - все равно что чихнуть. На протяжении всей своей жизни писатель постоянно "чертыхался".

Конечно, он не верил, что само это слово тут же обращает внимание рогатого к тому, кто позвал его. Православные люди употребляют слово "бес". Но наш антигерой не был православным. Вот и получалось: Пешков поминал лукавого, а Горький хихикал про себя: да здесь я, здесь… Главная шутка диавола, как известно, в том и состоит: доказать, будто его не существует.

"Понятие "черт" имело у Пешкова множество оттенков. Но чаще всего это были слова ласкательные. "Черти лысые", "черти драповые", "черти вы эдакие", "черт знает как здорово" - вот обычный способ употребления слово "черт" (Басинский П. Горький. М., 2006, с. 97).

Можно представить себе, как молодой писатель, оставшись один, достает иногда с полки спрятанный между книгами заветный портрет… Долго смотрит на него… Может быть, даже разговаривает с ним? О чем-то просит?

"Два ранних рассказа Горького называются "О черте" и "Еще о черте", в них черт является писателю. Рассказы носят, скорее всего, фельетонный характер, но названия их говорят за себя. Как и имя главного персонажа пьесы "На дне" Сатина (Сатана)…"

Пленивший Пешкова "фанатик знания" после смерти своего подопечного подшутил. Содержание черепной коробки "великого человека" было отправлено для изучения в Институт мозга. Да, мозг Пешкова все-таки "взрезали". Применили метод знаменитого профессора Вирхова. Наставляя студентов-медиков в своей "Технике вскрытия", принятой как учебник патологической анатомии по всем мире, Вирхов описал вскрытие головного мозга в поэтическом ключе - как операцию, которая превращает мозг в открытую книгу. Мозг (писал Вирхов) следует рассекать таким образом, чтобы "он напоминал книгу, страницы которой можно открыть то тут, то там или даже "перелистывать", а затем опять сложить. Пешков был "прочитан", и ничего особенного найдено в нем не было.

В одном из лучших своих произведений, книге "Заметки из дневника", Горький рассказывает (или выдумывает) о встрече с неким колдуном-горбуном, который представлял себе весь мир состоящим из чертей, как из атомов" (Острецов В. Масонство, культура и русская история. М., 1998, с. 98–99).

"Черти мерещились Горькому в последние годы жизни. Вячеслав Всеволодович Иванов, который тогда был мальчиком, вспоминает, что однажды послал с родителями Горькому свой рисунок: собачка на цепи. Горький принял ее за черта со связкой бубликов и очень похвалил рисунок.

Характерно, что от темы русской святости писатель бежал… как черт от ладана. А если и писал, то все православное выглядело у него отвратительно. Если поп - то обязательно нечесаный. Если диакон - то пьяница или дурак. А вот он описывает безымянного схимника: "Свет лампы падал теперь прямо на фигуру старика и его ложе. Оно было наполнено стружками - я понял происхождение шелеста - и к одежде подвижника тоже кое-где пристали стружки; они лежали на ней как большие желтые черви на полуистлевшем трупе". Собирался Горький написать и о преподобном Серафиме Саровском. Но так, как представлял его себе - "злым стариком" (Матвеева Т. Подпольный человек Алексей Пешков. М., 1995, с. 18).

"Все русские проповедники, за исключением Аввакума и, может быть, Тихона Задонского, - люди холодные, ибо верою живой и действенной не обладали….И вся философия, вся проповедь таких людей - милостыня, подаваемая ими со скрытой брезгливостью, и звучат под этой проповедью слова тоже нищие, жалобные: "Отстаньте! Любите Бога или ближнего и отстаньте! Проклинайте Бога, любите дальнего и - отстаньте! Оставьте меня, ибо я человек и вот - обречен смерти".

Восклицания эти, конечно, придуманы "фантазером". Что же касается святителя Тихона Задонского, то в реальной, а не придуманной жизни его слова могли бы быть полезны и самому певцу революции: "Ненавиди вражду, а не человека; истребляй ненависть его, которая любовию и терпением потребляется. Думай о нем не как о враге твоём, но помышляй, что он брат твой, создание Божие, человек, по образу Божию созданный, кровью Сына Божия искупленный, к томужде блаженству вечному позванный; диаволом подстрекаемый, а не сам собою гонит тебе; и так на того врага вину возлагай. Не рассуждай о том, что он тебе делает, но рассуждай о том, что тебе о нём должно делать, и что закон Христов велит, и как бы с ним помириться. Молись Тому, Который велел любить врагов, чтобы дал тебе духа любви и кротости - злобу природную побеждать".

Нет, гордый писатель, окруженный сонмом позванных им бесов, вину возлагал отнюдь не на их козни. А людей он не любил! Так и писал: "Люди мне противны"… Возникает вопрос: не Алексей ли Максимович придумал название клеветнической книги "Святой черт"? "Мне кажется, - писал он в марте 1917 года относительно замысла этой работы, - более того, я уверен, книга Илиодора о Распутине была бы весьма своевременна, необходима, что она может принести многим людям несомненную пользу. Я очень настаивал бы… - чтобы Илиодор написал эту книгу. Устроить ее за границей я берусь". (Я бы не удивился, если было бы доказано, что именно Горький, завсегдатай фешенебельного ресторана "Вилла Родэ" в Петербурге, придумал сюжет бесчинств "Распутина" именно в этом сомнительном заведении).

Известно, что компания против Распутина и Царской Семьи велась во исполнение решений масонского съезда в Брюсселе. Участие Горького в этом проекте "оккультного воздействия на общество" заставляет нас вернуться к теме масонства.

Среди портретов Горького есть один, особенный. Его написал известный в свое время живописец Борис Григорьев. Правая рука Алексея Максимовича "поднята под углом, почти как в пионерском приветствии, а левая поддерживает правый локоть. Г. Бостунич, один из авторов русского патриотического зарубежья… во втором издании своей известной книги о масонстве приводит этот портрет рядом с фотографией скульптурной фигуры строителя с топором на соборе Св. Стефана в Вене, изображающего мастера в масонской ложе. Бостунич пишет: "Положение его рук, совершенно необычное в жизни, но весьма обычное в масонском ритуале, само за себя свидетельствует…"

Что ж, в документах Департамента полиции, извлеченных из архива исследователем О. Платоновым, есть одна аналитическая записка, которая может нас заинтересовать. Ее автор - Л. Ратаев, и называется она "Международный парламентский союз". В ней - список известных русских масонов, в котором фигурирует и М. Горький.

Он же - в списке "вольных каменщиков" начала 30-х годов. Перечень опубликован в работе Н. Степанова "Масонство в русской эмиграции (к 1 января 1932 года)". Книга издана в Сан-Пауло в 1966 году.

Так что, учитывая присущую масонству антихристианскую мистическую подоплеку, связь с демоническим миром Горький не прерывал. Между прочим, существует и весьма радикальная версия его отношений с нечистой силой. Принадлежит она писателю-эмигранту И. Д. Сургучеву (1881–1956), который жил у Горького на Капри, но после революции изменил свое хорошее отношение к нему.

И здесь пора вспомнить "икону" румяного диавола, подаренную мальчишке-Пешкову.

- А где же теперь эта вещица? - спросил Алексея Максимовича Сургучев.

- У меня, - ответил Горький, - я никогда не мог с ней расстаться. Даже в Петропавловской крепости портрет вместе со мной был. Все вещи отобрали, а его оставили. Приходите завтра ко мне в кабинет: я вам его покажу.

Горький нанимал небольшую усадебку-цветничок, на которой было построено, на живую нитку, два маленьких дома. В одном он жил сам, а в другом была столовая, кухня и комната для гостей. Кабинетом ему служила большая, во весь этаж, комната, в которую посетители приглашались редко и разве только по особо важным делам. Я подолгу живал у него, но в кабинете был только два раза. Святилище.

На этот раз я был приглашен, и Марья Федоровна, работавшая на машинке у лестницы, сначала было воспрепятствовала моему восхождению, но когда узнала о приглашении - пропустила.

Большая комната; продолговатое окно с зеркальным стеклом на море. Библиотека. Витрина с редкостями, которые Горький собирает для нижегородского музея. Стол - алтарь.

Я пришел в полдень, перед завтраком. Горький работал с утра, лицо у него было утомленное, глаза помутневшие, "выдоенные". Он знал, что я пришел смотреть диавола, и показывал мне его, видимо, не с легким сердцем.

Диавол был запрятан между книгами, но Горький четко знал его место и достал дощечку моментально. И он, и я - мы оба, неизвестно почему, испытывали какое-то непонятное волнение.

Наконец диавол в моих руках, и я вижу, что человек, писавший его, был человеком талантливым. Что-то было в нем от черта из "Ночи под Рождество", но было что-то и другое, и это "что-то" трудно себе сразу уяснить. Словно в нем была ртуть, и при повороте света он, казалось, то шевелился, то улыбался, то прищуривал глаз. Он с какой-то жадностью, через мои глаза, впитывается в мой мозг, завладев в мозгу каким-то местом, чтобы никогда из него не уйти. И я почувствовал, что тут без святой воды не обойтись и что нужно в первую же свободную минуту сбегать в собор, хоть и католический.

- Нравится? - спросил Горький, неустанно следивший за моими впечатлениями.

- Чрезвычайно, - ответил я.

- Вот тебе и Россиюшка-матушка, обдери мою коровушку. Хотите, подарю?

И тут я почувствовал, что меня будто кипятком обдало.

- Что вы, что вы, Алексей Максимович? - залепетал я. - Лишить вас такой вещи? Ни за что, ни за что, - лепетал я, - да потом, признаться, я его побаиваюсь…

Горький, казалось, добрался до моих сокровенных мыслей, засмеялся и сказал:

- Да, он страшноватый, Черт Иванович.

Горький опять запрятал его между книгами, и мы вышли завтракать. Но мне казалось, что это - не дом, и не крыша, а мост, и что я сижу под мостом и ем не баранье жиго, и что передо мной сидит старая ведьма, притворившаяся красавицей Марьей Федоровной с недобрыми, тонкими, по-жабьи поджатыми губами.

…Я знаю, что многие будут смеяться над моей наивностью, но я все-таки теперь скажу, что путь Горького был страшен: как Христа в пустыне, диавол возвел его на высокую гору и показал ему все царства земные и сказал: "Поклонись!"

И Горький поклонился. И ему, среднему, в общем, писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. У него было все: и слава, и деньги, и женская лукавая любовь. И этим путем наслаждения он твердой поступью шел к чаше с цикутой, которую приготовил ему опытный аптекарь Ягода. Начальники Чрезвычайной Комиссии не любят фотографироваться, но все-таки однажды я увидел портрет Ягоды. И тут вы, пожалуй, будете менее смеяться. Ягода как две капли воды был похож на диавола, пророчески нарисованного талантливым богомазом"…

Ягода по обвинению в отравлении великого пролетарского писателя и его сына, а также в других преступлениях будет расстрелян в Лубянской тюрьме НКВД. Отдельно от прочих обвиняемых. Документов о месте его захоронения не сохранится… Был человек - и нет его. Впрочем, был ли мальчик? Или это краснощекий демон коммунизма восстал из преисподней, сделал свое дело и сгинул?!

А портрет… Он мог быть вывезен в Лондон приставленной к Горькому Марией Игнатьевной Будберг. А если нет, то хранится в горьковских архивах или музейных запасниках. Знатоки биографии Алексея Максимовича, подтвердите, так ли это?

 

Слово на букву "ч".

"Черт с ним! - загремел блондин. - Черт с ним. Машинистки, гей! Он махнул рукой, стена перед глазами Короткова распалась, и тридцать машин на столах, звякнув звоночками, заиграли фокстрот"… Не могу сдержаться в последнее время. Вздрагиваю от этой цитаты из булгаковской "Дьволиады"…

Постоянное чертыхание было характерно и для Маяковского. Причем, не только в обыденной жизни. В поэме "Хорошо!", посвященной Октябрьскому перевороту, рогатый поминается едва ли не через страницу. Поэт неосознанно выразил незримую реальность: бесы как будто действительно толпами вылезли на улицы революционного Петрограда. Георгий Свиридов считал, что М. Булгаков вывел Маяковского в своем знаменитом романе под именем Богохульский. Композитор удивительно тонко чувствовал духовную подоплеку такого творчества: "Это искусство - тесно сращенное с государственной деспотией. Но представители его, однако, держат кукиш в кармане, ибо имеют и другого хозяина (самого главного)" (Свиридов Г. Музыка как судьба, с. 193).