Столкновение западной метамодернистской теории культуры и философии русского метамодерна — КиберПедия 

История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...

Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...

Столкновение западной метамодернистской теории культуры и философии русского метамодерна

2019-05-27 352
Столкновение западной метамодернистской теории культуры и философии русского метамодерна 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Чтобы завершить наше исследование, осталось проанализировать интервью Никиты Сюндюкова, взятое в конце 2016 года у самого Робина ван ден Аккера. Начинается оно с вопроса «Есть ли в метамодерне пространство для философии?» [37], на который философ отвечает так: «Первое – наш проект берет начало в континентальной философии и в западной традиции марксизма, и второе – да, мы изучаем современную философию как культурное явление» [37], при этом добавив: «Философию можно рассматривать и как форму культурной продукции, также как и искусство, поп-культуру, кино» [37]. Этот ответ наглядно демонстрирует огромную разницу между западноевропейским и русским вариантами метамодернизма: в первом – философия, как объект, во втором – философия, как предмет. Сходства в том, что и то, и другое – теория культуры.

Далее ван ден Аккер поясняет, что рассматривает философию не только, как культурное явление, но и как способ социального мышления. Но что же тогда является предметом западноевропейского метамодернизма? Никита Сюндюков спрашивает у автора «Заметок», рассматривает ли он культуру, как основу всего метамодернизма. И ван ден Аккер отвечает, что сама культура не является предметом, так как в таком случае метамодернизм не имел бы своей строгой научной конкретики. Основой своего проекта философ видит культурные тенденции: «Больше не существует прямого, четкого разграничения между культурной и экономической сферами, потому что современная культура стала продуктом потребления, а экономика преимущественно занялась нематериальным производством: софт, индустрия развлечений, культура, мода, реклама и так далее». [37] При этом сам феномен метамодернизма философ относит к явлениям культуры: «метамодернизм – это культурное явление, состоящее из доминантных форм культурного производства» [37].

Далее речь снова идёт об осцилляции. Ван ден Аккер считает, что это понятие характеризует всю западную культуру. Если постмодернисты утверждали о «конце истории», то метамодернисты говорят о новом «повороте истории» [37]. Этот «поворот» заключается в возрождении диалектики: «Обращаясь к диалектике, можно сказать, что в постмодернистском «конце истории» диалектическое мышление замерло. Сегодня же диалектика в истории вновь набирает обороты» [37]. Однако это уже далеко не та диалектика, которую развивали Сократ, Кузанский и Гегель, для них она заключалась в поиске «золотой середины», единстве и борьбе противоположностей. В современном понимании диалектика – это раскачивание между противоположностями: «чем дальше уплываешь к одному острову, тем сильнее тянет к другому». Причём колебания между модерном и постмодерном происходят на всех уровнях культуры: в искусстве, в СМИ, в политике и экономике. Каждый такой «поворот» приводит к всё большему раскачиванию. «Суть диалектики в осцилляции, в непрекращающемся расшатывании и преодолении устойчивых позиций» [37]. И далее ван ден Аккер делится своими опасениями по поводу того, что такое раскачивание – вовсе не оптимистичный фактор, так как это ведёт к дестабилизации всех социальных форм: «Мы движемся в направлении, которое нам до конца неизвестно, но которое ставит на карту очень многое – будь то экономические проблемы, или экологические катастрофы, или фашистские настроения во многих западных обществах и подъем правого популизма» [37].

Логично, что после этого Никита Сюндюков спрашивает, не является ли осцилляция движением «назад-вперёд», на что ван ден Аккер отвечает: «Отчасти, осцилляция — это движение назад и вперед, при сохранении определенной позиции. Мы отчаянно хотим вырваться из этого колебания, хотим двигаться только вперед – но не можем» [37]. Может ли метамодернизм «быть шагом на пути к чему-то большему?». Основоположник метамодернизма считает, что его проект – лишь один из этапов, такой же, как реализм, модернизм и постмодернизм, после метамодернизма будет следующий этап. Также он полагает, что новый этап возможен лишь после того, как в ходе раскачивания одна из крайностей будет полностью достигнута, что приведёт либо к ужасным мировым трагедиям, либо к строительству утопии: «нас ждут очень скверные условия, а скверные условия обычно создают резкий и внушительный культурный сдвиг» [37].

Ван ден Аккер отмечает, что у метамодернистов пока нет чётко структурированной методологии для предотвращения возникших кризисов, выражающихся в критическом положении экологии, социальном неравенстве и политическом популизме. Всё, что возможно на данный момент, – наблюдать и описывать, а затем – подвергать результат наблюдения аналитической критике. Описывая культурные доминанты в изобразительном искусстве, в кино, в театре, в эстетике массовой культуры, в рекламе, и структурируя полученные данные, западноевропейский метамодернизм агитирует к критической дискуссии, которая бы вызывала интерес общественности.

Никита Сюндюков далее спрашивает, имеется ли в метамодернизме его онтологическая составляющая. Ван ден Аккер в ответ на это пытается расширить понятие Фуко о бытии: «основание вещей, то, что определяет, суть» [37] и поясняет, что в метамодернизме этой определяющей основой является осцилляция. Также он считает, что человечество возвращается к мистицизму, верованиям, духовности и религии, так как испытывает дискомфорт из-за раскачивания между крайностями в культуре. Желание побороть осцилляцию вызвано естественным стремлением человека к стабильности. Возврат к духовному происходит через поиск возвышенного в природе (романтизм и неоромантизм).

И затем, Никита Сюндюков спрашивает: «Может ли это быть или стать мировоззрением метамодернизма?» [37]. Это именно то, что волнует всех сторонников русского метамодерна, стремящихся построить новую метамодернистскую идеологию на синкретике, русской традиционной философии Духа и гегельянстве. Ван ден Аккер по-прежнему настаивает, что его проект никак не связан со строительством новой идеологии. Он уверен, что задача метамодернизма – исследовать, «что сейчас доминирует, кто из художников в возрасте 35 лет успешен, отмечен наградами, какие книги читает большинство людей – вот какими вопросами следует задаваться. И тогда у нас на руках будет базовый набор информации, которую можно анализировать с целью выделения современных идеологических паттернов. Это очень академическое и очень скучное занятие» [37].

Ван ден Аккер выделяет два типа идеологий: идеологии «с большой буквы И» и повседневные идеологии. К первым относятся фашизм, коммунизм, либерализм и т.д. Ко вторым – идеологии, например, гендерных отношений. Идеологии «с большой буквы И» – характерная черта для эпохи модернизма. В современном мире доминируют в основном повседневные идеологии, хотя в их корнях находятся и те, что «с большой буквы». Функция «великих идеологий» в том, чтобы предписывать, «что следует делать, а что не следует». Такие модернистские схемы создаются в современной поэзии, телевещании и политических кампаниях. Поэтому они прочно закрепляются в сознании представителей массовой культуры. «Создавая подобные схемы, великие идеологии желают упростить наше мировосприятие. Но пока что у нас нет необходимого инструментария для создания новой великой идеологии – такой, которая будет похожа на великую политическую идеологию модернизма» [37].

Далее Никита Сюндюков задаёт вопрос, какое место личность занимает в метамодернизме. Ван ден Аккер считает, что личность в эпохе метамодерна – это люди «пост-иронии», искренние люди, полные энтузиазма. В эпоху постмодерна людям приходилось мириться с бессмысленностью своего бытия, заниматься повседневной рутиной. «В этой очень циничной и скучной обстановке ирония была жизненно необходимой, она позволяла оставаться в здравом уме» [37]. Пост-ирония – это способ притвориться энергичным энтузиастом. Поначалу это может показаться чем-то ещё более циничным и неприятным. Но постепенно такого рода «игра» войдёт в привычный ритм жизни, и человек уже на самом деле будет полон искренности и энергии.

На вопрос Никиты Сюндюкова о том, можно ли считать «притворство» искренностью, ван ден Аккер отвечает так: «Выполняя какое-либо действие, вы тем самым воплощаете его. Вы актуализируете что-либо, оказываете влияние на реальность. […] Так что, если вы изображаете искренность, когда в «режиме по умолчанию» стоит ирония, то в реальности в качестве культурной формы получается искренность. Когда я говорил об изображении или притворстве, то не имел в виду что-то плохое, в этом не было негативного подтекста» [37].

Пост-ирония («игра» в энтузиазм) наблюдается и в современном искусстве западной культуры. Например, в литературе появилось такое направление как «автофикшн» – «это когда автобиография частично или полностью состоит из выдумки» [37]. Но пост-ирония – это лишь одна из пяти основных культурных тенденций Запада, помимо неё можно отметить также реконструкцию того, чтобы было уничтожено постмодернистской деконструкцией (мифы, мистицизм), желание взаимодействовать и налаживать отношения с другими людьми, ручной труд с акцентом на вещественность (крафт, ремесло, прикладное искусство) и попытку создания художниками новых стратегий повествования.

Ещё одним из направлений искусства эпохи Метамодерна ван ден Аккер называет «пост-интернет». На момент создания произведения художник пост-интернета опирается в основном на тренды, наблюдающиеся в Интернет-пространстве, затем он создаёт арт-объект, фотографирует его, при желании накладывает на снимок графический фильтр цвета и публикует в Интернете. Интернет-тренды обычно сохраняют актуальность не больше месяца, поэтому, чтобы «идти в ногу со временем», художникам постоянно приходится делать новые арт-объекты. Пост-интернет стремится создать такой «гиперреальный и основанный на дизайне мир фантазий» [38]. Пост-интернет художники хотят, «чтобы виртуальный мир был реальнее мира настоящего. Достичь такого результата помогают 3D-моделирование, создание фетиша потребительской утопии, HD-детали и мемы, кочующие по просторам интернета» [38].

Раньше было немного иначе. Раньше всем этим мог заниматься абсолютно каждый пользователь. Интернет-искусством считалось, например, создание своего собственного варианта какого-либо популярного мема или создание любых неординарных подписей и комментариев к какой-нибудь популярной картинке. Но теперь подобное искусство «перекочевало» из режима «онлайн» в режим «оффлайн». Теперь ежедневно различные выставки современного искусства пополняются новыми формами интернет-искусства – произведениями, созданными с целью занять своё место в мире интернет-моды. Про пост-интернет американским художественным критиком Джен МакХью написана целая книга «Как выжить в мире пост-интернета». Пост-интернет проникает во все социальные сферы, делая сам Интернет орудием быта, искусства, экономики и политики. Кроме того в своей погоне за модой, пост-интернет стремится к бесконечному разнообразию контрастных форм. Это и есть своего рода «дух» нашего времени. Каким образом это связано с метамодернизмом? Всё дело в смешении двух подходов – модернистской попытке создать собственную реальность, обработанную яркими винтажными фильтрами, которая будет смотреться приятнее, чем реальность физическая, и постмодернистской примитивизации искусства, в ходе которой оно становится частью капиталистической игры, объектом торговли и моды.

Далее в интервью начинается обсуждение первой в истории книги о метамодернизме Робина ван ден Аккера, Элисона Гиббонса и Тимотеуса Вермюлена, дата выхода которой: 15 декабря 2017 года. Основатель метамодернизма рассказывает о том, что методология метамодернизма во многом опирается на методологию постмодернизма. Книга посвящена вышеописанным тенденциям в современной культуре, вопросам историзма и проблемам современного искусства.

После обсуждения своей книги ван ден Аккер вспоминает 2000-е годы, которые имели такое же значение для становления эпохи Метамодерна, как 60-е для Постмодерна. Начало тысячелетия заложило множество предпосылок – переход на цифровой образ жизни, усиление угрозы терроризма, возрождение идеологии фашизма, экономические кризисы, дестабилизация геополитической системы. Это привело одновременно к возрождению идей постмодернизма (способ справиться с кризисами) и идей модернизма (попытка преодолеть постмодернизм с помощью переосмысления старых методов и стратегий). К сожалению, метамодернизм – это пока ещё не новая эпоха, так как он не обладает собственными стратегиями. Это лишь заданный курс развития. По факту – сейчас продолжается эпоха Постмодерна, в которой просто переосмысливаются идеи Модерна, подвергнутые в 60-х годах критике.

Затем ван ден Аккеру вновь задают вопрос, имеется ли место для философии и политике в метамодернизме. Философ говорит, что он не может ни строить собственную философию, ни участвовать в политических дебатах, потому что он всего лишь описывает тенденции и задаёт курс: «Другие могут поступить подобным образом, использовав метамодернизм в качестве наброска для какого-нибудь манифеста, в качестве очертаний будущего или набора нормативных понятий, но я не могу. Потому что это не мой проект метамодернизма. Мой проект метамодернизма – это исследование культуры, а затем ее критический анализ. И всё» [37].

И ещё одна важная делать в этом интервью – вопрос о пользе сомнения. Обычно философское сомнение рассматривается в чисто декартовском смысле и весьма активно используется как метод в постмодернизме: «в постмодернизме у нас была роскошь – сомневаться во всём. […] Роскошь делать все относительным, […], иронизировать надо всем» [37]. Однако метамодернизм пересматривает такой взгляд. Выросло целое поколение людей, которых учили так мыслить, но теперь, когда все кризисы человечества стали очевидными, новому поколению приходится выстраивать собственную систему убеждений, выбирая «ту или иную сторону», чтобы как-то жить. Ван ден Аккер приводит метафору Тимотеуса Вермюлена, которую мы уже много раз использовали в данном исследовании, метафору про острова: «Есть много островов, и у каждого своя эпистемология, своя правда, или традиции, взгляды на мир. […] Корабль тонет, где-то точно есть протечка, вы должны покинуть судно и выбрать один остров. Нужно выбрать определенный остров с определенными традициями, правдой, способами говорить и смотреть на мир. Вы покидаете борт и ступаете на землю, и вот вы оказались заброшены на этом острове. Вам известно, что есть другие острова, которые, возможно, также могли бы помочь в сложившийся ситуации. Но вы вроде как были вынуждены вступить на этот остров, хотя знали, что он не единственный и не лучший из возможных. Итак, вы вынуждены отбросить сомнения, принять решение, хотя понимаете, что это невозможно» [37]. Сомнение, какой «остров» подходит больше всего постепенно сокращается, метамодернизм уже задал курс, «куда плыть». Ван ден Аккер называет эту тенденцию «осцилляторной динамикой нашей культуры».

После этого Никита Сюндюков в очередной раз спрашивает автора «Заметок» о месте философии в метамодернизме, опираясь на высказывание ван ден Аккера на том, что метамодернизм берёт начало из континентальной философии. И до самого конца беседы философ объясняет свою позицию, – он  считает, что сторонники континентальной философии правы в том, что суть философии – создание концептов. На основе всех существующих концептов можно понять, как мыслят те или иные группы людей, а затем выстроить картину всего мира. Но это не значит, что западноевропейский метамодернизм имеет свой концепт, философия рассматривается в нём лишь как объект.

В конце интервью Никита Сюндюков задаёт вопрос, не ведёт ли такой способ мышления к позитивизму, который как мы уже отмечали, видит задачу философии исключительно в анализе и интерпретации уже имеющихся текстов. Однако ван ден Аккер отвечает, что метамодернизм сильно отличается от позитивизма, потому что ставит на первое место эмпирический опыт, а не текст. Философ уверен, что философия не может быть позитивистской: «Если она становится позитивистской, то превращается в социологию» [37]. На вопрос, не является ли в таком случае метамодернизм социальным явлением, философ ответил, что его проект культурно-философский, а социологические наблюдения – лишь инструмент: «То, что мы делаем – очерчиваем и даем философскую интерпретацию» [37].

Выводы, как нам кажется, очевидны. Западноевропейский метамодернизм – это проект по структурированию всех культурных тенденций в единую систему, которая интерпретируется различными философскими категориями, такими как «осцилляция», но это не философия, а просто теория культуры, тогда как русский метамодерн – полностью философская концепция, оперирующая терминами метамодернизма.

В заключение можно сказать, что русский метамодерн – это наглядный пример того самого «использования метамодернизма в качестве наброска для манифеста». Западноевропейский метамодернизм – лишь площадка, задавшая курс развития русскому метамодерну. Русский метамодерн позаимствовал понятия из западного проекта и написал свой манифест в лучших традициях русской философии Духа. Безусловно, русский метамодерн зависим от западного, так как западный предоставляет всю мировую эмпирическую базу – описывает все социокультурные тенденции. Русский проект интерпретирует их по-своему и подставляет в рамки русской философии.

Как мы видим, зависимость от категорий западноевропейского метамодернизма сильно ограничивает возможности русского проекта. Тимотеус Вермюлен и Робин ван ден Аккер выработали собственную методологию сбора эмпирических данных и отслеживания культурных тенденций, создав тем самым новую теорию западной культуры – «метамодернизм». В России такого ещё не делал никто. Русский метамодерн полностью опирается на систему культурных тенденций западного метамодернизма.

Это явление всегда было свойственно нашей культуре – строить национальную идею России на основе традиций и идеалов Запада. Отсюда и та противоречивость, которая возникает в работах различных публицистов русского метамодерна – нет единой опоры. Все они по-своему интерпретируют одни и те же категории – «осцилляция», «метаксис», «структура чувств», посредством таких концепций, как, например, синкретика, и поэтому возникает ощущение, что русский метамодерн – это пока ещё не совсем целостное философское учение.

 

 

Заключение

 

В древние времена мир представлялся людям странным набором необъяснимых феноменов – многие вещи в природе вызывали искреннее удивление и даже потрясение, например, разряд молнии. И древние люди называли это «чудом». А как объяснить чудо? Только с помощью мистического образа. Вся картина мира древних людей складывалась именно из таких образов, или, иначе говоря, из мифов. Миф – был способом познания необъяснимого. Природа толковалась как нечто иррациональное.

В Средние века мифы приобрели своё религиозное значение и стали логичным продолжением мифов античности. В эпоху Возрождения они перекочевали в искусство. А в эпоху Просвещения с расцветом научного мировоззрения они уже стали подвергаться критике. Люди, научившиеся рационально объяснять вещи вокруг себя, перестали нуждаться в мифологии. Процесс рационализации достиг своего пика с приходом гуманизма, основного социокультурного направления эпохи Просвещения. Но в конце XIX века с появлением Модерна человечество столкнулось с новой проблемой – оказалось, что рациональное имеет свои границы, амбиции человечества не могут быть реализованы в полной мере, а беспрерывная эксплуатация ресурсов ведёт к кризису. Модернисты стремились любыми способами справиться с нависающей мировоззренческой абсурдностью.

Мировые войны, экологические катастрофы, гибель целых городов, появление терроризма дали понять человечеству, что «мощь разума» ведёт не к прогрессу, а к гибели человеческой культуры. И тогда стали появляться теории, в которых человек выглядел уже не венцом творения, а существом, зависимым от инстинктов, подсознательных влечений, экономики и многих других факторов. Так появился постмодернизм. Теперь абсолютно ничего не имело смысла, теперь весь мир представлялся просто хаотичным набором информации. Рационалистическое мировоззрение сменилось релятивистским – истина относительна, а значит, субъективна.

Релятивизм позволил каждому человеку выбирать для себя наиболее удобные для его мировоззрения концепции, выстраивать свою собственную систему убеждений. Это был настоящий плюрализм мнений. Люди перестали думать об истине, для каждого его собственные убеждения и были той самой истиной, а убеждения других людей – априори заблуждением. И, таким образом, каждый стал «заполнять белые пятна» в своём мировоззрении любыми возможными способами. Сфера трансцендентного, подверженная критике Иммануилом Кантом в эпоху Просвещения, вдруг вновь начала активно обсуждаться. В жизнь людей стало проникать мистическое, иррациональное. Более того, всё, что невозможно объяснить, человечество, как и в древние времена, стало рассматривать в виде мистических образов – в мифах. Мифы об НЛО, Лохнесском чудовище, призраках и т.д. глубоко проникли в массовую культуру. И это стало вызывать искренний интерес, на котором часто играли СМИ в эпоху постмодерна. В эпоху релятивизма каждый стал верить в то, что хочет. Постмодернистская бессмысленность и абсурдность привели к повторной мифологизации общественного мировоззрения.

С 2000-х годов, с развитием Интернета, мифы стали в массовой культуре привычным развлечением. Появилось много телепередач, фильмов и видеоигр, главной темой которых было мистическое. Это привело к появлению «Новой искренности», социокультурной тенденции, суть которой заключается в романтизации абсурдного. Люди могут не верить ни в НЛО, ни в иные миры, ни в экстрасенсов, но при этом эти вещи кажутся им интересными и любопытными.

В тот момент, когда миф стал средством развлечения, появилась тенденция сочинения собственных авторских мифов, неких метафоричных образов, отражающих реалии современности. Миф теперь стал использоваться в искусстве не для того, чтобы описывать необъяснимое, а для того, чтобы подчёркивать что-то значимое. Люди, выросшие на циничной постмодернистской иронии действительно стали равнодушными к глобальным социальным проблемам, они убеждены, что в капиталистическом обществе главное – заработать деньги, а проблемы мира – это не их дело. Но при этом им любопытны мифы. И на этом как раз и играет современное искусство. Чтобы как-то донести до людей эпохи Постмодерна важность той или иной проблемы, она предоставляется им в скрытой форме – в мифическом образе.

Если в эпоху постмодернизма деятели искусства, чтобы привлечь внимание общественности к какой-нибудь проблеме, использовали членовредительство, пошлость, кровь и отходы жизнедеятельности, шокируя и эпатируя любопытных зрителей, то теперь же художники используют миф. Общество стало и без того циничным и равнодушным, перестало адекватно реагировать на насилие и жестокость. Теперь чтобы хоть как-то «достучаться» до сознания массового зрителя, художники стали использовать фантастические неоромантические образы. И даже Дэмиен Хёрст, один из самых скандальных художников современности, использовавший в своих произведениях собственную кровь и трупы животных, теперь занялся созданием мифических скульптур, напоминающих поднятие со дна океана древние памятники культуры («Сокровища с затонувшего корабля «Невероятный»», 2017).

Миф – это именно то, что стало основной тенденцией метамодернизма, который продолжил развивать идеи постмодернизма, отбросив при этом циничную иронию. Его основная идея: «Глупое, но впечатляющее». К примеру, танцующие канкан, играющие в барабаны, марширующие нарисованные хомячки, красные воздушные шарики, летящие над хвойным лесом, прыжки на мотоцикле через Большой каньон, – это глупо, но это любопытно. Метамодернизм, как и постмодернизм, делает ставку именно на абсурдности, полном отсутствии смысла, глупости, в которой главную роль играет ирония. Ирония над тем, что зрелище глупое, но при этом его стоит увидеть. Разница лишь в том, что постмодернисты были готовы удивлять любопытную публику чем-то ужасным и отвратительным, а метамодернисты – тем, что вызывает искреннюю улыбку. Если постмодернисты использовали насмешку над человеком, то метамодернисты прибегает к насмешке над абсурдностью.

Очевидно, что метамодернизм – это промежуточная стадия культуры, способ «выбраться» из постмодернистской бессмысленности, депрессии. Массовая культура, «искушённая» постмодернизмом, «пристрастившаяся» к циничному юмору, циничной философии и циничному искусству, не сможет резко перейти к «возвышенному». Но этот переход неизбежен, так как человечество не может долго придерживаться лишь одной крайности относительно той или иной категории. Постепенно принимая новую парадигму, мир захочет чего-то более сложного, более разнообразного, и возможно, когда-нибудь массовая культура сможет прийти к тем самым модернистским идеалам эстетики. И тогда впечатлять и потрясать будут уже не хомячки и прыжки через ущелье, а что-то грандиозное, может, по-прежнему бессмысленное, но грандиозное и прекрасное. Вот какой тяжёлый путь избрало человечество: учиться жить в мире, в котором ничего не имеет смысла. История уже пошла по этому пути, и свернуть никак не получится.

Люди, выросшее или хотя бы родившееся в эпоху постмодернизма, будут нуждаться в нём ещё очень долго. Циничный юмор, ирония, шоу, шокирующее акции – это уже прочно вошло в мировоззрение современного социума. Например, у одной только франшизы «Пила», серии бесчеловечно жестоких фильмов о маньяке, играющем человеческими жизнями, по всему миру есть миллионы поклонников. Большинство людей одинаково влечёт как нечто ужасное, так и нечто прекрасное. Именно в таком контрасте чувств от самых негативных до самых позитивных современный мир, полный абсурда и угроз, может испытывать экзистенциальную наполненность. И поэтому постмодернизм будет актуален ещё очень долго.

На данный момент постмодернизм «жив», и полностью заменить его какой-либо новой альтернативой не получится. Да и не нужно, в общем-то с ним бороться. Чтобы мир развивался, у каждого должен быть выбор: апатия или энтузиазм, хаос или гармония, принятие абсурда или бунт против него. «Связанный с метамодернизмом дискурс занимается возрождением искренности, надежды, романтизма, эмоциональности и потенциала к великим нарративам и универсальным истинам, не отбрасывая при этом всего, чему мы научились благодаря постмодернизму. А научились мы стремлению к абсолютному творчеству и отрицанию всякой нормативности в мышлении и действии» [39].

Должно родиться ещё не одно поколение, чтобы из массового сознания исчезла циничная ирония постмодернизма. Но этот процесс уже запущен, – по всему миру наблюдаются те самые метамодернистские колебания между модерном и постмодерном. Постепенно цинизм и равнодушие будут замещаться наивностью. Наивность приведёт к искренности. Искренность – к энтузиазму. А энтузиазм – к гуманизму. Новые поколения будут рождаться уже в иной культурной среде. Так постепенно можно будет возродить утраченные идеалы эстетики и гуманизма.

 

Резюмируя наше исследование, можно сделать следующие выводы:

1) Согласно материалам журнала «Notes on Metamodernism», метамодернизм не пытается подвергнуть критике постмодернистские представления об абсурдности мира, он лишь пытается создать метод, как в условиях полной бессмысленности человек может комфортно себя чувствовать, не прибегая к циничной иронии. Таким образом, метамодернизм – логичное продолжение постмодернизма, переосмысление его положений. Метамодернисткая эпоха – лишь второй этап постмодернистской эпохи. Если задачей первого этапа было внедрение в массовое сознание идеи, что ничего не имеет смысла, то задачей второго этапа является научить людей, как с этим жить;

2) Как показало исследование, взамен циничной иронии постмодернизма метамодернисты предлагают использовать притворный энтузиазм и детскую наивность. Например, в интервью, опубликованном в российском журнале «Metamodern», основатель метамодернизма Робин ван ден Аккер говорит, что притворство – путь к искренности. По его мнению, притворяясь энергичным энтузиастом, человек создаёт видимость для других людей, что он таковым и является, и они принимают это за истину. Общественное признание приведёт к появлению у этого человека собственной веры в себя, и в итоге он действительно станет энергичным энтузиастом. Что касается детской наивности, то она необходима, чтобы искать прекрасное в обыденных привычных мелочах и каждый день заново открывать для себя окружающий мир. Это действительно эффективный способ справиться с депрессивностью постмодернистского общества;

3) Метамодернизм, созданный Тимотеусом Вермюленом и Робином ван ден Аккером, – это не новая идеология и не культурологическая концепция, это лишь совокупность всех наблюдаемых тенденций в сферах искусства, культуры, политики, общества, экономики и даже светской жизни. Об этом свидетельствуют их многочисленные цитаты в работах «Заметки о метамодернизме», «Недопонимания и уточнения», опубликованных как западноевропейском журнале, и в работе «Интервью с Робином ван ден Аккером» в журнале «Metamodern». Проанализировав социокультурные тенденции во всём мире, голландским философам удалось создать виртуальную площадку, которая задаёт курс новым тенденциям в мире. И это оказалось гораздо эффективнее, чем построение новых идеологий, потому что, как показывает история, глобальные идеологии ни к чему хорошему ещё не приводили, и мир вряд ли принял бы ещё одну;

4) Русский метамодернизм почти никак не связан с западноевропейским. Он представляет собой практический пример того, как западный проект метамодернизма влияет на социокультурные тенденции по всему миру. Согласно манифесту «Русского метамодерна», опубликованному в российском журнале «Metamodern», русский метамодернизм основан на традициях русской трансцендентальной философии и подстраивает под неё такие термины, как «осцилляция» и «структура чувств». В русском проекте значения терминов интерпретируется с точки зрения философии, а в западноевропейском – с точки зрения феноменов культуры. В работе «Недопонимания и уточнения», опубликованной в обоих рассмотренных журналах, основатели метамодернизма положительно оценивают то, что люди в разных странах используют их проект в качестве основы для новых концепций с собственными манифестами. Они считают, что одна из таких концепций в итоге должна приобрести мировое значение и стать олицетворением нового «духа времени». И если это произойдёт, эпоха метамодернизма закончится – динамика раскачивания между постмодерном и модерном превратится в статику одной из этих крайностей. Однако до тех пор, пока будет продолжаться это раскачивание, мир будет вечно пребывать в динамике.

5) На данный момент раскачивание между Модерном и Постмодерном происходит в сторону Постмодерна. Причём с сильным перевесом. Чтобы восстановить баланс между ними, нам нужна «новая и непривычная для современного мира система координат» [40], диаметрально противоположную постмодернизму, которая бы полностью находилась в контексте современных культурных тенденций.

6) Самое главное открытие нашего исследования заключается в том, что в России пока ещё не существует системы социокультурных тенденций, которая могла бы стать в нашей стране аналогом западного метамодернизма. Это открывает очень широкое поле для дальнейших культурологических исследований. Нам ещё предстоит изучить, как развивается наша культура, выявить, по каким принципам появляются те или иные тренды, затем классифицировать все культурные феномены. И вот тогда мы сможем строить свои прогнозы относительно того, как будет развиваться наша культура в дальнейшем, что нас ждёт в будущем. Так постепенно мы сможем получить контроль над всеми социокультурными феноменами нашей страны и направить культуру России в нужное русло.

Вот, какие горизонты открывает наше исследование. «Новая искренность», «пост-интернет», неоромантизм, мифы – это всё есть и у нас. Но чтобы заявить о начале новой культурной эпохи, надо создать в нашей стране аналог западного метамодернизма, в котором философия будет выступать лишь как объект. Мы можем просто использовать методологию Вермюлена и ван ден Аккера, выработав на её основе новую теорию русской культуры. И когда у нас будет своя система социокультурных тенденций, тогда уже можно будет на её основе строить и русскую философию. Именно так мы сможем сохранить самобытность нашей культуры. А до тех пор, пока мы пытаемся построить русскую философию, опираясь на тенденции Запада и западную теорию культуры, бесконечные горизонты постоянно будут от нас ускользать.

 

Список использованной литературы

 

1. Ратников В.П. Постмодернизм: истоки, становление, сущность. Журнал: «Философия и общество». Выпуск №4(29)/2002. / [Электронный ресурс] URL: http://www.socionauki.ru/journal/articles/256432/ (дата обращения: 10.04.17).

2. Тимотеус Вермюлен, Робин ван ден Аккер. What is metamodernism? Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2010/07/15/what-is-metamodernism/ (дата обращения: 10.04.17).

3. Люк Тёрнер. Metamodernism: A Brief Introduction. Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2015/01/12/metamodernism-a-brief-introduction/ (дата обращения: 10.04.17).

4. Павлинова А. Новая версия поправок к закону о СМИ вводит понятие «сетевое издание» и снимает вопрос об обязательной регистрации блогов. – Gazeta.ru. Официальный сайт Минкомсвязи РФ. / [Электронный ресурс] URL: http://minsvyaz.ru/ru/events/26809/ (дата обращения: 10.04.17).

5. Карен Вестергаард Андерсен. Палимпсест и Каннибал. Собств. пер. Эл. журнал: «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2012/06/12/the-palimpsest-and-the-cannibal/ (дата обращения: 10.04.17).

6. Тимотеус Вермюлен, Робин ван ден Аккер. The Awesome, or the metamodern sublime. Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2011/10/28/the-awesome-or-the-metamodern-sublime/ (дата обращения: 10.04.17).

7. Алексей Юрчак. Seriously Uncool. Журнал «London Review of Books», вып. 6 (22 марта 2007).

8. Тимотеус Вермюлен, Робин ван ден Аккер. Заметки о метамодернизме. Перевод: Андрей Есипенко. Российский эл. журнал «Metamodern». / [Электронный ресурс] URL: http://metamodernizm.ru/notes-on-metamodernism/ (дата обращения: 10.04.17).

9. Вольский А. Мультикультурализм как путь к диктатуре. Информационно-аналитический Интернет-портал «The Экономист». / [Электронный ресурс] URL: https://economistua.com/multikulturalizm-kak-put-k-diktature/ (дата обращения: 10.04.17).

10. Штирнер С. Questioning Multiculturalism. Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2012/03/28/liberal-multiculturalism-and-the-metanarrative-trap/ (дата обращения: 10.04.17).

11. Йохан Идема. Кричите и не глазейте. Сайт газеты «Коммерсант». [Электронный ресурс] URL: http://www.kommersant.ru/doc/3192812#comments (дата обращения: 10.04.17).

12. Тёрнер Л. In pursuit of elusive horizons. Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2013/03/13/in-pursuit-of-elusive-horizons/ (дата обращения: 10.04.17).

13. Ян Верверт. Resonances and reverberations. Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2015/06/09/resonances-and-reverberations/ (дата обращения: 10.04.17).

14. Фотомузей Винтерур. Photography, imperfection, education. Собств. пер. Эл. журнал «Notes on Metamodernism». / [Электронный ресурс] URL: http://www.metamodernism.com/2013/04/11/photography-imperfection-education/ (дата обращения: 10.04.17).

15. Максим Зур. О современном «детском стиле» в кинематографе. Российский эл. журнал «Metamodern». / [Электронный ресурс] URL: http://metamodernizm.ru/о-современном-детском-стиле/ (дата обращения: 10.04.17).

16. Тимотеус Вермюлен, Робин ван ден Аккер. Notes on Metamodernism. Собств. пер. Журнал «Journal of Aesthetics & Culture». / [Электронный ресурс] URL: http://www.emerymartin.net/FE503/Week10/Notes%20on%20Metamodernism.pdf (дата обращения: 10.04.17).

17. Чубаров И. Письма об антиэстетическом воспитании. Письмо пятое: искусство после всего. Красота и насилие. Эл. журнал «Артгид». / [Электронный ресурс] URL: http://artguide.com/posts/1226

18. Новикова А. Русское искусство плохо бье


Поделиться с друзьями:

Индивидуальные и групповые автопоилки: для животных. Схемы и конструкции...

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.062 с.