Сравнительный анализ основных положений манифестов в журнале « Notes on Metamodernism» и в журнале «Metamodern»

Рассматриваемые журналы – это наглядный пример проникновения одной культуры в другую, потому что вся теоретическая база российского издания «Metamodern» построена на базе западноевропейского «Notes on Metamodernism», который ставит в центре внимания тенденции именно культуры Западной Европы. Фактически, установив все связи между этими двумя журналами, мы сможем понять, как культурные тенденции Запада влияют на современные реалии в отечественной культуре и философии. Пожалуй, это самый важный вопрос нашего исследования, поэтому рассмотрению теоретической базы придётся уделить довольно много времени.

Для начала стоит отметить, что в журнале «Metamodern» присутствуют сразу два манифеста: оригинальный «Манифест метамодерниста» Люка Тёрнера, переведённый на русский язык Артемием Гусевым, и собственная интерпретация концепции метамодернизма – «Манифест русского метамодерна», написанный главным редактором журнала Марией Серовой. 

Основными тезисами оригинального манифеста являются:

1. Колебание – естественный порядок мира.

2. Отказ от идеологической наивности модернизма и циничного лицемерия постмодернизма.

3. «Движение должно осуществляться посредством колебания между позициями с диаметрально противоположными идеями» [23].

4. Движение должно происходить не с целью достижения конечной полноты, а с целью постепенного преодоления новых горизонтов. Преодолевая один рубеж, всегда будет открываться другой. Это движение может быть вечно, поэтому метамодернисты видят смысл в самом процессе, а не в результате.

5. Искусство должно находить и отражать различия в разнообразных явлениях.

6. Современный мир в равной степени переживает как ностальгию, так и футуризм.

7. Искусство должно дополнять науку и двигаться к совместному поиску истины различными методами.

8. «Метамодернизм означает подвижное состояние между и за пределами: иронии и искренности, наивности и понимания, релятивизма и истинности, оптимизма и сомнения, в погоне за множеством несоизмеримых и ускользающих горизонтов» [23].

Эти тезисы были рассмотрены с различных сторон в предыдущей главе, поэтому вместо их комментирования мы перейдём непосредственно к их сравнению с тезисами русского манифеста.

В первом же пункте русского манифеста наблюдается сильный теологический отпечаток: «Русский метамодерн ставит выход к трансцендентному и поиск вне быта своей доминантой, опираясь на глубокие традиции русской философской мысли, национальному тяготению к абсолютным, предельным ценностям человеческого существования. Мы рассматриваем приставку «мета», как образование от греческого «мetaxy» – промежуток где трансцендентный Бог соприкасается с человеческой сферой» (именно такое толкование «мetaxy» дает словарь теологических терминов)» [26].

Обычно каждый манифест начинается с самого главного тезиса, от которого в дальнейшем строятся остальные пункты. Поэтому сразу становится ясно, что метамодернизм был пересмотрен в России под призмой традиционной русской философией Духа. И это очень сильно сужает сам термин «метаксис», который интерпретировался в предыдущей главе, как «маятник» между модерном и постмодерном. На самом деле, если в концепции Вермюлена и ван ден Аккера метаксис можно было найти и в музыке, и в живописи, и в философии, и в обыденной жизни, то в концепции русского метамодерна метаксис относится исключительно к сфере трансцендентного, то есть к таким понятиям, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть.

Второй пункт русского манифеста почти полностью совпадает с четвёртым пунктом манифеста Люка Тёрнера. Здесь идёт речь о том, что в России испокон веков философы пытались «объять необъятное», осмыслить всё бытие от начала до конца, причём их основной интерес был направлен именно на то, что будет в самом конце. Манифест русского метамодерна ставит задачей продолжить традиции русской философии с помощью полного отказа от желания прийти к конечной цели и объединения всех философских школ, духовных практик и религии. Здесь даётся самый простой ответ на вопрос «Что будет в конце?» – бесконечность. «Религия, культура, искусство, философские школы и духовные практики – это лишь инструмент, способ выхода к Иному, они представляют собой последнюю ступеньку перед прыжком в бесконечность, но никак не являются конечной точкой пути и самоцелью» [24]. И в этом смысле русский манифест подстраивается под оригинальную концепцию.

В третьем пункте речь идёт о субъективном переживании Истины. Человек, рассуждающий о чём-либо и приводящий аргументы, подкрепляющие его убеждения, испытывает озарение, что согласно русской философии Духа является соприкосновением с «Иным», то есть это мистический трансцендентный опыт, который называется «переживание Истины». Так как каждый человек не в силах осознать Истину, он может её лишь субъективно интерпретировать. Данная идея наблюдается в работах Гуссерля: «Истина есть идея, единичный случай, который есть актуальное переживание в очевидном суждении» [25]. 

Однако тезис третьего пункта выглядит немного некорректно: «Пришло время не только нового сознания, но и новой философии, которая утверждает множественность истин, пересматривает взгляд на историю, отвергая ее линейность» [24]. Вряд ли кто-то в научной среде станет спорить, что истина – безусловная объективность, целостность. Поэтому термин «множественность» к ней категорически неприменим. Скорее всего, под тезисом о «множественности истин» имелось в виду множественность субъективных переживаний истины, либо просто множественность вариантов истины. В таком случае это бы полностью удовлетворяло концепции метамодернизма Вермюлена и ван ден Аккера.

Четвёртый пункт манифеста посвящён вопросу диалектического единства противоположностей и почти полностью подстроен под контекст западноевропейского метамодернизма: «Метамодернистское мышление – это сила выдерживать напряжение между полярными переживаниями, удерживая их оба и не вытесняя ни одно из них» [24]. Тут стоит обратить внимание на то, что речь идёт именно о том, чтобы удерживать в уме две противоположности одновременно, тогда как Вермюлен и ван ден Аккер писали лишь о колебаниях между противоположностями, при которых человек сам выбирает, в каком ему состоянии находиться в данный момент: в апатии или энтузиазме. Иными словами, русский метамодернизм разделяет саму идею единства противоположностей, но не подход к достижению этого единства. Таким образом, русский метамодерн идеализирует западноевропейский метамодернизм, предлагая согласие между противоположностями, а не колебания. 

В пятом пункте манифеста речь идёт об искусстве. Искусство, согласно русскому метамодерну, должно вести человека к личному поиску Истины. Это полностью соответствует седьмому пункту манифеста западноевропейского метамодернизма.    В контексте пятого пункта русского манифеста поднимается проблема ограниченности мышления человека в рамках условностей и догм. Искусство здесь выступает инструментом преодоления этих ограничений и способом наиболее объективного самопознания.

Шестой пункт русского манифеста также вписывается в контекст традиционной русской идеалистической философии, продолжая затронутую тему искусства. И именно здесь, пожалуй, имеется революционный для постмодернистской эпохи тезис: «Художник должен идти исключительно от себя, только глубокое познание себя самого и напряженная внутренняя работа может дать стоящие плоды. Произведение несет в себе энергетический отпечаток его создателя, поэтому попытка работать в рамках мейнстрима – лишь пустое воспроизведение формы» [24]. В постмодернизме искусство напрямую зависит от различных экономических факторов. Современное искусство принято называть «актуальное искусство» (contemporary art), художники работают по схеме «создавать только то, что востребовано». Русский метамодерн открыто постулирует возврат к традиционному искусству, где главным критерием произведения является не его оценка и стоимость, а нравственно-эстетическая ценность, выраженная творческими переживаниями автора.

И, наконец, последний седьмой пункт манифеста русского метамодерна посвящён проблеме антропоцентризма. Русский метамодерн видит метамодернизм, как способ превращения общества потребления в общество духовной ответственности. Новая философская концепция пропагандирует идеи антропокосмизма: «Человек не есть центр мироздания, человек включён в мироздание, он его часть, и правильное отношение к миру – это не воля к власти, а воля к любви, к гармонии, к созиданию. Пришло время универсального гуманизма или антропокосмизма, мышления, включающего в свою орбиту не только все человечество, но и все живое, природу, космос, Вселенную» [24]. Седьмой пункт манифеста наделяет русский метамодерн очень благородной миссией – внедрение в массовое сознание ответственности за весь мир, частью которого является каждый человек. Таким образом, можно сделать вывод, что русский метамодерн очень утопичен. Это идеализированный вариант западноевропейского метамодернизма.

На сайте журнала «Metamodern» есть много переводов статей из оригинального журнала о метамодернизме. Среди них есть и статья «Реконструкция: Метамодернистская «трансцендентность» и возвращение мифа», в которой говорится о том, что метамодернизм «оказался возможностью для реконструкции, способной адаптировать мифы и религиозные парадигмальные модели под реалии 21 века» [26]. В статье неоднократно критикуется постмодернизм за то, что он представлял собой «искусственную и додуманную пространственную плоскость», тогда как метамодернизм возродил идею «трансцендентальной глубины», что наглядно подтверждается изображениями работ художников-метамодернистов. Ещё десять лет назад постмодернизм стремился полностью «вычеркнуть» всё иррациональное, и теперь метамодернисты пытаются его «реконструировать». Впрочем, об этом уже говорилось ранее в данном исследовании.

То, что русский «Metamodern» из десятков публикаций журнала «Notes on Metamodernism» решил перевести именно статью о мифах, свидетельствует о том, что тенденция возрождения мифа в современной культуре присутствует и в России. В доказательство этого достаточно просто взглянуть на релиз первой триеннале российского современного искусства, приводившейся с 10 марта по 14 мая 2017 года музеем современного искусства «Гараж». Выставка была направлена на то, чтобы «отразить дух времени и тенденции, формирующие современное искусство» [27]. Триеннале имело семь директорий, одной из которых были «Авторские мифологии». В этой директории художники попытались выразить их представление о русской культуре посредством создания собственных закрытых эстетических систем, отражавших мифы и стереотипы россиян. Причём здесь миф не был объектом иронии и насмешки, а наоборот, возвеличивался, превращался в инструмент общения с аудиторией. Конечно, в других директориях, как и ожидалось, много внимания было уделено экспериментальному искусству. Но, тем не менее, в современный русский «дух времени», так или иначе уже «проникли» мифы, и это говорит о том, что метамодернистская концепция имеет практическое применение и в России.