Завещание Автандила, посланное царю Ростэвану при тайном отбытии его

 

Сел писать он завещанье, столь прискорбное писанье:

«Царь! Прости непослушанье. Огнь зажегшего в крови

Я ушел искать. В разлуке с ним не в силах быть я.

Муки Сердце — слово здесь поруки. Лик мне божеский яви.

Знаю я, мое решенье в этот час есть дерзновенье,

Но его без осужденья примешь в днях. Есть зов? Спеши.

Жертва другу — власть закона. Царь, воспомни мысль Платона:

«Ложь двуличья — порчи лоно и для тела, и души».

Ложь — источник злоключенья. Бросить друга? Униженье.

Ближе друг, в огне сцепленья, чем рожденный в братстве брат.

Что мне мудрые, их знанье? Друг, так к другу и в скитанье.

Это путь для ликованья воинств Света, их громад.

Глянь в апостольское слово о Любви, ключе живого,

Как там хвалят, вновь и снова: «О, Любовь возносит нас».

Что любови есть чудесней? То припев священной песни.

Каждый светлый с ней кудесник, загоревшись в первый раз.

Он, творец мой, он, который мною вражеские хоры

Поразит, подмогой спорой явит малое ничто.

Закрепяющий границы, бог, в мгновение зеницы,

Сто сведет до единицы, и один вдруг будет сто.

Что без божьего хотенья может видеть совершенье?

Если нет лучей горенья, где фиалка? Розы нет.

Что красиво, то любимо, глаз влечет неотразимо.

Без него, как в мраках дыма, как же буду, зная свет.

Гнев узнав негодованья, ты прости мне ослушанье,

В ковы взять зачарованья, не ослушаться не мог.

Не уйти в тот миг стремящий — быть душой в печи горящей.

Где не быть, что горы, чащи, если волю я сберег?

Не поможет тоскованье. Слез бесплодно проливанье.

Если свыше приказанье, не свершить его нельзя.

Наши предки завещали нам борьбу и гнет печали.

С богом разве в бой вступали те, кому чрез плоть стезя?

В чем господне предрешенье обо мне, придет в свершенье.

Сердце, после возвращенья, уж не будет здесь золой.

Ты да светишь, величавый, в многосвете пышной славы:

Он мой свет, и нелукавый с ним порыв сердечный мой.

Это, царь, мое решенье. Смерть мне, если кто реченье

Может молвит осужденья. Не скорби об этом дне.

Не могу я быть ни лживым, ни в свершении трусливым.

В вечном, взглядом прозорливым, он в лицо посмотрит мне.

Память в друге свет в потомство. Ненавижу скопидомство,

Ложь, измену. Вероломство не свершу и для царя.

Это было бы бесстыдно. И подумать так обидно.

Где ничтожней долю видно — запоздать, колеблясь зря?

Что случиться может хуже — смертный страх увидеть в муже?

В бой пошел, так почему же ведать страх? Кто враг, тот враг.

Не всегда ж дышать фиалкой. Кто труслив, тот в доле жалкой,

Точно женщина за прялкой. Слава лучше всяких благ.

Смерти узкая тропинка не задержка, не заминка.

Дуб пред ней, или былинка, слабый, сильный, — скрутит нить.

Перед ней никто не правый. Юный, старый, скосит травы.

Лучше смерть, но смерть со славой, чем в постыдной жизни жить.

Атеперь, о, царь, с опаской говорю. Не тешу сказкой —

Смерть с мгновенною развязкой ждет всегда нас в тишине.

День и ночь в одно свивая, вдруг приходит роковая.

Коль умрешь ты, жизнь немая будет быстрой зыбью мне.

Если это воля рока, что умру в пути до срока,

Сиротой, один, далеко, вне родной страны моей,

Неоплаканный родными, не одетый в смерти ими,

Ни друзьями дорогими, сердцем нежным пожалей.

Велики мои владенья. Кто их взвесил? Нет счисленья.

Дай же бедным сбереженья. И свободу дай рабам.

Тем, кто скудны, кто сироты, не спросивши: кто ты, что ты?

Дай, яви мои заботы: буду близок их мечтам.

Не возьмешь чего в казну ты, на сиротские приюты

Ты отдай. Потоки — путы: часть возьми ты на мосты.

Ничего я не жалею. Щедрым будь казной моею.

Лишь тобой смягчить сумею пламень нижней темноты.

От меня уж больше вести не дойдет. Я с этим вместе

Говорю тебе без лести: вот душа, ее печать.

Дьявол тут, своею властью, не придет ко мне за частью,

Ты же чужд не будь участью. Что мы можем с мертвых взять?

Сердце я во властелине и о том тревожу ныне:

О моем — о Шермадине — ты подумай в должный час.

В счете дни обильней стали: день добавочный — печали,

Чтобы слезы не бежали, слез не дай для этих глаз.

Завещанье написал я. Сам его здесь начертал я.

Ты, кого от детства знал я, глянь, пришла разлука нам.

Ухожу, а в сердце крики. Но пресветлые владыки

Да пребудут яснолики, и царят на страх врагам».

Написавши завещанье, Шермадину то писанье

Отдал он. Сказал: «Посланье это ты отдай царю.

В час свой. Ум твой это знает». И его он обнимает.

И над верным проливает кровь с слезами как зарю.