Обстановка в тылу. Экономический кризис

Своими успехами в 1916 г. русская армия во многом была обязана тому улучшению боевого снабжения, которое стало возможным благодаря совместным усилиям государства и общества. К концу кампании многократно возросло производство всех видов вооружения по сравнению с 1914 г. Ежемесячно на фронт отправлялось с военных заводов до 110 тыс. винтовок, до 900 пулеметов, около 700 легких орудий и свыше 1,5 млн. снарядов для них.

Успехи в снабжении войск оборачивались все более возраставшим напряжением сил в тылу. Война оказывала дезорганизующее воздействие на экономику страны, и, несмотря на то, что вплоть до конца 1916 г. промышленное производство увеличивалось в своем объеме, отрасли экономики, не работавшие непосредственно на оборону, приходили в совершенный упадок. В 1916 г. эти отрасли, равно как и транспорт, остались практически без металла и испытывали острую нехватку топлива. Органы экономического регули рования в лице Особых совещаний эффективно перераспределяли все ресурсы в пользу фронта и, преодолевая кризис боевого снабжения, лишь усугубляли продовольственный, топливный и транспортный кризис в тылу.

Самым острым экономическим кризисом военного времени явился кризис продовольственный. Мобилизация в армию около 15 млн. человек отразилась прежде всего на сельском хозяйстве, поскольку крестьянство служило основным контингентом комплектования армии. Нехватка рабочих рук вела к сокращению посевных площадей и, как следствие, к снижению урожаев. В 1916 г. валовой сбор хлебов сократился по сравнению с довоенным периодом на 20%. Продовольственный кризис больнее всего ударил по большим городам, где люди вынуждены были часами простаивать в очередях за хлебом.

Темные силы Усталость от войны быстро накапливалась как на фронте, так и в тылу.

Возобновившееся с образованием "Прогрессивного блока" противостояние правительства и "общественности" находило свое выражение в нарастающей волне критики власти. Эта критика раздавалась и с думской трибуны, и на заседаниях военно-промышленных комитетов, а самое главное, она тиражировалась в газетах самых разных уровней и направлений. И если военная цензура довольно надежно защищала армию от дискреди тирующего правительство печатного слова, то широкие массы населения в тылу становились все более восприимчивыми к политической борьбе, разворачивавшейся в верхах. И еще быстрее, чем веру в победу, они теряли веру в правительство и в самого царя.

С момента принятия Николаем II Верховного главнокомандования именно император и его ближайшее окружение стали объектами пристального и отнюдь не благоговейного внимания публики. Хотя императорская семья и была ограждена от какой бы то ни было публичной критики, слухи о том, что происходит в дворцовых покоях, распространялись с неменьшей быстротой, чем печатное слово. И неизменным героем этих слухов был "Друг" императорской четы "старец" Г. Е. Распутин.

Роль Распутина в политической жизни последних лет императорской России вызывает разноречивые толкования в историографии. В либеральной эмигрантской литературе, а в советской историографии — в работах А. Я. Авреха принималась формула "царем управляла царица, а ею — Распутин". Монархическая историографическая традиция, зародившаяся также в кругах русской эмиграции, не только отрицала какое-либо влияние Распутина на принятие политических решений, но и утверждала, что антираспутинская кампания была умышленно инспирирована либеральными общественными кругами для дискредитации Николая II.

Степень влияния "старца" на политическую жизнь в верхах действительно трудно поддается учету, однако его скандальное поведение и темные связи со всевозможными аферистами уже сами по себе дискредитировали тех, с кем он имел повседневное общение.

Приближенный к царской семье благодаря своим целительным способностям избавлять от страданий наследника престола Алексея, больного гемофилией, Распутин выступал также и в роли прорицателя. Далеко не всегда император прислушивался к его сове там, да и те советы, которым он следовал, чаще всего совпадали с его собственными замыслами, однако Распутин вносил немалую дезорганизацию в действия верховной власти и в повседневную работу правительства. Многие сановники верили в возможности Распутина повлиять на монарха и пытались действовать через него. Нити управления оказывались слишком запутанными, и при принятии ответственных решений министры руководствовались не только верховной волей и собственными убеждениями.

Когда Николай II перебрался из столицы в Ставку (после "Великого отступления" она была перенесена из Барановичей в Могилев) и повседневным общением с министрами стала заниматься императрица Александра Федоровна, влияние Распутина было признано почти единодушно. С этого времени Распутин становится олицетворением "темных сил", окружавших трон и парализовавших нормальную работу правительства. И с этого времени начинает набирать обороты антираспутинская кампания, достигнув своего апогея к концу 1916 г.

После "министерской забастовки" 1915 г. и последовавшей 3d ней отставки нескольких министров верховная власть входит в полосу затяжного кризиса, из которого она уже не смогла выбраться. Внешним выражением этого кризиса явилась "министерская чехарда" — быстрая смена министров и премьеров. Начало ей положила отставка в январе 1916 г. И.

Л. Горемыкина с поста председателя Совета министров. Увольнение ненавистного Думе премьера, с одной стороны, выглядело как уступка "Прогрессивному блоку", а с другой, было призвано сделать правительство более твердым. Но новый премьер Б. В. Штюрмер был лишь 8 годами моложе 76-летнего Горемыкина и, в отличие от своего сановного предшественника, не чуждался связей со всякими проходимцами.

Штюрмер пробыл на посту премьера до ноября, сменивший его А. Ф. Трепов продержался здесь всего пять недель, а последний председатель Совета министров кн. Н.

Д. Голицын получил свое назначение 27 декабря 1916 г. За это же время сменились два министра внутренних дел, два министра юстиции, два военных министра, два министра земледелия. Только министр финансов П. Л. Барк и морской министр И. К. Григорович сумели удержать свои посты с довоенных времен до самой Февральской революции.

1 ноября 1916 г. на открывшейся сессии Государственной думы выступил лидер кадетов Л. Н. Милюков. Его речь была поставлена по всем правилам ораторского искусства: нагнетая обстановку, он бросал в адрес правительства и стоявших за ним "темных сил" одно за другим обвинения в коррупции, в преступной дезорганизации тыла, в тайных контактах с Германией. Среди этих обвинений прозвучал и намек на связь "темных сил" с императрицей. Все это, утверждал Милюков, порождает в обществе подозрения и слухи об измене в верхах.

Главный же удар оратор приберег под конец. Перечислив все политические промахи правительства, он заключил каждый пассаж вопросом-рефреном: "Что это — глупость или измена?".

Речь Милюкова произвела эффект разорвавшейся бомбы не только в самой Думе, но и по всей стране. Ее публикация в газетах была запрещена, но в виде отдельных выпусков она была напечатана многими типографиями. Распространялась она и в машинописных копиях.

Спустя два дня в Думе выступил соратник Милюкова по "Прогрессивному блоку" националист В. В. Шульгин. Преданный монархист, готовый, по собственным словам, терпеть "до последнего предела", Шульгин заявил, что в условиях, когда "страна смер тельно испугалась собственного правительства", не остается ничего, как "бороться с этой властью до тех пор, пока она не уйдет". Дума в лице "Прогрессивного блока" бросала, таким образом, открытый вызов правительству и косвенный — династии.

Политическую опасность распутинщины (и неуступчивости Николая II перед Думой) сознавали и сами члены императорской фамилии. В тот же день, когда Милюков выступал с думской трибуны с гневными филиппиками в адрес правительства, вел. кн. Николай Михайлович отвез в Ставку письмо с просьбой согласиться на ответственное министерство, т. е. на правительство, ответственное перед Думой. Мнение Николая Михайловича поддерживали и другие великие князья, а также Мария Федоровна, императрица-мать.

9 ноября 1916 г. Николай II, поддавшись давлению Думы и великокняжеской оппозиции, уволил 'Штюрмера в отставку. На его место был назначен А. Ф. Трепов.

Однако эта уступка никого не удовлетворила. В конце ноября против влияния "темных сил" выступили уже Государственный совет и Совет объединенного дворянства.

Правящие верхи оказались в положении нараставшей самоизоляции. Осуждение "темных сил" раздавалось также из лагеря правых. Николая II пытались убедить освободиться во имя спасения монархии от наиболее одиозной фигуры — Распутина.

Поскольку никакие доводы не возымели действия, в среде правых возник замысел физического устранения "старца". 16 декабря 1916 г. один из лидеров думских черносотенцев В. М. Пуришкевич, вел. кн. Дмитрий Павлович и кн. Ф. Ф. Юсупов осуществили убийство Распутина. Однако этот акт оказался никчемным: императорская чета была уже настолько дискредитирована, что им приписывали не только связь с "темными силами", но даже измену.

Сам же Николай Пив еще большей степени Александра Федоровна утрачивали чувство реальности. Главного врага они видели в Думе и были уверены, что простой народ не изменил своим патриархальным устоям.