Реформы трудового законодательства

Основным полем деятельности реформаторов социального государства стало трудовое законодательство. На рост международной конкуренции в глобализующемся мире либеральная европейская экономика ответила закрытием своих производств и выводом их в азиатские страны и страны Восточной Европы. В этих условиях социальные гарантии для безработных стали выглядеть непосильной ношей. Начали сокращать и то и другое. Отдельным направлением реформ стало уменьшение защищенности трудового контракта. Для предпринимателей облегчают процедуру его расторжения, уменьшают связанные с этим юридические и финансовые риски. При этом активно внедряются новые формы трудовых договоров, в которых предприниматель изначально несет минимальную ответственность за его расторжение или не несет ее вообще.

Реформы Харца—Шредера

Самой громкой либеральной реформой рынка труда в Европе стали реформы Герхарда Шредера (или Петера Харца, который возглавлял комиссию по их разработке) в Германии в начале века. Либеральные экономисты и политики считают их настолько успешными, что они стали объектом почти религиозного поклонения.

Германия встречала новое тысячелетие в не очень хорошей форме и считалась «больным человеком Европы». Экономический рост был ниже, чем в среднем по ЕС, а безработица выше. Дефицит бюджета превышал «священные» три процента ВВП. При этом безработные получали достаточно щедрое пособие по два года и не спешили возвращаться на рынок труда. Разъезжали по заграницам в том числе.

Для начала были облегчены условия для увольнения. Потом были сокращены сроки выплаты пособия по безработице — так называемого Пособия 1 (то самое, на которое немецкий безработный ездил за границу). Раньше его получали по полтора-два года. Теперь — только 12 месяцев. Его размер зависел, как и полагается в «континентальной» модели, от предыдущих доходов безработного и составлял примерно две трети его последней зарплаты (потолок — 2570 евро).

Безработный отныне был обязан принять любое предложение о работе, которое соответствовало его профилю. В течение первых шести месяцев он еще имел право в качестве причины отказа указывать на величину предлагаемой зарплаты. Если она была более чем на 30% ниже его предыдущей зарплаты, отказ считался допустимым. Но по истечении шести месяцев размер зарплаты уже причиной отказа служить не мог. Никакие там «я рассчитывал получать побольше», «я по этой специальности работал двадцать лет назад и уже все забыл» в расчет не принимались. Для холостых соискателей рабочих мест не действовала и отговорка «это очень далеко от моего дома». Их вполне могли обязать и в другой город переехать.

Что важно: отныне не служба занятости должна была доказывать, что вакансия подходит для ее клиента. А клиент должен был убедить ее, что она ему не подходит. Необоснованный отказ от рабочего места приводил к сокращению размера пособия, вплоть до полного прекращения выплат после третьего такого случая.

Самый знаменитый из «законов Харца», а именно «Харц 4», перекроил и систему выплат социальных пособий. Если безработный, получая в течение года «Пособие 1» не находил себе работу, то наступал черед «Пособия 2». Оно фиксированное и очень скромное. Одинокий взрослый безработный получает чуть более 400 евро в месяц. Если же партнер по браку работает, то не факт, что супругу вообще что-то светит. И он уже должен соглашаться на любую работу, даже если она не соответствует его образованию и он никогда по этой специальности не работал. Работай, или прослывешь «тунеядцем». А отношение к таким людям в германском обществе резко отрицательное. Признаться, что ты получаешь пособие по «Хартц 4», просто стыдно.

Выплаты по другим социальным пособиям тоже небольшие. И социальная служба получает право контроля за получателем такого пособия, вплоть до доступа к банковским счетам, переписке, списку покупок. Многие центры занятости проявляют недюжинную фантазию в своей работе. Пресса не жалеет красок. Тут и учительница, которую заставляли стать продавщицей в секс-шопе. И 63-летний художник, которого настойчиво пригласили прийти поработать в ночную смену на стройке. И беременная дама, которой при оформлении пособия предложили сообщить имена своих сексуальных партнеров. От самых необычных требований можно, конечно, отбиться через суд. Но тут точно не до туристических поездок.

Реформы Харца привели к ожидаемому результату. С одной стороны, взлетел уровень неравенства. За пятнадцать лет количество трудоспособных людей, проживающих за порогом бедности, выросло с 10 до 18%. Это стало проблемой национального масштаба, и христианские демократы согласились в 2015 году на введение минимальной зарплаты. Ее поэтапное внедрение вроде бы приостановило процесс имущественного расслоения. Но это на фоне оживления экономической ситуации в мире и в Европе в частности.

С другой стороны, безработица в Германии начала сокращаться и сократилась с 11 до 3,5%. Страна существенно сократила свой бюджетный дефицит. У Германии сейчас самое большое положительное внешнеторговое сальдо, больше, чем у Китая. Считается, что реформы Шредера увенчались успехом.

Впрочем, надо заметить: цифра по безработице — лукавая. В последние годы ЕС начал продвигать для вычисления уровня безработицы методику Международной организации труда. По ней человек, который в отчетную неделю проработал хотя бы час, уже не считается «безработным». А считается как раз «занятым». Реформы Харца способствовали распространению малооплачиваемых рабочих мест (так называемых mini-jobs), в том числе мест с неполным рабочим днем. Это существенно искажает статистику.

Кроме того, не все склонны объяснять успехи германской экономики только жесткой либеральной борьбой с «тунеядцами» и «паразитами». Шредер мудро заметил, что «между Уолл-стрит и Кремниевой долиной не пустыня лежит. Там есть место для традиционной экономики». Германия сохранила добрую часть своей промышленности, особенно машиностроения. Сохранив компетенции своих инженеров и рабочих, страна предложила рынку более высокотехнологичную продукцию и воспользовалась инвестиционным бумом развивающих стран, прежде всего Китая. Да и на востоке у Германии появилось сразу несколько соседей — новых членов Евросоюза, и она удачно встроила их экономики в свои производственные цепочки.

Последний оплот социализма

Тех, кто переживает, что пропустил все самое интересное в процессе реформирования социальной системы европейских стран, можно успокоить. Либеральные реформы ожидают последнюю крупную «социальную» экономику Европы — французскую. «Социалистическая Франция», которую «невозможно реформировать», давно уже белая ворона в окружении своих более или менее либеральных европейских соседок.

Во Франции все еще очень много разных пособий. Родители школьников к началу учебного года получают по 350–400 евро на ребенка. Более двух миллионов самых бедных семей получают по 150 евро ежегодно в виде «Рождественской премии». Шесть миллионов французов получают жилищное пособие, в среднем 200–250 евро. Разных пособий так много, что сознательные работники системы социального обеспечения сами разыскивают тех, кто имеет право на какое-то пособие, но даже не догадывается об этом.

Из-за больших социальных трансферов уровень неравенства доходов и уровень бедности во Франции сейчас одни из самых низких в ЕС. А уровень рождаемости — самый высокий. И покупательная способность среднего французского пенсионера сейчас такая же, как у среднего французского труженика. А по некоторым оценкам, даже чуть выше. Нигде в Европе такого больше нет. Это вообще выглядит анахронизмом.

Права работника во Франции закреплены в Трудовом кодексе. А французский трудовой кодекс — самый толстый в мире. Эммануэль Макрон уже успел провести одну реформу трудового законодательства. Но еще не все области трудового права охвачены. И у нынешнего либерального французского правительства непочатый край работы. Тем более что соратники его подгоняют.

У Франции долг уже под 100% ВВП. У Франции с начала века отрицательный торговый баланс. После последнего финансового кризиса страна более десяти лет находилась в «черном списке» ЕС, потому что ее дефицит больше трех процентов ВВП. Во Франции самая большая доля государственных расходов в ВВП среди всех европейских стран — 55%. После всплеска безработицы во время кризиса 2008 года очень медленно сокращается количество безработных. В большинстве европейских стран, которые провели либеральные реформы рынка труда, уровень занятости давно достиг предкризисного уровня. Правда, это «другая» занятость, на других условиях труда, но Евростат так считает.

Ситуация очень похожа на германскую перед реформами Шредера—Харца. По мнению французских либералов, если Франция не проведет жестких реформ, ее ждет катастрофа. Франсуа Фийон предрекал в этом случае «десант из Международного валютного фонда во французских министерствах» — чем не конец света?

Вот Макрон и активизируется. Судя по всему, в качестве образца для своей пенсионной реформы французский президент избрал как раз шведскую модель. Неизвестно, правда, заимствует ли он механизм снижения-повышения пенсий в зависимости от экономического положения страны, а без этого шведская модель не будет логически законченной. Но в любом случае это будет система, в которой размер пенсии становится известным только при достижении пенсионного возраста. Проблема еще и в том, что в начале 1980-х Франсуа Миттеран снизил пенсионный возраст с 65 лет до 60. И либералы (и левые, и правые) за все свои шесть удавшихся и одну неудавшуюся пенсионную реформу смогли поднять его только до 62 лет. А Макрон во время избирательной кампании пообещал, что возраст выхода на пенсию поднимать не будет.

А рынок труда, по слухам, будет реформирован по немецкому образцу, хотя предложение французам уже через год безработицы переходить на 400 евро в месяц чревато сильными социальными потрясениями. Впрочем, Жорж Помпиду в свое время утверждал, что если во Франции будет 500 тысяч безработных, то произойдет революция, и был не прав. Революции не произошло. Может, и к размеру пособия в 400 евро французы привыкнут.

Макрону и скандинавская трудовая модель нравится. Она не направлена на то, чтобы любыми путями как можно быстрее вернуть человека на рынок труда, пусть даже на плохо оплачиваемую работу. В Дании, например, или в Финляндии срок, в течение которого выплачивают пособие по безработице, — целых два года. И пособие достаточно щедрое. Зато процесс увольнения очень простой. Гораздо проще, чем даже в Германии. Возможно, Макрон пойдет по этому пути. Будучи с визитом в Копенгагене, он умилился тяге датчан к прогрессу. Сказал, что ему приятно быть в стране, где «уволить можно, просто отправив СМС». Что оказалось fake news — датчане все-таки до увольнения с помощью СМС пока не дошли. Но, оговорка по Фрейду, как говорится.

Медицинское опустынивание

Медицинское страхование — один из столпов европейского государства всеобщего благосостояния. Во всех вариантах европейских социальных систем без исключения оно охватывает всех граждан. Французская система едва ли не лучшая в Европе. И точно самая щедрая. Неоплаченными остается менее 10% расходов французов на свое здоровье при среднеевропейском уровне 20%.

Но либерализация во французском здравоохранении идет уже давно, причем по знакомой для россиян тропинке. В либеральной медицине услуги следуют за пациентом. А современная либеральная экономика делит население на выигравших и на проигравших от глобализации. Поэтому неудивительно, что во Франции начался процесс «медицинского опустынивания», прежде всего в сельской местности, а также в бывших пролетарских кварталах, особенно больших городов. Процесс «группирования больниц» проводился вполне сознательно, с целью «рационализации» системы здравоохранения, естественно. В результате где-то в сельской местности до ближайшего врача — несколько десятков километров. А кое-где очередь к врачу-специалисту уже больше года. Замечательные высококлассные французские врачи давно предупреждают правительство, что они работают на износ и система здравоохранения может начать давать сбои.

Новая медицинская реформа Макрона как будто приостанавливает либеральные реформы в здравоохранении. Государство профинансирует восстановление нескольких сотен медицинских учреждений в «пустынях», в стране увеличится количество врачей. Но идеология авторов реформы вызывает вопросы. Министра здравоохранения обвиняют в том, что закрываются пункты неотложной помощи, а он оправдывается тем, что и новые открываются — там, где население растет. В прежние времена, когда французы создавали свою великолепную систему здравоохранения, такого министра тут же уволили бы с позором. Тогда считалось, что право на медицинское обслуживание — это законное право каждого гражданина республики вне зависимости от места его проживания. Но сейчас фразы «мы закрыли больницу в этом городке, потому что она нерентабельна» не вызывают шока.

Обычной практикой становится перенос все большего количества медицинских услуг в полис системы дополнительного страхования, за который нужно платить отдельно. И даже во Франции все большее количество людей не имеет возможности этот полис оплачивать и отказывается от похода к офтальмологу, например. Половина французов, живущих за чертой бедности, не может себе позволить поход к дантисту. Десять лет назад таких было не более четверти. Треть французских пенсионеров отказывается от некоторых медицинских услуг по финансовым соображениям. Да и цинга не только в США вновь объявилась, случаи заболевания были зарегистрированы и во Франции. А это уже никак иначе, кроме как плохим питанием, не объяснить.

Либеральных реформ Франция в любом случае не избежит — Макрон уже несколько раз вставил в свою речь традиционное «без обязанностей нет прав».