Участие социально-гуманитарных наук в экспертизах социальных проектов и программ.

Экспертные оценки опираются на предсказательный ресурс научного знания. Одной из фундаментальных задач, решаемых научной теорией, является ее способность предсказывать будущие события. Истинность научной теории, кроме рациональных процедур обоснования, проверяется не столько на предмет ее релевантности с эмпирической действительностью в настоящем, сколько способностью предсказывать ее динамику в будущем. Только такой потенциал научного знания делает возможным если не управлять этими процессами, то строить по отношению к ним прогнозы. Эксперты, таким образом, в своей деятельности (в экспертных оценках) должны опираться исключительно на научные знания. Большей убедительностью обладают экспертные оценки представленные в числовом измерении. Тезис Кельвина – «если не можешь выразить свои знания в числах, значит, они скудны и неудовлетворительны» - является стандартом, на который ориентируются эксперты в своих выводах. Так как нравственные и культурные аспекты общественной жизни не исчислимы, они остаются вне компетенции экспертных оценок. По сути, компетенция экспертов ограничивается рамками предсказательной функции научной теории.

Говоря об экспертной оценке в социальных науках, то она становится возможной только при условии рассмотрения социального поведения индивида исключительно в терминах рациональности. Постулат рациональности - это «линзы», через которые предстает все многообразие общественной жизни.

Таким образом, для того, чтобы институт экспертов успешно выполнял возлагаемые на него надежды (давал прогнозы, играющие значимую роль в управлении или влиянии на социальные процессы) необходимо, чтобы: а) научная теория выполняла предсказательную функцию; б) социальное поведение ориентировалось на рациональные стандарты и нормы. Предсказательная, как объяснительная, функция теории основывается на дедуктивно-номологической модели. То есть теоретической основой предсказания является дедуктивный метод и принятие регулярностей, в данном случае социальных, имеющих характер закона. Оба этих условия социального прогнозирования не имеют очевидного теоретического обоснования. Во-первых, претерпели фундаментальные изменения стандарты и нормы научности. Во- вторых, ограничивающим пределом компетенции экспертных оценок в социальности является дисперсия знания в особых обстоятельствах времени и места. Поведение социальных индивидов зависит от наличного знания, которым он руководствуется. Предсказать какие знания у него будут в будущем, в каких условиях и как он ими распорядится, можно только в терминах ожидания, имеющего маленькую вероятность.

Изменению стандартов и норм научной рациональности положила революция в физике начале XX века, вызвавшая ревизию основных принципов классической научной парадигмы. Такие понятия, как «знание», «достоверность», «истина», утратили прежние объективистские претензии, так как объективность стала определяться исключительно в терминах интерсубъективности. Категория «сущность» выводится за пре-делы концептуальной перспективы. Новые стандарты научности изменили гносеологическое содержание принципа причинности: он определяется не в терминах детерминизма, а функции, которая устанавливает пределы компетенции научного теоретизирования в социально-гуманитарных науках. Функциональная зависимость предполагает, что а) последова-тельность социальных перемен имеет характер только хронологической связи; б) теории не в состоянии предсказать характер социальных перемен в их исторической перспективе. Интерпретация социальных изменений в терминах функциональной зависимости определила новый способ теоретизирования: объяснение осуществляется с помощью не диахронической концепции причинности, где последовательность событий во времени причинно обусловлена, а с помощью синхронической, когда случайно совпавшие во времени обстоятельства обусловливают социальные перемены.

В синхронической концепции социальные проекты лишаются предсказательного ресурса и, в лучшем случае, могут претендовать на один из возможных сценариев общественных изменений, практическую эффективность которых не представляется возможным предсказать. Таким образом, идея единствапознавательных и социальных типов рациональности, лежащая в основе классического социального знания обнаружила в новых условиях свою несостоятельность. Вера в общественный прогресс утрачивает содержательную связь с научнымзнанием. Долгосрочные прогнозы, опирающиеся на идею прогресса, указывающие характер общественных перемен, становятся невозможными в рамках новых стандартов общественных наук.

Смена теоретических стандартов в социальных науках изменила статус научного социального знания в обществе. Осознание социальными науками пределов собственной компетенции, т.е. осознание того, что социальные знания не могут однозначно предвидеть будущие события, способствовало расставанию с идеей, что люди наделены способностью по собственному усмотрению строить «светлое» будущее. «Я полагаю, — пишет И. Пригожин, - что сущность события выражается в том, что оно вводит различие между тем, что предсказуемо, и тем, что нет... Существование событий в человеческом масштабе показывает, что в этом масштабе социальные структуры ускользают от детерминизма... Мы можем «объяснить» события прошлого... но мы не можем предсказать события будущего». Мы не знаем и не можем знать, какие задачи станут перед обществом в ближайшем будущем, и какими знаниями оно будет располагать для их решения.

По сути, разум обнаружил пределы своих притязаний. «Ученое незнание» (Н.Кузанский) возвращает нас к идеям Сократа (VI-V вв. до н.э.), который указывал на относительность человеческого знания. Но погрешимость знания отнюдь не являетсяоснованием для обращения к релятивизму. Доверие к разуму, согласно Сократу, является, формой жизни, так как подвергая свои решения сомнению, критикуя их, мы, тем самым, делаем нашу жизнь осмысленной.

Неклассическая парадигма, отказавшись от аргумента «Божественного Взора» (X.Патнем), т.е. от аргумента непогрешимости знания, осуществляет реконструкцию социального знания. Предлагается отказаться от отдаленных целей общественных перемен, признать несовпадение замысла и результата деятельности, зависимость социальных процессов от случайных событий, отсутствие универсальных способов реагирования на социальные вызовы. Социальное знание в такой ситуации формирует новую познавательную парадигму: трансформировать проблему познания законов общественного развития в задачу выработки условий рациональной коммуникации. Обращение к рациональной коммуникации предполагает сохранение доверия к разуму, так как оно дает нашим ожиданиям надежду на минимизацию вызовов времени, противостоит цинизму и отчаянию. В рамках такой парадигмы общественные науки не могут предсказывать долгосрочные проекты общественных изменений и претендовать на прямое участие в социальных преобразование; направленных на реализацию этих проектов; Социальные науки начинают осознавать, что строгие прогнозы невозможны в силу того, что никто не может предсказать, какие могут возникнуть ненамеренные социальные последствия индивидуальных интенциональных действий, имеющих неисчислимое количество мотивов, особенно в условиях неустойчивости ценностных оснований субъективной ориентации. «Хотя порой, - пишет американский экономист Дж. Ходжсон, - и можно рискнуть, высказав основанную на имеющейся информации догадку по поводу будущего, нельзя забывать, что в социальных науках точное предсказание – отчасти дело случая или удачи и никогда не опирается на одну лишь детерминистскую модель». Австро-английский экономист Ф. Хайек (1899—1992) пишет, что «только в той мере, в какой определенный тип порядка вырисовывается как результат отдельных поступков, его неожиданный аспект становится проблемой теоретического объяснения». Теоретическое знание предстает интерпретацией процедур выбора оптимальных решений в условиях неопределенности.

Ограниченность теоретических ресурсов социальных наук не лишает их возможности участвовать в экспертизе социальных программ. Они могут использовать свои познавательные стратегии для решения насущных задач во всех областях жизнедеятельности общества: определить, что можно и чего нельзя сделать в создавшихся условиях, участвовать в разработке политической и экономической политики в краткосрочной перспективе, которая сопряжена с социальными проблемами, требующими своего решения «здесь-и-сейчас». Это проблемы бедности,, здравоохранения, образования и т.д. Но при, этом решение этих задач предполагает фокусирование усилий социальных наук на поиске компромиссов в коммуникативном действии. Участие социальных наук в краткосрочном решении социальных проблем делает их институционализацию оправданной. Социальные науки должны продемонстрировать интеллектуальную ответственность и обоснованно показать, что вера в безграничный экономический прогресс и добродетельность демократических институтов неоправданны. Но это не означает, что мы должны отказаться от рыночной модели экономики и демократических институтов. Они как осуществленный совместный «проект» есть непредвиденный результат нашей устремлённости к лучшей жизни.

Осознание социальным оптимизмом собственных границ в значительной мере обусловлено критическим отношением разума к собственной компетенции. «Подлинный рационализм, — пишет Поппер, — предполагает осознание того обстоятельства, что не следует слишком полагаться на разум, что доказательство редко решает проблему...». Эти теоретические ориентиры определяют не только гносеологические границы социальных наук, но и пределы их вмешательства в социальные перемены.