Благодарю за всё. За тишину.

За свет звезды, что спорит с темнотою.

Благодарю за сына, за жену.

За музыку блатную за стеною.

За то благодарю, что скверный гость,

я всё-таки довольно сносно встречен -

и для плаща в прихожей вбили гвоздь,

и целый мир взвалили мне на плечи.

Благодарю за детские стихи.

Не за вниманье вовсе, за терпенье.

За осень. За ненастье. За грехи.

За неземное это сожаленье.

За бога и за ангелов его.

За то, что сердце верит, разум знает.

Благодарю за то, что ничего

подобного на свете не бывает.

За всё, за всё. За то, что не могу,

чужое горе помня, жить красиво.

Я перед жизнью в тягостном долгу,

и только смерть щедра и молчалива.

За всё, за всё. За мутную зарю.

За хлеб. За соль. Тепло родного крова.

За то, что я вас всех благодарю,

за то, что вы не слышите ни слова.

 

***

…Хотелось музыки, а не литературы,

хотелось живописи, а не стиховой

стопы ямбической, пеона и цензуры.

Да мало ли чего хотелось нам с тобой.

 

Хотелось неба нам, еще хотелось моря.

А я хотел еще, когда ребенком был,

большого, светлого, чтоб как у взрослых, горя.

Вот тут не мучайся — его ты получил.

***

Утро, и город мой спит.

Счастья и гордости полон,

нищий на свалке стоит —

глаз не отводит, глядит

на пустячок, что нашел он.

Эдак посмотрит и так —

старый и жалкий до боли.

Милый какой-то пустяк.

Странный какой-то пустяк.

Баночка, скляночка, что ли.

Жаль ему баночки, жаль.

Что ж ей на свалке пылиться.

Это ведь тоже деталь

жизни — ах, скляночки жаль,

может, на что и сгодится.

Что если вот через миг

наши исчезнут могилы,

божий разгладится лик?

Значит, пристроил, старик?

Где-то приладил, мой милый…

В ресторане

Нашарив побольше купюру в кармане,

вставал из-за столика кто-то, и сразу

скрипач полупьяный в ночном ресторане

пространству огранку давал, как алмазу,

и бабочка с воротничка улетала,

под музыку эту металась, кружилась,

садилась на сердце мое и сгорала,

и жизнь на минуту одну становилась

похожей на чудо — от водки и скрипки —

для пьяниц приезжих и шушеры местной,

а если бы были на лицах улыбки,

то были бы мы словно дети, прелестны,

и только случайно мрачны и жестоки,

тогда и глаза бы горели, как свечи, —

но я целовал только влажные щеки,

сжимал только бедные, хрупкие плечи.

***

...Кто тебе приснился? Ежик?!

Ну-ка, ну-ка, расскажи.

Редко в сны заходят все же к

нам приятели ежи.

Чаще нас с тобою снятся

дорогие мертвецы,

безнадежные страдальцы,

палачи и подлецы.

Но скажи, на что нам это,

кроме страха и седин:

просыпаемся от бреда,

в кухне пьем валокордин.

Ежик — это милость рая,

говорю тебе всерьез,

к жаркой ручке припадая

и растроганный до слез.

 

На мосту

Не здесь, на мосту, но там, под водой,

мы долго стояли с тобой —

 

под волны бежав от себя, за черту —

на ржавом старинном мосту.

 

Мы здесь расставались с тобой навсегда.

Но там, где чернела вода,

 

казалось, мы будем обнявшись века

стоять. И шумела река.

 

И дни пролетели. И с мыслью одной

пришел я сюда. Под водой

 

мы не расставались. И я закурил

тихонько. И я загрустил.

 

О, жизнь. Лабиринты твои,

зеркала кривые. Любовь умерла.

 

Как сладко и горько мне думать о том,

что там в измеренье ином,

 

я счастлив. Я молод. Я нежен, как бог.

И ты меня любишь, дружок.

1995, ноябрь

***

Над саквояжем в черной арке

всю ночь трубил саксофонист.

Бродяга на скамейке в парке

спал, постелив газетный лист.

Я тоже стану музыкантом

и буду, если не умру,

в рубахе белой с синим бантом

играть ночами на ветру.

Чтоб, улыбаясь, спал пропойца

под небом, выпитым до дна, —

спи, ни о чем не беспокойся,

есть только музыка одна.

1997, июнь, Санкт-Петербург

 

 

Кукин Михаил

 

Супермаркет

Бордо и греческое масло.

Шагай, поскрипывай, скучай.

Тет де муан – не жизнь, а сказка.

Зелёный – лучше белый – чай.

 

Тележка снедями набита,

червём изъедена душа.

Расплачивайся – и на выход,

поскрипывая, не спеша.

 

***

Особенно дожди: как пеленой,

Окутан монотонным и негромким

Певучим шумом, где-то за стеной

Семья, соседи, и всю ночь в потёмках

Трава и листья лепетом полны,

И шепчет крыша

над уснувшим домом —

Особенно дожди душе нужны,

Чтобы припомнить то, что ей знакомо

По прошлой жизни, чтобы каждый звук,

Любая вещь —

всё стало сгустком смысла,

И вечный мир сквозь утлый быт вокруг

Вдруг просиял, и зазвучали числа

Гармонии, томящейся во всём,

И тьма —

и та светилась тайным светом…

Особенно дожди, деревья, дом,

Веранда, ночь, Анциферово летом.

***