Два мира — две системы. Типы рациональности

В методологии можно говорить о различии социального конструктивизма, начиная с советского социального конструктивизма, и либерального эссенциализма. Мир в ХХ в. одержим возможными моделями новой рациональности. Модели конфликтуют и конкурируют, что политически осознается как различия систем, формируются различные государственные модели (капитализм и коммунизм), в гендерной теории возникают взаимоисключающие подходы: сексуальное равенство (Коллонтай и феминистский уклон в большевизме) и апология либертарной свободы. Речь идет о разных способах рационализации социальных систем и гендерных отношений. Так одно политическое решение постулирует в основание? равенство и общественное долженствование, осуществляемое в сфере публичности товарища-гражданина\гражданки. Другое решение постулирует свободу индивида от вторжения институтов публичности. Системы миропорядка (либерализма и социализма) стали полемической ареной политических аксиоматизаций и соответствующих им социальных и гендерных логик.

Советская модель социализма основывается на политизации социальных отношений (,) и воспитании нового сознательного политического субъекта, который способен управлять желаниями, волей и историческим процессом. Социализм работает с субъектом процесса, с его речью, аффектами. Субъект-в-процессе одержим литературой (что показывает его наследником культурной, а не природной оппозиции), публичностью, воспитанием и покаянием (партсобранием и массовым всеобщим образованием\перевоспитанием). Это роднит его с психологическим романом становления личности 19 века, с романом-выбором пути 1920х годов, и, в конце концов, с объектом идеологического манипулирования. Рассмотрим опыт рационализации пола в революционной теории в России и затем в политической практике в СССР. Это прежде всего «феминистский уклон» в большевистской социальной политике. Женская субъективность политизируется через принятие общей цели и всеобщего желания выстроить новую гендерную политику на основании аксиомы равенства. Историческое наследие патриархальных и буржуазных гендерных отношений должны были быть разрушены одним ударом — введением гражданского брака, равенства трудовых прав, государственным обеспечение материнства по программе Коллонтай. Была организована массовая структура женсоветов для защиты правовой реорганизации положения женщин и подготовк(е)иженщин к государственным и партийным должностям. Политизируется сфера семейных обязанностей в борьбе за новый быт и освобождение женщины от домашнего рабства: классифицируется женский труд и передается государственной социальной политике, реорганизуется бытовая и общественная сфера от домов-коммун с детскими садами и прачечными до Домов культуры, Домов санпросвещения, клубов ДОСААФ. Сексуальность распределяется не по модели биологизации видов, а через стирание половых и гендерных различий. Андрей Платонов пишет рассказ «Антисексус», в котором простейшим решением вопроса сексуальности становится специальная машина удовлетворения. Она имеет различные конструкции для мужчин и для женщин. Ее ставят на стадионах, фабриках для массового сексуального удовлетворения коммунистических граждан и гражданок (со специальной функцией дезинфекции). Для индивидуалистов буржуазного общества создается машина для частного пользования. Пример Андрея Платонова показывает, каквластный дискурс организует соблазнение и принуждает говорить речью партийных активистов и партийных бюрократов. Сталин в «Вопросах языкознания» говорит, что мысль без языка не существует, и тем связывает плоть и слово, вставая на позиции ОПОЯЗа и Мандельштама (Слово-плоть мысли). Эткинд отмечает, что равенство слов и тел есть «исчерпывающее обоснование тоталитаризма», когда человек прозрачен для социального контроля[3]. Эта л о гическая модель помещает аффект (Выготский) с его психофизиологией (плотью) в разрыв слова между знаком и значением (Фрегге), между мышлением и речью (Потебня). Субъект получает новое место прописки — внутри языка, тем придавая языку функцию конструирования реальности, и самой субъектности. Субъекты становятся доступны для педагогики и управления как через синтаксис и семантику речи. Теоретически прописываются новому историческому субъекту телесность и сексуальность. Это в дальнейшем становится новой серией тождеств между био и социо, между телесным и политическим, сексуальностью и гендерной ролью. Описываются частота и потребность половых актов, медикализируется беременность и аборт, формируется научная организация труда (Институт НОТ в Москве А.Гастева) - возникает новый порядок тел, который задает эмансипаторные и репрессивные формы одновременно. Социальная (социалистическая) модель утверждала, что деятельность, воспитание создают личность и формируют его гендерную и сексуальную идентичность. В теориях Коллонтай, Богданова, Выготского складывается теория, позволяющая конструировать социальные процессы и управлять ими.

Сравним этот подход с тем, что Батлер называет протекционизмом или дискурсом власти. Аналитики права как дискурса власти полагают, что решает дискурс с его моральным отношением и культурным вписыванием (Бурдье). Марксисты по Грамши полагают, что здесь происходит борьба за дискурсивную гегемонию, которая, будучи установлена, захватывает желание индивида. Батлер разбирает его на примере гендерной идентичности. Как мы знаем, гендер начинается с регуляции детей, которая уже основана на договоре, но не договоре с детьми и не на осознанном анализе самими взрослыми. Эти основания приняты политическим и культурным решением, которое далее принимается как истинное и очевидное, т.е. уходит в бессознательные. Возвращаясь к дискурсу ранней советской сексуальности, замечаем, что эмансипаторное желание большевистского феминизма (,) стало языком власти. Дальнейшее регулирование происходит на уже принятых договоренностях, но уже не осознаваемых и не добровольных. Так революционный дискурс приходит к своему термидору. Он легко оборачивается долженствованием и принуждением. В его дискурсивной логике неизбежно возникает сопротивление на стороне попыток вернуть автономию, для чего все средства хороши от либертарных до фундаменталистских, поскольку преследуют, похоже, одну цель — производство другой модели рационализации социальных процессов. Хорошо

***

В теории либертарного индивидуализма развивается другой тип описания и производства реальности: детализированное прописывание и классификация тел, рационализация эссенциальной? видовой модели сексуальных ролей и идентичностей с нормализацией и патологизацией тел с последующей редукцией их к универсальной «натуральной» рационализирующей системе финансового управления.

Капитализм производит системную редукцию к финансовой системе, которая, как казалось, имеет естественные законы и в меньшей степени зависит от нестабильности субъектов. Избавлением от субъекта становится аксиоматизация автономности и целостности индивида, иначе говоря исключение из рефлексии его процессуальности. Индивиды объективируются как элементы системы. Элементы наделяются видовыми определениями пола, и только в этой логике признается их существование. Радикальная версия этой сцены - либертарная свобода индивида может только добавлять новые биологические виды-элементы (вид лесбиянка или гей). Но этот тип рационализации не может претендовать на эмансипаторное неравенство индивида самому себе и будет воспроизводить «природное» идентичности, в котором уже вложено иерархическое различение видов. Выступление с требованием равенства и признания новых видовых идентичностей и прав на репрезентацию заранее предполагают наличие видового детерминизма и правового «естественного» лишения. Политика сопротивления в соответствии с дискурсивной логикой неизбежно вводит злой умысел гендерной и рассовой эксплуатации в систему. Гендерная политика основанная на идентичности попадает в замкнутый круг. По мнению Батлер[4], позиция либертарного сопротивления вступает только в (в только) кажущееся противоречие с биологизацией индивида (пусть делает как хочет, но нет вопроса к “хочет”, и что значит хотеть). Либертарное предложение состоит в том, чтобы заключить контракт прежде сексуальных и гендерных отношений. Но оно не ставит вопрос о том, из каких ситуаций выходит согласие: заведомо уже дано кто и как хочет и почему. Либертарная позиция оказывается на стороне секс туризма, против традиционной семейной охранительности. Что здесь определяет согласие, может и вовсе к согласию и хотению приводит безысходность. (ты имеешь в виду, что проститутками становятся от нужды? В дискурсе доминируют одновременно инструментализм, который "отказывается от идеологии", но строится на идеологии автономии субъекта и его натурализации. Представим себе подписание договора о сексе, и согласии, затем кто-то разочарован. А уже поздно - договор. Никто не получает (,) то, что нафантазировал. Личность не может быть полностью осознанной. Предполагается, что мы уже знаем, что есть человеческая жизнь и соответственно нечеловеческая. Где начинается нечеловеческая в нас, что выбрано и что вытеснено. Кроме того такой индивидуализм говорит, что мы не выбирали свою социальную ситуацию и не имеем возможности ее изменить, кроме как в радикальном отказе. Здесь биовласть проявляется в навязывании индивиду воображаемой автономии и фиктивного права выбора.

Понятно, что сексуальность и субъект в любом решении, как либертарном, так и протекционистском, попадают в систему навязываемых отношений. Логично задать вопрос: может ли быть произведена другая рациональная система, менее репрессивная, хотя бы на первый взгляд. Батлер задает вопрос Фуко, для которого в 1977 было ясно, что рациональность криминализирует различие форм сексуальности. Поэтому именно уязвимость и несогласие становятся в фокус правовой рефлексии. В определенном смысле Фуко помог сдвигу правовой системы от протекционизма в сторону автономии субъекта (либертарианизма), как и созданию нового протекционизма медицинского типа с защитой детей от насилия. Для Батлер есть другая сторона, в которой она переходит на сторону Коллонтай: согласие формирует аффект, желания и чувства. Но то, что Коллонтай полагала сознательным политическим решением субъекта, Батлер перемещает в регистр бессознательного. Но тогда как определить действительное положение вещей: кто говорит в случае согласия или насилия. Идентичность и желание колонизированы в либертарном дискурсе, субъект говорит речью власти в дискурсе протекционизма. С травматическим следствиями своих систем рационализации политически работал феминизм 60-70х: радикальные феминистки, лесбийские феминистки в США, диссидентские феминистки в СССР. Анализ Батлер двух дискурсивных сцен гендерной политики: либертарианизм и протекционизм ставит обоих в равное положение проигравших.

Но постфеминизм в 80-90е нацелился на критический анализ наследия всех феминистских политик и их гендерных, технологических, медицинских завоеваний. Этот уклон позже оформился в набор дисциплин гендерного анализа, ряд новых самоопределений: академический квирфеминизм, деконструирующий «очевидные» основания идентичностей, киберфеминизм с его анализом биотехнологического формирования телесности и пр. Социо-культурными следствиями наметившегося парадигматического поворота стало упорное вопрошание и переописывание пола и гендера во множестве моделей сексуальности, типов семьи на протяжении ХХ и ХХ1 веков. Пересматривались сюжеты истории сексуальных революций 1920х, 1960х, 1990х.

Из теории множеств нам известно, что противоположные решения имеют сопряженный вид (вырази получше). Следовательно, борьба за уравнение и стирание различий пола ради равенства товарищей в советском социальном конструктивизме сопряжена с детализацией и эссенциализацией пола в либеральной теории. Это два решения одной и той же проблемы, и обе мы теперь осознаем как недостаточные. Рационализация равенства приводит к унификации гендерных ролей и сопряжена с утратой «гендерной чувствительности» и сексуального различия. Это результат сексуальной революции 1920х и переосмысления пола в советской традиции. Эта модель долго вытесняла различия, разнообразие, породив диссидентский феминизм с его критикой советских институтов женского (абортарии и родильные дома). Эссенциализация пола построила систему «второго пола» и гендерного подозрения. Нам надо понять эти сцепления и обнаружить аксиоматизацию и логическую инженерию обоих дискурсов, что, вероятно, есть задача новой теории. Пространство маргинальности становится общим политическим опытом для левых, пиратов, феминисток, ЛГБТИК. Они, похоже, оказываются новым историческим субъектом, которому предстоит политическое решение о рационализации нового исторического общества. Этот исторический субъект и есть квир-субъективность[5] в поле политического.

Логические модели

Квирфеминизм анализирует то, что принято за «очевидное», что считается эмпирической реальностью. Но эмпирические реальности оказываются различными. Как разрешить это противоречие? Можно рассматривать «очевидное» как бессознательное согласие (Батлер), которое работает до столкновения с несогласием, т.е. с другой «очевидностью». «Очевидное» имеет свои пределы и требует непротиворечивости мышления и его оснований. Математический анализ «очевидного» стал анализом аксиоматизации, но при этом аксиомы утратили «природность» и приобрели событийность, т.е. есть момент, возможно упущенный и забытый, когда устанавливается событие, смысл которого разделен конкретным сообществом. Вопрос истины и эмпирической достаточности в этом случае становится локальным и сводится к непротиворечивости между аксиоматизацией и формальными решениями. Но если аксиоматизация не универсальна и зависит от многих факторов и устанавливается как событие, то аксиоматизаций может быть много разных, как и их формальных рационализаций. Это направление исследований привело к построению аксиоматической теории математики в 30е (Бурбаки), затем к теории различия дискурсов (Лакан теория 4х дискурсов), а еще раньше к (представлению о) возможност(ь)и построить новый тип социальных отношений на основе политического решения (Ленин). Но я попробую упростить задачу и не вникать в бессознательное и реконструкцию базовых событий истории. Различная аксиоматизация производит инструменты (? И?)собственную логическую технику. Е. Драгалина-Черная разбирает различие базовых техник мышления как различение кванторов всеобщности ∀(Абеляр) и квантора существования ∃(Элоиза). Поэтические имена кванторы получили благодаря Пиано. Технически это две разные операции: 1)общее делится на части или, наоборот, 2)части составляются в целое.

"Введение кванторов стало решающим событием, предопределившим принципиальное отличие современной логики от традиционной. Этим нововведением она обязана двум философам - Готлибу Фреге и Чарльзу Сандерсу Пирсу, с именами которых связаны две главные парадигмы интерпретации кванторов…"[6]

Можно ли проанализировать различия коммунитарного и либертарного феминизмов в их технической логике, избегая моральных оценок. Примем, что в государственном феминизме (дискурсе власти) аксиоматизируется квантор Абеляр -всеобщее (равенство, в нашем случае) и логическими операциями будет построение новых различий по логике «больше» чем, меньше чем (сделай курсивом) (больше репродуктивных обязанностей — это женское, больше милитаристских долженствований — это мужское), выстраивание отношений проходит через социальные конфликты, групповые антагонизмы, психическую необходимости выбора и решения в личном становлении. Либертарный дискурсе принимает квантор Элоиза-существование. Автономный индивид становится атомизированным элементом и в его логической технике может работать только заключение договоров и создание коммуникационных сетей.

Допустим, что можно описать гендерные политики через доминирующие логические операции, используя различные типы логики.

∃лоиза: Логическая механика квантора «существования» строится на начальном допущении или предварительном условии рациональной области: существуют объекты или элементы. Скажем, есть элементы квир идентичностей (мужское, женское, гей, бутч, квир...), они определяется по манифестации индивидов, которые принимаются без возражений и принимаются как целое. В такой аксиоматике возможно заключить договор, связать элементы коммуникацией. Элементы «существуют», их автономная атомарность не проблематизирована. Договоры и связи между ними вторичны и дополнительны, предполагается, что можно договориться и изменить пункты договора: социальные иерархии и роли, добавить юридическое и экономическое равенство. Принцип атомарной идентичности приводит к эссенциализации идентичностей, что негласно ставит предел политическим требованиям и приводит к неуспеху новых договоров. Это было осознано как тупиковая стратегия (Батлер, Кософски Сэджвик).

∀беляр: логическая механика всебщего производит частично упорядоченные множества в логике решетки. Здесь нет ни атомарных идентичностей, ни целых натуральных объектов. Они определяются относительно друг друга на общем поле. Принцип в том, что описываются не сущности, а задаются способы различать и идентифицировать. Властной позицией будет определение функций различения. Предположу, что этот принцип был в основе советской гендерной политики, стиравшей традиционные и эссенциальные разделения на мужской и женский труд. Такая практика вытесняла различия, микрособытия, частные пространства, чем вызывала не менее дискриминационный эффект, чем эссенциальное неравенство. (Из истории известно, что эта конструктивистская стратегия встретилась с сопротивлением и привела к появлению диссидентского гендерно чувствительного феминизма в СССР против абстракции эмансипаторного субъекта.) (а почему не дать ссылку на статью Мамоновой «Роды человеческие»? На других ты даёшь ссылки, чем Мамонова хуже?)

Таким образом две техники рационализации сексуальности и субъективности оказались эмансипаторными и репрессивными одновременно, что привело к попыткам построения принципиально иной логико-дискурсивной стратегии, которая стала формироваться в 80-90е годы.