Новый мир — какой-то не таковский

Отвечает она, — паренёк»

равнодушна, презрительна, даже и бровью
поглядев на меня не ведёт
и в арбе диковатой, скрипящей, воловьей
отъезжает от наших широт
жаль, не волк я по крови — завыл на луну бы
вставил голос бы свой в общий вой
из под жаркой смирительной заячьей шубы
что накрыла весь мир с головой

* * *

из пункта «а» до далёкого «б»

едет Овидий в воловьей упряжке
горько вздыхает в арбе о судьбе
всё повторяя: «грехи мои тяжкие
вот привелось мне стать жертвой интриг
надвое жизнь моя нынче расколота
сколько бы я ещё выпустил книг
каждое слово в них чистое золото
было бы — дальше — пиши не пиши
меж солдатнёй и шальными матросами
кто тут прочтёт мои вирши в глуши?! —
жадные скифы с очами раскосыми»?
О. заблудился в чужих голосах
бредя в дороге о Риме любимом
Вечер. Сломалась арба. В небесах —
крупные звёзды. А степь пахнет дымом
Как себе саван ты сам ни готовь
как ни давись от обиды ты — всё же

ночью стихи возвращаются вновь
Рим с них сползает, как старая кожа

Летнее

Ночью жара спадает, и воздух становится свеж
Соловьи заливаются, или кто там ещё? — промеж

Новой густой листвы. Пения водопад.
Июнь наступил десять минут назад.
На рояле в четыре руки, в восемь рук, в сорок восемь рук
Ночь играет. Растёт, нарастает звук.

Вот и лето

* * *

Июльский жар, июльский зной
не остывает и в ночи
гроза проходит стороной
далёкий гром во тьме ворчит

ворчит, урчит, кричит, мычит
копытами стучит

горячим воздухом дыша
скрипит, как мельница, душа
и мелет жизнь на порошок
и мне нехорошо

в духовке, в печке, в западне
на дне, на дне, на дне

а ветер летний густ, как мёд
но вот опять знакомое:
порхает, ножкой ножку бьёт
смешное насекомое
тяжёлый сон, как стрекоза
садится на глаза

М.К.

Остался только дух. Плоть истончала.
Казалось, дунь – не станет. И не стало.
Бог свидеться привёл в последний раз
нам незадолго до его кончины.
Физически - почти уже угас:
худой, прозрачный и неизлечимый
приветствовал движением руки
вошедших. Озарили огоньки
глаза его, под пепла лёгким слоем
небытия, вползающего в дом
что разрушался, слушался с трудом
ждал встречи с окончательным покоем.

Похожий на библейского пророка
у своего последнего порога
который он почти переступил
глядел на нас, сквозь нас – в такие дали
что различимы нам с тобой - едва ли
куда он медленно, величественно плыл.

И на Преображение – уплыл

 

(август 17)

 

 

 

***

Август. Астрахань. Арбузы.
Вобла. Волга. Всё течёт.
То ли - мухи, то ли - музы
вертят дикий хоровод.

Восемьдесят третий год.

А с гитарой парень Гриша
песню нам про «Дрянь» поёт
я таких ещё не слышал
(восемьдесят третий год)

Пляж. Наташа, с чёлкой рыжей
я немножечко влюблён
даже думаю, как вижу
что одна на миллион.

И метёт вдоль парапета
ветер пыльную листву
послезавтра финиш лета
мне - в Хабаровск, ей - в Москву

Ничего уже ребята
не получится у нас
скоро ей идти в девятый
мне - в восьмой дурацкий класс.

Стоп, механик. Киноплёнка
та, что вертится в душе
рвётся, рвётся там, где тонко
и кончается уже.

(август 17)

* *

Летят перелётные гуси
под ветра октябрьского вой
над всей проосененной Русью
над Вологдой, Псковом, Москвой

Их видят Великие Луки
в Тарусе им машет вослед
Маруся-бабуся и внуки
Маруси той — бабка и дед

летит с ними ангел гусиный
и оберегает их строй
Все связаны целью единой
все спаяны общей судьбой

Как будто осенние стрелы
из множества луков зимы
летят и летят за пределы
в которых останемся мы

***

На склоне лет, да и всего на склоне
я словно позабыл, как сладко спать в вагоне
Бежит вагон покачиваясь в такт
но что-то всё равно не так, не так
Ворочался, кряхтел, гонял чаи
и думал о.. — молчи, в себе таи
о чём там думал ты в пространстве ночи
на верхней полке, с бесом под ребром
не высказать, не выразить пером
всё то, чем этот бес меня морочил

* * *

Дурацкие мысли, как гости
приходят, когда захотят
вживаются в мозг мой и после
его раздирают, когтят

Душа моя гаснет и киснет
а мыслям — как с гуся вода

Молчите, проклятые мысли
не думал я вас никогда

 

* * *

Пруд замерзает
на его берегах
толпятся утки
в серых шинелях
как врангелевцы
решившие остаться
холодное утро. Ноябрь.

* * *

День короток, а небо в низких тучах
напоминает мокрый серый мел
и давит сверху сумраком ползучим
«куда всё катится?» — спроси — скажу — «к зиме».

К зиме все катится, чем дальше — тем быстрее,

всё ближе снегопады, холода,
а в наших-то, мой друг, гипербореях
и батареи греют — не всегда.

Вот потому и птицы средь разрухи
галдят отчаянно: «To be or not to be» -
вороны, как процентщицы-старухи,
студенты-разночинцы — воробьи

и прочие — сигналя, семафоря

о неизбежном, подступившем к нам
что состоит из холода и горя,
из радости и счастья — пополам.

* * *

Снег выпал. С ним была плутовка такова —

Сбежала осень, сделав финт ушами
снег лёг на землю невесомой шалью
Зима вступила временно в права
Я радуюсь зиме. Горячим чаем
Её приход (пусть временный) встречаю
И гостье рад — быть может, что не зря,

Надеясь, что мороз прочистит горло
Которое, как той вороне, спёрло
От воздуха сырого ноября.

****
Крики, выстрелы, сабельный лязг
мясорубка, кровавая сеча
«ты в измене, как в дёгте увяз
по колени - по пояс - по плечи
так скажи мне, казак молодой
что случилось с тобой?
Чёрт чудесную песенку спел
чудо-панночкой сердце разбито
как же хвост ты её проглядел
и рога и копыта?
Как, ответь мне, ответь мне, сынок
стать иудой-то смог?

Высоко тебя ценят паны! -
конь-то, конь-то и правда — хороший!
Не пьянит тебя чувство вины?
Иль её ты не чувствуешь ноши?
А спасут ли тебя твои ляхи
От Суда, от позора и плахи!?"
Выстрел. Взвился дымок голубой
и мгновенно растаял.
Дело сделали - ринулись в бой! -
что ведёт поредевшая стая

* * *

На кой ляд тебя понесло, Хома
ночевать на чёртовый сеновал?
Кабы знал ты какая настигнет Тьма
там тебя, кабы только, дружок, ты знал!

Ночь тепла, и ветры в степи поют
звёзд на небе столько — хоть пруд пруди

оставайся в поле, философ Брут
не ходи на хутор тот, не ходи

но пошёл — и мышкой в капкан залез

как по плечи сразу в смоле увяз
сам ли выбрал путь — иль попутал бес?
Всяк не важно, парень, коль Бог не спас.

Ну, положим, просто — не повезло
а потом — вокруг закружился враг

и тебя, Хома, проглотило Зло
не заметив, походя, просто так

* * *

Нарисуй мне картину, художник Дега
например, нарисуй тараканьи бега
журналистов, политиков разных
большей частью не буйных, но грязных
Нарисуй мне Художник, давай, нарисуй

Но Дега мне ответил:
— А вот тебе хрен!
Этот мир незнаком мне и гадок
Нарисую я лучше лошадок
да, лошадок и разных цветных балерин
ведь политиков много, а я брат, один
жизнь на них мне расходовать жалко

голова моя, знаешь — не свалка!

 

***

Трудовая Копейка" 19 марта 1913 года:
"В полицию поступило заявление о розыске и задержании скрывшегося от родителей ученика городского училища, 11-летняго мальчика, П.А.Почеева. Мальчуган оставил дома записку:
«Дорогая мама! Прошу не проклинать меня, возьми книги мои и моего товарища, передай в училище, что мы уехали в Крым, вернемся через 7 лег, а может быть и раньше“.
Фамилия товарища Почеева в записке не указывается"


Реалист Почеев учился скверно
обожал, наверно, Стивенсона и Жюля Верна
«Мушкетеров» знал, чуть ли не наизусть
а кругом был пыльный степной Саратов

ни туземцев, ни подвигов, ни пиратов
словом - глушь, провинция, грусть

Вот Почеев и Сенька – его приятель -
вдруг решили: довольно терпеть нам, хватит!
едем в Крым, брат, наступит весна едва.
Ничего хорошего тут не светит
так и жизнь пройдёт – ведь уже не дети -
на двоих-то – шутка ли? – двадцать два

А в Крыму-то море, в Крыму- то скалы
в маках всё горит там кроваво-алых
альбатросы-чайки вверху парят
через год-другой - и сойдём за взрослых
повезёт – запишемся мы в матросы
и айда тогда - по морям

«Дорогая мама! За ради Бога
не судите сына Вы слишком строго
сын Ваш вырос и с Сенькой поехал в Крым
через семь лет, а может и раньше, даже
я вернусь – красивым, большим, отважным
и вполне ещё молодым».

2

И прошли семь лет, о которых писал Почеев
две войны одна- то другой бойчее
и страшнее – прошлись по земле, и вот
злой матрос – ровесник того же Сеньки
может, даже Сенька – ведёт до стенки
на Максимой даче народ - в расход.
Время стеньки опять, пугача, хлопуши
на Приморском - люди висят как груши
и давя всю прежнюю жизнь, как пыль
дико вертит башнею с пулемётом
полный ярости, царственным бегемотом
тарахтя - «Антихрист» - бронемобиль

Над причалом нервно хлопочут чайки
до утра свет не гаснет в чрезвычайке

за допросом ведут допрос
Михельсон и Кун, да Землячка Роза
деве-розе мороза смешна угроза
потому что сама – мороз.
Где ты был в те дни, реалист Почеев
представитель племени книгочеев
и романтиков из предвоенных лет?
Красным стал, братишка ты, или белым?
Сгинул где-нибудь, иль остался целым?
Навсегда затерялся след…

(июль 2017)

 

 

 

Двенадцать

Ночная улица пустая
мороз, ударивший под дых
беззвучная собачья стая –
двенадцать призраков ночных

двенадцать злых исчадий ада
двенадцать ронинов – бродяг
бегут средь тьмы и снегопада.
их гонят ветер, голод, мрак,

и холод – истинно – собачий.
Их ослепляют фонари
в глазах слезящихся маячит:
«Я сдохну завтра - ты умри

сегодня». Никакого лая.
Но Боже мой – какая жуть
когда накатывает стая
и некуда тебе свернуть

 

внезапное помутнение

Не пил, особо. Был начитан, мил.
Любил котят. Умом был не калека
потом нашло затмение — убил
без повода, считай, он человека

ну повод ли — не принятый зачёт
иль взгляд косой? Смех - проходящих мимо?
Да просто всё: в него вселился чёрт
причём — буквально, нагло, грубо, зримо.

 

***

Поэт, зажигаясь бенгальским огнём
читает стишки на манеже
брутален, красив, но при этом есть в нём
вторая какая-то свежесть

И ладно, и звучно, но что-то не так
дешёвка всё, милый Амвросий!
Но милый Амвросий проглотит фальшак
и даже добавки попросит

 

* * *

Кончились Феллини и Тарковский
фильмы те ты смотришь словно сны

Я так и не увидел деда

По невезению и лени

И он остался мне неведом

Теперь - пишу стихотворение

Несовпаденье континентов

И даже больше – полушарий

Он был из техинтеллигентов

А я, пардон – гуманитарий

У них там пальмы с океаном

И я не улетел в те дали

Шварцнеггера и голливуда

Американского футбола

Фастфуда, дивных автобанов

Классического рокенрола

И дуновений океана

Про все зарубки и заметки

Как раньше жили, были кем и

Как умирали наши предки

Они в Саратов уезжали

Теперь останутся руины

от этой жизни – как мне жаль их!

И остаются лишь потери

и нерешённые вопросы.

 

****

Мысли праздные ушли мгновенно прочь
Может, сам Господь задумал это -
нас лишить в Рождественскую ночь
хоть на время, света – интернета?

вот сижу и жгу теперь свечу -
свет другой, живой, наполнил кухню
я другого света не хочу
Этот-то уж точно не потухнет

А над всей землей повисла тишь
звуки все умолкли, бесполезны
небо скрыто тучами, и лишь
Та Звезда сияет нам из Бездны

7. 01. 2016

***
О чем ты думаешь? - спросил меня Фейсбук
- О том как всё устроено вокруг

Постепенно созреваю
словно яблоко в саду
поспеваю к урожаю
точно к сроку - упаду

все мы яблоки и груши
ждут земля и черви плоть
но живые наши души
приберёт потом Господь

вот бесплотный и болезный
ты летишь в беззвездной бездне.

Загорается Звезда.
Ты сгораешь от стыда

и умом не знаешь слабым
ты погиб или прощён?

…мне бы – луковку хотя бы...
знать бы - есть она ещё?

3

…а ты всё о смерти, о смерти всё ты
и пишешь, и пишешь, мараешь листы…
- да нет же, да нет же, поверьте,
пишу я совсем не о смерти! -
о жизни пишу я пропащей своей
и вот почему-то ясней и ясней
я чувствую, вижу при этом
как всё озаряется светом.
Когда этим светом волшебнымпронзён -
отчаянно веришь, что будешь спасён
хоть шансов-то вроде и нету
но тянешься, тянешься к свету

4

Снегу-то нынче насыпало – глянь
сколько! - душа улетает за грань
будто бы рвётся на части
от невозможного счастья.
Царь ты и раб ты, и червь ты и бог
как совместить в себе всё это смог?
даже - не микрочастица! -
в общем огромном потоке, что был
и до тебя. И плывёт, как и плыл
и так волшебно дробится
на миллиарды отдельных частей
каждая - с жизнью и волей своей
неповторима, как чудо.
Вот я стою - на замерзшей реке
слушая музыку, что вдалеке
тихо звучит ниоткуда

 

 

 

***

Шум за окном на время, словно стих
и странною походкой входит стих
насвистывая, иль напевая что-то
куря небрежно, прямо на ходу

в его мозгу - не то что бы работа
но противоположное труду

и правда, если вдуматься, то тут
скорей, игра какая-то, чем труд -
как в океане без конца и края
ловить волну, слова перебирая

***
Накатывает ритм, его волну
ловлю я, оказавшийся в плену
волны – плыву, барахтаюсь в волне
она меня несёт куда-то, не
давая вырваться. На камни, или на
песчаный берег вынесет волна? -
И весело, и страшно - ух как! – мне
нестись, нестись в стремительной волне

****

Подстрочнички мои, черновики -
все семь томов моих любовных книжек
казалось, я забыл давно вас – вы же
тут, на помине как всегда легки.
Вы, как наушнички, мне шепчете слова
напоминаете картину за картиной
и снова предъявляете права
на части моей жизни буратинной.

 

Картина (ремейк стишка 89)

Картина мастера. Теперь на раз-два-три
представь, что ты находишься внутри
картины этой: праздник урожая
иль свадьба деревенская идёт
веселье, шум; и сыт, и пьян народ
твоё воображенье поражая
избытком жизни грубой и простой
не бойся, не спеши уйти, постой
хоть век 16-ый с чумой, войной и гладом
тебе, возможно, показался б адом
когда бы в самом деле ты попал
на этот невозможный карнавал.
Играют музыканты. Пары кружат.
свинья большая отдыхает в луже.
С ней рядом мужичок сидит в обнимку
её целует, с нею точит лясы
но вскоре он на дыбу вздёрнет свинку
пойдёт она, любимая, на мясо
на окорок, жаркое, колбасу
а кости – псу

2

Свиная голова лежит на блюде
немой вопрос в глазах: «за что вы, люди
так вероломно кончили меня
предав пучине адского огня?»
Она своих простила палачей
пока в ведро стекала кровь густая
веселье прибывает, нарастая
и музыка всё громче и бойчей.

Играйте музыканты так, чтоб враз
восставши, мертвецы пустились в пляс

за шумом различаю диалог
двух пьяных мужиков, двух грязных пугал
забившихся в далёкий тёмный угол
что жадно пьют, едят, как будто впрок
Один другому: «я недавно влип
В такую переделку! Много братьев
замучены. Надеюсь, что заплатят
Не к ночи будь помянутый Филипп

и Альба-пёс, и остальная свора
что год за годом так терзает нас
когда на Страшный Суд наступит час
им всем идти. И это будет скоро!
- Молчи, дурак! – шипит ему сосед -
тут у испанцев есть глаза и уши
ужо вот схватят – точно вынут душу
а всем нам за тебя держать ответ
резону нет»

Парнишка шепчет на ухо девице:
папаша пьян твой – долго не проспится
давай, дружок. исчезнем на часок.
Девица бы исчезнуть тоже рада
однако, мать строга и вечно рядом
но в сердце льстец отыщет уголок
и сладкий шепот достигает цели
вздымается всё чаще грудь и вот
уже на всё согласие даёт
красотка Нэлли!

под сенью дуба старого солдат
что на войне последней изувечен
всё, что он съел и выпил в этот вечер
спешит вернуть родной земле назад
жена его бранит и бьёт нещадно
он философски терпит, как Сократ
семейный быт, уже привычный ад
мол, жив – и ладно!

….на горизонте:

вдали чернеет тонкий острый шпиль
собора, ветер к морю гонит тучи
пора и в путь, со мной идёт попутчик
"как звать тебя?» - спрошу – ответит: «Тиль...»

Закат багровым вспыхнул и потух
сгустились сумерки, луна взошла над лесом
с почти уже угасшим интересом
обрывок разговора ловит слух:

«На днях сожгли очередную ведьму
- Эх, жаль, не знал… пойти бы посмотреть бы!
- ещё, ужо, успеешь посмотреть..."
Жизнь бьёт ключом и рядом бродит Смерть

***

Полыхает уже с нами рядом

Полупозабытый твой ожог

о себе напомнит, но – слегка
смутно, глухо, как – издалека.

Видишь небо? Слышишь этот звон
что к тебе доносится, сквозь сон?

Только ты не спрашивай «по ком»? -
страх держа под каменным замком.

Небо, словно колокол большой
то звонит - над всякою душой

 

***

небес сорвало днище
метель, буран, пурга
не снег метёт – снежище
не видно ни фига

как радостно, однако
там, за моим окном
девчонка и собака
несутся напролом

сквозь эти дебри, чащи
из снежной пелены
и счастьем настоящим
полны

***

а потом небеса распахнулись внезапно, и вот
засияли огромные звёзды, и сказочный месяц
как ущербный, горбатый, изъеденный оспой урод
по-над парком безлюдным причудливо с облака свесясь
расплескал яркий свет, сотворивши за миг колдовство
оживив мертвецов, изнывавших от муки и скуки -
И по снегу косматые тени замёрзших кустов
протянули ко мне свои чёрные длинные руки

 

 

***

Солнце взойдёт, и даже - взошло уже
медленно в гору выходим из окруже-
ния пасмурных дней, хмарей, обид, хандры
прочь из норы, чёрной своей дыры

Март ещё слаб, но восхитительно свеж
как свежий хлеб! – хочешь - ломай да ешь
густо посыпав солью тающего снежка
и от балды помещая в строку стишка

 

***

- Что ж ты, гад, жизни не рад?
- Радость, наверно, украли.
Жизнь - есть агрегат
по производству печали

- Вот уж дурак, так дурак!
видишь ты жизнь в чёрном свете!
Как же ты, как же ты так
всё проморгал, не заметил

синих небес и чудес
города, речки и леса?
- Что ты мне в душу полез
хуже какого-то беса?

Спорили два дурака
и каждый раз - всё сначала.
по небу шли облака
солнце за ними сияло

 

 

ВИРУС

 

Болезнь

Недавно я поймал какой-то вирус
вся жизнь моя тотчас переменилась

не лезет в горло лакомый кусок
из рук бессильных выпадает книга
где на странице каждой - только фига
бессмысленно сливающихся строк
стишки пиши! – чего-то неохота…
иди гуляй! – да ну его, в болото!
то холодно и мокро, то – жара
так день за днём и протекает лето
пищит тоска из дебрей интернета
с назойливостью грубой комара

 

 

***

Хожу, напеваю чужие куплеты
мурлычу, мурлычу, мурлычу под нос
там что-то про солнце и что-то про лето
там всё – не всерьёз.

Ах, милый мой друг, как же можно про это
всерьёз-то? – дожил до седых я волос,
а кто я и что я? – не знаю ответа
и в воздухе виснет вопрос

 

****

Хлеб отравлен, воздух выпит
мир расчерчен и похож
на паралелелепипед
и на круг, едрёна вошь

***

Бывает так – распустишь крылья ты
Светло на сердце и в душе
стоишь, сияешь – ангел вылитый –
и всё же будь настороже!

Вокруг мы видим тьму хорошего
а тьмы не видим ни вершка
вся оборона наша сброшена
а тут - удар исподтишка!

О, как парили в поднебесье мы
в восторга сладостном плену! -
и вдруг - пасуем перед бесами
что сразу тянут нас ко дну

И плывший по воздушным волнам
всего лишь пять минут назад
теперь слетаешь, злобой полный
ты вверх тормашками во ад

 

***
Черти очень любят кабинеты
где ведут беседы для души
с умными людьми, таясь от света
прячась от досужих глаз в тиши

Как логичны, как сладки их трели!
быстрокрылы, мыслями легки -
обожают пробираться в кельи
к ним летя, как к свету мотыльки

Вхожи к нам они, на нас похожи
в клетчатых штанах, иль без штанов
словеса плетут и корчат рожи
и ведут отлов.

 

***

Нельзя рассчитывать на дружбу
больного бешеного пса
тебе, ему – оно не нужно
хоть плюй в глаза

Хоть говори о достоевском
любви и красоте
Ответит он с усмешкой мерзкой
ну-ну, бла-бла, те-те

и вцепится, лишь будет случай
когда взбредёт на ум
и будет рвать, и будет мучить
серьёзен и угрюм

и с ним вести не надо прений
он глух, увы и ах
его узнаешь ты по пене
по пене на губах

 

 

***
Замечательный стих

Написал я вчера

А сегодня я тих

и задумчив с утра
Удивлён – как я мог
ухватиться за нить
и легко – видит Бог -
тот стишок сочинить

А сегодня я глух

А сегодня я нем

И поэзии дух

незнаком мне совсем
и внутри – или тишь

или «ме», или «му»…

- Что ты там говоришь?
Ничего не пойму

***
Мимо времени и кассы
мимо золотых сердец
дар случайный, дар напрасный
что ж ты хочешь, наконец
От меня? Как прыгнуть выше

выше крыши, головы?
Ты скажи мне! Я услышу!
Нет, не слышу я, увы
То ты просишься на волю
То ты прячешься внутри
ну доколе же, доколе -
говори же, говори
будет мука эта длиться?

Дар - создатель. Дар - убийца.
мы вдвоём с тобой в ночи

Говори же, не молчи

 

***

А слово-то больше не значит
порою, уже ни черта
всяк запросто тычит, бабачит
о всяческом с пеной у рта
но слово не весит ни грамма
оно стало легче, чем пух
и речь, хуже, чем пилорама
насилует душу и слух
но ты продолжаешь упрямо
болтать, сам не знаешь - зачем
Смердишь, как помойная яма -
уж лучше бы - был бы ты нем

 

***

И вот опять в процессе я
ныряния во мрак
привет, привет депрессия
декабрьский депресняк

 

о, вот и накатила
проклятая волна
страшна, как чикотило
и дьявольски мутна

 

Таким унылым гадом
Теперь себе кажусь
Что даже сесть-то рядом
с таким-то гусем – гнусь

 

простите, все простите
что я не оправдал
что путаник и нытик
подонок и нахал

 

отчаянные нотки
срывают голос мой
сейчас бы выпить водки
уйти в глухой запой

 

но я не пью и стыну
и маюсь, точно бес
ища свою осину
а их тут – целый лес

 

 

ПТИЦЫ

Сплю, и вот мне снится:
к нам из чёрных дыр
налетели птицы
захватили мир

филины, вороны
коршуны и проч.
звоном похоронным
огласилась ночь

нам от них не скрыться
не спастись от тьмы
видом эти птицы
стали - как и мы:

До смерти похожи! -
отличить их сам
можешь лишь по коже
или по глазам

да ещё – скрипучим
наглым голосам

чёрные убийцы
наши господа
человекоптицы
люди им – еда

мы же - как наркотик
птиц к себе влечём
рвутся клочья плоти
кровь бежит ручьём

Но случилось Чудо
сгинула беда
вышли - Ниоткуда
делись - в Никуда

только тьма клубится
вслед на вороньём
улетели птицы
в вечности проём

слышно: «мы вернёмся…
ждите, мы придём…"

Памяти Андрея Мизинова

Твой тарантас слетел в кювет
на диком вираже
тому пять лет, пять лет, пять лет
всего, или уже?

ты тут остался без волос
по милости врачей
а там, поди, опять оброс
и хаер до плечей?

Как ты вообще, братишка, там?
И чудится ответ
«вот погоди, увидишь сам
Ты тот, нездешний Свет

Когда-нибудь. Всему свой час
всему, у всех свой срок
и Времени течёт сквозь нас
невидимый поток»

 

 

 

 

***

после посещения хирургического
отделения местной больницы

Я в больницу раз пришёл

Навестить артиста

Всё в больнице хорошо

Аккуратно, чисто

Там приличные врачи

Там неплохо лечат

Отчего душа кричит

В ужасе от встречи?

Место мне внушает страх

И смущает разум

Словно бы от газа

всё пропахло здесь тоской –

Стены, занавески

Здесь страдает род людской

И страдает – зверски

НА СМЕРТЬ ЗУБА

***

Что мне мой горб?
Пока живу, дышу
с громадной гордостью
огромный горб ношу

Он - мой. Своя не тянет ноша.
Хотя и горб, но свой, хороший.

 

***
Пил водку я и прочие напитки
то для смягченья ежедневной пытки

И я в белогорячечном бреду

Всюду слышен шансон

Ты из жизни отсеян

В полусон погружён

Бродишь вечером долгим

(или утром, как знать?)

И выходишь на Волгу,

И глазеешь на гладь

Масс почти неподвижных

Облаков, лет и вод

Так гляди же, гляди же

Глазки щуря, как крот

В эту чёрную бездну

Из которой сквозит

Что дрожишь ты, болезный

Паразит, инвалид?

Пара мыслей коротких

Шевелится в мозгу

«Где найти бы на водку?»

«Что на том берегу

Как бы Волги? Иль - Леты?»

Шум прибоя как стон

Скрип уключины где-то

Лодка. В лодке - Харон.

А на нём телогрейка

Сапоги -кирзачи

- «Есть что выпить? Налей-ка!»

Он в ответ промолчит

Головой покачает

Папироской дымя.

Он и я у причала

Никого – окромя.

Сразу видно – нездешний

Словно смерть он сама

Руки – раковы клешни

А усищи – сома

А глаза как у рыбы

Немигающий взгляд.

Встали волосы дыбом
прочь отсюда, назад!

2
Сердце прыгает в пятки

Прыг да скок, прыг да скок

Занимаешь десятки

И несешь их в шинок

Не десятки – так трёшки

Да хотя б по рублю

«Эх вы стёжки - дорожки

Пойдём, похмелю!»

Первомайская улица

То подъезд, то «подвал»

Полно кукситься, хмуриться

Сел и после не встал

Задремал возле столика

И проспал до утра

Вот смешно-то - до коликов

что там было вчера?

 

3

С утра шибают мелочь мужики

И содрогаясь - ёкает нутро

Память – будто срезало

Кто в ночи

Бил меня нетрезвого?

Сволочи

Мозга сотрясение?

Весь в грязи.

И тоска осенняя

Моросит.

7.
С башкой под одеяло

Не рыпайся – лежи.

Два дня меня ломало

И плющило, но – жив

На время – передышка

Проснулся к жизни вкус

когда-то всем нам крышка
Но я не тороплюсь.
Пишу, пишу я книжку
кусая длинный ус

 

8

Воздух от зноя дрожит и звенит
огненный шар расплавляет зенит

в городе шумно и душно
надо бы срочно под душ, но

в странном каком-то я полубреду
по раскалённому центру бреду

«водка и плюс минералка»
Хлоп. И здоровья - не жалко.

Вот эта улица, вот этот дом
но не зайти в него. Слышится гром

бьющий ладонями в уши
хочешь не хочешь, а слушай

как надвигается тяжко гроза
в час, когда пот застилает глаза

Грома грохочут разрывы.
кажется, мы ещё живы?

или теперь уже нет? – только страх
с неба ползёт, копошится в кустах

в сердце скребётся как кошка
может и жизнь – понарошку?

 

 

 

***
Жили - тили-тили, трали-вали
верили, что «жизнь» вся - впереди
воздух воровали – пропивали
мы годов до тридцати пяти

Были так похожи, даже слишком
от любви и водки осовев
на самоуверенных мальчишек
с кашей невозможной в голове

И любое море – по колено
и любые горы – по плечу
только пафос тот – мура и пена -
даже вспоминать-то не хочу

До поры - за хорошо живёте -
были нам открыты все пути
а потом увязли мы в болоте
Стоп машина. Некуда идти.

Огляделись дико – Матерь Божья! -
а вокруг – бутылки, стёб и страх
темнота, болото, бездорожье
чёртики кровавые в глазах

**
Товарищ, товарищ, бесценный мой друг
мы загнаны оба в бессмысленный круг

внутри так темно, а вовне его свет
Но выхода нет
А впрочем, быть может, я круг этот сам
придумал и зря доверяю глазам
и надо всего лишь мне перешагнуть
за круг, чтоб отправиться в путь?
А там, за пределами круга – поёт
От счастья душа, устремляясь в полёт
спадает, уходит навеки тоска
как боль из больного виска.

***
"А, ей-Богу, были мы похожи
На хороших, честных моряков".
(Владислав Ходасевич)

«Смешно! Постарели и вымрем
В безлюдьи осеннем, нагом,
Но всё же, конторская мымра, -
Сам Ленин был нашим врагом»
(Арсений Несмелов)


У красных был, как и у белых
ко времени - похожий счёт
и Ходасевич и Несмелов
и много, много кто ещё
в бреду ночей чумных, бессонных
своих надежд увидев крах
писали о революционных
годах – как лучших временах -
годах возвышенной болезни
когда сквозь муку, кровь, позор
любовь - под пули люди лезли
всему, всему наперекор
Дышали, жили, рвали жилы
но приговор судьбы суров -
вдруг превратились в «старожилов»
приказчиков, бухгалтеров.
Какого страшного накала
разочарованности стих!
Как удивительно совпало
там настроение у них
что вот же, вот же, вот же, вот же
ведь было, помнишь? Нет? Забыл?!
какими стали мы, о Боже!
И где наш пыл?

***

Квартира старая приснилась нынче мне
я был внутри, одновременно - вне
и странно – не совсем собой я был
а был я кем-то, кто себя забыл
не перекрёстке спутанных времён
где вечно царствует пульсирующий сон.
Я узнавал свой дом по мелочам:
по виду из окна и по ключам
повешенным в прихожей на стене
как раньше было тут, «при нас ещё, при мне»
я узнавал обои, запах, цвет
я видел то, чего на свете нет.
Нет дома этого – другая мебель тут
Другие люди много лет живут
своим считая старый адрес наш
«квартира 27, седьмой этаж
вон окна, видите? – горят на этаже
там и живём мы, жизнь почти уже…»

и вновь я посетил...

На этой широте, на этой параллели

Моей души - огромного куска

И памяти о выпитом и спетом

тем «незабвенным и далёким летом»
на сердце – глухо, но внутри – тоска.

 

 

* * *

Копаясь в древних сих предметах
что достаю из сундука
зальюсь слезою, но при этом
пора-порадуюсь слегка

вот — допотопная кассета

На ней — ветхозаветный рок

А вот на фото — Волга-Лета

где молод я и мой сурок

со мною, жив ещё покуда,
бодр и практически здоров
и на вопрос «пить будешь?» — «буду!»

он отвечать всегда готов

стишков и писем старых пачка
статьи, билетики, винил
рублей диковинных заначка
что мог пропить, да не пропил

храню я в тайне, словно плюшкин
покрытый прахом милый хлам
смешные цацки и игрушки
и никогда их не предам.

 

 

 

 

 

****

Однажды, стоя возле магазина
мне говорил - покойный А. Мизинов:
«как хочется, с бутылкой, да в жару
сесть не на берег даже, прямо в реку
и отдохнуть, как должно человеку.
боюсь, что не успею и помру»
Не став откладывать всё это в ящик долгий
и вскоре притащил его на Волгу
вручил бутылку и сказал «дерзай»
река, вино – зачем тянуть резину?
Упрашивать не дал себя Мизинов.
- Ну как, Андрей? – да это - просто рай!
Была прохладна волжская водичка
А.П. Мизинов чувствовал отлично
себя в воде и - крякая смешно
блаженствовал, курил неторопливо
и пил «анапу» нашего разлива
дешёвое и сладкое вино
Как нам порой для счастья мало надо
как короток до рая путь из ада
и из какого сора всё растёт!
жизнь протекает мутною рекою
а счастье вот – достать легко рукою
давай, вперёд, в полёт пора, в полёт.

 

 

***

Что никак не уляжешься? Снова никак не спится?
Это вспомнится лето, турбаза с именем птицы
Иволги – где разливалась река, кузнечик в лесу пиликал.
Время детского счастья. Долгих школьных каникул.

Дед мой, матёрый плотник – что-то всё строил, строил
домики с парой комнат (в каждую комнату – трое
человек заселялось). Был он в работе – дока.
С «золотыми руками». «Вечный ударник» – о, как!

Мы рыбачили с дедом. Плавали в лодке с ним мы
по протокам, ловили плотву, густёру и прочих
ранним утром и вечером. Над головами нимбы
вспыхивали от солнца, солнце слепило в очи.

Память моя ты, память, – выглянешь, словно в щёлку,
вспомнишь краски з