Дискуссия о социальном строе Древней Руси — КиберПедия 

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...

Дискуссия о социальном строе Древней Руси

2018-01-29 202
Дискуссия о социальном строе Древней Руси 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

 

Еще одна крупная проблема в истории DC—XI вв. — социальное устройство Древней Руси. ВХIXв. отечественные историки придавали малое значение социальным факторам исторического процесса. Но после революции 1917 г., с утверждением в отечественной науке марксизма, изучение социальной истории постепенно выходит на первый план.

В 20-е гг. XX в. в советских общественных науках, в том числе и в исторической науке, утвердился так называемый форма-ционный подход, опирающийся на принципы исторического материализма. Согласно этому подходу, каждый народ в своей истории проходил и проходит одинаковые стадии социально-экономического развития, которые и принято называть формациями. В ходе многочисленных дискуссий утвердилось представление о пяти формациях: первобытно-общинный строй, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический. По представлениям тогдашних историков-марксистов, следующая формация, по мере развития производительных сил и изменения производственных отношений, сменяет предыдущую.

В принципе формационный подход имеет свои положительные стороны, ибо предоставляет для исследователя определенную теоретическую опору. Но достоинства с самого начала перекрывались и существенными недостатками: специфика развития каждого отдельного народа, каждого отдельного государства как бы выпадала из поля зрения, а конкретная история подгонялась под абстрактные «общие закономерности», что часто очень далеко уводило от действительной истории.

Уже в конце 20-х — начале 30-х гг. известный историк, академик Б.Д. Греков, более других занимавшийся первыми веками Древней Руси, обнаружил, что в Древнерусском государстве не было рабства и, соответственно, Древняя Русь не проходила стадию рабовладельческой формации. Правда, Б.Д. Греков излишне удревнял время возникновения государства в Древней Руси, относя его еще к периоду до призвания варягов.

Идею Б.Д. Грекова поддержал Е.А. Косминскш, виднейший специалист того времени по западноевропейскому Средневековью: он не нашел рабовладельческой формации вообще в варварском северном поясе Европы. Следовательно, не только на Руси, но и у других северных народов Европы рабовладения, как господствующего социального уклада, не было. В целом концепцию Б.Д. Грекова поддержали и два виднейших историка, восхождение которых приходилось на 30 — 40-е гг. — М.Н. Тихомиров и Б.А. Рыбаков. На некоторые слабости концепции Б.Д. Грекова указал СВ. Юшков. Он возражал против неправомерного удревнения начала самого государства у восточных славян, а также против полного исключения института рабства из истории Древней Руси. Вместе с тем СВ. Юшков показал значительную специфику социального устройства Древней Руси, чем расширил спектр отличий социального уклада Руси от стран Запада и Востока.

В 60-е гг. в литературе вновь встает вопрос о рабовладельческой формации или укладе в Древней Руси. Специалист по античности В.И. Горемыки-на находила такую формацию и на Руси, и в Западной Европе. «Холопам» в Древней Руси значительное внимание уделили также П.А. Пьян-ков и A.A. Зимин. Но особенно энергично настаивал на существовании института рабства И.Я. Фроянов, многие работы которого были посвящены именно этой проблеме.

Концепция П.А. Пьянкова в основном умозрительна: он предположил, что у славян и антов в VT—VII вв. было что-то вроде рабовладельческой формации. И.Я. Фроянов, в целом соглашаясь с такой интерпретацией некоторых византийских источников, говорит просто об институте рабства. Но византийские авторы (в частности, Прокопий Кесарий-ский) отмечают как раз своеобразие рабства у славян. Плененных в войнах (а по законам войны этого времени пленный — раб) они держат определенный срок, а затем предлагают либо вернуться домой за выкуп, либо остаться в общине в качестве равноправного ее члена. Иначе говоря, рабство у славян носило очень ограниченный характер.

У И.Я. Фроянова оказалось много оппонентов. Часто И.Я. Фроянову выдвигался упрек в «архаизации» социальных отношений Древней Руси. В выводах первой его книги, посвященной социально-экономическому строю Киевской Руси (Л., 1974), сами вотчины, вокруг которых и шел спор, представлены «каплей в море свободного крестьянского землевладения». Позднее сам ученый разъяснит, что речь по существу и идет о специфике древнерусского социального устройства, а именно — о длительном сохранении общины. Более обоснованы упреки в произвольном толковании статей «Русской правды», в частности категорий зависимого населения — смердов, закупов-наймитов. По автору, «смерды» — это рабы, посаженные на землю. Но «смерды»это основное сельское население у балтийских славян, обозначение по существу тождественное позднейшему «крестьяне». В частности, этот вопрос хорошо освящен в работах Б. Рыськина о смердах в областях немецкой колонизации.

В числе оппонентов И.Я. Фроянова явился и М.Б. Свердлов, давший основательную монографию по спорным вопросам. Одной из спорных проблем явилось определение характера семьи у населения Древней Руси:

«большая» или «малая». Но здесь необходимо учитывать важнейший факт - в Древней Руси существовала и та и другая семьи. В летописи при описании обычаев племен совершенно определенно противопоставлены «большая» семья у полян «малой» семье у древлян и других восточнославянских племен. В последних работах И.Я. Фроянов, признавая в принципе наличие частновладельческого феодализма в Древней Руси, спорит с концепцией «государственного» феодализма в Древней Руси, имея в виду прежде всего работы Л. В. Черепнжа и ряда других ученых, в той или иной мере разделявших это мнение. Но уточнение в данном случае требуется не в выделении этого типа феодализма, а в определении характера самого государства, выступающего в таком качестве.

В решении проблемы социальных отношений в Древней Руси, как представляется, необходимо, во-первых, изменить угол зрения и, во-вторых, значительно расширить круг источников. Оба эти фактора помогут заново осмыслить, казалось бы, известные вопросы.

В этом отношении большие возможности предоставляет концепция «Земли» и «Власти», ведь сотрудничество и противостояние «Земли» и «Власти» определяли собой всю историю этого периода. Безусловно, на социальные отношения в Древней Руси огромное влияние оказывал и различный этнический состав «Земли» и «Власти» — славянства и «рода русского». Очень важно достоверно оценивать и место, и содержание того, что привносилось «родом русским» в отношения с подчиненными ему славянскими племенами.

Исследование социальных отношений в первой половине IX в. обычно проводится на основе материала, предоставляемого договорами Руси с Греками, заключенными Олегом и Игорем.

Сами договора изначально, видимо, являлись самостоятельными документами, уже позднее включенными в летопись. Интересно, что новгородские летописи этих договоров не знают, и это свидетельствует о довольно позднем включении их и в киевское летописание. Новгородские летописи используют киевское летописание в пределах до 1115 г., т. е. до времени, когда в Новгороде княжил Мстислав, сын Владимира Мономаха. Интерес же к русско-византийским отношениям возрос именно во времена княжения Владимира Мономаха, когда эти отношения заметно обострились. По ряду признаков заметно, что одна из редакций Начальной летописи составлялась в 20-е гг. XII в., когда и могли извлечь из архивов давние русско-византийские договоры.

Договорам посвящена значительная литература, и в большинстве случаев обычно говорят о «четырех» договорах. На самом деле из архивов было извлечено два договора: 911 и 944 гг. Лингвистический анализ договоров И.И. Срезневского, до сих пор остающийся наиболее убедительным, показал разный язык этих договоров, в том числе и отличие их языка от языка собственно летописного текста. Правда, язык договора 944 г. ближе к языку летописи, но подлинность договорного текста удостоверяется смешением двух «противней» («равно другого свещания»): русского и византийского.

В данном случае нас интересует отраженное в договорах представление о «Законе Русском» — нормах обычного права русов. Сам факт существования «Закона Русского» предполагает если не записанные установления, то очень четко определенные правила общежития и правовые нормы. Эти нормы подчеркнуто и принципиально отличаются от византийского законодательства. С одной стороны, нормы «Закона Русского» предполагают кровнородственные принципы «кровь за кровь, смерть за смерть» — равное наказание за равное преступление. С другой стороны, в этом законе присутствует весьма терпимое отношение к покушениям на собственность. Главное и принципиальное отличие — полное неприятие византийских норм наказания в виде членовредительства. Во всех случаях «Закон Русский» предусматривает только денежный штраф (в тройном размере по отношению к стоимости проступка). На фоне сурового византийского и европейского законодательств — это факт необычный. Более того, русское право, отраженное в договорах, проще и гуманнее не только византийского, но и франкского (и вообще западноевропейского) права.

Но «Закон Русский» начала X в. не сводим и к славянскому обычному праву — праву территориальной общины, в которой ясно просматривается приоритет «Земли». Договоры Руси с Греками знают одну категорию зависимого населения у русов — че-лядины, т. е. купленные или плененные рабы. Рабство у русов, видимо, отличалось от положения той же категории у славян. У славян раб, холоп, челядин принадлежал всей общине. У русов челядины были собственностью отдельных индивидов. Но при этом имелись в виду все-таки представители социальных верхов, а потому неясно, каково было устройство рядовой кровнородственной общины русов.

Для уяснения истоков своеобразия «Закона Русского» необходимо расширить круг привлекаемых источников, как восточных, так и западных. Так, восточные источники отмечают, что в случае несогласия спорящих сторон с решением правителя-судьи спор у русов решается поединком («чей меч острее»). В Европе фиксируется только одно установление, которое предусматривает решение спора поединком: это «Правда англов и вэринов или тюрингов», утвержденная Карлом Великим на рубеже VIII— IX вв. Подобное установление отсутствует в «Русской правде», но на Волго-Балтийском пути оно действовало, применялось в Новгородско-Псковской земле (так называемое «поле» — поединок), а с XV в. войдет в практику и всей Северо-Восточной Руси (в частности, в Судебник 1497 г.). Но восточные авторы знают разных русов, и «Закон» каких русов имеется в виду в договорах с Греками определить по немногим иллюстрациям затруднительно. И тот факт, что «Русская правда», явно воспроизводящая традиции давнего «Закона Русского», не знает «поля», предполагает не ту «Русь», которая ориентировалась на законы англов и варинов, т. е. «варягов» в узком смысле значения этнонима.

Следует отметить, что «Правда англов и вэринов» отказывается от принципа кровной мести, заменяя ее выплатой денежного штрафа, размеры которого зависят от социального статуса пострадавшего. При этом решительное преимущество предоставляется родственникам по мужской линии (вплоть до пятого колена). На Руси кровная месть будет сохраняться до XI столетия. Даже после ее отмены, скажем, убийство «татя» на месте преступления ночью оправдывалось (если вор не был предварительно схвачен и связан или если с ним не расправились до утра). Иными словами, «Правда англов и вэринов» действовала среди части населения по Волго-Балтийскому пути (в том числе у каких-то «русов»), но русы приднепровские держались иного «Закона Русского».

Как уже говорилось, в конце X в. при Владимире на Руси также действовали какие-то установления — «Устав земленой». Но, видимо, эти установления были своеобразным продолжением политики Ольги, стремившейся упорядочить взаимоотношения «Власти» и «Земли», которые продолжали жить по ранее сложившимся традициям, разным в различных областях и у исконно различных этносов.

Имеющиеся в исторической литературе заключения о характере социального строя Древней Руси строятся главным образом на материалах «Русской правды». Она известна в нескольких редакциях, принципиальное значение из которых имеют две — «Краткая» и «Пространная». Но и первая, и вторая редакции представляют собой своеобразные «своды» — собрание разновременных и разнохарактерных грамот и установлений. Так, имеется разночтение в новгородских летописях (Новгородской Первой и Софийской). «Грамота» Ярослава новгородцам датируется 1016, 1019 и 1035 гг. М.Н. Тихомиров, много занимавшийся источниковедческой стороной вопроса, допускал вероятность разных и соответственно разновременных редакций этой «грамоты».

«Грамота» Ярослава новгородцам и составляет основу «Русской правды». В литературе этот документ получил именование «Древнейшей правды» (первые 17 статей «Краткой правды»). М.Н. Тихомиров считал вероятным, что в 1016 г. Ярослав дал новгородцам именно «грамоту», а не «правду» — своеобразную форму Судебника. Саму «Древнейшую правду» М.Н. Тихомиров делил на две части, увязывая собственно «грамоту» с первыми десятью статьями.

Причиной того, что Ярослав дал «грамоту» новгородцам стали определенные исторические события, которые во многом определили само содержание «Древнейшей правды».

Статья 1016 г. в Новгородской Первой летописи, в которую включена «Краткая правда», сочинение явно позднее. И вообще эта летопись дает мало сведений о первых десятилетиях княжения Владимира, не упоминает о поражении Ярослава от Мстислава в 1024 г., после чего Ярослав надолго (до смерти Мстислава) останется в Новгороде. И события, которые вне хронологической последовательности изложены в упомянутой статье, развивались не совсем так, как это представил позднейший летописец.

Около 1014 г. произошел резкий конфликт у Ярослава с отцом — Владимиром. Ярослав отказался платить дань от Новгорода (в размере двух тысяч гривен) Киеву. Владимир стал готовиться к походу на Новгород, и Ярослав, готовясь к сражению с отцом, нанял варягов и колбягов. В.Н. Татищев, очевидно, прав, принимая «колбягов» за выходцев из поморского города Колобжега, т. е. «Околобережья» — вариант обозначения «поморяне». Наемники стали «насилие деять на мужатых женах». Новгородцы собрались и перебили насильников. Ярослав, обманом заманив организаторов восстания в свою резиденцию в селение Рако-мо, перебил новгородцев. А в это время к нему пришло известие из Киева, что отец умер и в Киеве вокняжился Святополк. Ярослав созвал

Новгородцев на вече, покаялся «в безумии» своем, обещал заплатить золотом за избитых новгородцев и обратился к собравшимся на вече помочь в борьбе со Святополком. Новгородцы на этот призыв откликнулись (две тысячи гривен отдавать Киеву им, конечно, не хотелось). По логике событий именно в связи с этими событиями, может быть, как раз на вече, князь и объявил о том, что дает «грамоту» новгородцам. При этом «Древнейшая правда» была предназначена только для одного города — для Новгорода, не затрагивая вовсе сельской округи.

Из 10 статей, которые М.Н. Тихомиров выделял как особую «грамоту», наиболее спорной остается первая статья. Она явно, редактировалась позднее, отчего получился повтор об уплате штрафа в 40 гривен, что по отношению к «изгоям» вообще маловероятно. Вставкой является и приписка (после «русинов») «словенина» в грамоте новгородцев (на что и указал М.Н. Тихомиров). В первоначальном виде статья, видимо, лишь ограничивала право кровной мести ближайшими родственниками и заменой ее штрафом в 40 гривен, без выделения особых этнических и социальных категорий. А следующие девять статей дают представление и об адресате «грамоты»: это княжеская дружина, наемники и новгородское ополчение. Все они были вооружены мечами, хотя в ссорах и драках могли использовать также жерди, батоги, чаши и роги (драки на пирах, видимо, при столь пестром составе знати тоже были обыкновенным явлением).

Непосредственно варяги и колбяги упоминаются в статьях 9-й и 10-й. В первом случае имеется в виду оскорбление: «ринет муж мужа от себе или к себе». За это должен выплачиваться штраф в 3 гривны, причем новгородцу надо было выставить двух свидетелей, а варяг или колбяг должны были приносить клятву (свидетелей у них могло и не оказаться). Следующая статья уже непосредственно защищает новгородцев: если челядин бежит к варягу или колбягу и тот его в течение трех дней не выведет, а пострадавший узнает, куда именно бежал челядин (обычно о бежавших «закликали» на торгу), он имеет право забрать беглого и получить 3 гривны за обиду.

Следующие семь статей (11 — 17) имеют уже более широкий крут адресатов. В них защищаются права собственников и в известной мере представлен сам судебный процесс: так называемый «свод» — привлечение 12 свидетелей с целью оправдания обвиняемого в краже (интересно, что цифра 12 значится и в «варяжских законах», и она восходит, видимо, еще к кельтическо-му счету дюжинами). Именно это добавление и могло явиться

«уставом» в середине 30-х гг., когда Ярослав окончательно утверждался в Киеве. Тогда же могло появиться и добавление к первой статье, где «Словении» уравнивается в правах с «русином». «Русинами» же в это время назывались жители Приднепровья, причем их отличали и от варягов, и от словен. Сам этноним «варяги» примерно с этого времени распространяется и на скандинавов, которые появились в окружении Ярослава после его женитьбы на шведской принцессе Интигерд.

Впрочем, вряд ли Ярослав «установил и утвердил» свою «грамоту» окончательно. Об этом свидетельствуют события 1018 г. Потерпев тяжелое поражение от Святополка и его союзника польского короля Болеслава, Ярослав бежал в Новгород всего с четырьмя новгородцами. Ярослав собирался бежать и дальше, «за море», но новгородцы во главе с посадником Константином Добрыничем его не отпустили. По инициативе новгородцев, по крайней мере их управляющих верхов, Ярослав решил нанять варягов для нового похода на Киев. И, очевидно, что князь — лишь после совета с новгородцами — распорядился собирать с мужа по 4 куны, со старост по 10 гривен, с бояр по 18 гривен. В этом случае не уточняется, шла ли речь только о Новгороде или же и о сельской округе. Но сказано, что «совокупи Ярослав вой многы». Как видно, суммы денежных выплат в данном случае совершенно другие, нежели в «Древнейшей правде». Следовательно, нормы «Древнейшей правды» в тот период еще небыли общеупотребительными и обязательными (даже для самого князя).

Именно «Древнейшая правда» служит основанием для поисков аргументов в пользу преобладания на Руси вплоть до XI столетия рабовладельческих, а не феодальных форм хозяйствования — в «Древнейшей правде» фигурируют только свободные и челядины.

Рабство в «Древнейшей правде» имеет свои исторические истоки. О том, что русы на Вол го-Балтийском пути захватывали славян и тех, кто на этом пути жил, и везли в Булгар продавать в рабство, сообщают восточные авторы. Но и из текстов договоров Руси с Греками, и из текста «Древнейшей правды» следует, что рабство носило домашний характер, предполагало наличие рабов у узкого слоя социальных верхов.Новгорода и не распространялось даже на сельскую округу Новгородской земли.

А вот предположение, будто «смерды» — это рабы, посаженные на землю, ничем не может быть обосновано. Выше уже отмечалось, что «смерды» — это основное сельское население у балтийских славян. «Смердами» называлось и свободное сельское население Новгородчины и Псковщины («смердья брань» в конце XV в.). За участие в походе на Киев в 1016 г. Ярослав вознаградил «старостам по 10 гривен, а смердам по гривне, а новгородцом по 10 гривен всем». В этом контексте «старосты» — это руководители сельских общин, которые и привели с собой смердов. Новгородская V летопись сообщает, что смердам князь дает по две гривны. Это столько, сколько, по «Русской правде», стоил «смерд ий конь».

Продолжением и позднее одной из частей «Русской правды» стала так называемая «Правда Ярославичей» — нормы правосудия, принятые при сыновьях Ярослава Владимировича. «Правда Ярославичей», по мнению М.Н. Тихомирова, это 18 — 26 статьи «Краткой правды», а остальные были дополнены позднее. Но извлечения из нее дает и «Пространная правда», сообщающая, в частности, об отмене института кровной мести. При анализе норм «Правды Ярославичей» необходимо также учитывать, что эти нормы распространялись только на земли, подвластные самим Ярославичам, княжившим в Приднепровье. Северные земли Руси в ней не затрагиваются, и сам Новгород, судя по событиям XI—XII вв., живет по собственным законам.

Появление «Правды Ярославичей» обычно связывают с обострением социальных противоречий в начале 70-х гг. XI в. (Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров) — необходимо было ввести более жесткие нормы для защиты социальной верхушки, княжеских и боярских вотчин, а также княжеских и боярских слуг (учредителями «Правды» были три Ярославича и представители знати). Именно поэтому в «Правде Ярославичей» нормы штрафов повышены вдвое, но эти повышения (в 18 — 26 статьях) касались в основном княжеской администрации.

Поэтому «Правда Ярославичей» дает материал для обсуждения вопроса о характере княжеской и боярской вотчины, но «вервь» — собственно крестьянская община — остается за пределами норм «Правды Ярославичей», как противостоящая вотчине и живущая по своим собственным законам, с которыми высшая власть обязана считаться и не вмешиваться в них. Следовательно, «Правда Ярославичей» предусматривает только отношения внутри вотчин и между вотчинами.

Главным объектом в «Правде Ярославичей» выступает именно княжеская вотчина. В данном случае необходимо сделать экскурс в более ранние времена. По крайней мере с эпохи Великого переселения народов существовало право предводителя на третью часть добычи. В «Повести временных лет» это выражено в дани, наложенной Ольгой на древлян: две трети Киеву, а одну треть на собственный город Вышгород. Следовательно, уже в середине X в. на Руси существовали «княжеские» города и села, упоминаемые в летописях как нечто само собой разумеющееся. Этот факт вполне достаточный аргумент против появившейся некоторое время назад концепции якобы характерного для Руси «азиатского деспотизма». На самом деле собственность государства и собственность княжеского домена не смешивалась.

Но если летописи только упоминали об этом явлении, то «Правда Ярославичей» дает нам возможность понять, что конкретно представлял отличный от государственного княжеский домен. И в этом смысле «Правда Ярославичей», конечно, не нововведение, а констатация существующего положения, т.е. это обозначение не начала, а давно идущего процесса. Этот факт сам по себе подтверждает мнение Б.Д. Грекова, искавшего феодальные отношения еще в X в. Уже в X в. феодальные отношения явно превалируют над рабовладельческими, что и фиксирует «Правда Ярославичей».

Поэтому «Правда Ярославичей», фиксирующая ситуацию третьей четверти XI в., служит важным источником в споре о соотношении рабства и феодальной зависимости в Древней Руси. Именно вокруг ее статей и разгорелся спор среди исследователей о соотношении рабских и феодальных форм эксплуатации. И идет он прежде всего о юридическом положении обозначенных в «Правде» зависимых категорий населения.

Из категорий зависимого населения в «Правде Ярославичей» называются «холопы», «рядовичи» и «закупы». С «холопами» все ясно: это — домашние рабы, не принимающие хоть какого-то весомого участия в экономической жизни общества. Обращает на себя внимание то, что денежный штраф за голову смерда и холопа один и тот же: 5 гривен. За холопку-кормилицу штраф предполагал 12 гривен (против 5 за смерда и холопа). В этом иногда видят приниженность «смерда», его рабско-холопское состояние. Но правы те авторы, которые, напротив, видят в этом возвышение холопа, принадлежащего вотчинику. И означает это не только приниженность «смерда» в социальной структуре киевского общества, но и опять-таки «домашнюю» ориентированность рабства.

А вот категории «закупов» (о них много говорит «Пространная правда») и «рядовичей» свидетельствуют как раз о феодальном характере зависимости - «закупом» или «рядовичем» становятся за долги. Именно в категории «закупов» проявляется один из главных путей установления зависимости: отработка за «купу» — за долг (само слово «найм» в данном случае означает процент с долга). Причем и в том и в другом случае предполагается потенциально капиталистическая форма зависимости: «Правда» фиксирует возможность отработки денежной или вещественной ссуды. «Закуп» обычно имеет все необходимые средства для ведения хозяйства и может освободиться, если выплатит занятое. Поэтому формула И.Я. Фроянова — «полураб» — явно неудачна. Таким образом, «Правда Ярославичей» свидетельствует о явном преобладании феодально-зависимого населения.

И, конечно, надо иметь в виду, что в «Правде Ярославичей» предполагались лишь вотчины князей и высшего слоя боярства — трех сыновей Ярослава и некоторых их же бояр. Но среди сельского населения того времени преобладало — по численности и значению — свободное население общины («верви»), в которой сохранялись традиционные порядки самоуправления и самораспределения.

Можно отметить и то, что ценностные выражения штрафов в «Правде Ярославичей» контрастней, нежели в «грамоте», данной новгородцам Ярославом. В новгородской «грамоте» Ярослава стоимость челядина определялась в 12 гривен, а высший штраф в 40 гривен. В Приднепровье же, согласно «Правде Ярославичей», холоп, как и смерд, оценивалися лишь в 5 гривен, тогда как княжеские слуги — в 80 гривен. И дело здесь не только в «развитии» феодальных отношений, но и в специфике разных территорий. «Пространная правда» даст лишь указание на распространение принципов, изложенных в «Правде Ярославичей», на другие территории Руси, обозначит направление естественного складывания общественных отношений, но не изменит их сущности. А, скажем, обозначение «закупов» в позднейших списках «Русской правды» «наймитами» подчеркнет их реальное положение именно при феодальном значении «найма» как той или иной платы за ссуду.

И еще один важный момент для понимания социальных отношений в Древней Руси IX—XI вв. Речь идет о социальных конфликтах. В советской историографии 30 — 50-х гг. XX в. явно преувеличивался фактор «классовой борьбы», и потому все

социальные конфликты рассматривались как «антифеодальные». П.П. Толочко и И.Я. Фроянов с достаточным основанием отмечают, что, во-первых, эти конфликты далеко не всегда носили «классовый» характер, а, во-вторых, «антифеодальными» они и не могли быть, поскольку в то время крестьянские или городские общины, отстаивая свои традиционные права, на феодальные основы не покушались. И борьба шла вокруг двух главных вопросов: или социальные низы отстаивали свои права на «старину», или же стремились к установлению наиболее целесообразных отношений между «Землей» и «Властью».

В XI—XII вв. в Древней Руси установится так называемая феодальная раздробленность, которая, естественно, скажется и на характере самого феодализма. Именно в этот период «государственный» феодализм будет уступать «вотчинному». С XI в. феодалами станут и монастыри, и главные храмы (о пожалованиях Десятинной церкви имеются летописные записи, относящиеся, по всей вероятности, именно к XI столетию). Но в этот период укрепляется и самоуправление «Земли», а потому уровень феодальной эксплуатации будет умеряться сопротивлением общины. В то же время институт холопства будет пополняться в основном за счет добровольного перехода свободного населения в холопы, что чаще всего было следствием голодных лет или внешних вторжений, приводивших к разрушению традиционного хозяйства.

 

Литература

 

АвдусинД. А. Об изучении археологических источников по варяжскому вопросу // Советское славяноведение. Т. 20. 1975.

Алексеев В. П. Происхождение народов Восточной Европы. М., 1969.

Алексеева Т. И. Славяне и германцы в свете антропологических данных // Вопросы истории. 1974. №3.

Арциховский А. В. Археологические данные по варяжскому вопросу // Культура Древней Руси. М., 1966.

Баршольд В. В. Арабские известия о русах // Сочинения. Т. II. 4.1. М., 1963.

Белецкий С. В. Культурная стратиграфия Пскова (археологические данные к проблеме происхождения города) // КСИА. Вып. 160. М., 1980.

Беневоленская Ю. Д., Давыдова Г. М. Русское население Псковского обозерья // Полевые исследования Института этнографии. 1977. М., 1979.

Березовець Д. Т. Про шя носив салтшсько1 культури // Археолопя. Т. XXIV. Кюв, 1970.

Брайчевский М. Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного // Земли Южной Руси в IX—XIV вв. Киев, 1985.

Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков // Труды. Т. I. СПб., 1908.

Венелин Ю. Скандинавомания и ее поклонники. М., 1842.

Венелин Ю. Известия о варягах арабских писателей и злоупотребление в истолковании оных // ЧОИДР. Кн.4. М., 1870

Веселовский А. Н. Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском // ИОРЯС. Т. XI. Кн.З. СПб., 1906.

Вилинбахов В. Б. Современная историография о проблеме «Балтийские славяне и Русь» // Советское славяноведение. 1980. №1.

Витое М. В., Марк К. Ю., Чебоксаров Н. Н. Этническая антропология Восточной Прибалтики. М., 1959.

Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870.

Гедеонов С. А. Варяги и Русь. Ч. 1—2. СПб., 1876.

Горюнова В. М. О западных связях «Городка» на Ловати // Проблемы археологии и этнографии. Вып.1. Л., 1977.

Грушевский М. С. Киевская Русь. Т.1. СПб., 1911.

Гуревич Ф. Д. Скандинавская колония на территории древних пруссов // Советское славяноведение. Т. 23. 1978.

Денисова Р. Я. Антропология древних балтов. Рига, 1975.

Дорн Б. А. Каспий. О походах древних русских в Табаристан. СПб., 1875.

Дробинский А. И. Русь и Восточная Европа во французском средневековом эпосе // Исторические записки. Т. 26. М., 1948.

Дубов И. В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего Средневековья. Л., 1982.

Завитневич В. Происхождение и первоначальное значение имени «Русь» // Труды Киевской Духовной академии. 1892. №11.

Заходер Б. И. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. T.II. М., 1967.

Зеленин Д. К. О происхождении северновеликоруссов Великого Новгорода//Доклады и сообщения института языкознания АН СССР. М., 1954.

Иловайский Д. И. Разыскания о начале Руси. М., 1982.

Калинина Т. М. Ал-Масуди о расселении русов // Восточная Европа в древности и Средневековье. М., 1978.

Каргер М. К. Древний Киев. Т.1. М; Л., 1958.

Клейн Л. С, Лебедев Г. С, Назаренко В. А. Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения // Исторические связи Скандинавии и России IX— XX вв. Л., 1970.

Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М., 1977.

Костомаров Н. И. Начало Руси // Современник. Т. 70. №1. СПб,, 1860.

Кочкуркина С. И. Юго-восточное Приладожье в X—XIII вв. Л., 1973.

Кузьмин А. Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // Вопросы истории. 1970. №1.

Кузьмин А. Г. Об этнической природе варягов // Вопросы истории. 1974. №11.

Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977.

Кузьмин А. Г. Заметки историка об одной лингвистической монографии // Вопросы языкознания. 1980. №4.

Куник А., Розен В. Известия Ал-Бекри и других авторов о руси и славянах. 4.1. СПб., 1878.

Куник А. Известия Ал-Бекри и других авторов о руси и славянах. 4.2. СПб., 1903.

Лебедев Г. С, Розов А. А. Городец под Лугой// Вопросы истории. 1975. №2.

Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. Ловмяньский Г. Руссы и руги // Вопросы истории. 1971. №9. Ловмяньский Г. Русь и норманны. М., 1985.

Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства // МИА. № 152. Л., 1968.

Мавродин В. В. Происхождение русского народа. Л., 1978.

Матузова В. И. Английские средневековые источники IX— XIII вв. М., 1979.

Мельникова В. А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977. Морошкин Ф. Л. Историко-критические исследования о руссах и славянах. СПб., 1842.

Мошин В. А. Варяго-русский вопрос // Slavia. Vol. X. Praha, 1931.

Назаренко А. В. Русь и Германия в IX—X вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 1994.

Никольский Н. К. «Повесть временных лет» как источник для начального периода русской письменности и культуры. Л., 1930.

Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и руси VI—X вв.//Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990.


Поделиться с друзьями:

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.106 с.