Т. Мейн. «The past is not where I left it» («Прошлое не там, где я оставил его»).

Формой художественной интеграции в русле постмодернистской игры смыслов и образов можно считать метод работы Т. Мейна над концептуальным урбанистическим проектом для Гаваны «Прошлое не там, где я оставил его» («The past is not where I left it»). Этот концептуальный проект – архитектурная утопия – демонстрирует метафорический поэтический подход архитектора к вопросу переживания времени и истории.

Эпиграфом к своей концепции архитектор выбрал цитату из книги «Философско-исторические тезисы» Вальтера Беньямина, в которой философ метафорически представляет ангела истории, обращенного лицом в прошлое.

«Так должен выглядеть ангел истории. Его лик обращен к прошлому. Там, где для нас – цепочка предстоящих событий, там о н видит сплошную катастрофу, непрестанно громоздящую руины над руинами и сваливающую все это к его ногам. Он бы и остался, чтобы поднять мертвых и слепить обломки. Но шквальный ветер, несущийся из рая, наполняет его крылья с такой силой, что он уже не может их сложить. Ветер неудержимо несет его в будущее, к которому он обращен спиной, в то время как гора обломков перед ним поднимается к небу» [274].

В начале описания концепции проекта Т. Мейн вспоминает отчетливо врезавшийся в память сон о Кубе, тем более неожиданный и странный, что на тот момент он там не был да и не мог быть по политическим причинам. В этом видении очарованный и влюбленный автор, следует за прекрасной и постоянно ускользающей незнакомкой через лабиринты переулков Старой Гаваны. Архитектор вспоминает: «Сон был наполнен чувственностью самого города, его сердечных жителей, их открытостью, вездесущей музыкой и людьми, движущимися медленной, чувственной походкой мимо красивых зданий, разрушающихся в красочном буйстве отчаяния. Древние, но еще тщательно ухоженные Chevies, DeSotos и Паккарды были беспорядочно припаркованы вдоль дороги, и мои чувства были наполнены запахом моря, рома, еды и секса».

Эти метафизические образы легли в основу изучения Кубы, которую мастер стремился прочувствовать во всех подробностях. Особо ценно, что в ходе проекта автор сделал попытку выработать стратегию осмысления и погружения в пространственно-временной контекст незнакомого места

Особо ценно, что в ходе проекта автор преследовал цель проследить механизмы осмысления пространства-времени незнакомого места, интегрируя осмысленные факты и интуитивные представления, воображаемые образы. Впервые посетив Кубу, архитектор отразил непосредственные впечатления от растительности и моря в серии эскизов в виде геометрических форм. Эти рисунки, по признанию автора, стали записью его собственного «неполного погружения», отражая сложность, неуловимость, изменчивость образа. Т. Мейн приходит к двум выводам: во-первых, «контекст не подразумевает гладкого, бесшовного повествования», во-вторых, «согласованность не может быть достигнута специально до появления внутреннего опыта или понимания» [274].

В своих рассуждениях Т. Мейн предлагает альтернативу наиболее распространенному подходу к архитектурному исследованию, основанному на знании истории и традиций, особенно, местными специалистами. Архитектор подвергает сомнению значимость и актуальность исторических фактов, равно как и пристальное внимание к деталям, и верит, что понимание может прийти и иным способом, например, посредством воображения, иллюзии, мечты. Город оживает и раскрывает свои возможности, секреты и противоречия для каждого отдельного прохожего. «Гавана была неисчерпаемым пространством, лабиринтом бесконечных шагов, и не важно, как далеко я шел, независимо от того, как хорошо я узнавал его кварталы и улицы, меня не оставляло чувство затерянности во сне. Потерянности не только в городе, но и внутри себя», – так, в итоге, оценивает автор свое реальное знакомство с городом.

Наряду с изучением контекста проектирования, Т. Мейн задается вопросом о том, какова будет та объединяющая идея, которая позволит развиваться городу, в каком направлении пойдет это развитие и кто является его социальным заказчиком. Встает целый ряд принципиальных вопросов: как соотнести ценности отдельной личности и коллектива; стоит ли ориентироваться на идеализацию прошлого, как в европейской традиции; как соблюсти равновесие искусственного и естественного.

В поиске ответов архитектор обращается к словам о Мексике поэта, публициста и дипломата Октавио Паса из «Лабиринта одиночества», которые в равной степени применимы и к Кубе: «Я не проповедуют возвращение к прошлому, выдуманному, как и все прошлое, и я не выступаю за то, чтобы мы вернулись в лапы традиции, которая будет душить нас. Я считаю, что Мексика, как и другие страны Латинской Америки, должна найти свою собственную современность. В определенном смысле ее надо изобрести. Но она должна основываться на тех путях жизни и смерти, приобретения и расходов, работы и игры, которые проложили наши люди. Это задача, которая требует не только благоприятных исторических и социальных обстоятельств, но и необычайного воображения. Возрождению воображения, как в области искусства, так и в политике, всегда предшествует анализ и критика. Я считаю, что эта обязанность ложится на наше поколение и на последующие» [274].

В завершении своего эссе Т. Мейн подчеркивает, что эскизы и восемнадцать концептуальных моделей стали частью предварительного исследования вопросов ландшафта, окраин, границ и циклической природы роста и упадка внутри обозначенной территории. Следуя своему убеждению в социально-политической роли архитектора, Т. Мейн постарался предложить определенную стратегию для города и его жителей, оставаясь при этом в понятном поле напряженности и конфликтности, созданном отношениями США и Кубы.