Натурализм язычества и сверхъестественность христианства.

Проф.Телле говорит, что всякую религию характеризуют ее воззрение на отношение между Богом и человеком, а так же между Богом и миром. Связь человека с Божеством выступает в религиях с различным характером. В одних религиях эта связь чисто природная, естественная, досознательная и необходимая, в других она выступает, напротив, как связь разумно-сознательная, свободная, и связь чисто природная заменяется здесь связью свободно-нравственной. И с этой точки зрения историки религий дают такую их класификацию: религии первого рода они называют естественными (натуралистическими), религии вторго рода — сверхъестественными (супранатуралистическими), или этическими. К последним относят религию древнееврейскую и христианскую; к первым все остальные.

Отсюда, сущностью языческого религиозного мировоззрения является натурализм, космизм в широком смысле слова. Язычество есть обоготворение природы, ее сил и явлений, бытия конечного и ограниченного. Божеством язических религий были силы и стихии космического порядка. Религиозные представления язычников все и всецело привязаны к потоку явлений природы и человеческой жизни, и не возвышаются над миром видимым. Своих богов ищет древний человек среди того же мира, где живет. Человек является полным рабом природы. Натуралистический характер язычества ясно отмечает св. ап. Павел, говоря, что язычники “заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца”(Рим. 1, 25). Даже в лице лучших своих представителей, языческий мир не мог преодолель натурализма. Совершеннейшие философские системы языческой древности не содержали в себе достаточной силы, чтобы окончательно порвать с почвой натурализма. Душа язычника не могла “вырваться из рокового воспаленного круга бывания, чтобы достичь чистого бытия”.

Но есть ли здесь что-либо общее с христианством?

Образ Христа Спасителя чужд всякого натуралистического элемента. Ни в одном из новозаветных писаний не говорится, что Христос — природная сила мира. Христиане, на всем протяжении христианской истории, всегда строго отличали Бога и Мессию от природы и ее явлений. Образ Христа никогда не вовлекается в жизнь природы; ему совершенно чужды все натуриалистические черты. Во Христе всякая связь с натурализмом порывается. Это отмечается в качестве отличительного признака христианства даже теми учеными, которые видят в нем лишь своеобразную синкретическую религию. Так, проф. Гунсель, утверждая, что основой учения ап.Павла о Христе был языческий образ умирающего и воскресющего божества, замечает: “Но и теперь уже мы можем сказать, что новозаветный образ Христа, несмотря на все свое формальное родство с языческими мифами, по содержанию высоко поднимается над всеми ими: вся толпа натуралистических богов-героев, бывших только идеалами природного, чувственно — эгоистиче­ского человечества, должна была отступить пред одним Господом и Сыном Божиим, идеа­лом нравственного человека, идеалом свободного послушания и любви. Пусть сравнят Христа Павлова и Иоаннова с Митрой или Гибиль — Зива маздеев, чтобы признать справед­ливость этого положения...".

Представители мифологической школы, как мы видели, выдвигают утверждение, что и христианство является одной из натуралистических религий, что и в лице Христа мы почи­таем одну из стихий природы. Так, по Древсу, Христос есть не более, как древне-ефраимский бог солнца, более или менее тождественный с божествами религий передний Азии и Индии, Митрой, Адонисом, Агнии; то же утверждает А. Немоевский и другие dii minores современной мифологии.

При оценке данного рассуждения мы должны иметь ввиду прежде всего, что Древс со сво­ими единомышленниками в подтверждение своего тезиса никаких доказательств не приводит, а если и приводят, то эти "доказательства" лишь поражают своей наивностью и предвзятостью. Затем мифологи забывают тот факт, безусловно достоверный, что древние христиане, как это можно видеть из всех дошедших до нас памятников христианской письменности, всем своим существом отрицали возможность боготворения твари, хотя бы и в виде столь блестящего и важного светила для нашей жизни, как солнце. В памятниках древнехристианской письменности нет даже намека на какое-либо поклонение солнцу или другими стихиям и силам природы. Напротив, христианские апологеты говорят язычникам: "Поклоняться стихиям я и сам не буду и других склонять не стану к этому"; "Божествен­ный закон запрещает нам поклоняться не только идолам, но и стихиям: солнцу, луне, звездам... Только Единому Богу и Творцу вселенной мы должны поклоняться".

Вo времена Тертуллиана некоторые говорили, что христианский Бог есть солнце, основываясь на том, что во время молитвы христиане обращаются к востоку, — христианский апологет склонен смеяться над этим и восстает против всякой попытки усматривать какую-либо связь между христианством и язычеством. Св. Афанасий Великий говорит, что истинными богами не могут быть ни солнце, ни луна, ни другая какия часть твари, — служение им и обоготворение их есть внушение не благочестия, а безбожия и всякого злочестия. Замеча­тельно, что император Юлиан Отступник в основании своей религии полагал культ солнца и себя считал служителем "Царя — Гелиоса", — однако, он стремился искоренить христиан­ство, а христиан называл безбожниками и " нечистивыми галилеянами". Конечно, он не мог поступать так, если бы в действительности христианство было замаскированным язы­чеством, и почитание Христа было поклонение богу-солнцу.

Снова мы должны со всей решительностью заявить, что христианство — совершеннейшая духовная религия, ничего общего по существу своему не имеющая с натурализмом языче­ских религий. "Во Христе, — по справедливому замечанию Шеллинга,- умерло все язычество, вся космическая религия...".

3.2 МИФОТВОРЧЕСТВО В ЯЗЫЧЕСКИХ РЕЛИГИИ.
ИСТОРИЧНОСТЬ РЕЛИГИИ ОТКРОВЕНИЯ.

Натуралистический характер язычества является основным признаком, отличающим язы­чество от христианства. Не менее рельефно проявляется своеобразие язычества, в сравнении с христианством, и в других отношениях.

Мышление натуралистической религии, — говорит прф. протоиерей Н.М.Боголюбов, — ми­фологическое, мышление религии супранатуралистической — историческое. Т.к в натурали­стических религиях связь чесловека, как сказано выше, представляется связью природной, досознательной, то эти религии не могут сознавать своего происхождения, как совершив­шийся в определенный момент факт. Полная истина открывается им лишь в природной об­ласти, а потому свое происхождение они не могут приурочить к определенному времени, — это для них событие, прошедшее вне времени и пространства. И в большинстве случаев натуралистические религии не знают своих основателей, как исторических личностей. Начи­ная свою историческую жизнь, народ уже находит себя связанным религией, как наслед­ством, полученным от доисторических предков. Это — религии или народные, возникшие в результате мифологического творчества, или, хотя и возникшие под влиянием какой-либо личности (Зороастр, Будда), но стремящиеся стереть исторический облик этой личности, исключить ее из области исторических деятелей. Последнего рода религии, даже возникая во свете истории, стремятся окружить себя мраком доисторического прошлого. Таким обра­зом, мифология является отличительной чертой язычества. В противопололожность язы­честву, религии супранатуралистические — иудейская и христианская — живут в сфере созна­ния и истории. Свое происхождение они приурочивают к определенному месту и времени. Характерную черту в мифологии составляет отсутствие связи описываемых ею лиц с ис­торией. Язычники не считают своих богов историческими личностями. Мифы не знают хронологии, смешивают времена места и лица. Между тем, проповедники христианства во все времена настаивают на реальном явлении обсолютного Бога, пришедшего на землю в определенное время, в известной исторической обстановке. Христианские историки точ­но указывают время и место жизни и деятельности Христа. Евангелисты земную жизнь Спасителя связывают с известными лицами, событиями и местом, которые составляют предмет истории, чего не могло бы быть, если бы авторы Евангелий не были убежденны, что Христос был реальным человеком, жившим в определенное время и в определенном мес­те. Св. Апостол Иоанн Богослов писал: "О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши..., возвещаем вам"(Ин. 1, 13; срав. Ин. 1, 14; Откр. 1, 2). Апостолы неоднократно заявляют, что относительно Христа и Его Жизни они являются только свидетелями (Ин. 15, 27; Деян. 1, 8, 21-22; 10, 39-42 и др.). "Мы не можем не говорить того, что, так видели и слышали"(Деян. 4,20), — за­являл апостол Петр у того же апостола мы находим следующие слова, в которых он ясно отличает свою проповедь о Боге воплотившемуся от языческих мифов: "Мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа, не хитросплетенным басням последуя, но бывши очевидцами Его величия"(2Петр.1,16).

В проповеди христиан о Боге воплотившемся, явившемся в конкретных случаях земной действительности, и была сила христианства, благодаря которой побледнели мифологиче­ские образы языческих богов, и одно из существеннейших отличий религий христианской от языческой.

Это отличие столь разительно, что признается целым рядом исследователей вовсе не рас­положенных к христианству.

"Для нас важно восстановить, — пишет атеистический автор А. Ранович, — не столько то общее, что есть между христианством и восточными культами, сколько различия между ни­ми. Важно установить специфику христианства по сравнению с родственными восточными культами. Эта специфика состоит в учении о воплощении. В культе умирающего и воскре­сающего бога разница между христианством и всеми прочими религиями заключается в том, что в христианстве этот бог очеловечен, чего нет в культе Озириса, Адониса, Аттиса и др.". Даже Ф. Энгельс, который утверждает, что "все христианство, за исключением только последнего заключительного камня, было уже готово" в философии Филона и культе це­зарей, говорит, что "этим последним камнем здания христианства было учение о воплоще­нии сделавшегося человеком Слова в определенной личности и о Его искупительной жерт­ве на кресте для искупления грешного человечества. Каким образом вложен был этот по­следний камень в стоическо-философские теории, в этом у нас нет действительно достовер­ных историков... ".

3.3 ЭТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ХРИСТИАНСТВА
И БЕЗНРАВСТВЕННОСТЬ ЯЗЫЧЕСКИХ РЕЛИГИЙ.

Религии сверхъестественные (древнеиудейскую и христианскую) выше мы назвали рели­гиями этическими. В этом новое отличие языческих религий от христианства. Так как природа не знает ни добра, ни зла, то и образы языческих богов бывших олицетворением природных, космических сил, совершенно лишены всякого нравственного достоинства. Многие из языческих легенд о богах являются прямо возмутительными для всякого нравственного чувства. Язычество расслабляюще действовало на нравственное чувство. Д.Робертсон признает, что языческие культы были проникнуты "духом сексуализма". В индийских сказаниях о Кришне говориться, что у этого "бога", было 8 жен законных и 16.000 незаконных, от которых он имел семейство в 180.000 сыновей, а "подвиги" этого бога состояли главным образом в неразборчивом адюльтере, чередовавшемся с многочисленны­ми убийствами. У Теренция читаем как некий прелюбодей в свое оправдание ссылается на грех Юпитера: " Если так действует бог, — говорил он, — то почему мне, человеку, не действовать так же?”. "Если бы только я, — восклицал Антисфен, друг Сократа, — мог пой­мать Афродиту! Метательным копьем пронзил бы я ее за то, что она соблазнила у нас столько почтенных и прекрасных женщин". Языческая теология с полным одобрением относилась к соблазнительным формам культа, являвшемся неотъемлемой частью язы­чества. Плутарх, например считал "грязные" слова и такие же ритуальные действия средствами, чтобы задобрить, удовлетворить демонов. Неоплатонический автор трактата "О языческих мистериях пошел дальше — до идеализации культа фалла. Храмы служили местом для любовных интриг, и, как говорит Муниций Феликс, блуд в языческих храмах развивался свободнее, чем в открытых публичных домах. Лукиан упоминает об одной по­зорной похвале педерастии, что произносилась в форме речи в храмах во время богослуже­ния. Хорошо известно также, какую роль играло вино, особенно на праздниках Диониса, когда считалось, что более всего угоден божеству тот, кто больше всех выпьет. Хрис­тианские апологеты с большей силой говорят о безнравственности языческих культов и ми­фов.

Но если в представлениях о языческих богах совершенно отсутствует всякий нравствен­ный характер, то евангельский образ Христа Спасителя представляет недосягаемый образец нравственного совершенства, являясь неиссякаемым источником нравственного вдохновения уже для двадцати веков. Христос в Евангелии представляет Собою абсолютно святую Личность. На Его вопрос: "Кто из Вас обличит Меня в неправде?"(Ин.8,46) — может быть только один ответ который невольно вышел из уст Пилата: "Невиновен я в крови Правед­ника сего..."(Мф.27,24) и предателя Иуды: "Согрешил я предав кровь неповинную"(Мф. 27, 4). Сенека говорил, что для того, чтобы быть успешным в добродетели, нужно беспре­станно лелеять в душе образ, "Дух" какого-либо великого человека. "А если бы кто-ни­будь, — говорит он далее, — увидел образ более возвышенный и блестящий чем обычно встре­чается между людьми, то разве он не остановился бы пред ним неподвижно, очарованный, как пред божеством. Тогда, увлеченный привлекательной добротой этого видения, он благоговейно упал бы на землю, и исполненный благоговейного страха, сказал бы: "Хвала те­бе, кто бы ты ни был. О, смягчи наши страдания!". Это предположение Сенеки, но в не­измеримо высшей степени, и в христианской проповеди: не великий праведник, не богопо­добный человек, а Сам Бог явился реально во плоти, чтобы добровольно отдать Себя за мир, открылся миру, как любящая, живая, абсолютно святая личность. И по признанию мно­гих мыслителей только Христос есть идеал человеческого совершенства. Образ Христа есть наилучший способ проверки человеческой совести. "Величие и благость Иисуса по­крыли тенью все человеческие совершенства”. "Иисус есть чистейший между чистыми". И этическое учение Христа является безусловно совершенным. "Верить или не верить этой проповеди? — говорит С. Н. Трубецкой. — Во всяком случае, мы не можем отрицать ее как исторический факт нравственного порядка, как нравственную силу, явившуюся в истории и изменившую духовное состояние человечества...".