Кьеркегор и проблема тревоги в девятнадцатом столетии

Истоки современной тревоги лежат в девятнадцатом веке, когда наметились трещины, раскалывающие культуру. Место революционной веры в свободный разум, господствовавшей в момент зарождения и кристаллизации новой культуры, заня­ла вера в «технический разум»². Быстро растущее господство над физической природой сопровождалось многочисленными и глубокими изменениями в структуре человеческого общест­ва. Экономические и социальные последствия этих измене­ний мы рассмотрим позже, а здесь сосредоточимся на важных

¹ Вопрос, почему Паскаль был исключением из общего правила, и поче­му он воспринимал внутренний травматический опыт и тревогу гораздо от­четливей, чем его современники, увел бы нас в сторону от этого обсуждения. Можно, однако, упомянуть предположение Кассирера о том, что представле­ние Паскаля о человеке на самом деле пережиток мышления средних веков, и, несмотря на научный гений Паскаля, он в действительности не принял новые представления о человеке, которые появились в эпоху Возрождения.

² Термин Поля Тиллиха. Он характеризует то состояние разума в девят­надцатом веке, когда человек, занимаясь практической деятельностью, стал все больше внимания уделять математическим проблемам (ср. Ницше (Nietszche) и Кассирер, следующий параграф). Влияние этого растущего ин­тереса к техническим задачам на теоретические представления не было долж­ным образом оценено в то время.

изменениях, которые претерпело в тот период представление человека о самом себе.

Это была эпоха «свободных наук»¹. Каждая наука развива­лась в своем собственном направлении, а объединяющий принцип, как писал Кассирер, отсутствовал. В то же время «наука стала превращаться в фабрику», и Ницше предупреж­дал: технический разум быстро развивается, а идеалы и цен­ности человека разрушаются — следует опасаться нигилизма. Теоретические представления о природе человека, распро­страненные в девятнадцатом столетии, неотделимы в боль­шинстве случаев от эмпирических данных, полученных раз­вивающимися науками. Но так как в самой науке отсутствовал объединительный принцип, существовали большие вариации в понимании природы человека. «Каждый мыслитель, — за­мечает Кассирер, — предлагает нам свою собственную карти­ну, изображающую природу человека», и поскольку каждая картина основана на эмпирических данных, любая «теория становится прокрустовым ложем, в которое втискиваются эм­пирические факты, чтобы соответствовать заранее определен­ной схеме»². Кассирер считает, что подобная неустранимая противоречивость мысли является не только «серьезной тео­ретической проблемой, но и угрозой, нависшей над всей на­шей этической и культурной жизнью»³.

Девятнадцатое столетие характеризовалось тем, что куль­тура разделилась на отдельные составляющие, что коснулось не только общих теоретических принципов и наук, но также и других сторон культуры. В эстетике появилось движение «ис­кусство ради искусства», и искусство все больше отделялось от реальности естества — в конце века реакцией на это яви­лись произведения Сезанна (Cezanne) и Ван Гога (Van Gogh). В религии происходило отделение теоретических установок и

¹ Вернер, Брок (Werner, Brock), Современная германская философия, Кем­бридж, 1935.

² Заметки о природе человека, цитируемое произведение, с. 21. Кассирер продолжает: «Поэтому наши современные представления о человеке потеря­ли свое интеллектуальное ядро. Взамен мы получили полную анархию в мыс­лях... Теологи, ученые, политики, социологи, биологи, психологи, этнологи, экономисты, все рассматривают проблему со своей точки зрения. Собрать вместе или объединить все эти частные аспекты и перспективы невозмож­но... В результате каждый автор, по-ввдимому, придерживается собственно­го понимания человеческой жизни и сам оценивает ее».

³ Там же, с. 22.

церковной службы от повседневной жизни. Разделение на от­дельные составляющие в семейной жизни ярко изобразил и осудил Ибсен (Ibsen) в своем произведении Кукольный дом. Что касается психологической жизни индивида, девятнадца­тый век характеризуется резким разделением «разума» и «эмо­ций», над которыми господствует волевое усилие (воля). Воля решает, какой из двух сторон отдать предпочтение, и обычно все заканчивается подавлением эмоций. Вера семнадцатого столетия в необходимость рационального контроля над эмоция­ми сменяется привычкой их подавления, В свете этого легко по­нять, почему менее приемлемые эмоциональные импульсы, такие, как сексуальные потребности и враждебность, отверга­лись особенно сильно. Именно отсутствие психологического единства, которое стало проблемой, подвигло к работе Зиг­мунда Фрейда. Его открытие бессознательного и его методи­ки, предназначенные для восстановления психологического единства на новой основе, невозможно адекватно понять без анализа факторов, которые привели к утрате цельности лич­ности в девятнадцатом столетии¹.

На фоне описанного отсутствия внутреннего единства не­удивительно, что проблема тревоги неизбежно возникает в девятнадцатом столетии. Именно в середине этого века появ­ляются работы Кьеркегора, который тщательно и в ряде отно­шений очень глубоко изучает тревогу, характерную, по мне­нию Кьеркегора, для данного исторического периода. Конеч­но, отсутствие цельности само по себе порождает тревогу; и поиски нового основания личностного единства — Кьеркегором, а позднее Фрейдом — делали рассмотрение и возможное решение проблемы тревоги необходимым.

Распад единства мышления и культуры был осознан мно­гими проницательными, умными и прозорливыми мыслите­лями девятнадцатого столетия; многих из них можно отнести к экзистенциалистам. Экзистенциальное движение начинает

¹ Фрейд часто писал о том, что его цель — сделать материал бессозна­тельного осознанным и таким путем увеличить сферу приложения разума. В некоторых работах, скорее теоретического характера (например, Неудовле­творенность культурой и Будущее одной иллюзии), он использует представле­ния о разуме и науке, которые являются прямым наследием XVII—XVIII столетий. Но под влиянием практической работы представление Фрейда о разуме, который объединяет сознание и огромную область бессознательных побуждений индивида, стало совершенно иным, чем понятие о «разуме» в традиционном рационализме.

отсчет с 1841 года, когда немецкий философ Ф.-В.-Д. Шел­линг (F.W.J. Schelling) читал лекции, на которых присутство­вали такие известные люди, как, например, Кьеркегор, Эн­гельс (Engels) и Буркхардт (Burckhardt)¹. Помимо Шеллинга и Кьеркегора, экзистенциальное мышление было представлено направлением, получившим название «философия жизни» (Ницше, Шопенгауэр и, позднее, Бергсон), и социологиче­ским направлением (Фейербах и Маркс)². «Чему противосто­ят все философы-экзистенциалисты, так это «рациональной» системе мышления и жизни, развившейся под влиянием за­падного индустриального общества и его философии»³.

Тиллих характеризует работы экзистенциальных мыслите­лей как «отчаянные поиски нового смысла жизни в реально­сти, ставшей людям чуждой, в культуре, в которой две вели­кие традиции, христианство и гуманизм, потеряли свой об­стоятельный характер и свою убеждающую силу»⁴. Отвергая традиционный рационализм, экзистенциальные мыслители настаивали на том, что реальность может быть доступна и воспринята только индивидом как цельным существом, чувст­вующим, действующим и думающим. Кьеркегор считал, что система Гегеля (Hegel), где абстрактное мышление смешива­ется с реальностью, является, на самом деле, надувательст­вом. Кьеркегор и разделявшие его взгляды мыслители полага­ли, что страсть и мышление не могут быть отделены друг от

¹ Поль Тиллих, Экзистенциальная философия, История идей, 1944, 5:1, 44-70.

² Связь этой формы мышления с американским прагматизмом, основы которого изложил Вильям Джеймс (James), прояснится позднее. Современ­ными европейскими представителями экзистенциализма являются М. Хайдеггер (М. Heidegger) и К. Ясперс (К. Jaspers). Мы не хотели бы, чтобы экзистенциализм у читателя данной книги ассоциировался с современной популярной концепцией, которая изложена, например, в философских рабо­тах Сартра (Sartre). Эта концепция позднее была названа «интермедией», или «девиацией*, в истории экзистенциализма — Гидо де Ругеро (Guido de Ruggiero), Экзистенциализм, Нью-Йорк, 1948.

³ Экзистенциальная философия, цитируемое произведение, с. 66. Тиллих продолжает: «За последние сто лет следствия этой системы становились все более ясными: выработался логический, или натуралистический, механизм, который, как кажется, разрушает индивидуальную свободу, свободу приня­тия решений и основы человеческой общности; и выработался аналитиче­ский рационализм, который истощает жизненные соки организма и превращает все, включая самого человека, в объект, свойства которого мож­но подсчитывать и контролировать...»

⁴ Там же, с. 67.

друга. Фейербах писал: «Только то, что является объектом страсти, реально существует»¹. Ницше говорил: «Наше тело думает». Таким образом, эти мыслители пытались преодолеть традиционное разделение на разум и тело и стремление по­давлять иррациональные аспекты опыта. Чистая объектив­ность, как писал Кьеркегор, является иллюзией, и если бы это было не так, это было бы плохо: «Существует слово «интерес» (interest), которое отражает нашу настолько тесную связь с объективным миром, что нас не удовлетворяет объективное, то есть без интереса, отношение к истине»². Кьеркегору очень не нравились жесткие определения таких понятий, как «я» и «истина»; он считал, что они определимы только динамиче­ски, то есть диалектически. «Прочь от теорий», призывал он, «прочь от систем, назад к реальности»³. Он настаивал на том, что «истина для отдельного индивида существует только в том виде, в каком он сам производит ее в своих действиях»⁴. Та­кое утверждение воспринимается как проявление крайней степени субъективности, и на поверхностном уровне так оно и есть; но следует помнить о том, что Кьеркегор и близкие ему философы считали, что путь, которым они идут, это путь к истинной объективности, в противоположность искусствен­ной объективности «рационалистических» систем. Как сказал Тиллих, это поворот к непосредственному восприятию чело­века, к «субъективности», которая есть не нечто противопо­ложное «объективности», а живой опыт, из которого произра­стают как объективность, так и субъективность»⁵. Целью этих философов было преодоление раскола культуры, попытка снова сделать акцент на индивиде как живом, воспринимающем единстве — то есть на индивиде, который думает, чувствует и желает одновременно. Рассмотрение взглядов экзистенциали­стов важно для нашего исследования не только потому, что деления на психологию и философию для них не существует,

¹ Там же, с. 54.

2 Вальтер Лоури (Lowrie), Короткая жизнь Кьеркегора, Princeton, N.J., 1944, с. 172.

³ Там же, с. 116.

⁴ Понятие страха, цитируемое произведение, с. 123.

⁵ Тиллих, с. 67. Там же: «Они старались познать творческую основу бы­тия, которая первичнее разделения на объективное и субъективное и нахо­дится вне пределов этого разделения».

но и потому, что с их исследованиями впервые в современ­ный период проблема тревоги выдвигается на первый план.

Теперь рассмотрим взгляды Серена Кьеркегора. В конти­нентальной Европе, согласно Броку, его считают «одним из наиболее выдающихся психологов всех времен, по широте подхода и, возможно, по основательности превосходящего Ницше, а по проникновению в глубь вещей сравнимого толь­ко с Достоевским»¹.

Главное, чему Кьеркегор уделяет внимание в маленькой книге, посвященной тревоге² и опубликованной в 1844 году, это взаимоотношениям между тревогой и свободой. Кьерке­гор утверждает, что тревогу всегда следует понимать как знак свободы³. Свобода является целью развития личности; с точ­ки зрения психологии, «добро — это свобода»⁴. Кьеркегор оп­ределяет свободу как возможность, которую рассматривает как духовную сторону человека; в самом деле не будет непра­вильно читать «возможность» всякий раз, когда Кьеркегор пишет «дух». Главной особенностью человека, в отличие от

¹ Вернер Брок, Современная германская философия, с. 75. Анализ взглядов Кьеркегора с точки зрения современного психолога можно найти в работе О.-Х.Маурера, Тревога, в книге Теория научения и динамика личности (1950). Маурер считает, что взгляды Кьеркегора не могли быть поняты большинст­вом до тех пор, пока Фрейд не выпустил свои труды.

² Переведена на английский под названием Понятие тревоги Вальтером Лоури и опубликована в 1944 году, Princeton. N.J. Лоури пишет, что в англий­ском языке «нет слова, которое адекватно передает значение слова «Angst» (предисловие к предыдущему изданию, с. IX). Поэтому после продолжитель­ных размышлений доктор Лоури, к которому единодушно присоединились и другие переводчики Кьеркегора на английский, решил использовать слово «dread» как перевод Angst Кьеркегора. Конечно, следует согласиться с тем, что слово «ТРЕВОГА» в английском языке часто означает «желание» («1 am anxious to do something») или определенную степень беспокойства, а также имеет и другие значения, которые совершенно не совпадают со значением слова «Angst». Но немецкое слово «Angst» — это слово, которое Фрейд, Гольдштейн и другие использовали, чтобы обозначить понятие «тревога», и мы для обозначения тревоги будем использовать это слово. Вопрос состоит в том, является ли значение научного психологического термина «ТРЕВОГА» (в противоположность литературному) очень близким (а на самом деле оно гораздо ближе, чем «dread», к значению слова «Angst» Кьеркегора). Профес­сор Тиллих, знакомый как с употреблением слова «Angst» в психологии, так и с работами Кьеркегора, считает, что это так. Во всяком случае, профессор Лоури любезно предоставил автору этой книги разрешение заменить слово «dread» на «ТРЕВОГА» в цитатах из его переводов Кьеркегора.

³ Понятие страха, с. 138.

⁴ Там же, с. 99.

растений и животных, является широта доступных возможно­стей и способность человека осознавать возможности в самом себе. Кьеркегор рассматривает человека как существо, перед которым постоянно открываются разные возможности, кото­рый знает о возможностях, представляет их себе и с помощью творческой активности реализует их. Что такое возможность с точки зрения психологии, мы обсудим далее, идеи Кьеркегора об открытости и общительности; пока лишь подчеркнем, что возможность — это свобода.

Так получается, что возможность свободы ведет за собою тревогу. Тревога, как говорит Кьеркегор, это состояние чело­века, который сталкивается со свободой; тревога «возможна, если есть свобода». Всякий раз, когда возможность предостав­ляется индивиду, тревога потенциально присутствует в том же самом восприятии. Можно привести примеры из повседнев­ной жизни. Так у каждого человека есть возможность и по­требность двигаться вперед в своем развитии — ребенок учит­ся ходить, затем идет в школу, взрослый женится или получа­ет новую работу. Такая возможность развития, продвижения вперед сопровождается тревогой. Человек не может знать, что делается там, впереди, он не прослеживает дорогу до конца и не предвидит то, что происходит. (Это «нормальная» тревога, ее нельзя путать с «невротической», которая рассматривается ниже. Кьеркегор считает, что невротическая тревога, в срав­нении с нормальной, в большей степени ограничивает чело­века и сужает творческие возможности; она возникает, когда человек не может продвигаться вперед в ситуациях, провоци­рующих нормальную тревогу.)¹ Тревога существует, когда по­тенциально актуальны несколько возможностей. По Кьерке-гору, чем больше возможностей (творческих способностей) у

¹ Чтобы реализовать себя, человек должен всегда двигаться вперед. «И это действительно так, что когда перед тобой весь мир, опасно рисковать, и зачем? Потому что можно потерять. А не рисковать, это практично. И все же, не рискуя, так ужасно легко потерять то, что было бы трудно потерять даже при наиболее рискованном риске, и, во всяком случае, никогда не потерять так легко, так всецело, как будто это было бы ничто... самого себя. Так как если я рискнул некстати — очень хорошо, тогда жизнь поможет мне, меня наказав. Но если я не буду рисковать — кто тогда мне поможет? И, более то­го, если совсем не рисковать в самом глубоком смысле этого слова (а риско­вать в самом глубоком смысле этого слова означает осознать самого себя), я получу все земные блага... и потеряю себя! И что же?» — Кьеркегор, Смер­тельная болезнь, перевод Вальтера Лоури (Princeton, N.J., 1941), с. 52 (курсив мой. — P.M.).

человека, тем более вероятно возникновение тревоги. Воз­можность («Я могу») превращается в актуальность, но проме­жуточная детерминанта — это тревога¹.

Рассматривая тревогу в развитии, Кьеркегор, во-первых, описывает первоначальное состояние ребенка. Он именует его состоянием невинности, когда ребенок находится в непо­средственном единстве с естественными условиями сущест­вования, со средой. У ребенка есть возможности, и это вызы­вает тревогу, но это тревога без определенного содержания. В первоначальном состоянии тревога является «стремлением к рискованным предприятиям, жаждой удивительного, загадоч­ного»². Ребенок движется вперед, актуализируя свои возмож­ности. Но в состоянии невинности ребенок не понимает, что возможность роста, например, означает возможность кризи­сов, столкновения с родителями и неповиновения им. В со­стоянии невинности созревание индивида — это возмож­ность, которая еще не стала для самого ребенка осознанной; и тревога, с ней связанная, это «чистая возможность», не имею­щая специфического содержания.

Затем в ходе развития человек достигает уровня самоосоз­нания. Кьеркегор ссылается на рассказ об Адаме как описа­ние этого явления в мифологической форме. Отбрасывая ус­таревший взгляд на данный миф как историческое событие, он настаивает на том, что «миф описывает как внешнее то, что происходит внутри»³. Кьеркегор считает, что миф об Ада­ме показывает внутреннее пробуждение самосознания инди­вида. В определенный момент развития появляются «знания о добре и зле», как описано в мифе. Затем в поле возможностей появляется осознанный выбор. Человек все больше осознает как необыкновенную природу возможностей, так и ответст­венность, связанную с ними. Индивид сталкивается с воз­можностью конфликтов и кризисов — возможность имеет как негативную, так и позитивную сторону. Так, ребенок с точки

¹ Понятие страха, с. 44. Вся цитата звучит следующим образом: «Воз­можность означает «я могу». С точки зрения логики достаточно удобно ска­зать, что возможность превращается в актуальность. В реальности это не так просто, и необходима промежуточная детерминанта. Эта промежуточная де­терминанта является тревогой...»

² Там же, с. 38.

³ Там же, с. 92. В указанном смысле миф об Адаме воспроизводится в жизни каждого человека где-то между годом и тремя.

зрения развития начинает двигаться в направлении индивидуации. Двигаясь по этой дороге, он не находится в непосред­ственной гармонии с окружением (например, родителями), но постоянно огибает острые углы, чтобы избежать конфлик­тов со средой. И действительно, во многих случаях дорога раз­вития ведет прямо через реальные столкновения и конфликты с родителями. Индивидуация (становление «я») осуществля­ется ценой обретения тревоги, которая присутствует там, где человек занимает позицию как противостояния среде, так и сотрудничества с ней. Описывая рост свободы как постепен­ное осознание возможностей, Кьеркегор говорит о «тревожа­щей возможности быть способным»¹.

Отметим, что центральная психологическая проблема, с которой сталкивается Кьеркегор, это стремление человека быть самим собой. Воля быть самим собой — это истинное призвание человека. Кьеркегор утверждает, что нельзя опреде­лить точно, чем должно быть «я», так как «я» — воплощение свободы. Но при этом он подробно рассматривает, как люди избегают быть самими собой: уходя от саморефлексии, стре­мясь быть кем-то еще, просто с помощью конформизма или демонстрации открытого неповиновения, что является фор­мой трагического, стоического отчаяния, обрекая человека на невозможность полного самораскрытия личности. «Волю» в понимании Кьеркегора не следует смешивать с понятием во­люнтаризма, которое, по мысли философов девятнадцатого века, предполагает подавление неприемлемых элементов внут­ри самого себя. Скорее воля, по Кьеркегору, есть творческая решительность, в основе которой расширяющееся самоосоз­нание. «Вообще говоря, сознание, то есть сознание себя, это имеющий решающее значение критерий «я», писал он. «Чем больше сознания, тем больше «я...»². Описанные представле­ния не звучат иностранным языком для тех, кто знаком с со­временной психотерапией, основная цель которой состоит в расширении самосознания путем анализа внутренних кон­фликтов, и которая терпит поражение, если индивиду не уда-

¹ Там же, с. 40. Ср. описание угрозы изоляции, потери могущества и возникновения тревоги в книге Фромма Бегство от свободы, Нью-Йорк, 1941, с. 29 (обсуждается на странице 170 и следующих за ней).

² Смертельная болезнь, цитируемое произведение, с. 43.

ется преодолеть блокированность самосознания на различных уровнях¹. В психотерапии ясно, что эти блокаторы самосоз­нания появляются, когда индивид неспособен к какому-либо действию, когда в процессе развития все время растет тревога. По мнению Кьеркегора, личность зависит от способности ин­дивида противостоять тревоге и при этом двигаться вперед. Свобода, по Кьеркегору, не является просто приращением, столь же естественным, как рост растения вверх по направле­нию к солнцу, когда удаляют мешающие камни (мы специ­ально акцентируем это положение, поскольку в некоторых направлениях психотерапии подход к проблеме свободы чрез­мерно упрощен). Свобода определяется тем, как человек уста­навливает связь с самим собой в каждый миг своего сущест­вования. Это означает, если прибегнуть к современному язы­ку, что свобода есть мера ответственности и автономности человека при управлении собственной жизнью и самим со­бой.

Когда Кьеркегор говорит о пробуждении самосознания — стадии, следующей за состоянием невинности ребенка, воз­никает соблазн сравнить его описание с данными современ­ной психологии². Очевидно, пробуждение самосознания име­ет сходство с тем, что представители некоторых психологиче­ских направлений называют «появлением эго». Обычно это происходит в возрасте от одного до трех лет; можно наблю­дать, что у младенцев самосознания нет, тогда как оно явно присутствует у ребенка четырех-пяти лет. В соответствии со взглядами Кьеркегора происходящие изменения являются «качественным скачком, и поэтому не могут быть адекватно исследованы с помощью научных методов». Цель Кьеркегора состояла в том, чтобы феноменологически описать состояние человека (например, взрослого), которое Кьеркегор считает

¹ Должно быть ясно, что Кьеркегор, как и представители современной психотерапии, говорит не о том, что иногда называют «нездоровой интрос­пекцией». Такая интроспекция возникает не вследствие расширения само­сознания (что, на взгляд Кьеркегора, является противоречием в терминах), но скорее вследствие блокирования самосознания.

² Трудность заключается в том, что понятия, употребляемые Кьеркего-ром, и термины современной психологии ни в коем случае не эквивалентны. Например, понятие «я* у Кьеркегора лишь частично соответствует психоло­гическому термину эго, по смыслу наиболее близкому.

состоянием конфликта (или самосознания) и корни которого лежат в первоначальном состоянии невинности¹.

После «прыжка» в самосознание о тревоге начинают ду­мать, ее содержание расширяется. То, что живущий в настоя­щее время «индивид больше размышляет о тревоге, есть след­ствие участия индивида в истории его рода»². Самоосознание делает возможным не только индивидуальное развитие, на­правленное на развитие «я». Так же, как индивид теперь ощу­щает себя независимым, обладающим свободой выбора от ме­ры благоприятности среды и своих природных особенностей, так же воспринимает он себя как нечто большее, чем автомат, поведение которого определяется лишенным смысла истори­ческим развитием. С помощью самоосознания человек может влиять на современное историческое развитие и до опреде­ленной степени изменять его. Это положение не перечерки­вает большой роли исторически сформировавшейся среды в жизни человека. «Связи каждого человека в момент рождения исторически обусловлены, — писал Кьеркегор, — и естест­венный закон оказывает такое же реальное влияние, как и всегда ранее»³. Но решающее значение имеет то обстоятель­ство, как человек соотносит себя со своими историческими связями⁴.

Тревога заключает в себе внутренний конфликт; в этом состоит еще одно следствие самосознания. Тревога «боится», говорит Кьеркегор, «и все же она сохраняет тайное взаимо­действие со своим объектом, не может отвести от него глаза, да и не желает этого делать...»⁵. Тревога «это желание того, че­го человек боится, симпатическая антипатия. Тревога — это чуждая сила, которая распространяет на индивида свою власть,

¹ Если говорить на языке философии, то это, конечно, проблема проти­востояния человеческой «сущности» и человеческого «существования».

² Понятие страха, цитируемое произведение, с. 47.

³ Там же, с. 65.

⁴ Рассуждения Кьеркегора можно обобщить так: в состоянии невинно­сти индивид не отделен от среды, и тревога является неопределенной. В со­стоянии самоосознания существует возможность отделения, человек становится индивидуальностью; о тревоге размышляет; в результате инди­вид, опираясь на самосознание, может направлять свое собственное разви­тие, а также влиять на историю собственного рода.

⁵ Понятие страха, с. 92. Кьеркегор добавляет, и причина читателю долж­на быть хорошо понятна, «если кому-то сказанное может показаться труд­ным для восприятия, я тут ничего не могу поделать*.

и никто не может вырваться, да и нет ни у кого такого жела­ния; и так как человек боится, то того, чего он боится, он же­лает. И затем тревога лишает человека сил»¹. Этот внутренний конфликт как проявление тревоги знаком представителям со­временной клинической психологии; наибольшее внимание ему уделяли Фрейд, Штекель (Stekel), Хорни и некоторые другие. Большое число характерных примеров такого кон­фликта описано клиницистами; особенно он заметен при неврозах: у больного есть сексуальные желания или желания агрессии, и он боится именно этих желаний (или их последст­вий), и возникает устойчивый внутренний конфликт. Любой человек, который перенес серьезную физическую болезнь, знает, что тревога усиливается, если не наступает выздоровле­ние, и все же он заигрывает с перспективой выздоровления; ему симпатична, словами Кьеркегора, перспектива, которой он одновременно боится и которую ненавидит. Это, как ка­жется, явление гораздо более глубокое, чем просто желание получить «вторичную выгоду» от болезни, душевной или фи­зической. Возможно, Фрейд имел в виду именно это явление, когда писал о том, что «инстинкт смерти» противостоит «ин­стинкту жизни» — правда, эти формулировки вызывают мно­го вопросов. По-видимому, Отто Ранк (Rank) подошел гораз­до ближе к Кьеркегору (и в то же время избежал наиболее спорных положений теории Фрейда), предложив теорию кон­фликта между «волей к жизни» и «волей смерти». (Автор этой книги не считает, что анализируемый внутренний конфликт можно лучше понять, если считать его «инстинктивным», или «биологическим». Он скорее психологический; поэтому тер­мин Ранка воля, хотя и не вполне удовлетворителен, все же лучше термина инстинкт. Этот конфликт проявляется не только вместе с тревогой, но является продуктом тревоги, то есть уровень выраженности конфликта соответствует уровню предшествовавшей тревоги). Во всяком случае, Кьеркегор яс­но говорит о том, что, описывая внутренний конфликт, он не будет ограничиваться только невротическими явлениями. Он полагает, что в любой ситуации, когда человек, вышедший из младенческого возраста, воспринимает тревогу, существует

¹ Там же, с. XII, цитата из его журнала (III A 223; Dm f 402).

конфликт. При любом взаимодействии с чем-либо индивид желает двигаться вперед, актуализировать свои возможности, и в то же время — не хочет этого. Кьеркегор неоднократно описывает различия между «неврозом» и «здоровьем»: здоро­вый индивид движется вперед, несмотря на конфликт, реали­зуя свою свободу, тогда как нездоровый индивид ограничива­ет себя и, подобно «лежачему» больному, жертвует свободой¹. В этом пункте проявляется фундаментальное различие между страхом и тревогой: при страхе человек движется в одном на­правлении, прочь от объекта, которого боится; при тревоге же существует продолжительный внутренний конфликт и амби­валентное отношение к объекту. Кьеркегор всегда настаивал на том, что хотя тревога на стадии размышления о ней насы­щена более определенным содержанием, чем на предыдущей стадии, ее содержание никогда нельзя полностью отнести к конкретным предметам, поскольку она отражает внутреннее состояние, состояние конфликта.

Другое следствие самоосознания состоит в том, что на сцене появляются ответственность и чувство вины². Чувство вины — это сложная и запутанная проблема, как для Кьерке-гора, так и для современных психологов, и, по мнению автора этой книги, проблема часто решается путем ее чрезмерного упрощения. Мы лучше поймем представления Кьеркегора о взаимоотношениях вины и тревоги, если придадим особое значение тому, что он всегда соотносит тревогу с творческими возможностями. Так как человек может творить — творить се­бя, желая быть самим собой, точно так же, как творить бес­численное множество своих действий в повседневной жизни (и это две стороны одного и того же процесса) — он испыты­вает тревогу. Не будет никакой тревоги, если у человека не бу­дет никаких возможностей. Когда человек актуализирует свои

¹ Интересно, что Отто Ранк также утверждает, что здоровый индивид может творить, несмотря на внутренний конфликт (между «волей к жизни» и «волей к смерти», если пользоваться терминологией Ранка), в то время как невротик не может справиться с этим конфликтом, но лишь ограничивает се­бя и жертвует своей творческой активностью.

² В современной психопатологии утверждается, что тревога всегда при­сутствует там, где есть чувство вины (страх наказания), но обратное не всегда верно. Однако, как можно видеть, Кьеркегор имеет в виду другой уровень рассмотрения, а именно соотношение чувства вины с творческими возмож­ностями.

творческие способности, свои возможности, он всегда стал­кивается как с негативными, так и с позитивными аспектами этого процесса. Самоактуализация всегда разрушает ста­тус-кво, разрушает сложившиеся психические структуры, раз­рушает то, что «прилипло» к нам с детства и за что мы дер­жимся, а в результате образуются новые и необычные формы, которые принимает жизненный процесс и путь, которым он идет. Если человек не действует, отказывается расти, отказы­вается пользоваться своими возможностями, ограничивает свою ответственность, отказ актуализировать свои возможно­сти вызывает чувство вины. Но творчество также означает разрушение сложившегося баланса индивида и среды, отказ от старого; означает создание чего-то нового и необычного в человеческих отношениях, а также в образцах культуры (это касается, например, творчества художников)¹. Поэтому в ка­ждом творческом импульсе потенциально присутствует агрес­сия по отношению к другим людям, с которыми осуществля­ется взаимодействие, или негативное отношение к ним, или негативное отношение к своим собственным психическим структурам. Говоря метафорически, можно сказать, что в лю­бом творческом акте старое убивают для того, чтобы могло родиться новое. Поэтому, согласно Кьеркегору, чувство вины всегда сопутствует тревоге: и то и другое всегда соответствует 'знаниям о наших возможностях и мере их актуализации. Чем больше творит человек, утверждает Кьеркегор, тем больше потенциально присутствуют тревога и вина².

Хотя секс и чувственные удовольствия часто становятся

¹ Процесс творчества недостаточно изучен в современной психологии. Подтверждение взглядов Кьеркегора можно найти в высказываниях худож­ников. Так, Дега (Degas) говорил: «Картину следует создавать с тем же чувст­вом, которое испытывает преступник, совершая преступление». Томас Мани (Thomas Mann) писал, что художники владеют «прелестными секретами, ко­торые вызывают чувство вины». Это явление, как можно обнаружить, в боль­шей степени разработано в мифологии: в мифе о Прометее творчество изображается как неподчинение богам. Если стать на позицию психологии, не означает ли индивидуация и связанное с ней творчество нарастающий разрыв со своей матерью и неподчинение ей; или, словами Фрейда, происхо­дит ли в процессе творчества все более частое низвержение отца со своего ^трона? В психологии эта проблема остается нерешенной.

² «Чем человек гениальнее, — пишет Кьеркегор, — тем на более глубо­ком уровне он открывает свою вину». — Понятие страха, цитируемое произ­ведение, с. 96.

содержанием этой вины, Кьеркегор не считал, что секс и чув­ственные удовольствия сами по себе являются источниками вины или тревоги. Секс имеет значение скорее всего потому, что он символизирует проблему индивидуации и общности. Во времена Кьеркегора, точно так же, как и в наше время, че­рез секс часто очевидным образом выражалось стремление стать самим собой — например, иметь свои собственные же­лания, побуждения; а также стремление иметь как можно бо­лее интенсивные взаимоотношения с другими людьми (так, полное осуществление упомянутых желаний возможно лишь при наличии других людей). Секс, таким образом, может сим­волизировать конструктивное включение человека в общест­во (секс, в данном случае, это форма межличностных отноше­ний). С другой стороны, секс может принять искаженную форму и вылиться в эгоцентризм (псевдоиндивидуальность) или стать не более чем симбиотической зависимостью (псев­дообщность)¹.

Вера в судьбу, говорит Кьеркегор, часто используется как метод избегания тревоги и вины в процессе творчества. Так как «судьба — это отношение духа (возможности) к чему-то внешнему», например, несчастью, необходимости или слу­чаю, все в совокупности человек не воспринимает, на что ука­зывают тревога или вина, но Кьеркегор считает, что, защитив себя, изобретя учение о судьбе, человек не может творить в полном объеме. Например, Кьеркегор полагает, что иудаизм, где открыто рассматривается проблема вины, есть нечто более высокое, чем эллинизм, который покоится на вере в судьбу. Творческий гений в высшем смысле этого слова не должен бежать от тревоги и вины, спрятавшись за веру в судьбу; чело­век творит, проходя через тревогу и вину.

Одна из форм потери свободы — это состояние «заключе-

¹ Аналогией к вышесказанному могут служить рассуждения Кьеркегора о тревоге, достигающей самой высокой степени выраженности у женщины во время рождения ребенка, потому что «в это мгновение на свет появляется новый индивид» (там же, с. 65). После рождения тревога и вина потенци­ально присутствуют в каждый момент вхождения человека в общество; и в переносном смысле сказанное касается не только рождения ребенка, но и появления нового в процессе становления индивидуальности. Согласно Кьеркегору, человек должен постоянно творить собственную личность в ка­ждый миг своей жизни.

ния внутри»¹. Такое состояние, указывает Кьеркегор, в исто­рических работах называется «демоническим»; и поск<