Знакомство с уборщицей Таней.

Четверг

Идея именин Тимофея.

Приезд постояльца Виктора.

Знакомство с уборщицей Таней.

Поселение.

Ревность Тани и Михаила.

Изоляция Тани: оговор постояльца.

Изоляция Тани: оговор семьи.

Изоляция Тани: перезагрузка.

Ожидание приступа.

Приход хозяйки.

Ужин. Начало приступа.

Паника бабки.

Звонок брату.

Бросок с кровати.

Ультиматум Тимофея.

Отдых после боя. Глубокая оборона.

Постоялец - настоящий сумасшедший

Таблетки постоялец не пил. (расследование)

Именины будут завтра.

20.спокойной ночи!

21.ночное бдение.

Пятница

Светлый день.

Не утопили котят.

Заздравные речи.

Повторное заселение.

Попытка понять.

Голод - не тетка.

Отравленный ужин.

Ссора Тани и Михаила.

Песня именинника.

Действие первое. Четверг.

Идея именин Тимофея.

Большая деревенская изба из трех комнат. В правой крайней несколько коек, стульев и тумбочек. Это «гостиница». Посредине главная жилая комната хозяев. Слева отделенная только занавеской спаленка бабки и Тани.

На кровати в большой комнате лежит Тимофей. Рядом убирается бабка, его мать.

 

Тимофей. Ну, если она еще в это воскресенье не съездит, я ей устрою. Она у меня потом попляшет. Самой бы оторвать обе ноги да еще потом пить не давать.

Бабка. Кто ж тебе пить-то не дает?

Тимофей. А я сам хочу, сам! Я вам не кукла, чтоб все с тарелочки.

Бабка. Врачиха же, чтоб лежал, сказала.

Тимофей. Сами полежите с мое. С костылями я б уже на улицу выбегал, а тут… так ей и передай.

Бабка. Чего мне передавать, придет, сам и говори.

Тимофей. А ты передай. И чтоб именины мне сделали, пока ходить не научился. А то я вам устрою!

Бабка. Какие-то еще именины.

Тимофей. Не какие-то, а мои. Пока лежу, все равно делать нечего, вот и проведем. Так ей и передай.

Бабка. Передам, передам. А она меня же и отматерит за твои именины.

Молчат.

 

Таньки опять где-то нету, опять не успеет на крышу слазить.

Тимофей. Я же не прошу у вас ящик водки. Так, посидели бы, отметили.

Бабка (не прерывая работу). У Нефедихи три кошки, а у нас восемь будет.

Тимофей. Почему это именно восемь?

Бабка. Кто их там считал, может, все десять.

Тимофей. Пусть сама и лезет за ними.

Бабка. Сама… что ж ей, двадцать годов – по крышам лазить? Еще меня туда погоните.

В ограде стук ворот.

 

Вон идет вроде.

 

Приезд постояльца Виктора.

Входят Михаил, приземистый и угрюмый парень, и Виктор.

 

Михаил. Привет, дядя Тимофей! Здорово, бабка!

Виктор. Здравствуйте!

Тимофей. Здорово, здорово!

Михаил. Что, бабка, принимай постояльца?

Бабка. Пошто я? Теперь тут Танька оформленная.

Михаил. Ну и что, поселить-то ты его можешь? А Танька где?

Тимофей. В школе, пионервожатую заменяет. Опять сегодня вызвали.

Михаил. Галина все еще не родила, что ли?

Бабка. Что ж она, на другой день после родин должна бежать к твоим пионерам?

Михаил. Хм… К моим!

Виктор (отвлекаясь от каких-то своих мыслей; Михаилу). Не так что-то?

Михаил. Да нет, все так. Это тут свое. Тут же гостиница. Не настоящая, конечно, три кровати, но все равно.

 

Знакомство с уборщицей Таней.

Вбегает Таня. Увидев Виктора, замирает у двери.

 

Таня. Здрасте!

 

Виктор, как бы очнувшись от своей всегдашней озабоченности, откровенно восхищенно смотрит на Таню, от чего та еще больше смущается.

 

Бабка (Тане). «Здрасте» тебе. На крышу – так не загонишь, а тут сразу: «Здрасте».

Тимофей. Оформляй, Танька, постояльца.

Михаил (Виктору). Вот, она и будет за хозяйку. В институт не поступила, теперь тут вроде уборщицы.

Таня. Почему это уборщицы?

Михаил. А кто ты, директор, что ли, над тремя койками?

Бабка (Тане). Ну-ка, «директор», давай переодевайся – да на крышу.

Таня. И так ничего не сделается.

Бабка. Еще чего, во всем новом полезешь?

Тимофей. Это она постояльца застеснялась, что в телогрейке да в кирзачах ее увидют.

Бабка. А в чем же еще? Не учительша пока, чтоб во всем новом по крышам лазить.

 

Таня, покраснев до слез, убегает в маленькую комнатку.

 

Вот и поговори с ней. (Виктору, не отрываясь от своей работы.) проходите. Там и постели чистые, и тараканы, наверно, поубегали с голоду.

Михаил. Пошли.

 

Поселение.

Заходят с Виктором в «гостиницу».

 

Во и радио, и телефон, спрашивал, имеется.

Виктор. А она… ей сколько лет-то?

Михаил (сразу напрягшись). Кому?

Виктор. Ясно – кому.

Михаил. А тебе зачем?

Виктор. Спрашиваешь! Такая девочка! А чего ты сразу, сам, что ли с ней? Ты ж для нее старый!

Михаил. Ты сюда оформлять приехал? Вот и оформляй. (идет к двери.)

Виктор. Да подожди, мы ж еще …

Михаил. Пошел я… (выходит из «гостиницы» и молча садится у кровати Тимофея.)

Тимофей. Устроил?

Михаил (не отрываясь от какой-то тревожной мысли). Устроил.

Бабка. Не пьет он хоть? А то как загуляет.

Михаил. Где он возьмет? Тань, в клуб пойдем?

 

Ревность Тани и Михаила.

 

Таня (выходит из своей комнатки). Что ты тут начал со своей уборщицей?

Михаил. А что?

Бабка. Ишь, неохота уборщицей-то, вот и учись.

Таня. Это он специально.

Михаил. Да что здесь такого-то?

Таня. Ничего. И никто не просил тебя распространяться.

Тимофей. А ты постучись к нему, Танька, да доложи, что пионервожатую заменяешь.

Таня. И постучусь.

Тимофей. Во-во! А то такой видный парень, а подумает… женатый он, Мишка, нет?

Михаил. Мне какое дело?

Тимофей. «Какое»… поймешь потом какое, да поздновато будет.

Михаил. В клуб пойдем?

Таня. Мне и здесь неплохо.

Бабка (кивая на дверь). А с этим так пошла бы?

Таня. Пошла. И ни у кого б не спросила.

Бабка. Вишь оно как: этот свой деревенский, а того и знать не знает, и все равно бы побежала. А может, он пьяница какой?

Таня. Не пьяница.

Тимофей. Это почему, откуда узнала?

Таня. По глазам увидела.

Тимофей. Уже и глаза разглядеть успела.

Михаил. Пойдем, кино сегодня хорошее.

Таня. Вот и смотри его сам.

Михаил (еще больше помрачнев под сочувственным взглядом Тимофея). Ладно, пошел я. (Уходит.)

Бабка. А зачем же парня-то так забижать?

Таня. Ты же сама его не любишь.

Бабка. Так уж и правда – не люблю. У них вся родовина какая-то, как все равно выспаться им не дают. (спохватившись.) Ну-ка, счас же давай на крышу, а то мать придет да опять… счас же!

Таня. Темно уже.

Бабка. Фонарик возьмешь. Ведь сколько тянуть-то можно.

 

Ожидание приступа.

 

Бабка. Гляди-ка, Тимоха, ушел.

Тимофей. Что он теперь, сутками около нас сидеть должен?

Бабка. Временами, дескать. А кто знает, когда эти времена начинаются? Может, сегодня же и начнется.

Тимофей. Не начнется. Если б сегодня, по нем бы сразу заметно было.

Бабка. Ну, так завтра.

Тимофей. Ладно, будешь теперь. Начнется так начнется, нет так нет. Может, правду Танька сказала?..

Бабка. Про Мишку, что ли? Так зачем же ему придумывать-то, если самому теперь бегать каждый час? Нет, как только они зашли, я сразу сообразила: что-то не то. Стоял – стоял, та как Таньку увидел – весь аж напружинился. И как теперь ее куда прятать?

Тимофей. Что он ей при нас сделает?

Бабка. «При нас»… а во дворе где поймает?

Тимофей. Пусть не выходит.

 

Приход хозяйки.

Входит Катерина.

 

Катерина. Танька дома? На крышу слазили?

Бабка. Тссс!

Катерина. Чего?

Бабка. Тише! Мы сами тут сидим только шепотом. А то ведь раздражишь.

Катерина. Кого раздражишь?

Бабка. Кого, да его! Вон, за дверью сидит. Аж ходить пошто-то охота на цыпочках.

Катерина. Кто сидит? (Тимофею.) чего у вас тут?

Тимофей. Ты сначала в город съезди, костыли купи, а потом спрашивай. Ничего, вот выйдет, я без костылей и пальцем не шевельну, пусть он вас тут…

Катерина. Да кто выйдет-то?

Тимофей. Увидишь еще – кто, да поздно будет. Ты понимаешь, что мне уже давно ходить надо? Врач что говорила?

Катерина. Лежать – вот что! Ты мне объясни: чего она тут трясется?

Бабка. Да не трясусь я, Катька, а только сама-то посуди, вот он счас сидит тихо, смирно, а к ночи что у него на уме будет?

Катерина. Да у кого – у него-то?

Бабка. Да у жильца, у кого ж еще-то?! Кто ж тут еще-то из дурдома?!

Катерина. Какого дурдома?

Бабка. «Какого»… Казенного! Мишка привел, оставил, да и сам убежал.

Катерина. Буйный какой или чего делает-то? Зачем его сюда привели-то?

Бабка. Так вот спроси! Мишка привел! К празднику, дескать. Ну хошь бы и к празднику, а нормального-то нельзя, что ли?

Тимофей. И чтоб именины мне сделали, иначе я вам устрою!

Бабка. Во, а этот с именинами какими-то!

Тимофей. Не «какими-то», а моими. Мне их хоть раз делали?

Катерина. А кому, мне, что ль, делали?

Бабка. Вот когда будет на пенсию, вроде б как юбилей, тогда и проведем. Все же так делают.

Тимофей. Так все со сломанными ногами не лежат, как я.

Катерина. А тебе, значит, за то, что по пьянке сломал, именины устраивать?

Тимофей. Не за то, что сломал, а за то, что лежу. Все равно же делать нечего в это время, вот и проведем.

Бабка. Может, правда? Катька? А потом бы уж не делали.

Катерина. Ага, «правда» вам! Сначала кого-то за стенкой посадили, потом именины требуют, а дальше что скажете? Ну надо же, опять на крышу не слазили! Это ж сколько можно терпеть-то?

Бабка. Так его боимся, Катька!

Катерина. А он вам что?

Бабка. Кто знает, что у него на уме?

Катерина. Ага, вы, значит, такие хорошие, а я, значит, такая плохая, мне, значит, не жалко этих котенят. Так только если они вырастут – все десять-то или сколько их там? – куда мы потом с ними? Если они все десять-то там затопочут, что мы потом?

Тимофей. Где ты видела, чтоб кошки топотали?

Катерина. Затопочут, не беспокойся! А если еще эти десять да своих по десять принесут, тогда совсем возрадуемся.

Тимофей. Как это они принесут, если из них всегда половина котов бывает?

Катерина. А коты что, цыплят помилуют? Да пошел ты с котами своими! (кричит.) Танька, ну-ка счас же лезь на крышу! Я их сама утоплю, ты только достань.

Таня (из своей комнаты). Темно уже совсем.

Бабка. Катька не о том разговор, кто хороший, а кто плохой, а только она на крышу, а он ее там…

Катерина. Да где – там-то, если он, говоришь, здесь сидит?

Тимофей. Да пошли вы… Сами хуже всякого дурдома.

Бабка. Катька, ты пошто не поймешь-то?..

Катерина (перебивает). Ладно, хватит! Давайте ужинать. (кричит Тане.) И чтобы завтра на крышу как штык, безо всяких разговоров!

Бабка с Катериной собирают на стол.

 

Ужин. Начало приступа.

Виктор в своей комнате подходит к телефону, набирает номер.

 

Виктор. Алло, девушка, город мне, да, город: три-семнадцать-восемьдесят два. Да, по срочному. Соединяете? Да, жду, жду. (Ждет с трубкой в руках.)

 

В большой комнате бабка и Катерина за столом. Тимофею еду ставят на табуретку у его кровати.

 

Бабка. Кричит чего-то?

Тимофей. Не кричит, а звонит.

Катерина. Танька, иди ужинать.

Бабка. Может, он туда звонит?

 

Входит Таня, садится за стол.

 

Тимофей. Куда – туда?

Бабка. «Куда»… да откуда вышел!

Тимофей. Чего ему туда звонить?

Бабка. Спрашивает, видно, чего-то.

Тимофей. Ага, совету спрашивает – как нас тут уничтожить.

Катерина. Да перестаньте вы!

Таня. Что ты, папка, бабка старая, а ты? Мам, может, позвать его, он же не ужинал.

Тимофей. Бабка тогда первым же куском подавится.

Бабка. Позови-позови да еще ножик к нему рядом положи!

Катерина. Перестаньте! Ешьте да помалкивайте.

 

В комнате Виктора.

 

Виктор. Алло, девушка! Да, три-семнадцать-восемьдесят два. Да, я жду. Мой? Минутку. (смотрит номер на телефоне, но, видимо, его там нет.) Девушка, не бросайте трубку, я сейчас спрошу, не бросайте, минутку…

Виктор выбегает в большую комнату. Бабка в испуге отпрянула, настороженно смотрят Тимофей и Катерина. Какое-то время Виктор тоже смотрит на них с недоумением, но, вспомнив информацию Михаила, спохватившись, улыбаясь, пятится.

 

Виктор. А, да, да, понял, все понял.

Тимофей (показывает пальцем на свои губы). Ужинаем вот.

Виктор. Да, конечно. Мне этот… (показывает, как подносят трубку к уху) телефон, телефон.

Тимофей (осторожно показывая пальцем на дверь в «гостиницу»). Там, там телефон.

Виктор. Я знаю. (крутит пальцем, как бы набирая номер.) номер мне, номер.

 

За столом переглядываются.

 

Тимофей. Не знаем мы номера.

Виктор. Как – не знаете? Кто ж тогда знает? (спохватившись, снова заулыбался.) ну, понимаете, номер, номер… телефона номер.

Тимофей. А куда звонить номер-то? Может, где записали на бумажке да обронили бумажку-то?

Виктор. Да нет, ваш, ваш номер, вашего телефона.

Тимофей. А, нашего! Та нашего: два-тринадцать. (выводит цифры пальцем в воздухе.) сначала – два, а потом – тринадцать. Два и тринадцать.

Виктор. Как – всего три цифры? Может, еще забыли какие?

Тимофей. Так все, больше нету.

Виктор. Хм… ну хорошо. Ясно. Понял.

 

Бежит к себе, берет трубку.

 

Девушка, два-тринадцать. Да нет, это мой, ну, ихний, ихний, они так сказали. Да, по срочному, жду.

 

Паника бабки.

За столом.

 

Бабка. Вот и началось.

Таня. Ну и что, номер спросил.

Бабка. «Номер» тебе! А глаза какие – видела? Уж теперь-то я разглядела. А это… (показывает, как Виктор крутил пальцем.)

Тимофей. Я тоже – чего это думаю, он вертит? Думаю, может, чашку какую или тарелку просит. Мол, кругленькая.

Бабка. Тарелку… как он только начал вертеть, так я сразу и подумала, смерть моя пришла. Да мне-то ладно, а вот ее-то… (кивает на Татьяну) теперь куда девать?

Катерина. Так Мишка-то привел, чего сказал?

Бабка. То и сказал. Вести, мол, больше некуда, раз у вас гостиница, деньги получаете, то сами и разбирайтесь. Черт бы уж с ними, с деньгами с этими!

Таня. Да врет он все, мама. Напридумывал, а они теперь…

Катерина. Кто врет?

Бабка. Да как же тебе врет-то? Сама-то, что ль, не видела?

Катерина. Кто что придумывал-то?

Бабка. Да Мишка это упредил нас, чтоб знали-то, ну, про того. А она никак не верит.

Таня. Ну и тряситесь теперь, раз вам Мишку так слушать охота. (уходит к себе.)

Бабка. Гляди-ка, нисколько не боится.

Катерина. Так почему она не верит-то?

Бабка. Да что мы сразу, дескать, не поглядели на него. А когда тут глядеть? Убираться надо было.

Тимофей. Да не глядеть… Парень-то он молодой и из себя ничего вроде, вот ей и неохота, чтоб дурак был.

Катерина. Объяснили! Ладно, тут дел невпроворот. (начинает убирать со стола.)

Бабка. Пойду ягненка погляжу. Фонарик-то там лежит?

Катерина. Там, там.

 

Бабка выходит.

 

Звонок брату.

В «гостинице». Виктор у телефона.

 

Виктор. Да, алло, соединяйте. Привет… Виктор это, Виктор. Ты к моим не забегал? Ты смотри эти дни, а то ей даже в магазин выбежать – оставить не с кем… а, зря связался… дней на пять. Теперь что, раз уж приехал, думал, хоть долги раздам, а тут… да еще поселили… долго рассказывать… приеду расскажу, говорю. Аленка приболела перед отъездом, так что ты обязательно забеги. Меня дней пять не будет, ей передай. У стариков был? Тогда нормально. Все забеги обязательно. Давай! (кладет трубку.)

 

Бросок с кровати.

В большой комнате Тимофей и Катерина.

 

Тимофей (кивая на дверь в «гостиницу»). Интересно б послушать, чего это он там передает?

Катерина. Про тебя героя-именинника.

Тимофей. А при чем тут «герой»?

Катерина. Кто, я, что ли, пьяная на мотоцикл садилась?

Тимофей. А при чем тут «именинник»?

Катерина. А кто про именины кричит, чтоб устраивали?

Таня (входит). Мам, у него там, наверно, простыни сменить надо?

Катерина. Иди читай, а то я тебе сменю, забегала тут!

Тимофей. А что, может, правда сменить надо? Приезжий человек, а она… Думает, если у него не хватает, так над ним все вытворять можно?

Катерина. Как бы ни не хватало, а твоего-то все равно побольше, наверно.

Тимофей. Танька, ну-ка смени!

Таня. Мам?

Катерина. Я тебе сказала – иди учи! (Тимофею.) а ты тут лежи да не подначивай.

Тимофей. Еще и выгадать хочет за счет Богом обиженного!

Катерина. Я тебе счас выгадаю так выгадаю. Еще месяц назад, как тот уехал, все чистое постелила, а он будет теперь тут…

Тимофей. Ну и допустим, а чего кричишь? Не лазь, Танька, на крышу. Пусть они там расплодятся и хоть вообще потолок обвалят.

Катерина. Во, этому-то ты можешь научить. Чему-чему, а этому-то… (Тане.) Ну чего ты тут вертишься, делать тебе нечего?

 

Таня молча уходит к себе.

 

Другой бы спасибо сказал: кормят, поят, ухаживают за ним, а он…

Тимофей. Ага, еще б ты не ухаживала! Да только мне не ухаживания твои нужны, а костыли. И если в это воскресенье не привезешь – ползком на улицу выползу! Весна скоро, а она… за тобой бы так поухаживать.

Катерина. Хоть бы три денечка полежать, ничего не делать. А тут и минуты не выкроишь. Разлегся, еще и ворчит недовольный. Еще и именины ему за это устраивай!

Тимофей. Разлегся, значит? Специально, значит, разлегся? Хорошо мне, значит? Ну так счас еще лучше будет! (переворачивается на руках и падает с койки.)

Катерина (бросается к нему). Да ты что? Ты что, одурел? Бабка! Танька!

 

Ультиматум Тимофея.

На стук и крики Таня выбегает из своей комнаты, Виктор – из своей. Со двора вбегает бабка с палкой в руках и, размахивая ей наступает на Виктора. Тот, растерявшись, отступает, не зная, то ли ему помогать, то ли убегать.

 

Бабка. Я тебе! Подступись, только подступись! (увидев, что Тимофей на полу, заголосила.) Батюшки, люди, сбросил, безногого сбросил! Караул! Танька, беги за мужиками! Караул!

Катерина (занятая Тимофеем, не поймет, на кого кричит бабка, оборачивается к ней). Да ты что, очумела? Помоги давай! Танька, бери за ноги.

Тимофей (сопротивляется). Каждый день теперь буду сбрасываться! Через час буду! Пока весь гипс не рассыпется! Я вам покажу, как мне хорошо лежать!

Катерина (Тане). Да не гипсовую, за живую бери. (Виктору.) Чего стоишь – помогай.

 

Втроем водворяют Тимофея на место. Бабка все еще не может понять, что происходит.

 

Тимофей. Если завтра же не сделаете костыли с именинами, я вам весь пол своим гипсом проломлю! Что, думаете, опять не сброшусь? Мать, ну-ка дай палку, я ей счас весь гипс раздолбаю.

Катерина. Да ты что, с цепи сорвался! (бабке.) Успокаивай хоть ты своего сыночка. Хоть бы при чужих людях постеснялся.

Бабка. Тимоха, да кто ж тебя сбросил? Катька, чего вышло, кто его скинул-то?

Катерина. «Скинул»… скинешь его, как же! Такой сам кого хочешь скинет.

Тимофей (Виктору). Вот попомни, парень! Если только они мне не сделают именины с костылями, я им… Попомни, свидетелем будешь.

Катерина (Виктору). Ладно, чего вам тут на дураков глядеть. Там, наверно, до тошноты насмотрелись да еще тут теперь, идите.

Виктор. Угу, если чего надо… (Показывает жестом: «располагайте», мол. Уходит к себе.)

Бабка. Катька, так чего будто вышло-то?

Таня. Упал с кровати.

Бабка. Так пошто будто упал-то?

 

Именины будут завтра.

Входит Катерина.

 

Катерина. Что притихли? Тот-то не выбегал больше?

Бабка. Так мы думали – таблетки, а он их и не глотал вовсе.

Катерина. Ну, тогда спать давайте, завтра снова чуть свет.

Тимофей. А я?

 

Все вопросительно смотрят на Тимофея.

 

Со мной как? Забегали тут: таблетки, таблетки, только б от меня отвязаться. Когда делать будем? Именины-то?

Бабка. Тимоха, да ты разве не видишь, что тут творится? Ну вот как увезут этого, тогда и будем думать.

Тимофей. Что, снова начать сбрасываться? За любого полоумного готовы уцепиться, только б именины не делать, так, что ли?

 

Все смотрят на Катерину.

 

Бабка. Катька?

Катерина. Только запомни: ты потом у меня за эти именины полгода грамма в рот не возьмешь.

Тимофей. А зачем… потом-то мне зачем? Потом я бегать буду, работа, потом-то другое дело! Мне главное сейчас, перетерпеть чтоб.

Бабка. А когда делать?

Тимофей. Да завтра же и сделаем. Все равно же только свои будут.

Бабка (кивая на дверь «гостиницы»). А этот?

Тимофей. А он что, он в клубе будет или у себя, в гостинице.

Бабка. Верно, так и скажем ему: там, мол, территория казенная, что хочешь, то и делай, а у нас именины.

Таня. Ну все, папочка, настал твой день.

Бабка. А Мишка-то, Мишка, с баяном чтоб.

Таня. А он свой, что ли? (Идет к себе.)

Бабка. Ну так а как? Раз спасает нас тут.

Катерина. Он, может, из-за этого и привел, чтоб спасать.

Михаил. Сам теперь не рад, тетка Катя.

Катерина. Ну все, договорились, теперь спать давайте.

Михаил (встает). Когда завтра прийти-то?

Бабка. Так после работы уж, раньше-то как?

Михаил. Ладно, пошел я. Вы только не трогайте больше его.

Бабка. Погоди, Мишка, правда, что ль, он таблеток-то так ни одной и не проглотил?

Михаил. Да он без таблеток уж давно спит, наверно. Пошел я. (уходит.)

Бабка. Как же, заснешь тут без таблеток!

Катерина. Будто сама их глотала когда.

Бабка. Так мне-то зачем? Это Мишка сказал, что проглотил, я будто б и успокоилась, а теперь опять…

Тимофей. Сама тогда проглоти чего-нибудь, чтоб хоть один из вас заснул.

Бабка. Я их и молодой-то сроду не глотала, а теперь буду вам… (Идет в спальню.)

Катерина. Ой, ну ладно, спать. А то ведь завтра еще и перед тобой придется ходить на цыпочках.

Тимофей. Ты думаешь, я это тебе потом не вспомню?

Катерина. Вспомнишь, вспомнишь. А как ногу сломаю, так и мне будешь именины устраивать. Спи.

 

20. спокойной ночи!

В спальне бабка, Таня. Таня уже в постели, с книгой, но не читает, бабка расправляет свою.

 

Таня. И почему все такие: то как кладовщик, а то как мешком по голове…

Бабка. Каким мешком?

Таня. Пыльным. Это говорят так.

Бабка. Что говорят?

Таня. Спи, бабка, я про свое.

Бабка. Так вот я тоже про свое: если только он эти таблетки не глотал, то нам никак нельзя всем спать.

Таня. Да перестань ты, спит, и пусть спит.

Бабка. Так если б. А как проверишь? Хоть бы щелочка какая была. Обязательно бы нам надо ее сделать. Хоть и этот уедет, а назавтра такой же явится – как подсмотришь?

Таня. Баб, а как ты с дедом познакомилась?

Бабка. Чего мне было знакомиться, когда он вот с таких тут же бегал.

Таня. Сопливый?

Бабка. Так а кто тогда не сопливые были да маленькие-то.

Таня. Ну уж нет, сначала его таким смотреть, а потом…

Бабка. Ищи себе не сопливого. Хоть и сопливый был, зато вино не глотал, как нонешние. Да и не был он сопливым сроду, чего ты брешешь-то? Он вон какой был! Если б не контузия эта, так сколько б еще прожил. Один раз потопа эвон какая была – бревна несло, а он не испужался, прыгнул да чужого ребятенка вытащил. Сопливый тебе… Это на родного-то деда?

Таня. Значит, ты с ним на завалинке познакомилась?

Бабка. Пошто на завалинке? Спи давай.

Таня. Сама спи.

Бабка. Уснешь тут. Дверь-то к нему настежь, считай.

Таня. Да что он тебе сделает, вы почему такие запуганные-то? Если кто-то чужой, сразу его бояться – обманет, ограбит! А в городе, если все незнакомые, ты что, зайдешь в трамвай или в автобус и будешь сразу про всех так думать?

Бабка. А как же?

Таня. Да что они тебе сделали?

Бабка. Не сделали, так сделают.

Таня. Что сделают?

Бабка. Что… да все ноги обтопчут.

Таня. Но они же еще не оттоптали, а ты уже думаешь.

Бабка. Ну так я же знаю, что все равно обтопчут.

Таня. Вот если б Мишка сказал, что он хороший-прехороший, так вы бы не поверили. А здесь – так сразу.

Бабка. Где ты его нынче увидишь, хорошего-то? Как только поселится в гостинице, так и давай пить. Спи давай, ты пошто никак не засыпаешь-то?

Таня. Успею. Вот уеду летом, одна тут останешься, так вспомнишь еще.

Бабка. Чего я тут одна? Как уедешь – помирать надо будет.

Таня. Зачем?

Бабка. Ну так а что? Ты уедешь, Тимоха с Катькой сами большие, а чего мне делать-то?

Таня. Ну и что мне теперь не уезжать?

Бабка. Пошто ж не уезжать-то? Учиться все равно надо. Да и кого ты тут найдешь, окромя Мишки? А мне помирать все равно надо когда-то. Уедешь, а на похоронки приедешь потом.

Таня. «Приедешь»… Будто за картошкой…

Бабка. Какой картошкой?

Таня. Да ну тебя, спи давай.

Бабка. Счас лягу. И ты спи. В молодые-то годочки отоспаться, а то потом под старость-то попробуй-ка усни.

Таня. Все, я уже во сне.

Бабка. Ну и слава Богу.

 

21. ночное бдение.
Свет гаснет, но через какое-то время высвечивается бабка, она тихонько идет в большую комнату, находит там замок и подходит к двери «гостиницы». Железное звяканье замка, который она в темноте пытается вставить в пробой, услышал Виктор, чутко дремавший на своей койке одетым. Он вскакивает, тихонько подходит к двери, слушает возню за ней.

Виктор (стараясь громко и грозно). Кто там? У меня тут ножичек имеется!

 

Бабка, так и не вставив замок в пробой, бежит к себе и быстро ложится. Разбуженные криком, поднимаются на койке Тимофей и Катерина. Бабку они не увидели.

 

Тимофей (тихо, Катерине). Кто это?

Катерина. Этот кричал.

Тимофей. Чего кричал?

Катерина. Про ножик. (по бабьей привычке просыпается мгновенно, вдруг осознав слова Виктора.) Правду бабка говорила – замок бы на пробой надо…

Тимофей. Где его сейчас найдешь, да и он услышит.

Катерина. Ну тогда крикни чего-нибудь.

Тимофей. Зачем?

Катерина. Чтоб услышал, что не спим. Про топор лучше.

Тимофей (кричит). А ну-ка, принесите-ка мне топор, который повострее!

 

Ждут реакции.

 

Молчит.

Катерина. Однако я, правда, принесу топор, раз замок не навесили. (идет за топором.)

 

Виктор, приоткрыв дверь, видит это в щелочку.

 

(возвращается, отдает топор Тимофею.)

Так и будем, что ли, сидеть теперь?

Тимофей. Дверью скрипит, подглядывает. Ты спи, а я все равно выспался, посижу. (громко.) Я кому-то там поскриплю-ю!

 

Виктор быстро закрывает дверь и садится около нее с ножом. Тимофей сидит в кровати с топором в руках.

 

Действие второе. Пятница.

 

Светлый день.

Там же назавтра. Время к вечеру. Тимофей на кровати, бабка идет к нему из спальни.

 

Бабка. Тимоха, еще-то я тебе чего забыла рассказать: как только он вышел утром…

Тимофей (перебивает). Да перестань ты про это. Все я сам знаю, слышал, видел. Ночь пережили, живые – и слава Богу. А если он с сумкой утром убежал, значит, не вернется. Мишка его куда-нибудь пристроит – он же тебе сказал. Чего еще-то? Сами – праздник сделать, а сами – каждую минуту только про него да про него. Дай-ка френчик.

Бабка. Зачем? Не собрались же еще.

Тимофей. Я что, при всех буду одеваться?

Бабка (подает). На, да лежи уж тогда, как именинник заправдашний.

Тимофей. А я что тебе, занарошный?

Бабка. Ладно, ладно, я и говорю, заправдашний.

Тимофей. Какие, к черту, именины, так, посидеть, раз все равно лежу. Там на юбилей всю родню созывают, а тут так…

Бабка. Ладно, не нервничай. (показывает бутылку водки.) вот, стоит уже. Ну и ушлая у тебя баба! Утром подзывает, да и говорит: иди в амбар и возьми там в старом сапоге. Да ему, говорит, покажи, а то будет нервничать, что не достанем. Вишь, как она у тебя – в магазине хоть шаром покати, а у ней в каждом сапоге припрятано. Чего ни хватись – все у ней припрятано.

Тимофей. Кто выбирал? Знал, кого брать, наверно.

Бабка. Ну ладно, лежи, а я счас тебе и френчик новый, и рубаху найду. (роется в шифоньере.)

Тимофей. И придет твой смертный час.

Бабка. Ты чего это?

Тимофей. Да так, тут про все передумаешь. Слова-то какие важные – смертный час. Не минута, а именно час. За минуту-то человек, видно, не успевает отойти, тут час нужен, дело нешуточное.

Бабка. Ты зачем про это-то? Да еще на именинах.

Тимофей. Потому и думаю: как это люди по одному живут – ужасть. Случись что, вот как со мной теперь, и не то что тебе именины, а и воды подать некому.

Бабка (приносит одежду). Во, одевайся, чтоб как молодой был… А как вернется?

Тимофей. Опять ты про свое!

Бабка. Ладно, не буду, не буду. Раньше про эти именины и знать не знали, а теперь он еще вот какой, а ты уж ему устраивай. Ничего, вот как уж совсем распусто в магазинах станет, так шибко не поустраиваешь.

 

Не утопили котят.

Входит Катерина.

 

Катерина. Вот как я! Чуть не полдня раньше с работы убежала. Ну и как тут именинник наш?

Бабка. Так вон, во всем новом уже.

Катерина (кивая на «гостиницу»). Не приходил?

Бабка. Как убежал утром с сумкой, так и не было. Мишка же посулился его пристроить куда-нибудь. Уж уведет, наверно. А то что же, опять ночь сидеть?

 

Входит Таня.

 

Таня. Папка-то какой нарядный сегодня.

Катерина. А ты думала, папка у тебя хуже всех? Давай, пока мы тут собираем, быстрей переоденься – и на крышу.

Таня. Ну, мам, почему счас-то?

Катерина. А когда? Пока светло и слазишь.

Таня. Так сегодня же… У папки же день рождения сегодня?

Катерина. Ну и что? Слазишь – да и сиди отмечай.

Таня. Ничего себе: сначала топить, а потом…

Катерина. Да я сама утоплю, сказала же – сама. Ты только слазь.

Таня. Ты-то скажи, папка!

Катерина. А чего – папка? При чем тут тебе папка?

Тимофей. Погоди, Катька… Правду она говорит, не так как-то выходит.

Катерина. Чего тебе опять не так?

Тимофей. «Чего»… мы тут сядем, а им…

Катерина. Ну, сядем и сядем! А им… Докуда же это тянуться-то будет? Вырастут, кому они нужны? У всех своих девать некуда. А топить потом, когда они глаза-то откроют, еще в сто раз жальчей будет. И что мы потом с ними? Вчера же договорились, чтоб сегодня как штык на крышу, договорились?

Тимофей. Все равно не так как-то.

Таня. Правильно, папка.

Катерина. Чего тебе «правильно»? Ждешь, когда я сама туда полезу да не хуже этого пьяницы руки-ноги переломаю, - это тебе правильно?

Тимофей. А кто это тут пьяница?

Катерина. Да ладно, снова да ладом начнем.

Бабка. Катька, может, уж правда бы… сегодня-то…

Катерина. Все! Все! И не сегодня, и не завтра, и вообще замолчите! И если только она счас не слазит – никаких вам ни именин, ни хренин – ничего не будет. И вот это я вам говорю!

Тимофей. А где это ты тут пьяницу увидела, интересно разобраться?

Катерина. Все для них, все как есть делаешь, а тебе за это… Они там где-то по пьянке ноги суют куда попало, а ты им за это именины устраивай с пятнадцатью кошками над головой. Они тут по полдня причесываются, лежат да через час рубахи переодевают, а ты перед ними бегай на цыпочках, и они же еще и недовольные!.. Ну уж нет, чтоб я им еще…

Тимофей. Это она специально на мой праздник их топить назначила!

Катерина. Посмотрите-ка вы на них! Если они чистую рубаху надели, то, выходит, по-ихнему, в этот день уже и утопить никого нельзя?!

Тимофей. Да, выходит! (показывая куда-то вверх.) Даже эти, сидят там, да по праздникам амнистию делают, а ты…

Катерина. Да гори оно все! Разводите тут кошатник, собачник, чего хотите делайте, а я больше…

Бабка. И верно, Катька. Пусть уж поживут сегодня. А потом от какого-нибудь Кошкина бога, может, этот день нам и зачтется.

Катерина. Зачтется, все нам зачтется! Собирайте давайте, а я пока переоденусь пойду.

 

Уходит в маленькую комнату. Бабка с Таней собирают на стол.

 

Бабка. Слава тебе, Господи. Я уж думала, разладилось все.

 

Заздравные речи.

Входит Михаил с баяном.

 

Тимофей. О, и музыка пришла! Проходи, Михаил. Садись.

Бабка. Ну что, пристроил его?

Михаил. Там… Улаживается. Все уладится, бабка!

Бабка. Ну, так ты определил его?

Михаил. Решается. Вопрос решается, говорю же тебе.

Бабка. Так «решается»… Пока вы там «решать» будете, а он уже тут объявится вот с таким ножиком.

Тимофей. Сказал же тебе – решили, чего еще надо-то?

Михаил. Все будет нормально. Я что тебе, божиться должен?

Бабка. Ну да так бы и сказал. А то «решается»…

 

Входит нарядная Катерина.

 

Катерина. Вот и я, супруга именинницкая! Садимся, что ли, все тут?

Бабка. Так все, не все, а больше не звали. Танька, иди, начинается.

 

Входит Таня, все рассаживаются.

 

Тимофей. Разливай, Михаил, а то мне с кровати неловко.

 

Михаил молча разливает.

 

Катерина (встает). Ну вот, Тимофей, хоть ты сейчас и без ноги, а дожил до светлого праздника. Вот мы тут сидим, все свои, и никто про тебя сегодня худого слова не скажет. Может, там и было чего, но тогда ты нас прости. Дочку вот мы с тобой вырастили, сына женили по-человечески, и главное – бабка вот, мать твоя, еще живая. А она нам много доброго сделала – всю жизнь, и худого я про нее тоже ничего не скажу. А уж какая я вам невестка – сами судите, тут уж как я вам угодила.

Бабка. Хорошая, хорошая невестка, лучше и не придумаешь.

Катерина. Ну а раз, неплохая я вам невестка, тогда прошу выпить за моего мужа, Тимофея Ивановича, и за всю его семью. Давайте.

Тимофей. Спасибо, Катька. Спасибо, Катерина.

Бабка. Да пей уж, пей, чего «спасибо». А она потом еще скажет. Видишь, как она браво говорить-то умеет. Это Иван, батька твой, бывало, как встанет, да как расправит бороду, да так строго на всех посмотрит, да как скажет… Все, бывало, его просили. Танька, ты-то скажи как дочка.

Катерина. Еще одну не успели выпить, а ты уж…

Бабка. Ну, ешьте, ешьте тогда, закусывайте. Мишка, ешь да на баяне потом сыграешь.

Тимофей. Давайте теперь я скажу. Налей, Михаил.

Бабка. Как ты говорить-то будешь, с кровати, что ль?

Катерина. А откуда он должен, со стола?

Бабка. Ну так, говорят-то встамши чтоб… Как Иван-то, батька-то его, я же только что рассказывала.

Катерина. Батька… Как он без ноги встанет-то?

Бабка. Так с кровати-то разве говорят?

Катерина. А как же он должен теперь? От привяжется же! Говори… Тимофей.

Бабка. Ну так пусть бы хоть…

Катерина. Что?

Бабка. Пусть уж тогда Мишка с Танькой приподнимут его как-то, а он тогда нам и скажет.

Тимофей. Чего меня поднимать?

Катерина. Да заступники вы наши великомученики, чего ж ты к безногому привязалась-то? Ну пусть с кровати, главное-то, чтоб слышно было.

Бабка. Так «слышно»… Охота, чтоб он как Иван.

Катерина. Ну и что теперь?

Бабка. Так что… Пусть уж говорит.

Катерина. Давай, Тимофей.

Бабка. Ты, Тимоха, хоть построже тогда.

 

Тимофей, с рюмкой в руке, приподнимается, откашливается, молчит.

 

Ну чего ты, пошто не скажешь-то?

Тимофей (еще какое-то время пытается найти слово, но вдруг быстро выпивает один). «Бороду расправь, бороду…». Откуда я возьму, какую бороду? Он когда жил? Тогда хорошо говорить было.

Катерина. Так и правда – откуда ж ему взять, «как батька-то»? У него свой ум, свой разговор, а тут «как батька», да и тол