Часть 2. Смещаюшийся баланс цивилизаций

Запад

 

Запад – единственная цивилизация, которая имеет значительные интересы во всех других цивилизациях или регионах, а также имеет возможность влиять на политику, экономику и безопасность всех остальных цивилизаций или регионов. Обществам из других цивилизаций обычно требуется помощь Запада для достижения своих целей или защиты своих интересов. Можно резюмировать, что Запад: управляет международной финансовой системой; контролирует все твердые валюты; является основным мировым потребителем; является основным мировым производителем готовых изделий; играет роль морального лидера для многих обществ; способен на крупные военные интервенции; контролирует морские линии; занимается наиболее современными техническими исследованиями и разработками; контролируют передовое техническое образование; доминируют в аэрокосмической индустрии; доминируют в области международных коммуникаций; доминируют в производстве высокотехнологичных вооружений.

Сейчас господство Запада неоспоримо, и он останется номером один в плане влияния все ХХI ст. Однако постепенно могущество Запада по сравнению с мощью других цивилизаций будет и дальше снижаться. Наиболее значительное усиление могущества приходится на долю азиатских цивилизаций (и так будет продолжаться и далее), и Китай постепенно прорисовывается как общество, которое скорее всего бросит вызов Западу в борьбе за глобальное господство. Эти сдвиги в соотношении власти между цивилизациями ведут и будут вести к возрождению и росту культурной уверенности в себе не-западных обществ, а также к возрастающему отторжению западной культуры.

Снижение влияния Запада характеризуется тремя основными аспектами.

Во-первых, это медленный процесс, который находится на первой фазе.

Во-вторых, он не идет по прямой. Он крайне неравномерен, с паузами, откатами назад и повторными утверждениями западного могущества, за которыми следуют проявления слабости Запада. Открытые демократические и капиталистические общества Запада скрывают в себе огромные возможности для восстановления. Кроме того, в отличие от многих цивилизаций Запад имеет два центра власти: американскую и европейскую составляющую западной цивилизации.

В-третьих, власть страны или группы обычно оценивается при помощи сравнения имеющихся у нее в наличии ресурсов с теми ресурсами, которыми обладают другие государства или группы, на которые она пытается оказать влияние. Объем всех необходимых для поддержания могущества ресурсов, которыми обладал Запад, достиг своего пика в самом начале двадцатого века, а затем его доля начала снижаться по отношению к доле других цивилизаций.

Территория и население. В 1490 западные общества контролировали большую часть европейского полуострова, кроме Балкан. Когда территориальная экспансия Запада достигла своей кульминации в 1920, он напрямую управлял почти половиной земной суши. К 1993 году подконтрольные территории сократились наполовину. Запад вернулся к своему изначальному европейскому “ядру”, плюс он имеет обширные, освоенные поселенцами земли в Северной Америке, Австралии и Новой Зеландии. Территория независимых мусульманских государств, напротив, увеличилась в 1993. Схожие изменения произошли и в плане контроля людских ресурсов. В 1900 жители Запада составляли около 30% от общего населения мира, а западные правительства управляли почти 45 процентами населения (в 1920 году эта цифра увеличилась до 48%). В 1993 году западные правительства правили, только жителями Запада. Население Запада составляло чуть больше 13% человечества, и на начало ХХI ст. его доля должна упасть до 11%, а затем до 10% к 2025. По общему числу населения Запад занимал в 1993 году четвертое место после синской, исламской и индусской цивилизаций. Таким образом, в количественном плане жители Запада составляют стабильно сокращающеюся мировое население.

В качественном отношении баланс между Западом и остальными цивилизациями также меняется. В начале 1960-х в большинстве стран третьего мира грамотным было менее одной трети взрослого населения. В начале 1990-х лишь в нескольких странах (не считая Африку) было грамотным менее половины населения. Около 50% индийцев и 75% китайцев могли читать и писать. Уровень грамотности в развивающихся странах в 1970 составлял 41% от показателя развитых странах; в 1992 году он увеличился до 71%. К началу 1990-х во всех регионах, за исключением Африки, практически вся возрастная группа была охвачена начальным образованием. И самый значительный факт: в начале 1960-х годов в Азии, Латинской Америке, Африке и на Ближнем Востоке менее одной трети соответствующей возрастной группы было охвачено средним образованием; к началу 1990-х оно распространялось уже на половину этой возрастной группы (за исключением Африки). В 1960 году городские жители составляли менее одной четверти населения развивающихся стран. Однако за период с 1960 по 1992 год процентная доля горожан выросла с 49% до 73% в Латинской Америке, с 34% до 55% в арабских странах, с 14% до 73% в Африке, с 18% до 27% в Китае и с 19% до 26% в Индии.

В результате роста грамотности, образования и урбанизации возникли социально мобилизованные слои населения с возросшими возможностями и более высокими ожиданиями, которые можно активизировать для политических целей, используя способы, для неграмотных крестьян не подходившие. Социально мобилизованные общества – это более сильные общества. Значительный разрыв по-прежнему отделяет китайцев, индийцев, арабов и африканцев от жителей Запада, японцев и европейской части бывшего Советского Союза. И все же этот разрыв быстро сокращается. В то же самое время возникает другой разрыв. Средний возраст жителей Запада, японцев и жителей европейской части бывшего Советского Союза постоянно растет, и все большая доля неработающего населения тяжелой ношей ложится на плечи тех, кто еще продуктивно трудится. Другие цивилизации отягощены большим количеством детей, но дети – это будущие рабочие и солдаты.

Экономика. К 2013, согласно прогнозам, доля Запада в валовом мировом продукте будет равняться 30%. Согласно другой оценке, четыре из семи крупнейших экономик мира принадлежали не-западным странам: Японии (второе место), Китаю (третье), России (шестое) и Индии (седьмое). В 1992 году экономика Соединенных Штатов была самой мощной в мире, а в десятке крупнейших экономик было пять западных стран плюс ведущие страны из других цивилизаций: Китай, Япония, Индия, Россия и Бразилия. Правдоподобные прогнозы говорят, что в 2020 году пять сильнейших экономик будет у пяти различных цивилизаций и ведущие десять экономик будут включать три западные страны. Этот обуславливается, конечно, в большей части стремительным подъемом Восточной Азии.

Экономическое господство Запада обьясняется его доминированием на рынке высоких технологий. Однако технологии начинают рассеиваться, и если Запад желает сохранить свое превосходство, ему следует сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить это рассеивание. Но из-за того, что благодаря Западу мир стал теперь взаимосвязанным, замедлить это распространение технологий среди других цивилизаций с каждым днем все труднее. Распространение технологий и экономическое развитие не-западных обществ в ХХI ст. приведет к изменению в экономическом господстве.

Военный потенциал. Военная мощь имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов; технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу. Запад далеко впереди остальных по всем этим измерениям. В настоящий момент Запад монополизировал способность развертывать значительные обычные вооруженные силы в любой точке мира. Нет уверенности, что Запад сможет поддерживать эту способность. Однако весьма вероятным кажется прогноз, что ни одно не-западное государство или группа государств не смогут создать сравнимый потенциал в ближайшие десятилетия.

В тоже время в Восточной Азии, происходит повышение оборонных расходов и наращивание сил; тон здесь задает Китай. Подстегнутые ростом своего экономического благосостояния и ростом мощи Китая, другие восточно-азиатские страны модернизируют и увеличивают свои военные силы. Япония продолжает совершенствовать свои и без того современные вооруженные силы. Тайвань, Южная Корея, Таиланд, Малайзия, Сингапур и Индонезия тратят все больше на свои вооруженные силы. В целом, военный потенциал, с учетом оружия массового поражения, возрастает во всем мире. По мере того как страны развиваются в экономическом плане, они наращивают мощности по производству вооружений. Многие не-западные общества либо имеют ядерное оружие (Россия, Китай, Израиль, Индия, Пакистан и, вероятно, Северная Корея), либо предпринимают активные усилия по его созданию (Иран), или же ставят себя в такое положение, что могут быстро получить его в случае необходимости (Япония). Наконец все эти процессы делают регионализацию центральной тенденцией в военной стратегии. Военная безопасность по всему миру все больше зависит не столько от глобального распределения сил и шагов сверхдержав, сколько от распределения сил в каждом регионе и действий стержневых государств цивилизаций.

Культура. Западные ценности и институты привлекали людей из других культур, потому что они рассматриваются как источник западной мощи и благополучия. Этот процесс идет уже несколько столетий. Между 1000 и 1300 годами, христианство, римское право и другие составляющие западной культуры были приняты венграми, поляками и литовцами, и это “принятие западной цивилизации было обусловлено смесью страха и восхищения перед западной моделью. Одновременно с упадком западного могущества снижается также и способность Запада навязывать западные представления о правах человека, либерализме и демократии другим цивилизациям, а также уменьшается и привлекательность этих ценностей для других цивилизаций. Она уже уменьшилась. На протяжении нескольких столетий не-западные народы завидовали экономическому процветанию, технологическому совершенству, военной мощи и политическому единству западных обществ. Они искали секрет этого успеха в западных ценностях и институтах. Чтобы стать богатыми и могущественными, им надо было стать как Запад. Однако сейчас эти вестернизированые взгляды в Восточной Азии исчезли. Жители Восточной Азии приписывают свое стремительное экономическое развитие не импорту западной культуры, а скорее приверженности своей традиционной культуре. Они добиваются успехов, по их утверждению, потому, что они отличаются от Запада. Аналогичным образом, когда не-западные общества чувствовали себя слабыми в отношениях с Западом, они обращались к западным ценностям – праву на самоопределение, либерализму, демократии и независимости, чтобы узаконить свое сопротивление западному господству. Этот бунт против Запада изначально использовался для утверждения универсализма западных ценностей; теперь он провозглашается ради утверждения не-западных ценностей.

 

 

В общем и целом, Запад будет оставаться самой могущественной цивилизацией и в первые десятилетия двадцать первого века. И далее он будет занимать ведущие позиции в науке, исследованиях и разработках, а также по нововведениям в экономической и военной области. Тем не менее контроль над другими важными ресурсами все больше рассеивается среди стержневых государств и ведущих стран не-западных цивилизаций. В 2020-х годах, Запад скорее всего будет контролировать около 24% мировой территории (вместо 49%), 10% населения мира (вместо 48%) и около 15–20% социально мобилизованного населения, 30% мирового экономического продукта (вместо 70%), и 10% от всеобщего количества военнослужащих (было 45%).

 

Возрождение не-западных культур

 

Как заметил Джозеф Най, существует различие между “жесткой властью”, то есть властью, основанной на экономической и военной силе, и “мягкой властью” – способностью страны делать так, чтобы “другие государства хотели того, что хочет она”, за счет привлекательности ее культуры. Как признает Най, в мире имеет место широкое рассеяние жесткой власти, и основные нации “намного меньше способны использовать традиционный ресурс власти для достижения своих целей, чем в прошлом”. Далее Най развивает мысль и говорит, что если у какого-либо государства “культура привлекательны, то другие будут с большей готовностью следовать” за ней, посему мягкая власть “столь же важна, как и жесткая власть”. Но что же делает культуру привлекательной? Она становится привлекательной, когда в ней видят корень материального успеха и влияния. Мягкая власть становится властью, только когда в ее основании лежит жесткая власть. Усиление жесткой экономической и военной власти привлекает к этой власти иные общества. Ослабление экономической и военной власти ведет к неуверенности в собственных силах, кризису идентичности и попыткам найти в других культурах ключи к экономическому, военному и политическому успеху. По мере того как не-западные общества наращивают свой экономический, военный и политический капитал, они все больше ценят достоинства своих ценностей, институтов и культуры.

 

Возрождение стояла на повестке дня во всем не-западном мире в восьмидесятые и девяностые годы ХХ ст. Возрождение ислама и “реисламизация” – центральные темы в мусульманских обществах. В Восточной Азии государства активно пропагандирует “азиация”.

По окончании “холодной войны” Россия снова превратилась в “разорванную страну”, где вновь проявилась классическая борьба западников со славянофилами. На протяжении десятилетия, имел место переход от первых к последним, когда вестернизированная элита уступила место элите, русскому по содержанию, западной по форме.

Индигенизации способствует демократический парадокс: принятие не-западными обществами западных демократических институтов поощряет и дает дорогу к власти национальным и антизападным политическим движениям. В 1960-е и 70-е годы вестернизированные и прозападные правительства в развивающихся странах находились под угрозой переворотов; в 1980-е и 90-е они проиграли выборы. Демократизация вступает в конфликт с вестернизацией, а демократия по своей сути является процессом, ведущим к защите региональных интересов, а не к глобализации. Политики в не-западных обществах не выигрывают на выборах, демонстрируя, насколько они западные. Предвыборная гонка, напротив, заставляет их апеллировать к тем вещам, которые они считают наиболее популярными, и эти темы обычно связаны с этническими, национальными и религиозными вопросами.

Результатом является объединение народа против элит, получивших образование на Западе и ориентированных на Запад. Исламские фундаменталисты добились впечатляющих результатов на выборах в мусульманских странах и пришли бы к власти, если бы военные не ограничивали их в этом.

Мы становимся свидетелями “конца прогрессивной эры”, когда доминировала западная культура, и вступаем в эру, в которой разнообразные цивилизации будут взаимодействовать, конкурировать, сосуществовать и приспосабливаться друг к другу. Этот глобальный процесс широко проявляется в возрождении религии, которое имеет место во многих частях земного шара и наиболее заметно выражается в культурном возрождении азиатских и исламских государств, вызванном во многом их экономическим и демографическим динамизмом.

 

 

Религиозный фактор возрождения не-западных культур

 

В ХХ ст., принято было считать, что экономическая и социальная модернизация ведет к ослаблению роли религии как существенной составляющей человеческого бытия. Модернизации основанная на науке, рационализме и прагматизме вытесняла суеверия, мифы, иррационализм и ритуалы, которые формировали основу религий. Государство становилось рациональным, прагматичным, прогрессивным и светским. ХХI ст. показало, что эти надежды беспочвенны. Экономическая и социальная модернизация приобрела глобальный размах, и в то же время произошло глобальное возрождение религии. Курс на секуляризацию развернулся в обратную сторону. Выраженный множеством способов, этот подход пропагандирует отказ от претерпевшей неудачу модернизации, объясняяя ее провал отходом от религии.

Ислам, иудаизм, индуизм, буддизм и православие – все они испытывают огромный подъем приверженности и внимания со стороны некогда обычных верующих. Во всех этих религиях возникли фундаменталистские движения, призывающие к решительному очищению религиозных доктрин и институтов, к изменению индивидуального, социального и общественного поведения в соответствии с религиозными догматами. Фундаменталистские движения весьма заметны и могут иметь значительный политический вес. Однако они являются лишь волнами на поверхности более широкого и более фундаментального религиозного прилива, который формирует человеческую жизнь в начале ХХI ст. Эта “десекуляризация мира”, “является одним из главных социальных фактов в конце двадцатого века”.

Вездесущность и важность религии особенно четко проявились в бывших коммунистических странах. Заполняя вакуум, образовавшийся после коллапса идеологии, религиозное возрождение пронеслось по этим странам. В России произошло возрождение православия. Политические лидеры стали все как один уважать религию, а правительство – поддерживать ее. Одновременно с возрождением православия в славянских республиках Исламское возрождение охватило Центральную Азию и Северный Кавказ. Чем можно объяснить это всеобщее религиозное возрождение? Естественно, в разных странах и цивилизациях оно обусловлено различными факторами. И все же было бы неверно полагать, что большое количество разнообразных причин привело к одновременным и схожим последствиям в большинстве частей света. Глобальный феномен требует глобального объяснения. Сколько бы событий в отдельных странах ни возникало под влиянием уникальных факторов, все равно должны существовать некоторые общие случаи. Каковы же они?

Наиболее очевидной, наиболее яркой и наиболее мощной причиной глобального религиозного возрождения стало то же самое, что считалось причиной ее смерти: процессы социальной, экономической и культурной модернизации, которые происходили по всему миру во второй половине двадцатого века. Люди переезжают из сельской местности в города, отрываются от своих корней, идут на новую работу или не работают. Они взаимодействуют с огромным количеством незнакомцев и подвергаются новым моделям отношений. Им нужны новые источники идентичности, новые формы стабильного сообщества и новые моральные устои, которые дали бы им чувство смысла и цели. Религия, ее направления, фундаментальные течения отвечают этим требованиям. Аграрные общества, которые прошли индустриализацию за последние одно–два поколения. То, что на Западе происходило 200 лет и более, здесь длится примерно 70 лет. Везде присутствует один примечательный феномен: подъем религии. Старые традиции уже больше не могут полностью удовлетворить людей. Начинается поиск нового объяснения предназначения человека, того, почему мы здесь. Люди не могут действовать рационально в погоне за своими корыстными интересами, пока не определят свое “я”. Поэтому предметом особого интереса являются вопросы идентификации. Во времена стремительных социальных перемен установившиеся идентичности разрушаются, должно быть переоценено “я” и созданы новые идентичности. Для людей, которые сталкиваются с необходимостью ответить на вопросы “Кто я?” и “Где мое место?”, религия предоставляет убедительные ответы, а религиозные группы становятся небольшими социальными общностями, пришедшими на замену тех, что были утрачены из-за урбанизации. Все религии, дают “людям чувство идентичности и направление в жизни”. Благодаря этому процессу люди вновь открывают исторические идентичности или создают новые.

В мусульманском мире, существует “повторяющаяся тенденция – в тяжелые времена, мусульмане находят свою базовую идентичность и преданность в религиозной общине, то есть в идентичности, определенной скорее исламом, чем этническими и территориальными критериями”. В России религиозное возрождение является результатом “желания обрести идентичность, которую может дать лишь православная церковь”, в то время как в мусульманских республиках возрождение аналогично является результатом “стремления утвердить те идентичности, которые в течение десятилетий подавляла Москва”. Фундаменталистские движения, в частности, – это “способ справиться с хаосом и потерей идентичности, смысла и прочных социальных структур, вызванных стремительным насаждением современных социальных и политических моделей, атеизма, научной культуры и экономического прогресса”. Фундаменталистские движения, возникают в странах, где существование старых сельских стилей жизни невозможно для большинства населения и где урбанизированные способы жизни, проникнув в деревни, начали разрушать вековые устои сельской жизни.

В более широком смысле религиозное возрождение во всем мире – это реакция на моральный релятивизм, а кроме того – утверждение ценностей порядка, дисциплины, труда, взаимопомощи и людской солидарности. Религиозные группы удовлетворяют социальные потребности, которые государство оставляет без внимания. Сюда входит предоставление медицинских и больничных услуг, сады и школы, забота о престарелых, быстрая помощь после природных и иных катастроф, социальное обеспечение и помощь во время экономических кризисов. Крушение устоев и развал гражданского общества создают вакуум, который заполняется религиозными, зачастую фундаменталистскими, группами.

Если традиционно доминирующие религии не удовлетворяют социальные потребности людей, то эту задачу выполняют другие религии, численность которых в результате резко возрастает, как и значимость религии в общественной и политической жизни. Исторически Южная Корея была преимущественно буддистской страной, где число христиан в 1950 году составляло около 1–3 процентов населения. Когда в Южной Корее начался бурный экономический рост, сопровождающийся крупномасштабной урбанизацией и дифференциацией профессий, оказалось, что буддизма недостаточно. Для тех миллионов, которые хлынули в города, и многих других, которые остались в изменившейся деревне, статичный буддизм Кореи аграрной эры потерял свою привлекательность. Христианство с его идеями о личном спасении и человеческой судьбе предложило более привлекательное мировоззрение во времена перемен. К 1980-м годам христиане, в основном пресвитериане, составляли не менее 30 % населения Южной Кореи.

Аналогичные сдвиги произошли в Латинской Америке. Количество протестантов там увеличилось с примерно 7 миллионов человек в 1960 году до 50 миллионов в 1990-м. Так, в Бразилии в начале девяностых 20% населения считали себя протестантами, 73% – католиками. Как и другие мировые религии, христианство проходит сквозь стадию возрождения, связанного с модернизацией, и в Латинской Америке оно приняло скорее протестантскую, чем католическую форму.

Если традиционная вера не может удовлетворить религиозные потребности модернизации, то люди обращаются к эмоционально подходящему для них импорту.

Религия принимает эстафету у идеологии, и религиозный фундаментализм приходит на смену национализму светскому.

Движения за религиозное возрождение являются антисветскими, антиуниверсальными и антизападными. Они не отвергают урбанизацию, индустриализацию, науку и технологию, а также все, что эти вещи означают для организации общества. В этом смысле они не являются антисовременнными, но они не приемлют идею вестернизации. Ислам будет играть в современную эру роль, сопоставимую с ролью протестантской этики в истории Запада. Нельзя сказать, что религия несопоставима с развитием современного государства. Исламские фундаменталисткие движения наиболее сильны в самых развитых и формально светских мусульманских странах, таких как Алжир, Египет, Ливан и Тунис. Религиозные движения, особенно фундаментального толка, профессионально используют современные средства массовой информации и организационные технологии.

Участники религиозного возрождения приходят из всех сфер деятельности, но в подавляющем большинстве – из двух групп, обе из которых мобильны и урбанизированы. Новоприбывшие в города мигранты, как правило, нуждаются в эмоциональной, социальной и материальной помощи. Второй важной группой является новый средний класс. Активисты исламских фундаменталистских групп, это не “консерваторы или безграмотные крестьяне”. В случае с мусульманами, как и с другими группами, религиозное возрождение – это урбанистический феномен, который привлекает к себе людей современно ориентированных, хорошо образованных и делающих карьеру. Религия дает смысл и направление для зарождающихся элит в обществах, где происходит модернизация. Она является идейной основой новой элиты против традиционного правящего класса, который принял западные ценности и образ жизни. Чаще всего, повторное утверждение ислама, означает отрицание западного влияния на местное общество, политику и мораль. В этом смысле не-западные религии являются наиболее мощным проявлением антизападничества в не-западных обществах. Подобное возрождение – это не отвержение современности, а отторжение Запада и светской культуры, которая ассоциируется с Западом.