Убежденность Джордана Скотта

 

– Офицер Каннингем, – сказал я. – Я правда очень сожалею, что опоздал.

– Ты знаешь правила.

– Я знаю. На десять минут разрешается, если больше – с концами. Свидание отменяется. Но у меня на самом деле уважительная причина.

– Я слушаю.

– Дело в том…

Но с чего начать? И где закончить? Я стоял перед металлоискателем, не способный найти объяснение всему этому.

– Ох ты господи, не знаю, почему я к тебе так хорошо отношусь, да что уж с этим поделаешь.

Она мне подмигнула, и на секунду я представил себе ее без формы, пистолет и щит убраны в шкаф, и она входит в свое парадное, а там ее обнимают муж и дети. Я поблагодарил ее за все.

– Кончай сантименты, ладно? Ты знаешь рутину: последняя кабинка, офицер Кейн ее приведет.

Все было точно как раньше: женщины, младенцы, стеклянная стена. Я ждал, усевшись на табурет, и глядел в пространство, которое скоро заполнит мама, изредка бросая взгляд на желтую телефонную трубку, и думал о том, как она безжизненна сейчас и как, через несколько мгновений, оживет от звуков маминого голоса.

– Джордан, – сказала мама, – будто целая вечность прошла.

– И для меня тоже.

Я рассказал ей про все, что случилось, это заняло много времени, и, когда я закончил, стенные часы сообщили нам, что осталось всего несколько минут.

– Твоя новость про сестру Риту меня не удивила, – сказала мама.

– Почему же?

Она колебалась, однако поняла, что сейчас не время держать язык за зубами.

– Не уверена, знаешь ли ты, что я заняла ее место? После того как твой отец женился на мне, он перестал – как мне это выразить? – видеться с ней.

– Ты думаешь то, что я думаю, ты думаешь?

Ее щеки порозовели от стыда.

– У него был такой список, – сказала она. – Список жен. Жен, которых он все еще – ну, ты понимаешь – посещал. С того дня, как я вошла в его дом, Рита обращалась со мной так, будто я что-то у нее украла. Ей хотелось настроить его против меня, она вечно пыталась меня застукать – и чтобы я плохо исполняла свои обязанности, забыла помолиться или тайком таскала тебе больше еды, чем положено. Когда ты был грудничком, она была со мной просто жестока. Ты часто плакал в церкви, а ты ведь знаешь, как Пророк этого не любил. Рита говорила твоему отцу, что это из-за меня, что я слишком плотно тебя прижимаю к себе, или не меняю пеленки, или любую ерунду, какая ей в голову придет. Ты же знаешь отца, он практически ничего не знал о младенцах, так что он просто не понимал, чему верить. Через некоторое время я попыталась с ней подружиться. Правда пыталась. Но все, на что она была способна, – это лгать ему на меня.

– Ну и стерва!

У мамы дрогнули в улыбке губы.

– Боюсь, ты прав.

– Мам, я видел его карту, но я никак не пойму, для чего она. Что все это означает?

– Это у него был такой способ управляться с женами. Держаться в форме.

– Ну да. Это и виагра.

– Не груби, Джордан. Не со мной. Я понимаю: тут все думают, что мы выжили из ума. Девчонки, что здесь сидят, моего имени не произносят, зовут меня Девятнадцатая. Разные шуточки выдумывают про оргии и всякое такое. Они понятия не имеют, кто мы такие, – они не понимают и не хотят понять. Я знаю: весь мир считает нас сумасшедшими или заблуждающимися или какими там еще. Я уверена: многие думают, что меня надо изолировать. Да мне это не важно. Мне безразлично, что обо мне думают другие. Только не ты. Не знаю, как я продержусь, если ты тоже начнешь говорить, что я ненормальная.

Кончик носа у нее покраснел, и она повернулась к офицеру Кейн – попросить бумажный платок.

– Я и не думал над тобой смеяться, – сказал я.

Она кивнула:

– Я знаю. – Потом, улыбнувшись: – Джордан?

– Да?

– Как думаешь, я выйду отсюда?

Я с минуту помолчал, обдумывая ответ.

– Может быть.

– Если выйду, то это благодаря тебе.

– Может быть.

– Нет. Это потому, что ты мне поверил.

– Тут есть гораздо больше, чем это.

– Нет, – возразила мама. – В этом настоящая причина. Все сводится к этому.

– Давай не будем забегать вперед, себя ведь не обгонишь. Есть еще много такого, чего мы не понимаем.

– Я знаю. Но мы разберемся.

Права ли она? Так глубоко веря? В меня?

– Мам, позволь мне задать тебе вопрос: отец когда-нибудь говорил с тобой о своем списке?

Она не сразу ответила. Отерла лицо:

– Совсем немного. Я знаю, что для некоторых жен наступал момент, когда он решал, что больше не желает оставаться с ними в браке, ну, в таком смысле, я хочу сказать, и тогда он говорил им, просто чтоб было ясно, понимаешь, ожидания и всякое такое. С этого момента он всегда относился к этим женам немножко иначе, чем к остальным. Мы всегда знали, когда одну из жен вычеркивали из списка, – обычно такое случалось, когда он собирался взять себе новую, – и, когда он снова женился, мы поглядывали вокруг повнимательнее и понимали, кого он… ну, уже не посещает так часто.

– Я и представления не имел, что это было так методично.

– С детьми мы никогда об этом не говорили. Это могло разбить им сердце.

– Мам, а с тобой как? Тебя он оставил в списке?

Она глядела в потолок, слезы заливали глаза.

– Никогда не думала, что мне придется говорить об этом с собственным сыном.

– Тебе не придется. Я понимаю.

– Он больше не хотел меня видеть.

– Все в порядке, мам.

– Хорошо бы, если б так. Только теперь я беспокоюсь, что со мной будет.

– Я понимаю. Но ведь я как раз над этим работаю.

– Нет, не здесь и не в суде, а после, когда меня не станет. Ох, Джордан, я так боюсь уйти на небо без него. Боюсь, вдруг он не будет меня там ждать!

Моя мама за стеклянной стеной – нет у нее родственной души на всем белом свете!

– В тот вечер… – снова заговорила она, – в тот вечер он сказал мне. Потому я и была у него в подвале. Он просил меня с ним увидеться. Просил прийти попозже, чтобы не было пересудов между сестрами-женами. Но Рита увидела, как я выходила из подвала. Он собирался жениться. Сказал, что Пророк жалует ему новую невесту и он собирается жениться на ней на следующий день. Так что он сказал мне, что я всю свою оставшуюся жизнь могу жить в его доме, но я больше не жена ему – в таком смысле.

– Мне казалось, он в то утро уже женился.

– А это была еще какая-то другая. Кто-то, кого Пророк хотел отдать ему в жены.

– Кто?

– Не знаю.

– Так что он вышвырнул тебя из своей постели?

Она медленно кивнула, словно только теперь начинала это осознавать.

– Что же ты ничего об этом мистеру Хеберу не рассказала?

– Я не такая дура. Я понимаю, как это все выглядит. Все подумают, что это и есть причина, почему я его убила. Только я его не убивала. И никто мне не верит. Кроме тебя.

И тут я все понял. Все цифры расставились по местам, словно бочоночки лото.

– А сколько жен у него было?

– Всех вместе? Не то двадцать, не то двадцать пять, но я не уверена. Он никогда не говорил. Пророк велел им всегда молчать об этом, потому что, когда придет время битвы, наши враги используют это против нас. У каждой из нас был свой номер, так что мы имели приблизительное представление, на каком месте мы находимся в его списке, но если ты пыталась эти цифры сложить, получалась какая-то бессмыслица. Там были пропуски, иногда какая-нибудь жена появлялась, поселялась на год и исчезала, а иногда возникало такое чувство, что ты уже не такой-то номер, а какой-то другой. Так оно и шло все время, а Пророк говорил, когда мы попадем на небо, мы будем точно знать.

Мама замолчала. Лицо ее просветлело. Слезы высохли. И она сказала:

– Должно быть, в этом все дело.

Все стало ясно – ясно как полуторадюймовой толщины стекло между мною и мамой.

– Ты больше не была его девятнадцатой женой.

 

Я позвонил Тому.

– Он собирался жениться на какой-то девушке.

– Я тебя что-то не понимаю.

– По правилам идиотской полигамной арифметики моя мама больше не была его девятнадцатой женой. Кто-то еще должен был стать номером девятнадцатым.

– Что такое ты говоришь?

– Она больше не считалась!

Связь была очень плохая и становилась все хуже.

– Он больше не… чего?

– Девушка, на которой он собирался жениться, – вот кто его убил! – Я понимал, что у меня осталось всего несколько секунд, мы вот-вот совсем потеряем связь. – Я почти добрался!

– Куда?

– У меня такое чувство, будто я всего в пяти футах от ответа.

Связь вдруг снова восстановилась, и я мог даже слышать, как дышит Том.

– Может, тебе лучше сейчас отступить? Пускай копы все это доделают.

– Ну уж нет, когда я подошел так близко!

– Ну хотя бы пойди к мистеру Хеберу.

– Он только замедлит все дело.

– Джордан, мне все это уже не нравится. Ты вот-вот нарвешься на убийцу.

– Прошу тебя, не волнуйся так обо мне.

– Слишком поздно.

– Ты знаешь, кому известен ответ?

– Кому? – Его голос становился все слабее.

– Пророку.

– Джордан, я хочу, чтобы ты вернулся домой.

– Я позвоню тебе сразу, как только смогу.

– Если с тобой что-нибудь случится, я не уверен, что смогу тебя простить.

– Да будет тебе! Не надо вешать на меня такую хреновину. Мы ведь с тобой не…

Звонок прервался. Связь пропала или он сам прервал разговор? Я мчался в Месадейл, задаваясь вопросом, смогу ли когда-нибудь это узнать?

 

У поворота охранник в пикапе сделал мне отмашку, чтобы я остановился.

– Цель приезда?

– Мне надо на почтамт.

– Почему на здешний?

– Мне надо оплатить счет за электричество, – солгал я. – Надо, чтобы почтовый штамп был сегодняшний.

Охранник был из старших, седые волосы зачесаны на лоб, красные, блестящие губы. Он беспокойно ощупал свой бронежилет, сунул палец в пустой карман для патронов, вытащил его оттуда.

– Передай привет сестре Карен.

Я поехал по грунтовой дороге. По пути миновал пару грузовиков, припаркованных рядом с дорогой, прямо на грунте. В кабине каждого ждал человек, спустив левую ногу вниз из открытой двери. Оружейные стойки на грузовиках были пусты, значит, оружие было разобрано и баюкалось где-то на руках. Я ожидал, что один из грузовиков выберется на дорогу передо мной и преградит мне путь, а затем из кустов выскочит вооруженная команда. Что-то вроде паранойи, я понимаю, но что-то тут происходило, даже если я не могу толком сказать вам, что именно.

Было уже далеко за полдень, солнце обжигало лицо горы Джерусалем. Повсюду красные скалы исходили жаром, а столовые горы в той стороне, где Аризона, казалось, вот-вот взорвутся. Пророк часто и много говорил об Апокалипсисе. «Теперь – в любой день, – предупреждал он. – В любой день!» А я всегда представлял себе, что конец света случится именно в это время дня в это время года, когда солнце заливает пустыню и термометр поднимается все выше и выше и ты забываешь, что значит мерзнуть.

Когда я приехал в город, там повсюду были Первые. По улицам ходили мужчины, кое-где видны были женщины и несколько пар. Я имею в виду настоящие пары: один мужчина, одна женщина, иногда при них и ребенок. Если исключить платья в стиле «домик в прериях», то все это было похоже на многолюдный Всякий-Сити, США: нормальный день, женщины ходят по магазинам, детишки играют, мужчины у ограды ворчат на трудности.

Сестра Карен стояла у стойки, готовясь закрывать почтамт.

– Я слышала, тебе нужна марка. А мне через семь минут закрываться. – Она указала на стенные часы. – Так что у нас мало времени. Какую тебе достать?

– На самом деле мне не нужна…

Сестра Карен мотнула головой в сторону камеры слежения в углу зала:

– Я получила новые марки. Вот, тебе могут понравиться супергерои и персонажи экшенов. – Она протянула мне лист. Там были марки с Пластиковым Человеком, который сам собой управляет, Флэш в весьма скудном купальнике, Супермен, срывающий с себя одежду. – Если тебе надо пять марок, это будет… Сейчас я быстренько все тебе подсчитаю.

На клочке бумаги она написала: «Если шепотом, камера твой голос не услышит».

– Мне нужно увидеться с Пророком.

– Его здесь нет.

– Знаю, но мне надо его увидеть.

– Понятия не имею, где он. – Потом, обычным голосом: – А может, хочешь посмотреть американские флаги? – Сестра Карен рассортировала листы марок. – Не против рассказать мне, почему тебе так надо его увидеть? – проговорила она еле слышно.

Я начал было со всеми подробностями, однако она прервала меня:

– Тебе придется убраться отсюда через четыре минуты, так что покороче.

Я выложил ей мою теорию, а она сказала:

– Тебе надо действовать очень осторожно, Джордан. Ты не представляешь, с чем ты тут имеешь дело.

Дверь почты отворилась.

– Сестра Карен, ты закрываешься?

Это явился тот старый хрыч, что охранял дорогу.

– Да прямо сейчас, брат. – Она проштемпелевала мой счет, лицо ее оставалось совершенно невозмутимым.

Я вышел из здания почтамта. Сестра Карен задвинула холл складной металлической стенкой и заперла ее в двух местах. Брат стоял на белой бетонной плите рядом с почтамтом, обивая с каблука землю, разглядывая меня и дорогу. Кто-то въезжал в город: видно было облако пыли, катившее в нашу сторону.

– Ждете кого-нибудь? – спросил я.

– Сегодня неподходящий день тут болтаться.

– Ну, желаю, чтоб он прошел хорошо.

Я некоторое время посидел в фургоне сзади, обдумывая все это. Одна из футболок Джонни валялась, скомканная, на футоне. От нее пахло ногами. Я отбросил ее ногой в мешок с мусором, потом вытащил обратно. Выстираю ее в автоматической прачечной и отошлю ему. С запиской. Только сначала надо продумать, что написать.

Тут раздался стук в стенку фургона. Потом опять. А фургон – такая жестянка, что стук этот был вроде как деревянной ложкой стучат по форме для пирога. Я был уверен, что это старый брат стучит, уверен, что самое лучшее – не обращать внимания, не откликаться, пока не придумаю, что ему сказать.

– Джордан? – Но голос был вовсе не старого брата. – Ты там, внутри?

Залаяла собака.

– Электра?!

– Джордан?

– Том!

Он просунул голову в окошко водителя:

– Ты в порядке? – (Собаки протиснулись мимо него, перепрыгнув назад через сиденье, набросились на меня с поцелуями с обеих сторон.) – Мы приехали помочь, – заявил Том. – И не вздумай сказать, что ты в этом не нуждаешься.

– А кто занимается «Малибу»?

– Помощник менеджера. Не такое уж это важное дело.

Но у меня-то было важное дело. Я собирался вот-вот раскрыть тайну убийства, а тут со мной оказались Том и две собаки. В моей голове возникла безумная картина: все трое лежат в заброшенном складе неизвестно где, связанные, с кляпами, и мне приходится их спасать. Вряд ли такое возможно, но я не переставал думать об этом, и картина в моем мозгу была такой четкой, будто все это уже случилось.

– Нам надо быть поосторожнее, – предупредил я.

– Что нам действительно надо, так это чтобы вся эта история поскорее закончилась.

– Да ладно, – сказал я. – Поехали.

 

Патрульная машина Элтона стояла у дома Куини, солнце отсвечивало от сигнальных ламп.

– Это хорошо или плохо? – спросил Том.

– Думаю, хорошо.

Мы надели на собак поводки и направились к парадной двери Куини. Господи, кто бы посмотрел на нас: парочка геев со своими собаками направляется в гости! Если только исключить, что мы находились в полигамной столице Америки, с разгуливающим на свободе убийцей, сбежавшим Пророком и с целой кучей д о смерти перепуганных жен. Если бы дело не было таким серьезным, это могло бы стать отличной шуткой или скетчем в ТВ-программе «Субботний вечер в прямом эфире». Я знаю: некоторые люди из гей-сообщества полагают, что полигамия и однополые браки принадлежат к одному и тому же разделу политической аргументации, гласящему: «только не в моей спальне», но все кардинально меняется, когда есть дети, и уж точно каждый должен иметь право спать с кем хочет и вступать в брак с кем хочет – это ведь Америка, в конце-то концов, только ты не можешь делать, что тебе хочется, если у тебя есть дети. Ты не можешь делать что хочешь с детьми. Я что, уже говорил это? Прошу прощения. Политические крикуны такие зануды.

Куини открыла дверь. Каким-то образом она сразу узнала, что мне нужен ее муж.

– Его нет дома, – сказала она.

– Его машина тут стоит.

– Он в церкви. Под телекамерами. Все туда пошли.

– Не возражаешь, если мы подождем?

Куини взглянула на Тома, на Джои, на Электру.

– Нисколько. Только не в доме. У нее аллергия на собак. – И она повела нас в гараж.

– У новой жены?

– У кого ж еще?

– Ну как оно идет тут при ней?

– Ах, просто великолепно. Ничего не может быть лучше, чем слышать, как твой муж трахает другую женщину в соседней спальне.

– Куини, что случилось? Что не так?

– Все!

– Я могу что-то сделать?

Она рассмеялась и от смеха помягчела:

– Извини, Джордан. Я не хотела быть такой б… Сейчас буду в порядке.

Я попросил разрешения позвонить по телефону. Она принесла переносной, потом решила спросить:

– А кому тебе звонить потребовалось?

– Да так, кое-кому.

Я набрал номер и на пятом гудке забеспокоился, может, я его забыл, но тут он взял трубку:

– Да, Элтон?

– Нет, это я, Джордан Скотт.

Молчание.

– Что такое?

– Мне надо с вами увидеться.

– Джордан, что ты там делаешь?

– Это не существенно. Мне необходимо вас увидеть. Где мы можем встретиться?

– Джордан, слишком поздно.

– Нет, еще не слишком поздно.

– Пожалуйста, больше мне не звони.

– Вы же были тем, кто…

Клик.

– Это что, Пророк был? – спросила Куини.

– Да.

– Вот дерьмо! Ребята, вам надо уйти. Вы меня втянете в целую кучу неприятностей.

Я попросил ее успокоиться, сказал, все будет о'кей.

– Я знаю, это прозвучит неправдоподобно, но мы с Пророком сейчас действуем ну вроде как вместе.

– Да он просто удрал со страху, из-за медиа и всякого такого.

Куини смотрела на меня знаете как? Так смотрят на кого-то, кто вдруг обратился против тебя. В гараже наступила какая-то жуткая тишина, и кому же, как не Тому, было ее нарушить!

– Так сколько уже месяцев? – спросил он.

– Еще самое начало, – ответила Куини. – Только два.

– А это – ваша малышка? – Том указал на фотографию Энджелы, прикрепленную над верстаком. Маленькая светловолосая девочка гладила ручонкой корову. – Какая прелесть! – произнес Том. – А кто следующий? Мальчик или девочка?

– Надеюсь, что мальчик.

– Братик для Энджелы! Как мило!

Лицо Тома сияло, словно звезда, словно грезы уносили его в мир, где все люди более или менее добрые и хорошие. Том был слишком честен для всего этого. Слишком добр. Он заслуживал опрятной, упорядоченной, надежной жизни. И вовсе не был приспособлен для моего, более беспорядочного и беспокойного, мира. Только посмотрите – вот он сюсюкает над детскими фотографиями Куини и обсуждает с ней мальчишечьи имена, не имея ни малейших подозрений, что она лжет. В прошлый раз, когда я был здесь, она говорила мне, что уже три месяца как забеременела. Что-то тут не так.

– А я всегда хотел детей, – вздохнул Том, потом взглянул на меня. Чего это он на меня взглянул? Давно пора было ехать.

В фургоне я сказал:

– Она лжет. Она, видимо, что-то скрывает. Не знаю что, но она определенно лгала.

– Слушай, ты параноик.

– Нет, Том. Я не параноик. Просто я вижу вещи такими, как они есть. – Я доехал до конца квартала, завернул за угол и остановился. – Элтон был дома.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, и все. Он не хотел меня видеть. Ты оставайся здесь, я иду назад.

– Ничего подобного. Я иду с тобой.

– Тебе надо побыть с собаками.

– Кстати говоря, им пора обедать.

– Прекрасно. Покорми их, а я пока схожу туда, к дому. Под сиденьем – корм для собак.

– Джои не может есть старый корм. Ему нужна еда с высоким содержанием протеина. Давай вернемся к моей машине, я приготовлю им обед, а потом разберемся, что нам делать дальше.

– Том, так дело не пойдет. Мне необходимо попасть к ним в дом, пока он не ушел.

– У золотистых ретриверов очень чувствительный желудок.

– У нас нет на это времени.

– Посмотри на Электру! Она практически молит тебя об обеде!

– Ты просто вешаешь мне лапшу на уши.

Но пришлось посмотреть правде в лицо: я явно проигрывал в этом споре. И мы поехали в центр, к почтамту; я думал, что Тому вовсе не следует тут находиться, и непрестанно повторял себе это. Когда подъедем к его машине, надо будет сказать ему, чтобы уезжал.

Однако, прежде чем я успел это сделать, он уже готовил собакам еду. Его багажник был похож на домашнюю кладовку: пластмассовые контейнеры с органическим сухим кормом, миски, пищащие игрушки, гигиенические салфетки для протирания лап, бумажные полотенца, дезодоратор и освежитель воздуха «Фебриз». Том выставил все это на капот и отмерил ровно столько корма, сколько положено, до последнего маленького кусочка. Я совершенно не курильщик, но если бы был, я в этот самый момент закурил бы сигарету и пошел прогуляться. Мне необходимо было уйти подальше от всего этого. Я медленно прошел к противоположной стороне здания почты. С западного края неба послышался рокот грозы, тучи копились – серо-сине-зеленые. Я прислонился к стене здания и закрыл глаза.

Вот тут я что-то услышал. Что-то – будто ящик упал. И очень тихо сквозь стену: «Ох, чтоб тебя!»

Я отошел на несколько шагов, чтобы посмотреть на почтамт. В верхней части стены шло окно, длиной равное линии крыши. Оно находилось слишком высоко, чтобы в него заглянуть, но в нем был виден свет ламп. Я вернулся к Тому:

– Сестра Карен на почте.

– На почте?

Том очищал собачьи миски и убирал все на место.

– Мы оставим с ней собак.

– Мне эта идея вовсе не по вкусу.

Слишком поздно. Я уже стучал в стеклянную дверь холла. Через некоторое время Карен отодвинула складную металлическую стенку.

– Вы сможете взять собак?

– Что? – спросила она сквозь стекло.

– Мне нужно, чтобы кто-то присмотрел за собаками минут двадцать, полчаса – максимум.

– Не сегодня. Сегодня не выйдет.

Но я упрашивал. Упрашивал и упрашивал. Почуяв приключение, собаки примчались и прижались мордами к стеклу. Потребовалось еще немного упрашиваний, но я знал – Карен уступит. Она отперла дверь и провела нас в заднюю комнату.

– Я тут занята организацией – привожу кое-что в порядок, – сказала она. – Они могут побыть со мной. Только, пожалуйста, не задерживайтесь.

Том явился с полными руками припасов – корм, миски, собачья постель.

– Господи, Том, они же пробудут здесь совсем недолго!

– Просто на всякий случай.

Он устроил им постель в углу и наполнил миски водой. Все его движения были такими точными и целенаправленными, словно в гигантской космической системе вещей он был поставлен на земле специально, чтобы заботиться о нуждах этих двух собак.

И вот тогда я их увидел. И не сводил с них глаз, но так, чтобы сестра Карен не заметила. Хозяйственную сумку с вещичками для маленькой девочки и вещевой мешок, набитый брюками и рубашками.

Том в этот момент читал сестре Карен настоящую литанию из инструкций:

– Им вряд ли потребуется покакать, но если Джои начнет ходить кругами и сделает три круга, это означает, что ему надо выйти. Вот, я оставляю вам большие пакеты на всякий случай.

У него оказался целый список собачьих правил, типа что можно, что нельзя!

Вещевой мешок был открыт, и я, подтолкнув ногой, открыл его чуть шире. Моя ступня тихонько сдвинула строгую белую сорочку, лежавшую сверху. Под ней оказалась темно-синяя рубашка. Блеск галунов на плече подтвердил, что это форменная рубашка полицейского. Я снова лягнул мешок и смог увидеть половину именной планки: «Элт…»

– А знаете что? – сказал я. – Мы причиняем слишком большое неудобство.

– Да все прекрасно. Только не исчезайте на всю ночь, – откликнулась сестра Карен.

– Нет, они такие суетливые, мне не хочется грузить вас собачьими проблемами.

– Джордан, – вмешался Том, – я же только что все ей разобъяснил. Им здесь будет отлично.

Электра выбрала именно этот момент, чтобы решить, что она устала. Она зевнула, прошла к собачьей постели и повалилась на нее с протяжным вздохом. Джои отправился за ней следом и тоже повалился на бок. Его влажное дыхание затуманило плитки линолеума.

– Том, пожалуйста, – уговаривал я. – Мы просим слишком многого.

Том повернулся к сестре Карен:

– Скажите нам сами. Это не слишком много?

– Да вы только взгляните на них. С ними все будет в порядке.

– Сестра Карен, вы правда вовсе не обязаны…

Но она вытолкала нас за дверь.

В фургоне я спросил:

– Что же ты меня не послушал? Что-то там было не так.

– Что? Сестра Карен на нашей стороне.

– Я не знаю, остались ли в этом деле какие-нибудь стороны.

Но Том вел машину дальше по темным улицам Месадейла. Остановился он примерно в квартале от дома Куини.

– Может, это не такая уж удачная идея, – сказал я.

– Нет, это удачная идея. Пока ты в этом не разберешься, ты так и не начнешь снова жить собственной жизнью.

Мы пошли по дороге. Очень трудно двигаться бесшумно по гравию, но мы пытались. Напротив дома Куини мы остановились. В спальне горел свет, золотым очерком по сторонам задернутых штор. Весь остальной дом был темен. Грозовые тучи стерли с неба луну, и двор скрывался в черноте, патрульная машина – всего лишь большая темная тень.

– Какой план? – спросил Том.

– Хочу посмотреть, дома ли он. Теперь – тихо. Иди за мной.

Я пригнулся, пробежал краем двора к дому и прижался к стене гаража. Том следовал за мной почти вплотную. Я проговорил одними губами: «Обойдем сзади». Мы крались вдоль стены, согнувшись пополам. Так и двигались вдоль стены, пока не оказались позади дома, близ окна. Опустились на колени. Мне было слышно, как стучит сердце Тома у него в груди. Он прошептал:

– Ты в порядке?

Я прижал к губам указательный палец. Мне надо было прислушиваться. Сначала я ничего не мог расслышать. Потом – звуки какого-то движения внутри, закрытая кем-то дверь, мебель, которую передвигают. Потом услышал шаги, за ними шаги другой пары ног. Кто-то произнес: «У тебя есть все, что надо?»

Я махнул Тому – пошли, мол. Мы, по-прежнему согнувшись, проследовали вдоль стены, пока не оказались у гаража.

– Он там, дома, – сказал я.

– Что ты собираешься делать?

– Позвонить в дверь. Вести себя обыкновенно. Нам нельзя их напугать.

Мы прошли вдоль фасада дома, подошли к парадной двери, поднялись на бетонное крыльцо. Я позвонил в звонок. Никто не отозвался. Позвонил снова. Через некоторое время:

– Да?

– Офицер Элтон?

Он отпер дверь:

– Джордан? Привет. Куини говорила, что ты заходил. Я не понял, что ты собирался снова прийти.

– Есть секундочка?

Элтон загораживал вход, рука его крепко сжимала дверной косяк, словно он был готов сопротивляться нападению.

– Время не очень удачное на самом-то деле.

– В том-то и штука. Это дело не может ждать. Я что хочу сказать: ты как-то сказал, обращайся, если что-то прояснится. И что-то прояснилось.

Губы Элтона сжались.

– Ладно. – Он провел нас в гостиную, включил торшер и указал на диван. – Так что случилось?

– Вы собираетесь уехать из города, и я хочу узнать почему.

Том смотрел на меня так, будто я помешался. Но Элтон остался невозмутим:

– Джордан, с чего это тебе в голову взбрело?

– Почему вы удираете тайком?

Элтон хохотнул. Один раз. Он сидел в кресле с откидывающейся спинкой, расставив ноги, расслабившись, но заинтересованный, вроде как когда следишь за игрой в бейсбол на ТВ.

– Я знаю то, что знаю, – ответил я.

– Слушай, я не знаю, что тебе сказать. – Он шумно сомкнул ладони. – Я никуда не уезжаю. А даже если бы и уезжал, к тебе это какое может иметь отношение?

– Не знаю какое, только знаю, что имеет.

– Ну, ты волен думать, что тебе угодно.

Он встал и двинулся к двери. Ничего угрожающего, просто хозяин дома, который уже устал от гостей.

– Ты говорил мне, чтобы я обратился к тебе, если ты мне понадобишься. Ну вот, ты мне понадобился. Фактически мне понадобился Пророк. Мне нужно с ним встретиться. И что-то заставляет меня считать, что ты вот-вот слиняешь из города вместе с ним.

Элтон застыл. Потом резко поднял голову:

– Так ты это подумал?

– Да.

Том шагнул вперед и объяснил:

– Он просто своей маме хочет помочь.

– Понял, – кивнул Элтон. – Так почему бы вам не сесть и не рассказать мне, что происходит? Вы правы, я собирался сегодня увидеться с Пророком. Расскажу ему все, что вам надо.

Так что я изложил ему свою теорию о самой последней жене моего отца и почему мне нужно выяснить, кто такая эта женщина, на которой он собирался жениться. Когда я закончил, я выпрямился на диване. Элтон, казалось, был поражен.

– Ну ты и сыщик! – произнес он. – Вот это дедукция! Я вот что скажу вам. Я выясню то, что вам надо узнать. Пойду позвоню ему прямо сейчас.

Элтон вышел в гараж. Том пожал плечами:

– Это здорово прошло.

Через минуту Элтон сказал:

– Ребята? Давайте-ка сюда, вместе со мной, о'кей?

Он стоял в дверях, держа палец на спусковом крючке полуавтомата. Это было такое потрясающее зрелище: полицейский «не при исполнении», с идиотской улыбкой на лице и сильным мускулистым торсом, который еще год или два не зарастет жиром, стоит в носках, направляя на нас дуло полуавтоматического пистолета. То есть на меня. Такое не могло происходить в реальности. Я так и сказал:

– Такое не может происходить.

А Том спросил:

– А что происходит?

– Ничего не говорите. Просто пройдите сюда. – Мы были настолько ошарашены, что не могли подняться с дивана. – Я не шучу. Поднимайтесь. А ну! Вот так, правильно. И без шуточек. Не приближайтесь друг к другу, просто пройдите сюда. Идите медленно, подняв руки вверх. Правильно, вот так и идите.

– Офицер Элтон… – начал было я.

– Нет. Ни слова!

Том тоже попробовал:

– Пожалуйста, мы ведь правда не хотели…

– Заткнись! Сейчас же! Никаких разговоров!

– А Куини знает, что вы делаете?

– Я сказал – заткнись!

Когда мы оказались в гараже, Элтон направил дуло на Тома:

– Ну-ка, ты, дружок! Видишь это? – Он качнул пистолетом в сторону мотка бельевой веревки. – Сними ее и свяжи его покрепче.

– Что?

– Ты меня слышал. Свяжи его.

– Я не знаю как.

– Сначала – кисти рук.

– Я не могу.

Элтон втолкнул ствол пистолета мне в рот и велел встать на колени.

– А я думаю – можешь.

Том снял веревку и стал отмерять кусок.

– Так, Джордан, – сказал Элтон, – протяни руки вперед, запястья смотрят друг на друга, ладони в стороны… Вот так, правильно. А ты давай связывай. Да потуже.

Том обмотал мне запястья веревкой.

– Джордан, прости, – проговорил он.

Я попытался сказать, что все в порядке, но ствол пистолета тяжело давил на язык.

– Ребята, никаких разговоров.

Когда веревка была затянута вокруг запястий, Элтон приказал:

– Теперь свяжи ему щиколотки.

– Зачем вы это делаете? – спросил Том.

– Просто делай, что я говорю.

Том встал:

– Сначала мне надо знать, что происходит.

Элтон направил пистолет на Тома.

– Том, делай, что он велит.

– Почему я должен это делать?

Элтон прижал пистолет мне к груди.

– Потому что ни ты, ни я не хотим увидеть, как его сердце заляпает брызгами твою прекрасную пару хаки.

– Вы просто блефуете.

– Ты по правде хочешь рискнуть и выяснить это?

– Том, прошу тебя, сделай, как он сказал.

Том не двинулся с места, глаза его горели. Потом подбородок у него обмяк, огонь в глазах погас.

– Ладно, – сказал он.

– Ты, Джордан. Ложись на бок, чтобы он связал тебе щиколотки.

Через пять минут я был весь опутан сорока футами бельевой веревки.

– Ты следующий, – произнес Элтон. И крикнул в дом: – Куини! Ты мне нужна!

Когда Куини меня увидела, она ахнула:

– Джордан, боже мой!

– Детка, свяжи-ка этого. – Он указал на желтую нейлоновую веревку, потом на Тома.

– А с Джорданом все в порядке?

– У него все прекрасно.

– Куини, – произнес я.

– Не разговаривай с ним, – сказал Элтон.

Она попыталась не обращать на меня внимания, поворачивала голову в другую сторону, но наши взгляды встречались. Она была испугана, я это ясно видел. Что касалось всего остального, я понятия не имел, в чем тут дело. Куини занялась руками Тома, затем его щиколотками. Вскоре каждый из нас лежал на спине.

– А теперь свяжи их вместе, – велел Элтон. – По щиколоткам и по запястьям.

Нас заставили повернуться лицом друг к другу, тогда она связала вместе наши руки. Но веревка у нее кончилась, так что ей пришлось воспользоваться эластичным тросом, чтобы оплести им наши щиколотки. К тому моменту, как она закончила свою работу, мы оказались так близки друг к другу, что я чувствовал на своем лице дыхание Тома.

– Романтично, – произнес я.

– А теперь – кляпы.

– Пожалуйста, не надо этого делать! – попытался было Том.

– Вставь им кляпы! – Элтон протянул жене две тряпки – длинные куски, оторванные от старой фланелевой рубашки.

Том сопротивлялся. Он вертел головой и плотно смыкал губы. Элтон обвил мне пальцами горло и сказал:

– На твоем месте я не стал бы так делать.

Следом за Томом Куини вставила кляп мне. Прежде чем тряпка попала в мой рот, я успел спросить:

– Почему?

– Детка, не говори с ним. Притворись, что это кто-то другой.

Когда она закончила, Элтон проверил узлы.

– Прекрасная работа, – сказал он. – Всем спасибо. – И ушел из гаража.

Веревка впивалась мне в кожу, а из-за кляпа было трудно дышать. Но хуже всего был страх. Я думаю, для каждого из нас наступает момент, когда ты понимаешь, что должен умереть. Для некоторых людей этот момент длится долго, в течение долгой болезни. Для других это всего несколько секунд до вспышки. Для моего отца он, видимо, наступил, как только отец увидел винчестер. Даже у тех, что умирают мгновенно, даже у них должен быть крохотный, не поддающийся измерению момент осознания. Мне нравится так думать. Это кажется только справедливым. А здесь и сейчас наступил мой. Я не знал, сколько времени мне осталось, но очень четко понимал, что не переживу эту ночь. До сих пор Том лежал совершенно неподвижно. Он заметил, что я плачу, и его глаза тоже наполнились слезами.

– Мне правда очень жаль, что все так вышло, – сказала Куини. – Прости меня.

Я смотрел на нее.

– Куини! – позвал офицер Элтон из гостиной. – Поехали!

– Иду, – отозвалась она. Погладила меня по щеке. – Никогда не думала, что так получится. – Она поцеловала меня в лоб. Губы были теплые. – И ты тоже, – сказала она Тому и погладила его ухо. – Ты заботься о нем, ладно? Дай ему то, чего он достоин.

Том завопил. Из-за кляпа слов было не разобрать.

– Не вопи, – попросила Куини. – Мы же не сможем уехать, если ты будешь вопить.

– Куини!

– Иду.

В дверях она задержалась еще на мгновение, глядя на нас, лицо ее стало от жалости каким-то плоским.

– Удачи вам! – Она выключила свет и захлопнула дверь.

Я услышал, как закрылась парадная дверь, потом захлопнулись дверцы машины, включился двигатель. Шины проскрипели по гравию. В своем воображении я видел, как патрульная машина Элтона задом выезжает с въездной аллеи, свет фар обегает двор. Я видел это, словно передо мной разворачивался фильм, настолько все в этой сцене было ясно. Когда машина Элтона уехала, единственными звуками были мои с Томом попытки дышать с кляпами во рту. Было слишком темно, чтобы видеть выражение лица Тома, но глаза его блестели в темноте. Один его палец нащупал мой. Они сплелись вместе, крепко сомкнувшись у костяшки. Прошу прощения за такую сентиментальщину, но так оно и шло: мы лежали там, на бетонном полу, связанные, с заткнутыми ртами, мы тянулись друг к другу, наши пальцы нашли друг друга и сплелись. Вот так мы и лежали там одни – очень долго.

Через какое-то время мы услышали машину у дома, звук захлопнутой двери. Ну вот оно, думал я. Вот оно. Началось.

Дверь из гостиной отворилась, из-за нее высунулась голова. Пара сер