Телеграмма от руфуса смита, ллойд,

 

ЛОНДОН,

 

ЛОРДУ ГОДАЛМИНГУ, ЧЕРЕЗ ВИЦЕ-- КОНСУЛА,

 

ВАРНА

 

 

24 октября.

 

"Сегодня утром получено известие о "Царице Ека-терине" из Дарданелл".

 

 

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

 

 

25 октября.

 

Как мне не достает моего фонографа! Писать дневник пером страшно

утомительно, но Ван Хелзинк гово-рит, что я должен записывать все. Вчера,

когда Годал-минг получил от Ллойда телеграмму, мы все были в ди-ком

возбуждении. Теперь я знаю, что чувствуют люди в сражении, когда раздается

приказ начинать атаку. Одна лишь миссис Харкер не проявила никаких признаков

волнения. Впрочем, в этом нет ничего странного, потому что мы приняли все

меры, чтобы она ничего не знала, и старались скрыть наши чувства, когда были

в ее при-сутствии. Она очень переменилась за последние три недели.

Сонливость все больше овладевает ею, и хотя у нее здоровый вид -- к ней

вернулся румянец -- Ван Хелзинк и я недовольны ею. Ван Хелзинк сообщил, что

он внимательно осматривает ее зубы во время гипноза, и говорит, что, пока

они не начинают заостряться, можно не опасаться перемен. Когда перемена

наступит, необхо-димо будет принять меры... Мы оба знаем, каковы будут эти

меры, хотя не поверяем друг другу своих мыслей. Ни один из нас не уклонится

от обязанности... страшной обязанности.

Только 24 часа пути от Дарданелл сюда при той ско-рости, с какой шла

"Царица Екатерина" из Лондона. Следовательно, она придет утром: поскольку

она никак не может прийти раньше, мы рано разойдемся. И подни-мемся в час

утра, чтобы быть наготове.

 

 

25 октября, полдень.

 

До сих пор нет никаких известий о прибытии судна. Гипнотический ответ

миссис Харкер сегодня утром был тот же, что всегда, так что, возможно, мы

еще получим известие. Мы, мужчины, в лихорадочном возбуждении, все кроме

Харкера, который внешне совершенно спокоен.

Ван Хелзинк и я немного встревожились сегодня по поводу миссис Харкер.

Около полудня она впала в сон, который нам не понравился. Хотя мы ничего не

сказали другим, но нам обоим было не по себе. Она была беспо-койна все утро,

и мы сперва обрадовались, что она за-снула. Однако когда ее муж случайно

сказал, что Мина спит так крепко, что он не может ее разбудить, мы пошли в

ее комнату взглянуть. Она дышала и выглядела так хорошо и спокойно, что мы

согласились, что сон для нее полезнее всего. Бедняжка! Ей надо так много

забыть; неудивительно, что сон, приносящий ей забвение, по-лезен.

 

 

Позднее.

 

Наше предположение оправдалось, так как после освежительного сна,

продолжавшегося несколько ча-сов, она стала веселее и бодрее. На закате

солнца она дала обычный гипнотический ответ. На каком бы месте Черного моря

ни был граф, верно лишь то, что он спе-шит к месту назначения. К своей

погибели, надеюсь!

 

 

26 октября.

 

Вот уже второй день, как нет известий о "Царице Екатерине". Она должна

была бы быть уже здесь. Что она все еще на плаву -- очевидно, так как ответ

мис-сис Харкер под гипнозом на восходе солнца был обыч-ный. Возможно,

корабль временами стоит на якоре по причине тумана; некоторые пароходы,

прибывшие вчера вечером, сообщили, что на севере и юге от порта стоит густой

туман. Мы должны быть настороже, так как суд-но может прибыть каждую минуту.

 

 

27 октября, полдень.

 

Очень странно; все еще нет известий о корабле, ко-торый мы ожидаем.

Миссис Харкер прошлой ночью и сегодня утром отвечала, как всегда: удары волн

и бур-ливая вода, хотя прибавила, что волны слабые. Теле-граммы из Лондона

те же: "нет известия". Ван Хелзинк страшно встревожен и только что сказал

мне, что боится, как бы граф не ускользнул. Он прибавил многозначи-тельно:

-- Мне не нравится сонливость мадам Мины. Душа и память проделывает

странные штуки во время транса.

Я хотел подробнее расспросить его, но вошел Хар-кер, и профессор сделал

мне предостерегающий жест. Мы должны постараться сегодня на закате солнца

за-ставить ее разговориться во время гипноза.

 

 

ТЕЛЕГРАММА ОТ РУФУСА СМИТА, ЛЛОЙД,

 

ЛОНДОН,

 

ЛОРДУ ГОДАЛМИНГУ, ЧЕРЕЗ ВИЦЕ-- КОНСУЛА,

 

ВАРНА

 

 

28 октября.

 

"Царица Екатерина" вошла в Галац сегодня в час дня".

 

 

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

 

 

28 октября.

 

Когда пришла телеграмма о прибытии судна в Галац, это не стало для нас

ударом, как следовало ожидать. Правда, мы не знали, откуда, как и когда

разразится гроза, но мы ожидали, что случится нечто странное. За-поздание с

прибытием в Варну подготовило нас к тому, что события складываются не так,

как мы ожидаем; не-понятно было только, где произойдет перемена. Конеч-но,

это нас поразило, но мы быстро оправились.

-- Когда отправляется следующий поезд в Галац? -- спросил Ван Хелзинк,

обращаясь к нам всем.

Мы с удивлением переглянулись и хотели ответить, но миссис Харкер нас

опередила:

-- В шесть тридцать утра.

-- Откуда вы это знаете? -- спросил Арчи.

-- Вы забыли, или, может быть, не знаете, хотя Джо-натан и доктор Ван

Хелзинк должны бы это знать, что я знаток по части расписаний поездов. Дома

в Эксетере я всегда составляла расписания поездов, чтобы помочь мужу. Я

нахожу это настолько полезным, что теперь всегда изучаю расписания поездов

тех стран, по которым путешествую. Я знала, что если нам нужно будет

побы-вать в замке Дракулы, то мы поедем через Галац или, во всяком случае,

через Бухарест, и я тщательно за-помнила поезда. К несчастью, запоминать

пришлось немного, так как только завтра идет единственный поезд.

-- Удивительная женщина, -- прошептал профессор.

-- Нельзя ли нам заказать экстренный? -- спросил лорд Годалминг.

Ван Хелзинк покачал головой:

-- Нет, думаю, вряд ли. Страна эта не похожа на вашу или мою; если бы

мы даже и получили экстренный поезд, то он пришел бы позднее обыкновенного.

К то-му же, нам надо еще собраться. Мы должны обдумать и организовать

погоню. Вы, Артур, ступайте на желез-ную дорогу, возьмите билеты и устройте

все, чтобы мы могли уехать завтра. Вы, Джонатан, идите к корабельно-му

агенту и получите у него письмо к агенту в Галаце с разрешением произвести

такой же обыск на судне, как здесь. Вы, Квинси, повидайте вице-- консула и

заручитесь его поддержкой и помощью его коллеги в Галаце, чтобы все устроить

для облегчения нашего путешествия и не терять времени на Дунае. Джон

останется с мадам Ми-ной и со мной, и мы посоветуемся. Вас могут задержать,

но это неважно, так как, когда зайдет солнце, здесь с ма-дам Миной буду я и

смогу получить ответ.

-- А я, -- сказала миссис Харкер оживленным тоном, более похожим на ее

прежнюю манеру, постараюсь быть всячески полезной, буду думать и писать для

вас, как привыкла делать до сих пор. Я чувствую, будто мне что-- то

помогает, точно спадает какая-- то тяжесть, и я чувствую себя свободнее, чем

за все последнее время.

Трое молодых людей просияли в эту минуту, так как по-- своему поняли

значение ее слов. Но Ван Хелзинк и я, повернулись друг к другу, обменялись

серьезными, тре-вожными взглядами, и ничего не сказали.

Когда трое мужчин ушли исполнять поручения, Ван Хелзинк попросил миссис

Харкер достать дневник и выбрать из него запись Харкера о пребывании в

замке. Она отправилась за дневником; когда дверь за ней за-крылась, он

сказал:

-- У нас одна и та же мысль. Говорите.

-- Произошла какая-- то перемена. Но это хрупкая надежда; она может

обмануть нас.

-- Именно так; знаете, зачем я попросил ее принести рукопись?

-- Нет, -- ответил я, -- впрочем, может быть, чтобы иметь случай

переговорить со мной наедине.

-- Отчасти вы правы, Джон, но только отчасти. Мне надо сказать вам

кое-- что. О, мой друг, я сильно... страшно... рискую; но я считаю это

справедливым. В ту самую минуту, когда мадам Мина сказала слова, кото-рые

приковали наше внимание, на меня снизошло вдохно-вение. Во время транса, три

дня тому назад, граф послал свой дух прочесть ее мысли; или, что вернее, он

заставил ее дух явиться к нему в ящик на корабль. Итак, он узнал, что мы

здесь; ибо у нее есть больше сведений, ведь она ведет открытый образ жизни,

видит глазами и слы-шит ушами, чего он лишен в своем ящике-- гробу. Теперь

граф делает величайшее усилие, чтобы скрыться от нас. Теперь Мина ему не

нужна. Благодаря своим обшир-ным познаниям он уверен, что она явится на зов;

но он гонит ее, ставит насколько возможно, вне пределов своей власти, чтобы

она не могла к нему явиться. Вот тут-- то я надеюсь, что наш человеческий

ум, который так долго был умом взрослого мужчины и не утратил Божьего

милосердия, окажется сильнее, чем его детский мозг, лежавший целые века в

могиле, который не дорос до на-шей зрелости и исполняет лишь эгоистическую

и, следо-вательно, ничтожную работу. Вот идет мадам Мина; ни слова при ней о

трансе. Предоставьте мне говорить, и вы поймете мой план. Мы в ужасном

положении, Джон. Я боюсь, как никогда прежде. Мы можем надеяться лишь на

милосердие Бога. Молчание. Она идет.

Когда миссис Харкер вошла в комнату с веселым и счастливым видом,

позабыв, казалось, за работой о своем несчастье, она подала Ван Хелзинку

несколько листов, отпечатанных на машинке. Он начал сосредото-ченно

пробегать их, и лицо его оживлялось по мере чте-ния. Затем, придерживая

страницы указательным и боль-шим пальцами, он сказал:

-- Какая-- то неясная мысль часто жужжала у меня в мозгу, но я боялся

дать ей распустить крылья. А теперь, обогатив свой ум свежими познаниями, я

снова возвра-щаюсь к тому источнику, где зародилась эта полумысль, и прихожу

к заключению, что это вовсе не полумысль, нo целая, хотя столь юная, что не

может еще пользовать-ся своими маленькими крылышками. Подобно тому, как

происходит дело в "Гадком утенке" моего земляка Ган-са Андерсена, это вовсе

не утиная мысль, но лебединая, которая гордо поплывет на своих широко

распростер-тых крыльях, когда придет время испробовать их. Слу-шайте, я

прочту вам то, что здесь написал Джонатан:

"Тот, другой, который неоднократно отправлял свои силы через реку в

Турцию; тот, который был разбит, но приходил снова и снова, хотя каждый раз

возвращался один с кровавого поля, где были уничтожены его войска, так как

знал, что может одержать окончательную по-беду только в одиночестве".

Какое мы можем вывести из этого заключение? Вы думаете, никакого?

Посмотрим. Детская мысль графа ничего здесь не видит, поэтому он и говорит

об этом так свободно. Ваша взрослая мысль тоже ничего не видит. Моя тоже не

видит ничего, вернее, не видела до сих пор. Но вот начинается речь той,

которая говорит, не думая, потому что она также не знает, что это значит...

что это могло бы значить. Это совершенно подобно тем элемен-там, которые

кажутся неподвижными, что, однако, не мешает им совершать свой путь в

системе мироздания и доходить до своей цели. Вдруг блеснет свет,

раскры-вается небо и что-- то ослепляет, убивает и уничтожает; земля

вскрывает свои недра на большие глубины. Разве не так? Вы не понимаете?

Хорошо, я объясню. Изучали ли вы когда-- нибудь философию преступления? Да и

нет. Вы, Джон, -- да, так как это изучение безумия. Вы, ма-дам Мина, нет,

так как преступление далеко от вас... только однажды оно коснулось вас. Все

же ваш ум ра-ботает правильно. Во всяком преступлении есть своя особенность.

Это до того постоянно во всех странах и во все времена, что даже полиция,

незнакомая с фило-софией, эмпирически узнает, что оно таково. Преступник

всегда занимается одним преступлением, т. е. настоящий преступник тот, у

кого есть предрасположение к опре-деленному разряду преступлений и который

не спосо-бен на другое преступление. Ни один преступник не об-ладает мозгом

зрелого человека. Он умен, хитер и наход-чив, но в отношении мозга он не

зрелый человек. Во многом у него детский мозг. У нашего преступника тоже

детский мозг, и то, что он сделал -- детская работа. О, моя дорогая, я вижу,

что глаза ваши широко открыты, и блеснувший свет показал вам всю

глубину...-- пре-рвал он ход своих размышлений, видя, что миссис Хар-кер

всплеснула руками, и глаза у нее засверкали. Затем он продолжал:

-- Теперь настала ваша очередь говорить. Скажите нам, сухим людям

науки, что вы видите вашими блестя-щими глазами.

Он взял Мину за руку и крепко держал ее, пока она говорила. Его большой

и указательный палец нажимали инстинктивно и невольно, как мне показалось,

ее пульс, пока она говорила:

-- Граф типичный преступник. Нордау и Ломброзо определили бы его так

же, и действительно, ум его не-правильно сформирован. Поэтому в затруднении

он об-ращается к привычному способу. Его прошлое может служить руководящей

нитью для будущего; одна стра-ница этого прошлого, которое мы знаем по его

собствен-ным рассказам, содержит описание того момента, когда граф, находясь

в тисках, вернулся в свою страну из той, которой хотел овладеть, с целью

приготовиться к новому походу. И он вернулся на поле брани лучше

подготов-ленный и победил. Точно так же он прибыл в Лондон, чтобы овладеть

новой страной. Он потерпел поражение и, когда потерял последнюю надежду на

успех, и само его существование оказалось в опасности, он бежал за море к

себе домой, как раньше бежал через Дунай из турецкой земли.

Так как он преступник, то он себялюбив; и так как его разум ограничен,

недоразвит, то действия его осно-ваны на себялюбии, и он замыкается на одной

цели. Эта цель -- жестокость. Как раньше он бежал за Дунай, бросив свое

войско во власть врага, так и теперь он хо-чет спастись, забыв обо всем

остальном. Итак, его собст-венное себялюбие освобождает мою душу от ужасной

власти, которую он приобрел надо мною в ту страшную ночь. Я почувствовала

это, о, как почувствовала! Благо-дарение Господу за Его великое милосердие.

Моя душа стала такой свободной, какой не была с того самого ужасного часа; и

меня только мучит страх, что во время транса или сна он может, пользуясь

моей близостью к вам, выведать от меня ваши планы.

Профессор успокоил ее:

-- Он пользовался только вашим разумом: поэтому он и сумел задержать

нас здесь в Варне, между тем как корабль, на котором он находился, незаметно

пронесся, пользуясь туманом, в Галац, где, несомненно, им все при-готовлено,

чтобы скрыться от нас. Но его детский ум не пошел дальше, и может быть, по

Божьему промыслу, то, чем злодей хотел воспользоваться для собственной

пользы, окажется для него величайшим вредом. Охотник попал в свои

собственные сети. Именно теперь, когда граф думает, что замел следы, что

опередил нас на много часов, его детский мозг внушает ему, что он вне

опас-ности. Он думает также, что поскольку он отказался от чтения ваших

мыслей, то и вы не будете знать о нем. Вот тут-- то он и попался. Страшное

крещение кровью, которое он совершил над вами, дает вам возможность мысленно

являться к нему, как вы это делали во время вашей сво-боды, в момент восхода

и заката солнца. Вы перенесе-тесь к нему силой моей воли, а не его. И эту

полезную для вас и для других способность вы приобрели от не-го же ценою

вашего страдания и мук. Главное, он не подо-зревает ни о чем, ибо для

собственного спасения сам отказался от знания нашего местопребывания. Мы,

од-нако, не так себялюбивы и верим, что Господь с нами. Мы последуем за

графом; мы не сдадимся, и, даже если погибнем, все же не будем походить на

него. Джон, это был великий час; он подвинул нас далеко вперед на на-шем

пути! Вы должны все записать, и когда остальные вернутся по окончании своих

дел, дадите им это про-честь; тогда они будут знать столько же, сколько и

мы.

Я записал, пока мы ждали их возвращения, а мис-сис Харкер перепечатала

мою запись на машинке.

 

 

Глава двадцать шестая

 

 

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

 

 

29 октября (записано в поезде по дороге из Варны в Галац).

 

Вчера вечером, перед самым закатом солнца, мы снова собрались все

вместе. Каждый из нас исполнил свое дело как нельзя лучше: мы запаслись на

весь день пере-езда и на предстоящую работу в Галаце всем, что могла

подсказать наша изобретательность, усердие и случай. Когда настало время,

миссис Харкер приготовилась к сеансу гипноза. На этот раз Ван Хелзинку

пришлось употребить больше усилий, чтобы заставить ее впасть в транс.

Обыкновенно она сама начинала говорить, до-статочно было дать маленький

толчок, но на этот раз профессору пришлось задать вопросы довольно-- таки

решительным тоном, пока удалось узнать кое-- что. На-конец она все-- таки

заговорила:

-- Я ничего не вижу: мы стоим на месте, нет никаких волн, лишь вода

мягко журчит вдоль борта. Я слышу человеческие голоса вдали и вблизи и скрип

и шум весел в уключинах. Откуда-- то раздался выстрел из ружья; его эхо

кажется далеким. Вот раздался топот над моей го-ловой -- тащат какие-- то

веревки и цепи. Что такое? Отку-да-- то луч света, и я чувствую дуновение

ветерка.

Тут она умолкла. Она приподнялась с дивана, где лежала так, словно ее

кто-- то принуждал к этому, и про-стерла обе руки ладонями внутрь, точно

поднимала ка-кую-- то тяжесть. Ван Хелзинк и я посмотрели друг на друга --

нам все стало ясно.

Наступило продолжительное молчание. Мы поняли, что ее время прошло и

что она больше нам ничего не скажет, нам тоже нечего было сказать.

Тут она приподнялась с дивана и сказала:

-- Видите, друзья мои. Он у нас в руках: он покинул свой ящик с землей.

Но ему еще нужно попасть на бе-рег. Ночью он, может быть, где-- нибудь

спрячется. Но если его не перенесут на берег или если корабль не при-чалит,

то он не сможет попасть на сушу.

Он может только ночью изменить свой облик и пере-прыгнуть или

перелететь на берег, так как если его по-несут, он не сможет сбежать. И если

его будут перено-сить, то, возможно, таможенные чиновники захотят осмотреть

содержимое ящика. Таким образом, если он сегодня до рассвета не попадет на

берег, весь следую-щий день для него пропал. В этом случае мы попадем как

раз вовремя. Если он не уйдет ночью, мы нападем на него днем, выгрузим его,

и он будет в нашей власти: ведь он не может показаться таким, какой он на

самом деле -- в человеческом образе, -- тогда его узнают...

Сегодня рано утром мы снова с трепетом прислушивались к ее словам во

сне. На сей раз она еще дольше не засыпала, а когда заснула, оставалось лишь

несколько минут до рассвета, так что мы начали отчаиваться.

Ван Хелзинк, казалось, вложил всю свою душу в ста-рания, и в конце

концов, повинуясь его воле, она отве-тила:

-- Всюду мрак. Слышу журчание воды на уровне моего уха и какой-- то

треск, точно дерева о дерево.

Она умолкла, и взошло солнце... Придется ждать до завтра.

И вот мы едем в Галац и сгораем от нетерпения. Мы должны были приехать

между двумя и тремя часами утра; но уже в Бухарест мы приехали с опозданием

на три часа, так что раньше чем после восхода солнца ни-как не сможем быть

на месте. Значит, у нас будут еще два гипнотических сеанса с миссис Харкер,

и тот или другой прольют больше света на то, что произошло.

 

 

Позже.

 

Солнце взошло и зашло. К счастью, все происходило в такое время, когда

нам ничто не мешало, так как, случилось это на станции, у нас не было бы

необходимо-го покоя и уединения. Миссис Харкер поддавалась гип-нозу еще

хуже, чем сегодня утром. Боюсь, ее способ-ность читать мысли графа

прекратится как раз тогда, когда мы больше всего будем в этом нуждаться. Мне

кажется, что начинает работать главным образом ее собственная фантазия.

Вот что она сказала в трансе:

-- Что-- то выходит: оно проходит мимо меня, точно холодный ветер.

Вдали слышатся какие-- то глухие зву-ки -- точно люди говорят на каких-- то

странных языках; сильный шум воды и вой волков.

Она умолкла и больше ничего не сказала. Когда очнулась, то не могла

вспомнить ничего из того, что го-ворила.

 

 

30 октября, 7 часов вечера.

 

Мы близ Галаца; потом мне некогда будет писать. Сегодня мы нетерпеливо

ждали восхода солнца. Зная, что с каждым днем становится все труднее

усыплять миссис Харкер, Ван Хелзинк принялся за дело гораздо раньше, чем

обыкновенно. Его усилия не производили никакого действия, и лишь за минуту

до восхода солнца она заговорила. Профессор не терял драгоценного вре-мени и

засыпал ее вопросами, на которые она так же быстро отвечала:

-- Всюду мрак. Слышу шум воды и стук дерева о дерево. Где-- то мычит

скотина. Вот еще какой-- то звук, очень странный, точно...

Она умолкла.

-- Дальше, дальше! Говорите, я приказываю, -- сказал Ван Хелзинк,

волнуясь.

Она открыла глаза и произнесла:

-- Ах, профессор, зачем вы просите меня делать то, чего, вы сами

знаете, я не могу! Я ничего не помню.

Затем, заметив наши удивленные лица, она встрево-жилась и, переводя

свой взор с одного лица на другое, спросила:

-- Что я сказала? Что я сказала? Я ничего не помню, кроме того, что я

лежала тут в полусне, а вы мне гово-рили: "Дальше! Говорите, я приказываю!"

И мне странно было слышать, точно я какое-- то непослушное дитя!

-- О, миссис Мина, -- сказал Ван Хелзинк с грустью, -- это

доказательство того -- если вообще нужны доказательства -- что я люблю и

уважаю вас, раз слово, сказанное мною в более серьезном тоне для вашего же

добра, могло показаться вам таким странным, потому что я приказывал той,

которой я считаю счастьем пови-новаться.

Раздаются свистки: мы приближаемся к Галацу.

 

 

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

 

 

30 октября.

 

Мистер Моррис повел меня в гостиницу, где для нас были приготовлены

комнаты, заказанные по телеграфу; он один был свободен, так как не говорил

ни на одном иностранном языке. Годалминг пошел к вице-- консулу, Джонатан

отправился с обоими докторами к агенту пароходства узнать подробности о

прибытии "Царицы Екатерины".

 

 

Позже.

 

Лорд Годалминг вернулся. Консул в отъезде, а вице-- консул болен, так

что все было сделано простым писцом. Он был очень любезен и обещал и впредь

делать все, что в его власти.

 

 

ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА

 

 

30 октября.

 

В девять часов доктор Ван Хелзинк, доктор Сьюард и я отправились к

господам Маккензи и Штейнкопф, агентам лондонской фирмы Хэтвуд. Они получили

теле-грамму из Лондона с просьбой оказывать нам всевоз-можные услуги. Они

тотчас же провели нас на борт "Ца-рицы Екатерины", стоявшей в гавани на

якоре. Тут мы увиделись с капитаном по имени Донелсон, который рас-сказал,

что он еще никогда в жизни не совершал такого удачного рейса.

-- Господи, -- сказал он, -- мы даже боялись, что такое счастье не

пройдет даром. Неудивительно, что мы так скоро пришли из Лондона в Черное

море, раз ветер дул нам в корму точно сам черт. И за все время мы ровно

ничего не видели. Как только мы приближались к какому-- нибудь кораблю,

порту или мысу, поднимался туман, сопровождавший нас все время, пока мы

проходили ми-мо них. У Гибралтара нам даже не удалось подать си-гнала, и до

самых Дарданелл, где пришлось ждать про-пуска, мы никого не встретили.

Сначала я хотел опу-стить паруса и постоять на месте, пока не пройдет туман,

но потом подумал, что если сатана решил поскорее вогнать нас в Черное море,

то он все равно это сделает; вдобавок, если мы придем раньше, то владельцам

не будет никакого убытка и не повредит также нашей ре-путации, а старый

черт, старавшийся так из своих личных интересов, будет лишь благодарен нам

за то, что мы ему не мешаем.

Такая смесь простоты и хитрости, предрассудков и коммерческих

соображений расшевелила Ван Хелзин-ка, и он ответил:

-- Мой друг, этот дьявол гораздо умнее, чем кажется, и он знает, когда

встречаться с достойным сопер-ником.

Шкипер остался недоволен комплиментом, но про-должал:

-- Когда мы прошли Босфор, люди стали ворчать: некоторые из них,

румыны, пришли ко мне и попросили меня выкинуть за борт тот большой ящик,

который ка-кой-- то странный господин погрузил на корабль перед самым

отходом из Лондона. Господи! До чего эти ино-странцы суеверны! Я их живо

осадил, предложив им следить за своими обязанностями, но когда нас снова

окутал туман, я решил, что, может быть, они и правы, хотя им я ничего не

сказал. Итак, мы пошли дальше, и после того, как туман простоял пять дней, я

решил, что пусть ветер несет нас, куда хочет, так как все равно против

дьявола не пойдешь -- он сумеет настоять на своем. Как бы там ни было, но

дорога была все время прекрасная, вода все время глубока, и два дня тому

назад, когда восходящее солнце показалось сквозь туман, мы уже находились на

реке против Галаца.

Румыны взбунтовались и потребовали, чтобы я выкинул ящик в реку. Мне

пришлось бороться с ними с ору-жием в руках: тогда только удалось убедить

их, что дур-ной или недурной глаз, а имущество моих владельцев должно

находиться в моих руках, а не в Дунае. Они, подумайте только, чуть не

схватили ящик и не выбро-сили его за борт, но так как на нем было помечено

"Галац через Варну", то я решил выгрузить его в ближайшем порту. Туман не

проходил, и мы всю ночь простояли на якоре. На следующее утро до восхода

солнца на борт поднялся человек и сказал, что получил письменное поручение

из Англии взять ящик, предназначенный графу Дракуле. Ящик, конечно, был к

его услугам. Он предоставил все бумаги, и я рад был отделаться от этой

проклятой штуки, так как она начинала меня беспокоить. Если у дьявола и был

какой-- то багаж на борту корабля, то им мог быть только этот самый ящик.

-- Как звали того господина, который его взял? -- спросил Ван Хелзинк.

-- Сейчас скажу! -- ответил капитан. Он спустился в свою каюту и,

вернувшись, представил бумагу, под-писанную "Эммануил Гильденштейн, Бурген

штрас-се, 16". Убедившись, что он больше ничего не знает, мы поблагодарили

его и ушли. Мы застали Гильденштейна в конторе. Это был старый еврей с

большим, горбатым носом и в ермолке. Он руководствовался аргументами особого

рода и, поторговавшись немного, сказал нам все, что знал. Знания его были

скудны, но очень ценны для нас. Он получил письмо от мистера де Билля из

Лон-дона с просьбой взять, если возможно, до восхода солн-ца, во избежание

таможенных неприятностей, ящик с корабля "Царица Екатерина", прибывающего в

Галац. Ящик он должен был передать некоему Петру Чин-скому, которому было

поручено нанять словаков, зани-мающихся сплавом грузов вниз по реке. За этот

труд ему заплатил некий англичанин кредитными билетами, ко-торые придется

разменять на золото в Дунайском интер-национальном банке. Когда Чинский к

нему пришел, он повел его к кораблю и передал ящик. Вот все, что он знал.

Тогда мы пошли искать Чинского, но нигде не могли найти. Один из его

соседей, по-- видимому, мало ему преданный, сказал, что он ушел из дома два

дня тому назад и неизвестно куда. То же самое подтвердил управ-ляющий,

получивший через посыльного ключи от дома вместе с условленной платой

английскими деньгами. Все это происходило вчера вечером, между десятью и

одиннадцатью часами. Мы стали в тупик.

Пока мы разговаривали, к нам, задыхаясь, подбежал какой-- то человек и

сказал, что в ограде Св. Петра нашли тело Чинского и что шея у него

истерзана точно каким--- то зверем. Те, с кем мы разговаривали, тотчас же

по-бежали туда смотреть, женщины кричали, что "это дело рук словаков!" Мы

поспешили уйти, дабы нас не втянули в эту историю. Дома мы не могли прийти

ни к какому решению. Мы узнали, что ящик находится в пути и куда-- -то

плывет, но куда -- нам еще предстояло узнать. Подав-ленные и разочарованные,

мы вернулись в гостиницу к Мине.

Собравшись снова вместе, мы первым делом обсудили вопрос, не рассказать

ли нам все Мине. Дела в от-чаянном положении, и это наша последняя надежда,

хотя и мало обещающая. В виде награды я был осво-божден от обещания, данного

мной Мине.

 

 

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

 

 

30 октября, вечером.

 

Они вернулись такие усталые, истощенные и удру-ченные, что я предложила

им прилечь хотя бы на пол-часа, пока я буду записывать все, происшедшее до

сих пор.

По моей просьбе доктор Ван Хелзинк дал мне все бумаги, которые я еще не

видела. Пока они отдыхают, я хорошенько все просмотрю и, может быть, приду к

какому-- нибудь заключению. Попробую последовать при-меру профессора и

обдумаю все данные без предвзятости.

Я верю, что Провидение мне поможет.

Теперь я более чем убеждена, что я права. Мое за-ключение готово, так

что я перепишу все начисто и про-чту им. Пусть они его обсудят.

 

 

ЗАМЕТКА МИНЫ ХАРКЕР

 

(Внесенная в дневник)

 

Необходимые вопросы -- Нужно разрешить задачу о графе Дракуле.

а) Его будут переносить. Это ясно, так как если бы он был в состоянии

передвигаться по своему усмотре-нию, то он явился бы в виде человека, или

летучей мы-ши, или в каком-- нибудь другом. Он, очевидно, боится, что его

откроют или узнают, а в том беспомощном со-стоянии, в котором он находится,

заключенный от восхода до заката солнца в ящик, это для него не без-опасно.

б) Где искать и поймать? Тут нужно идти путем исключений.

На дороге, в поезде или на воде?

1. На дороге. Тут масса затруднений, в особенности при выезде из

города:

а) Могут встретиться люди, а люди любопытны и пронырливы. Какой--

нибудь намек, предположение о том, что спрятано в ящике, может его погубить.

б) Может проехать пограничная стража или тамо-женные чиновники.

в) Его преследователи могут за ним погнаться. Это для него страшнее

всего: боясь выдать себя, он даже от-рекся от своих жертв -- от меня!

2. В поезде. Никто не сопровождает ящик. Доставка ящика может случайно

замедлиться, а промедление мо-жет быть для него роковым, раз враги гонятся

за ним по пятам. Ночью он, конечно, может и сбежать, но что с ним будет,

если у него не окажется убежища? Это его, конечно, не устраивает, а

рисковать он не намерен.

3. На воде. Это самый верный путь в одном отношении, но масса

опасностей в другом. На воде он беспомо-щен за исключением ночного времени,

и то тогда он может повелевать только туманами и бурей, снегом и волками.

Но, упади он в воду, он непременно погибнет. Он мог бы пригнать корабль к

берегу, но если это враж-дебная ему страна, где он не может чувствовать себя

свободным, его положение будет еще хуже.

В общем ясно, что он на воде, значит, нам придется теперь определить,

где именно.

Первым делом нужно точно определить, что им до сих пор сделано, тогда

мы поймем его дальнейшую цель.

Во-- первых. Нужно узнать, что он делал в Лондоне, когда ему

приходилось выкручиваться из затрудни-тельного положения.

Во-- вторых. Нужно посмотреть, что он сделал здесь, о чем мы можем

судить по известным нам данным.

Что касается первого, то ясно, что он собирался приехать в Галац и

отправить накладную в Варну, чтобы сбить нас с толку и заставить нас думать,

что в Англии его нет; а сам он надеется моментально скрыться.

Доказательством этому служит его письмо к Эмма-нуилу Гильденштейну с

просьбой взять ящик до вос-хода солнца. Затем инструкция, данная Петру

Чинскому. Это все, конечно, лишь одни предположения. Но ведь после того, как

Чинский был у Гильденштейна, найдут-ся еще какие-- нибудь письма или

поручения.

Что его планы до сих пор были удачно приведены в исполнение, нам

известно: "Царица Екатерина" фено-менально быстро проделала свой рейс. Что

граф все хо-рошо обдумал и умно устроил, уже доказано. Гильден-штейн принял

ящик и передал Чинскому. Чинский взял его -- и тут след пропадает. Нам

известно лишь, что ящик находится где-- то на воде и передвигается. Таможню

и пограничную стражу благополучно миновал.

Теперь разберем то, что делал граф после своей вы-садки на сушу в

Галаце.

Ящик был взял Чинским до восхода солнца. После восхода граф мог

появиться в своем настоящем виде. Теперь спрашивается, почему именно Чинский

выбран для исполнения этой работы. В дневнике моего мужа говорится, что

Чинский торговался со словаками, зани-мающимися перевозкой клади по реке в

порт, а мнение человека, сказавшего, что убийство -- дело рук слова-ков, --

доказывает общее враждебное отношение к этой нации. Граф желал уединения.

Вот мое предположение: граф решил поехать из Лондона в свой замок водой, так

как считал это самым спокойным и незаметным путем. Из замка его вынесли

цыгане, и они же, должно быть, передали свой груз словакам, которые

перевезли ящики в Варну, а оттуда он отправил их на корабле в Лондон. Значит

граф знал, кому поручить такое дело. Когда же ящик прибыл на сушу, то граф

до восхода или захода солнца вышел из своего ящика, встретил Чинского и

объяснил ему, как отправить ящик дальше по реке. Сде-лав это и убедившись,

что все в порядке, он замел следы тем, что убил своего агента.

Я посмотрела карту и нашла, что самые подходящие для словаков реки --

это Прут или Сирет. Я прочла то, что говорила в трансе: там говорится о том,

что я слыша-ла глухое мычание коров, шум воды и треск дерева. Граф находился

в своем ящике, на реке в открытой лодке, передвигающейся при помощи весел

или жердей.

Возможно, эта река не Сирет и не Прут, но можно сделать дальнейшие

выводы. Из этих двух рек Прут бо-лее судоходен, но зато Сирет у Фунту

соединяется с Быстрицей, которая огибает проход Борго. Круг, ко-торый она

описывает, проходит около самого замка Дракулы, так что туда легко попасть

водным путем.

 

 

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

 

(Продолжение)

 

Когда я кончила читать, Джонатан подошел ко мне, обнял и поцеловал.

Остальные пожали мне руку, а доктор Ван Хелзинк сказал:

-- Наша дорогая Мина снова является нашей учи-тельницей. Она оказалась

зрячей там, где мы были сле-пыми. Теперь мы снова напали на след, и на этот

раз, надеюсь, нас ожидает успех. Наш враг теперь слабее всего, и если

удастся напасть на него днем на воде, то наша задача решена. Он напуган, но

не сможет торо-питься, так как бессилен -- он не может выйти из сво-его

ящика, раз его ненавидят те, которые везут: если у них возникнут подозрения,

то они выкинут его в воду, где он и погибнет. Он это знает. Теперь, господа,

при-ступим к нашему военному совету, поскольку необхо-димо сейчас же решить,

что кому делать.

-- Я достану паровой катер и пущусь вслед за ним, -- сказал лорд

Годалминг.

-- А я -- лошадь, чт