Письмо Ван Хелзинка к госпоже Харкер

 

(Секретно)

 

24 сентября.

Милостивая государыня, очень сожалею, что мне приходится сообщить вам

печальную новость о смерти Люси Вестенр. Лорд Годалминг был так любезен, что

уполномочил меня просмотреть все ее письма и бумаги. Среди них я нашел ваши

письма, из которых узнал, что вы были ее большим другом и очень ее любили.

Во имя этой любви умоляю вас помочь мне. Помогите добиться справедливости и

уничтожить зло, которое ужаснее, чем вы можете себе представить. Разрешите с

вами пови-даться. Вы можете мне довериться. Я друг д-- ра Сьюарда и лорда

Годалминга. Мне придется держать наше сви-дание в секрете. Если вы дадите

согласие, я сейчас же приеду в Эксетер, куда и когда прикажете. Очень прошу

извинить меня. Я читал ваши письма к Люси и знаю вашу доброту; знаю также,

как страдает ваш муж, так что прошу ничего ему не говорить, ибо это может

ему повредить. Еще раз прошу извинения.

Ван Хелзинк.

 

 

ТЕЛЕГРАММА МИССИС ХАРКЕР

 

К ВАН ХЕЛЗИНКУ

 

 

25 сентября.

 

Приезжайте сегодня поездом 2.25 если успеете. Буду весь день дома.

 

 

Вильгельмина Харкер

 

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

 

 

25 сентября.

 

Я очень волнуюсь в ожидании д-- ра Ван Хелзинка, так как смутно

предчувствую, что он разъяснит мне болезнь Джонатана, не говоря уже о том,

что он был при Люси во время ее последней болезни и все мне расскажет и про

нее. Может быть, он только из-- за этого и при-езжает; он хочет разузнать

насчет Люси и ее хождения во сне, а вовсе не о Джонатане. Значит, я так и не

узнаю истину! Как я глупа! Этот ужасный дневник целиком меня поглотил, и я

не могу от него отрешиться. Конечно, этот визит касается Люси. Видимо, к ней

вернулась прежняя привычка, и она, наверное, расхворалась после той ужасной

ночи на утесе. Поглощенная своими дела-ми, я совершенно об этом забыла. Она,

должно быть, рассказала ему о своей прогулке в ту ночь на утесе и сказала,

что я об этом знала; и теперь он, вероятно, хочет, чтобы я сообщила

подробности.

Я ничего не скажу ему о дневнике, пока он сам не спросит. Я так рада,

что мой дневник переписан на пи-шущей машинке, так что если он спросит о

Люси, то я просто передам ему дневник, и это избавит меня от лиш-них

расспросов.

 

 

Позже.

 

Он был и ушел. Какая странная встреча и какая пу-таница у меня в

голове! Мне кажется, что все это сон. Неужели же правда? Не прочти я дневник

Джонатана, никогда бы не поверила в возможность произошедшего. Мой бедный,

милый Джонатан! Как он, должно быть, страдал! Даст Бог, он успокоится

совсем. Я буду его оберегать от всего. Если он наверняка будет знать, что

слух и зрение не обманывали его, это будет для него утешением и поддержкой.

Им наверняка овладели сомне-ния, так что если удастся их рассеять, он будет

удов-летворен, и ему будет легче пережить этот удар. Д-- р Ван Хелзинк,

должно быть, очень милый и умный господин, раз он друг Артура и д-- ра

Сьюарда и раз его пригла-сили из Голландии для лечения Люси. На меня он

произ-вел впечатление человека доброго, сердечного и благо-родного. Завтра

он придет снова, я спрошу его насчет Джонатана и. Бог даст, всем этим

тревогам настанет конец.

А пока воспользуюсь отсутствием Джонатана, чтобы подробно записать наше

сегодняшнее свидание.

В половине второго раздался звонок. Мэри открыла дверь и доложила о

приходе д-- ра Ван Хелзинка.

Это человек среднего роста, здоровый, широкоплечий, с быстрыми

движениями. Видно, он очень умен и обладает большой силой воли; у него

благородная го-лова, довольно большая. Лицо начисто выбрито, с рез-ким,

квадратным подбородком, большим, решительным, подвижным ртом, большим,

довольно прямым носом. Лоб широкий и благородный. Выразительные темно--

синие глаза довольно широко расставлены, выражение их то ласковое, то

суровое.

-- Миссис Харкер, не так ли?

Я утвердительно кивнула головой.

-- Бывшая мисс Мина Мюррэй?

Я снова кивнула.

-- Я пришел к Мине Мюррэй, бывшей подруге Люси Вестенр, поговорить об

умершей.

-- Сэр, -- сказала я, -- я рада видеть друга Люси Вестенр,-- и

протянула ему руку.

Он взял ее и ласково произнес:

-- О, мадам Мина, я знал, что друзья той бедной девушки должны быть

хорошими, но все-- таки то, что увидел...

Он кончил речь глубоким поклоном. Я спросила, по-чему ему хотелось меня

видеть, и он сразу начал:

-- Я читал ваши письма к мисс Люси. Я хотел кое-- что разузнать, но

было не у кого. Я знаю, вы жили с нею в Уайтби. Она иногда вела дневник --

вас это не должно удивлять, мадам Мина, -- она начала его после вашего

отъезда, по вашему же примеру; в нем она упоминает о некоторых событиях в

своей жизни и говорит, что вы ее спасли. Это навело меня на некоторые

предположе-ния, и я пришел вас просить рассказать мне все, что вы помните.

-- Я думаю, доктор, что смогу рассказать вам все.

-- А, вот как! У вас хорошая память на факты и детали? Это не всегда

встречается у молодых дам.

-- Нет, доктор, дело не в памяти, просто я записы-вала все и могу вам

показать, если хотите.

-- Я буду очень благодарен; вы окажете мне боль-шую услугу.

Я не могла удержаться от соблазна поразить доктора -- мне кажется, что

это врожденное женское чув-ство, -- и я подала ему свой дневник, записанный

стено-графически. Он взял его с благодарностью, поклонился и сказал:

-- Разрешите прочесть?

-- Если хотите, -- ответила я, смутившись. Он от-крыл тетрадь, и

выражение лица сразу изменилось.

-- Я знал, что Джонатан очень образованный человек, но и жена его тоже

оказалась умницей на редкость. Но не будете ли вы столь любезны прочесть

дневник мне? Увы я не знаю стенографии.

Тут я поняла, что шутки кончились, и почувствовала неловкость. Я вынула

свою копию, перепечатанную на пишущей машинке, из моего рабочего ящика и

пере-дала ему.

-- Простите, -- сказала я, -- я сделала это нечаянно, я думала, что вы

хотели спросить меня относительно Люси, но чтобы вам не ждать, -- для меня

это не важно, но ваше время, я знаю, дорого, -- я могу дать вам мой дневник,

переписанный для вас на пишущей машинке.

-- Разрешите мне прочесть его сейчас? Может быть, мне придется спросить

вас кое о чем?

-- Да, пожалуйста, прочтите его сейчас, а я пока распоряжусь о

завтраке; за завтраком можете расспра-шивать меня, сколько хотите.

Он поклонился, затем, усевшись в кресло спиною к свету, углубился в

чтение, я же пошла позаботиться о завтраке, главным образом для того, чтобы

его не беспокоить. Вернувшись, я застала доктора ходящим взад и вперед по

комнате; на лице его отражалась тре-вога.

Тут уж я больше не могла выдержать. Мне стало жаль Джонатана: ужас,

который ему пришлось пере-жить, странная таинственность его дневника и тот

страх, который не покидал меня с тех пор, все это живо пред-стало передо

мной. Я, должно быть, была болезненно расстроена, так как бросилась на

колени и, протягивая к нему руки, умоляла его вылечить моего мужа. Он взял

меня за руки, поднял, усадил на диван и сам сел рядом. Затем держа мои руки

в своих ласково сказал:

-- Моя жизнь одинока, и я всегда так был занят своими делами, что у

меня оставалось очень мало вре-мени для дружбы; но с тех пор как мой друг

Джон Сьюард вызвал меня сюда, я узнал столько хороших людей, что теперь я

больше чем когда-- либо чувствую свое оди-ночество, все усиливающееся с

годами. Уверяю вас в своей бесконечной преданности, благодарю вас за то, что

вы доказали мне существование милых женщин, кото-рые услаждают жизнь, -- и

жизнь и вера которых слу-жит хорошим примером для детей. Я рад, очень рад,

что могу быть вам полезным, так как если ваш муж стра-дает, то болезнь его

наверное из области моих знаний. Обещаю вам сделать все, что в моих силах,

чтобы он был здоров и мужествен и чтобы ваша жизнь была счаст-лива. А теперь

съешьте что-- нибудь. Вы слишком изму-чены и слишком взволнованы. Джонатану

тяжело будет видеть вас такой бледной, вы должны пожалеть его, поэтому вы

должны есть и смеяться. Вы все уже сказали мне о Люси, не будем больше

говорить об этом, -- это слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как

хочу обдумать все, что вы говорили, а затем, если позволите, задам вам еще

несколько вопросов. Тогда вы и расска-жете мне о болезни Джонатана, но не

сейчас -- сейчас вы должны есть.

После завтрака мы вернулись в гостиную, и он сказал:

-- А теперь расскажите все о нем.

Вначале я опасалась, что этот ученый примет меня за дурочку, а

Джонатана за сумасшедшего -- ведь его дневник такой странный -- и я не

решалась начинать. Но он был очень любезен, обещал мне помочь, я пове-рила

ему и начала свое повествование.

-- Мой рассказ будет очень странным, но вы не должны смеяться ни надо

мной, ни над моим мужем. Со вчерашнего дня меня охватило какое-- то

сомнение, но вы должны быть серьезны и не считать меня дуроч-кой из-- за

того, что я могла поверить некоторым стран-ным вещам.

-- О, моя дорогая, -- ответил он, -- если бы вы только знали, из-- за

каких странных явлений я здесь, то сами рассмеялись бы. Я научился уважать

чужие убеждения, безразлично, какими бы они ни были. У меня широкие взгляды

на все, и изменить их может лишь нечто стран-ное, из ряда вон выходящее,

вызывающее сомнение в том, безумно оно или здраво.

-- Благодарю вас, бесконечно благодарю вас! Вы облегчили мне задачу.

Если позволите, я дам вам про-честь одну тетрадь. Она очень длинная, но я

переписала ее на пишущей машинке. Это копия дневника Джона-тана за границей;

там описано все, что с ним произошло. Я не скажу о ней ничего, пока вы сами

не прочтете и не сделаете выводы. Затем мы снова встретимся, и вы

расскажете, что вы думаете по этому поводу.

-- Обещаю, -- сказал он, когда я подавала ему тет-радь. -- Я зайду,

если позволите, завтра утром, порань-ше, навестить вас и вашего мужа.

-- Джонатан будет дома в половине одиннадцатого, приходите к завтраку и

тогда его увидите; вы можете успеть на скорый в 3.44 и будете в Паддингтоне

около восьми.

Он взял с собою бумаги и ушел, а я сижу здесь и ду-маю -- думаю сама не

знаю о чем.