Глава 8. Учитель, воспитай ученика

• Победы и неудачи
• Обманчивость привычных вещей
• Что такое психологический пресс?
• "Золотая лихорадка"
• Живу, надеюсь и верю

Тренером сборной страны я стал в 1963 году. Тогда же меня пригласили на работу в Москву, где я принял заведование кафедрой тяжелой атлетики в столичном институте физкультуры. Хотя сам я больше не выходил соревноваться на помост, жизнь моя спокойней не становилась. В нее вошло множество новых для меня дел и забот.

Тренер... Иные молодые люди, добившись успехов на спортивной арене, считают, что тем самым основательно подготовили себя для будущей тренерской профессии. Тренерство видится им продолжением жизни спортсмена, с той приятной разницей, что, продолжая собирать урожаи побед, тренер вместе с тем не обязан больше вести суровую жизнь аскета, работать на пределе человеческих сил, подвергать себя опасности травм...

На деле все не так. Все тысячекратно сложней. Профессия тренера отнюдь не общедоступная. И не каждому человеку по плечу. Так, например, исследование, посвященное изучению личности тренера и предъявляемых к нему требований, в котором принимали участие 64 американских тренера по различным видам спорта, выявило следующие необходимые условия - тренер должен быть "оптимистичен, аккуратен, предусмотрителен, энергичен, отзывчив и общителен; он сознает свою ответственность, умеет контролировать свои эмоции в стрессовых ситуациях, производит впечатление доверчивого и искреннего человека, редко занимающего оборонительную позицию по отношению к другим; обладает хорошими качествами руководителя; отвечает за свои поступки; умеет проявить терпение; мыслит реалистически; выражает свои агрессивные тенденции четко, но в допустимых рамках.

Отрицательным и тормозящим качеством является, во-первых, недостаточный интерес к изучению потребностей в контакте со стороны других и недостаточная готовность оказывать эмоциональную поддержку. Во-вторых, несмотря на высокий интеллектуальный уровень тренера, консервативность, неповоротливость и закостенелость в восприятии и реализации новых знаний".

Выступая с докладом на семинаре тренеров, Юрген Цандер, директор Ратцебургской академии гребли, говорил: "...Требования, предъявляемые тренером к самому себе, никогда не могут быть слишком высокими. Чтобы добиться успеха, тренер должен быть выдающимся педагогом; недостаточно, чтобы он был только психологом. Психология - это вспомогательная наука для врача, юриста, в данном случае для педагога. Педагогика более обширная область. Эдуард Шпрангер однажды сказал: "Я боюсь, что педагогика в конце концов превратится в голую психологию".

Все вы, имея большой опыт тренерской работы, знаете, что значит работать со спортсменами высокой квалификации. Я утверждаю, что специальность тренера среди всех педагогических специальностей - самая трудная. Мы, как тренеры, имеем дело не с людьми среднего уровня, а вынуждены ставить спортсменов, с которыми работаем, в условия более или менее сильного стресса. Однако экстремальные требования обусловливают экстремальную реакцию, на которую тренер, в свою очередь, также должен отреагировать. Такая педагогическая ситуация требует от тренера хорошей интуиции, профессиональной зрелости, уравновешенности.

...Хороший тренер должен быть убежден в значении достижения вообще для человека, в том числе и в большом спорте, причем не только в смысле одномоментного достижения высокого результата, а и в более широком плане. Он должен быть убежден в том, что высокие достижения в спорте окажутся закономерными и в других областях деятельности человека, в противном случае спортивный успех превратился бы в нечто поверхностное, а следовательно, и бессмысленное. Известно, что относительно верности этого тезиса существуют разные мнения. Однако тренер не должен допускать сомнений в этой закономерности, иначе ему придется поставить под вопрос всю свою деятельность вообще.

Таким образом, я считаю, что тренер постоянно должен видеть перед собой всего человека в целом, а не воспринимать его только как потенциальную возможность достижения высокого спортивного результата.

Вот что отличает авторитарного тренера от демократичного: первый видит перед собой только цель, для достижения которой все средства хороши, второй ищет и формирует зрелого спортсмена.

Подводя итог, хочу сделать обобщение: у хорошего тренера на первом месте - человек, затем успех".

Добавлю от себя, что при всей обширности предъявляемых к тренеру требований никогда нет уверенности, что все предусмотрено заранее и жизнь не пополнит этот длинный перечень чем-нибудь таким, о чем вы не могли даже подозревать.

Спортсмен отвечает за себя. Тренер отвечает буквально за все. Любое обстоятельство, так уж повелось, мало-мальски влияющее на результат, автоматически ставится ему в заслугу или в вину. А поскольку первое место всегда одно, а претендентов на него много, судите сами, легкая ли у тренера жизнь. Тренер по природе своей страстный болельщик, хотя в нашей среде считается хорошим тоном это скрывать. Но сердцу, страстям своим не прикажешь. За выступление каждого воспитанника приходится переживать вновь и вновь. Годы напролет. Не просто переживать. Мучиться. Терзаться. Страдать. Поэтому валидол в кармане у тренера-ветерана отнюдь не такая уж редкая вещь.

В сборной моя тренерская жизнь началась вполне благополучно. Выиграли первенство мира 1963 года. На Олимпиаде в Токио завоевали четыре золотые медали из семи разыгрываемых, да к тому же три атлета получили "серебро". На горизонте, казалось, нет никаких туч.

В июле 1965 года наша команда отправилась в Софию с привычным намерением выиграть очередной европейский чемпионат. В то время польские штангисты находились на подъеме, но по моим раскладкам выходило, что до победы им все равно не дотянуться. Ребята наши выступали неплохо. Ничто не предвещало грозы. После того как отработали шесть весов, в нашем активе были три золотые и две серебряные медали. Правда, поляки держались близко, однако наш тяжеловес Виктор Андреев мог и должен был закрепить успех команды.

Если и был у поляков один-единственный шанс победить, то этот шанс они получили прямо из моих рук. Ю. Власов и Л. Жаботинский по своим результатам опережали ближайших к ним зарубежных силачей на добрых 60-70 килограммов. Но на соревнования поехали не они.

Токийская олимпиада нанесла Власову жесточайшую психологическую травму, от которой он был сам не свой, Жаботинский наверняка выиграл бы, но после олимпийского триумфа он не особенно рвался в бой. И мне показалось, что новый талантливый тяжеловес, появись он на международном помосте, и тому и другому прибавит новых сил, оживит дух здорового соперничества в категории, где уже наметился определенный застой. К тому же, пока я размышлял над всеми этими проблемами, Виктор Андреев побил мировой рекорд Власова в жиме, и это окончательно решило дело. "Пусть едет в Софию, пусть набирается опыта, - решил я. - это пойдет на пользу всем троим да и нашей тяжелой атлетике в целом".

Увы, способности Андреева так и остались неизрасходованным потенциалом. Он не любил работать. Чувство долга перед командой не слишком обременяло его. И в решительный момент наш колосс не сдюжил.

Сознаюсь, в то время в отношении к Андрееву я больше руководствовался доверием и надеждой, что это доверие подвигнет Виктора на большую целеустремленную работу над собой. Но я ошибся в нем. И в решительный момент, обладая мировым рекордом в жиме, штангист растерялся и так и не поднял начальные 180 килограммов в жиме. Для польской команды это было огромным, хотя и неожиданным подарком.

Вместо того чтобы своим выступлением завершить наш триумф, тяжеловес-неудачник обратил в поражение почти завоеванную нами победу. Да. в поражение. Ведь это для кого-нибудь второе место удача, а для такой команды, как советская, это форменный разгром.

После осечки в Софии, как манну небесную, ждал я первенство мира в Тегеране, где вместе с командой надеялся взять реванш. Но и в иранской столице наша мощная тяжелоатлетическая машина дала сбой. С самого начала. Едва только на помост вышли "мухачи".

На сей раз "отличился" не новичок. "Баранку" схватил герой Токийской олимпиады, опытный и закаленный боец Алексей Вахонин. Судьба опять благоприятствовала полякам, хотя и сами они работали с полной отдачей сил. Как мы ни старались их догнать, польская команда во второй раз торжествовала свою победу.

Из огня соревнований, еще не успев толком остынуть, едва очутившись дома, я сразу угодил в ледяную атмосферу недоверия и недоброжелательства. Сама собой образовалась "инициативная группа", активно хлопотавшая о моем смещении с поста тренера сборной страны. Одно за другим собирались многочисленные заседания, на которых, в частности, предавались анафеме методические установки, из которых я исходил.

Конечно, у каждого поражения есть свои причины. И деловое обсуждение этих причин принесло бы реальную пользу. Однако многим критикам не столько хотелось заниматься фактическими недостатками, сколько расправиться с новыми веяниями, с методикой подготовки, которая утверждалась в то время в спорте богатырей. "Путник может сбиться с пути, - размышлял я наедине с собой. - Так верните его на правильную дорогу, укажите то роковое место, где он уклонился в сторону, начал плутать. Но разве легче ему будет в дальнейшем, если вместо этого разбить компас, порвать карту, столкнуть человека с большака на запутанную неверную тропу?" Быть может, это покажется странным, но на многочасовых "чистилищах" я временами чувствовал себя не только жертвой, но и собственным палачом. Меня критиковали как тренера. Но в качестве заведующего кафедрой ведущего вуза страны, готовящего по тяжелой атлетике, не плодил ли я новых и новых тренеров, которые через несколько лет, может быть, снова обрушатся на очередного "Воробьева" с сугубо произвольных позиций (иногда правильных, иногда нет), подменяя точные знания мнениями и ощущениями, конкретность - абстракциями, биологические законы - привычными педагогическими догмами, затертыми, как медные пятаки. И опять вместо анализа фактов начнутся вольные рассуждения о том о сем. Я остался со сборной. Видимо, мне удалось убедить товарищей в том, что не дорога виновата, если мы плохо по ней идем. Я попросил дать мне год, чтобы доказать свою правоту, и получил его. Однако желание язык эмоций заменить на язык математических выкладок и непререкаемых законов природы окрепло во мне и побуждало постоянно работать над диссертацией, теперь уже докторской. Вместе с тем в качестве заведующего кафедрой я вновь и вновь задумывался над организацией подготовки специалистов, тренеров.

Один пример. Наш известный атлет Алексей Медведев готовился к защите диссертации. Практический опыт у человека большой. Работа обещала быть добротной. Но сильно смущал меня порядок, заведенный в институте еще бог весть когда и с тех пор оставшийся неизменным. Согласно традициям руководили диссертантами обычно представители теоретических кафедр - теории физической культуры, психологии педагогики...

Вот и на этот раз Медведев числился диссертантом на кафедре тяжелой атлетики, а научными руководителями у него должны были стать представлявшие кафедру физиологии профессор В. С. Фарфель и доцент В. В. Михайлов. По этому поводу ректору инфизкульта И. И. Никифорову я был вынужден заявить:

- Иван Исаевич! Если у Медведева будут руководители с кафедры физиологии, есть резон полностью перевести его на эту кафедру и дать возможность целиком посвятить себя физиологическим аспектам тяжелой атлетики. Если же он будет защищаться по практической теме у нас, то и руководство у него должно быть соответствующим.

Мне тогда еще не было 40 лет. Возраст для споров в ученой среде не совсем солидный. Маститый Фарфель, помнится, даже обиделся. Тем не менее старый порядок был нарушен, и Медведев получил руководителя также и со стороны нашей кафедры. В 1967 году он успешно защитил диссертацию, посвященную дозированию нагрузок у атлетов высокого класса. С тех пор абсолютное большинство диссертаций готовилось под двойным руководством. Один специалист представлял теоретическую кафедру, другой - практическую.

А чем плохо, спросит иной читатель, если работой руководит именно теоретик? Плохо тем, что, не занимаясь конкретной практической работой, он будет смотреть, на диссертацию именно с точки зрения теории, которая отнюдь не всегда совпадает с фактами, поставляемыми практикой. Бывает и так, что практика определенно противоречит теории, а поскольку работой руководит представитель последней, как скажется это на будущей диссертации, спрашиваю я вас? Есть основания опасаться, что диссертант, добывший "неудобные" факты или идущий вразрез с устоявшимися взглядами, в один прекрасный день услышит следующее: "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!"

В самом деле. Можно ли, изучая биохимию, выдавать рекомендации о том, как нужно учить фигурному катанию на коньках? Достаточно ли знать физиологию, чтобы полноценно разбираться в технике бокса и борьбы? Приложимы ли чисто педагогические принципы к планированию конкретной и весьма специальной работы?

Мне всегда казалось, что нет. Но многие мои коллеги видели в этом определенный резон. Убеждать их нужно было не пустопорожними рассуждениями, а опытом, экспериментом, конкретными результатами.

Есть у нас в институтах физкультуры кафедры теории физического воспитания - ТФВ. Есть соответствующий курс, который читается инфизкультовцам уже несколько десятков лет. Сформировалась эта теория еще в те далекие времена, когда в области спорта не было глубоких научных разработок, когда многие положения принимались на веру и не подвергались серьезной экспериментальной проверке.

Спорт, напряженный тренинг, обучение движениям - это активное вторжение в сложнейшую работу человеческого организма, глубокое воздействие на энергетический обмен, сердечно-сосудистую деятельность, кровообращение, метаболизм... А рассматривались эти процессы не с точки зрения достоверных данных и точных наук, а опять же через призму той же ТФВ, которая, не обладая солидным научным багажом, как бедная родственница, рядилась в пестрые обноски, доставшиеся в наследство от классической педагогики, философии, психологии, анатомии и т. д. Как говорится, с миру по нитке.

Однако "бедная родственница" не страдает скромностью. Положения, добытые указанным способом, ТФВ рискует постулировать практически на все виды спорта, хотя методические посылки - следствие ее универсальной теории - сплошь и рядом противоречат конкретным фактам, подчас не облегчают, а затрудняют деятельность следующих теории спортсменов и тренеров.

Как можно с одной теоретической колокольни смотреть на шахматы и футбол? Много ли общего в подготовке стрелка и прыгуна в высоту? Есть ли резон одинаково учить людей, одни из которых будут заниматься лечебной физкультурой, а другие работать со сборными страны?

Возьмем для ясности только одну легкую атлетику, в рамках которой сосуществуют метания диска и копья, толкание ядра, прыжки в длину и высоту, бег на спринтерские и стайерские дистанции... Больше того. На сегодняшнем уровне развития даже бег, например, стайерский требует строго дифференцированного подхода: Ну а что касается стометровки и марафона - это вообще небо и земля. Разная динамика движений. Разные механизмы работы. Разные требования к самим спортсменам... Все разное. Пожалуй, общим и для того и для другого является лишь слово "бег".

Даже если ограничиться тренировкой бегунов на длинные дистанции, то и тогда обнаружится впечатляющее разнообразие методик и школ, подходов и идей, зачастую схожих, зачастую полемизирующих друг с другом.

Английские бегуны 1880-1910 годов, с их сочетанием бега на дистанции, превышающие соревновательные, с интервальной тренировкой и опорой на популярные идеи того времени: потребление разного рода напитков, длительную ходьбу, "потение".

Уже тогда подчас тренировались по два раза в день, при этом иногда "включали" максимальные скорости, а на соревнованиях использовали рывки, так характерные позднее для Владимира Куца.

"Великие финны" 1910-1936 годов во главе с X. Колехмайненом и позднее П. Нурми. Активное освоение интервального метода. Тренировка на дистанциях, превышающих соревновательные. Мощный равномерный бег Нурми, далекий от тактических хитростей, но непосильный для соперников. Пророческие слова Нурми: "Тогда многие не понимали, что и скоростная тренировка развивает выносливость..."

Разнообразие методов, возникшее в 1936-1948 годах:

• "индианская школа Билли Хейеса", тренера университета в штате Индиана (США), характерная высокой интенсивностью тренировок;
• "легкая тренировка", сформулированная Г. Канингхэмом, умевшим добиваться высоких результатов при сравнительно малых тренировочных нагрузках; контролируемая интервальная тренировка - продукт научного анализа - созданная усилиями Д. Ортона, Л. Пикхала, В. Гершлера, Э. Затопека и др. Ритмическое чередование работы и отдыха. Добавление скоростной работы. Большие нагрузки. Бег до заранее определенной частоты пульса; шведская школа и фартлек (игра скоростей) - довольно бессистемное сочетание кроссового бега и интервальной тренировки; метод Э. Затопека - бегуна в тяжелых армейских башмаках, - ознаменовавший так называемую эпоху "интенсивной тренировки"; школа Ф. Стампла - комбинирование интервального и повторного бега; М. Иглой и венгерская школа;
• русская школа, связанная с появлением на дорожке В. Куца, - весьма интенсивные тренировки, использование массажа и двух дней отдыха, оригинальная тактика соревнований, которой почти никто не мог противостоять.

Затем пришли П. Черутти и X. Эллиот. "Возврат к. природе" - тренировки босиком в подлеске, на берегу моря, в песчаных дюнах. Использование упражнений с отягощениями; Лидьярд и новозеландская школа - новый "марафонский" метод, при котором недельный объем работы подчас составлял 100 миль. Примерно шесть хорошо сбалансированных тренировочных периодов в году; Бауэрман и орегонская школа, делающая ударение на одном соревновательном сезоне - сезоне на стадионах. (В большинстве американских колледжей обычно три соревновательных сезона - кроссов, в закрытых помещениях и на стадионах.); "Джумбо" Эллиот и школа университета Вилланова с упором на скорости интервальных пробежек, на "качестве" работы, а не на постепенном сокращении времени интервалов отдыха. Напряженное расписание соревнований - примерно 12 в год - в кроссе, в помещениях и на стадионе.

Потом пришли африканцы, некоторые из которых широко использовали условия среднегорья...

Как видим, даже к длинному бегу трудно подходить с одной меркой, с одной теорией. Это все равно что од ним ключом надеяться открыть множество разных замков. Как бы не остаться перед закрытой дверью. И тем не менее теория физического воспитания, которая с одинаковой самонадеянностью берется указывать путь в штанге и легкой атлетике, в плавании и альпинизме, в велоспорте и дзюдо, и по сей день в физкультурных вузах - один из главных предметов.

Стоит ли после этого удивляться, что у многих наших специалистов из всех слов спортивного лексикона самое любимое и часто употребляемое - это, пожалуй, объем. Не особенно утруждая себя трудными поисками новой технологии тренировок, эти специалисты, чтобы ни случилось, каждый раз, как за палочку-выручалочку, хватаются за объем. Через призму объемов они привычно смотрят на взлеты и падения, поражения и победы.

- Увеличивайте объем работы! Мало работаете. Толк будет только тогда, когда набегаете (наплаваете, наездите, наподнимаете...) процентов на 20 (на 30, на 40, на 50...) больше, чем теперь, - такие советы спортсмены самых разных специальностей часто слышат со всех сторон.

Между тем современный спорт (если смотреть на него с точки зрения объема выполняемой работы, поистине огромного) сейчас находится примерно в том же положении, в котором очутилась авиация в 40-х годах; мощности авиадвигателей внутреннего сгорания росли, моторы становились все более прожорливыми и громоздкими, а скорость полета увеличивалась незначительно, черепашьими шажками и грозила в ближайшем будущем замереть на одной точке.. Так бы, вероятно, и случилось, не произойди качественный скачок, связанный с появлением и освоением реактивного двигателя.

Думается, и нам в спорте (не только тяжелоатлетическом) пора перестать уповать только на растущие без конца объемы работы и попытаться изобрести свой "реактивный двигатель". Иначе как бы нам не очутиться в тупике. Близость такого тупика многие тренеры и спортсмены уже явственно ощутили на себе, ибо безмерное увеличение нагрузок все чаще оборачивается травмами, застоем в результатах, перенапряжением и перетренировкой, что нередко ведет к неоправданному уходу спортсмена из большого спорта.

Известный лыжник, ныне заслуженный тренер РСФСР А. Акентьев в статье "Не потерять бы скорость, таланты и резервы" писал в газете "Советский спорт":

"Не секрет, в ранг героев Инсбрукской олимпиады И. Гаранина привел труд, Бажукова - талант. Гаранин помог нам преодолеть психологический барьер перед объемами совершенно иного порядка. Однако для него, Гаранина, этот путь "через объемы" по ряду причин был единственным способом подняться на вершину. И выжал из него все: завоевал в Инсбруке "бронзу" на дистанции 30 км, занял 4-е место в гонках на 15 и 50 км, вывел на 3-ю позицию команду в эстафете. Бажуков же, особенно не известный дотоле, буквально ворвался на олимпийский пьедестал. Какие там объемы! Он только за сезон до игр был включен в сборную команду и просто не успел освоить их в полной мере, в какой осваивали все. Миновал год. Бажуков в конце концов прошел через ту большую по объему монотонную работу, которая предусматривается тренировочными планами в одинаковой мере для каждого члена сборной команды. Подчеркиваю - в одинаковой мере, хотя, как никто другой, вправе был рассчитывать на индивидуальный подход. В итоге на чемпионате страны в Сыктывкаре он не сумел выиграть свою коронную дистанцию - занял только четвертое место. Зато финишировал вторым в марафоне. Помню, тогда в Сыктывкаре, объясняя неудачу Бажукова в спринте, тренеры сборной поговаривали о том, что он все-таки ленился и накатал меньше километров, нежели следовало.

Наступил новый сезон - сезон чемпионата мира, Бажуков вышел на объемы поистине гаранинские. Финал же известен - в Лахти на 15-километровой дистанции он показал девятый результат и потерял место в эстафетной команде".

Далее А. Акентьев продолжает: "И еще: хотел бы быть понятым правильно - я вовсе не против больших объемов. Мы пока явно не нашли оптимального сочетания объема со скоростной тренировкой. И тем более не нашли такого сочетания в индивидуальном порядке, исходя из способностей и возможностей каждого лыжника сборной. Я призываю именно к такому поиску".

С критическими замечаниями в отношении существующей методики и периодизации тренировки в своей книге "Метание молота" выступил также и ее автор - олимпийский чемпион, кандидат педагогических наук А. Бондарчук. Он писал: "Нелишним будет отметить, что два сильнейших метателя молота среди взрослых и юниоров в сезоне 1969 и 1973 годов тренировались совершенно по иной системе годичной подготовки, в корне противоположной системе Л. П. Матвеева... В результате такой тренировки оба спортсмена выиграли чемпионат Европы и установили по два мировых рекорда".

Итак, классические установки, так гладко выглядевшие на бумаге, на практике зачастую приносят отнюдь не золотые плоды. Отсюда растущее стремление проверить ТФВ передовой практикой, достижениями, хотя и не укладывающимися в рамки старых концепций, но зато несущими в себе зачатки знания завтрашнего дня.

Пугающее отвлечение от сути вещей, свойственное ТФВ, опасно еще и потому, что многие данные, на которых она базируется, неверны (это касается прежде всего лжеучения Т. Лысенко), устарели либо, тоже не редкость, истолковываются вульгарно, по старинке. Так апологеты Павлова оказывают великому ученому плохую услугу, его предположения выдавая за аксиомы, игнорируя (или не зная) многие новые данные, характеризующие архисложную работу головного мозга.

Но ведь ТФВ - это не абстрактные упражнения для юного ума. Это установка, с которой завтрашний тренер придет к своим ученикам. И он вправе ожидать, что преподанный ему в институте материал поможет находить верный путь через лабиринт тренировок, нагрузок и соревнований. Только поможет ли?

Когда я высказывал свои сомнения, профессора с кафедры ТФВ только снисходительно улыбались. И все же несколько лет назад мы собрались, чтобы специально поговорить по вопросам теории. Суть моего выступления сводилась к тому, что тренировку нельзя рассматривать только как педагогический процесс с его традиционной ориентацией на принципы постепенности, разносторонности и т. д., поскольку в интенсивной физической работе неминуемо проявляются и биологические, биохимические, физиологические и другие закономерности. Я тоже считал, что нельзя чрезмерно выделять роль нервной системы в регуляции различных функций организма, так как и периферические процессы играют большую роль, обусловливая возможность экстренной саморегуляции, самонастройки. Коллеги внимательно меня выслушали, но в башне их устоявшихся взглядов не сдвинулся ни один кирпич.

Кто же прав? Наверное, тот, чьи воззрения подкрепляются опытом, практикой, живым делом. В конце концов любая теория мало чего стоит, если остается вещью в себе и негодна как рабочий инструмент.

Итак, практическая проверка, испытание делом... И начать надо непременно с самих основ - принципов постепенности, разносторонности, доступности и т. д., ибо механически перенесенные в практику спорта, в частности в тяжелую атлетику, они, как говорится, себя не оправдывали. И работа началась.

На кафедре тяжелой атлетики постоянно вели исследования пять-шесть аспирантов, преподаватели, студенты. При кафедре удалось создать довольно серьезную лабораторию. Большая научная работа велась и со сборной страны. Комплексная научная бригада, которой я руководил, поставила перед собой задачу - разобраться в научных основах построения тренировочного процесса, вскрыть механизм становления тяжелоатлетической техники (его изменения в зависимости от нагрузок), обосновать оптимальные режимы работы. И постепенно начали выясняться удивительные вещи. Оказывается, даже фундаментальные принципы, которые свято блюли целые поколения спортивных работников, сплошь и рядом не отвечали потребностям сегодняшнего дня, вступали в противоречие с реальной сутью вещей, порой не облегчали, а даже затрудняли путь спортсменов к высокому результату. А ведь именно на этих принципах, как на китах, держится вся теория физической культуры.

Возьмем принцип разносторонности, предполагающий в области спорта и физкультуры всестороннее развитие двигательных качеств и скелетной мускулатуры.

Спору нет - когда спорт используется как средство культурного досуга и укрепления здоровья, можно с легкой душой бегать, прыгать, плавать, играть в футбол и ручной мяч, поднимать тяжести, грести... Другое дело, если речь идет о достижении максимального результата в большом спорте. Тут случайный подбор нагрузок и упражнений исключается начисто. Тут важно отыскать такой способ подготовки, который, будучи самым эффективным и экономичным, быстрее других приведет к желанной цели.

В поединке равных имеет значение всякое "чуть-чуть". Поэтому если средства подготовки в какой-то мере случайны, организм будет адаптироваться не к тому или не совсем к тому, что потребуется от него на соревнованиях. В этом смысле видеть в общефизической подготовке (ОФП) базу высшего мастерства - ошибка. Такой базой может быть только специальная подготовка.

В самом деле. Целесообразно ли, скажем, велосипедисту развивать массивную мускулатуру плечевого пояса? Ведь - "для дела" - она не понадобится ни на треке, ни на шоссе. Лишней окажется она и у марафонца, у футболиста, у конькобежца... В то же время работа для развития плечевого пояса требует времени и сил, которые отнимаются у специальной тренировки, обеспечивающей высокий результат.

Слов нет. Идея гармонического развития - прекрасная идея. Но ее претворением в жизнь заниматься нужно в свое время и на своем месте. Если же мы станем подходить с ней к спорту максимальных достижений - заниматься гармоническим развитием, а надеяться на высокий результат, - то, вероятнее всего, и развития соответствующего не получим, и результатов высоких не покажем.

Кстати сказать, роль ОФП исследовалась И. Э. Мюльбергом в эксперименте. И вот что обнаружилось. Тренировались три группы. Первая специализировалась только по тяжелой атлетике. Вторая занималась штангой и ОФП с силовой направленностью. Третья - штангой плюс одно занятие в неделю обычной ОФП. Эксперимент показал, что в первой группе рост результатов в килограммах был в два раза больше, чем в третьей. Вторая группа заняла промежуточное положение.

Итак, чем дальше от сути тяжелой атлетики, чем больше привносится в тренировку не характерных для штанги упражнений, тем хуже результат. Уверен, что и в других видах спорта дела обстоят точно так же.

Но вернемся к спорту богатырей. Как известно, основная работа в тяжелой атлетике выполняется мышцами-разгибателями, а их антагонисты, сгибатели, остаются как бы в тени. Что будет, если в угоду мысли о гармоническом развитии мы и на них обрушим интенсивные нагрузки и достигнем того положения, при котором все мышцы будут развиты одинаково. Такую задачу решает, в частности, атлетизм. Но там нет жестко обусловленной соревновательной программы. Там целью деятельности является само развитие, а не высокий результат. Ну а чем обернется педантичная гармоничность для тяжелоатлета? Развитие мускулатуры - вещь трудоемкая. Один вид работы или другой, а источник энергии для нее один. И не безграничный. Поэтому, начав работу "на два фронта" - и для штанги (разгибатели), и для гармоничности (сгибатели), - штангист поставит себя в невыгодные условия, ибо уже не сможет уделять максимум усилий своему основному делу - двоеборью.

Но это еще не все. Развитие сгибателей обязательно приведет к их росту, а это неминуемо скажется на весе атлета, который заметно возрастет. Когда на счету каждый грамм, это означает серьезную опасность "не вписаться" в границы своей весовой категории. Придется перейти в следующий вес. Между тем мускулатура, обеспечивающая подъем снаряда, остается у нашего атлета на прежнем уровне. Так какие же у него остаются шансы на успех?

О принципе постепенности. По традиции считается, что повышать и понижать нагрузку нужно плавно, по степенно. По моим же наблюдениям, лучшие результаты давало скачкообразное повышение нагрузки. И опять возник вопрос: кто прав?

Кстати сказать, будучи в 1969-1971 годах начальником Управления науки и учебных заведений Спорткомитета СССР, я как-то предложил упоминавшемуся уже Л. П. Матвееву применить на практике классическую теорию физического воспитания и, пользуясь предоставленным мною обширным цифровым материалом, разработать месячный план тренировки для одного-единственного атлета.

Матвеев - профессор, доктор педагогических наук, можно сказать, верховный жрец теории физического воспитания. В его активе большая научно-педагогическая деятельность, много статей и книг. Однако этот широко образованный и эрудированный ученый работает в отрыве от конкретной практики нашего вида спорта. Конечно, большого криминала в этом нет. Нельзя объять необъятное. И все бы хорошо, но ведь по идее ТФВ - это ключ к процессам всей физической культуры в самом широком смысле (как остроумно заметил польский автор Б. Рыба, в настоящее время сложилась ситуация, при которой легче сказать, чем не должна быть теория спорта, нежели утвердительно определить ее содержание), в том числе и тяжелой атлетики. И коли уж любой студент, прослушав соответствующий курс, должен уверенно справляться с построением плана, то для профессора, являющегося корифеем в этой области, если и есть что-нибудь необычное в предложенной задаче, то только ее необычайная легкость.

Открою маленький секрет. Побуждал меня отнюдь не полемический задор, а скромное желание получить материал для опыта, так сказать, из первых рук. С тем, чтобы затем путем эксперимента сравнить план профессора с нетрадиционной программой работы.

Увы, выслушав мое предложение, коллега поначалу стушевался, но тут же мягко, но решительно отклонил его. Я могу объяснить это лишь тем, что он, вероятно, хорошо сознавал - столкновение абстрактной теории с практикой конкретного вида спорта отнюдь не станет новым свидетельством торжества ТФВ.

И все же мы испытали "на излом" и новые взгляды, и старые представления. Ведь недаром говорится, что все познается в сравнении.

А. Д. Ермаковым под нашим руководством было проведено несколько педагогических экспериментов, длившихся восемь-десять недель. Сравнивались два варианта распределения тренировочной нагрузки в недельных и месячных циклах. В одном случае нагрузка изменялась "классически" - плавно, волнообразно (согласно рекомендациям Л. П. Матвеева, 1964, и Н. Г. Озолина, 1970), в другом - вариативно, скачкообразно.

Мы выяснили, что вариантное изменение нагрузки благоприятнее сказывалось на здоровье и самочувствии спортсменов, тогда как при постепенном увеличении работы наблюдались случаи плохого самочувствия, атлеты порой не могли проводить тренировку на должном уровне.

Суммарный объем нагрузки, средняя интенсивность, число упражнений за исследуемый период были в той и в другой группах идентичными. Коэффициент вариации объема нагрузки в "скачкообразной" группе оказался равным 33,6 процента, при исследовании среднего веса штанг - 7,25 процента. В отдельных занятиях объем нагрузки колебался еще значительнее - 41,4 процента, средний вес - 7,4. В результате в "скачкообразной" группе спортивные достижения повысились более чем на 61 процент по сравнению с другой, тренировавшейся традиционно - по волнообразной схеме.

Вероятно, читатель сам без труда определит, много это или мало - 61 процент. Даже если какая-нибудь методика обещает нам всего один процент, мы не вправе пренебрегать и им. Ведь в современном спорте счет идет на секунды, десятые и сотые доли секунд, на сантиметры и граммы... Даже с помощью приборов не всегда бывает легко выявить преимущество одного спортсмена над другим. Вот почему мы сегодня ни в коем случае не можем опираться на методы устаревшие, приблизительные, плохо работающие на практике. Но если теория не может служить руководством к действию, то для чего она тогда вообще?

Кстати сказать, стремление по-новому подойти к проблемам тренировки ощущается не только в тяжелой атлетике, но и в видах спорта, стоящих от нее - по своему содержанию - очень далеко. Например, там, где решающим фактором является выносливость.

Мои единомышленники и коллеги по МОГИФКу, специалисты по легкой атлетике А. М. Якимов и В. Е. Горшков, отойдя от старых методов, решили испробовать новый, так называемый интегральный, использующий большое разнообразие средств, решительно избегающий монотонности, усиливающий эмоциональный фактор, способствующий более полному развитию потенциальных возможностей спортсмена. Они пишут:

"...Используя закономерности, разработанные известными специалистами в области теории и практики спорта А. Н. Воробьевым и Д. Каунсилменом, мы за сравнительно короткий период времени подготовили большую группу мастеров спорта в беге на средние и длинные дистанции: М. Мазин, Н. Радостев, С. Зяблов, А. Осипенко, В. Куликов, В. Авдонин, В. Михайлов и другие. Следует отметить, что большинство из них поступили в наш институт спортсменами второго разряда. (Раньше, тренируясь по старому, такие спортсмены, как п